Алмазные буси. Го

Тонкая струйка крови ехидно пробежала по клинку и снова не вписалась в его причудливый лиловый узор. «Нет, не то! Опять не то!» – Минамото-сан досадливо поморщился, привычно отшвырнул нож для харакири и поплёлся к гейше жаловаться на ушедшее вдохновение.

Алмазные Буси. Го.

Алмаз – самый твердый материал на планете Земля.

Буси – (древнеяп.) воин.

Го – (древнеяп.) букв. «бусинки на ниточке» – название распространенной игры.

Моим друзьям (ЕС) посвящается

Список используемой литературы:

1. Поручик Даль «Словарь русского языка».

2. Неизвестный автор «Букварь».

3. Го Сиракава «Японский за одно мгновение».

4. А.Н. Исимов «Монопенисуальность и гомофаличность в стеклодувном деле».

5. Ж.Удаев «Роль Хамады и Ромаера в становлении

Сакурая».

6. З.Фрейд «Психология бессознательного».

7. М.А. Рушенко «И прожить ее надо так, чтобы не

было мучительно…».

8. Группа авторов «Полифепан и похмельный синдром».

9. Е.Р. Офеев «Лечение аллопеции минеральными

водами».

10. В.И. Ленин «Как нам реорганизовать Рабкрин?».

11. К.О. Волошен «Булемия становления управления».

12. А.Грин «Бегущая по волнам».

13. Д.Браун «Ходящая по рукам».

14. И.В. Ширяев «Страховой случай в поисках нижнего ствола».

15. Н.Е. Шикин «Курить я не перестану, но пить

буду».

Васаби парень хороший

Даже в мокром кимоно

Не слышит шум водопада.

Никитинское.бАвгуст. Первый раз выбираемся на низа большой командой, местные егеря еще не привыкли к тому, что подводная охота – реальность. Посмеиваются, балагурят, однако, при виде целого мешка рыбы притихают. Шутка ли, в сетках и секретах сазана нет, а тут… Немного позже это превратится в местную легенду. Приезжают, мол, берут рыбы, сколько можно, летучие голландцы какие-то. Тут за одним сазанчиком днями с удочками сидишь – без толку. Обычная история с новыми технологиями. Как-то поехали испытывать первую в Астрахани электроудочку. Пока выгребли на лодке по Щучьему Ерику, переплыли несколько сеток. На берегу шалаш. Из шалаша – две заросшие физиономии.

   Бомжи – говорит провожатый – вторую неделю сетки мочат, нет сазана, все у меня на ферме жратву выпрашивают. Встали под Каршу, дали разряд, всплыло три сазана. Вытащили сачком, передвинулись дальше, там та же история. На третьем месте перехватываем горящие священным ужасом глаза робинзонов: "Колдуны приехали! Из пустой реки сачком рыбу тягают!"

   И смех и грех. Собственно по поводу греха и отказались от электрического лова – неспортивно как-то. Другое дело – охота. Помаши ластами за ней, родимой, подорви легкие через трубку, да еще не промахнись. Впрочем, это известный спор между ловцами и стрелками – у кого спортивнее:

– И что, этой самой штукой ее и бьете? – егерь недоверчиво трогает гарпун пальцем, – А она что, не дергается?

– И не говори, – Славка показывает на шрамы вокруг своего рта, – особенно сазан. Вцепляется сразу, до горла достать не может, так загубник вырывает и начинает лицо кромсать. Насилу отбился в тот раз.

   Толпа замирает. Свои в ожидании шоу, чужие в непонятках, – откуда у сазана зубы. На самом деле шрамы у Славки от любви к животным. Как-то с пьяни решил поцеловать овчарку ну и… Вкатили ему тогда сыворотку от бешенства и на девять месяцев пить запретили. Жена, наверно, до сих пор за собаку молится. Друзья же с тех пор зоофилом кличут. Егерь хлопает глаза, толпа взрывается хохотом.

– Да, – решает добить подранка Славка, – у тебя пассатижи есть?

   Парень, подумав, что для ремонта ружья, подрывается и приносит из сторожки инструмент. Славка благодарит и засовывается пассатижи себе в ухо. С невозмутимостью крутит их и вынимает кусок желтой пластмассы. На самом деле это силиконовый вкладыш от воды застрял, но в исполнении Славы (черный гидрокостюм, неведомое ружье) – это выглядит кадром из фильма про Терминатора.

   "Ну, их на хрен этих городских", – вероятно думает егерь и предпочитает затеряться среди своих мужиков. Делимся рыбой с хозяевами. Во-первых, сазан в это время – даже для егерей блюдо не расхожее, во-вторых, у нас завтра еще день. Все-таки сомневаются хозяева, вкладывают перста в сазаньи раны, проверяют, – правда ли стрелянный.

– Да будет Вам, – замечает Андрей, – На самом деле никаких дырок в рыбе не существует, – это все плод больного воображения.

   Егеря переглядываются, но в спор не вступают, – мало ли кто что брякнет с дуру. Опять -таки, вон, ножи достают жуткие с виду.

   Олег со Славкой разделывают рыбу, Жиляев как-то раскосо улыбнулся и ушел на кухню с бутылкой соевого соуса. Значит опять Намбон-Дзуке. Черт его знает, где раскопал Андрей рецепт этого японского блюда, но только с тех пор готовит его при любой возможности. Хлопотно, долго, но все-таки лучше, чем опостылевший вкус рыбы. Убедитесь сами.

Рецепт Намбон-Дзуке.

   Приготовить маринад:

   Соевый соус – одна чашечка

   Вода – одна чашечка

   Уксус (желательно рисовый) – одна чашечка

   Довести маринад до кипения (но не кипятить). Положить в горячий маринад морковь, капусту, паприку – нарезанные тонкими полосками (либо купленные у карейцев на базаре) по пригоршне каждого. Луковицу, покрошенную в пыль, листья сельдерея (без стеблей) также измельченные. Поставить маринад остывать под крышкой.

   Филе сазана нарезать брусочками, присолить, обвалять в муке и жарить в большом количестве масла до цвета темного дерева, извлечь "Шубу из маринада. Горячие бруски мяса сразу со сковороды бросать в холодный маринад на 10-15 минут.

– Это принципиально, – холодный маринад. Тогда он пронизывает рыбу насквозь, и она перестает быть рыбой. – Андрей танцует между сковородками и тарелками, выкладывая слой рыбы, слой "шубы", и снова слой рыбы. Получается какой-то натюрморт из морской травы и затерявшихся в ней обломков старого судна.

– Все то у них по-японски. Мы сначала продукт маринуем, а потом жарим, так нет же, им надо сначала жарить.

   Начинается "комариный час". Есть такое время летним вечером, когда комары словно сходят с ума по горячей рыбацкой крови. Полчища громадных кровососов как по команде срываются с потолка охотничьего домика и присоединяются к приготовлению Намбон-Дзуке. Анисимов злорадно ухмыляется и зажигает сразу две китайские спирали "от комаров". Вампиры образуют столь плотную тучу, что, хлопая себя по щекам и шее жирными руками, Андрюха в отчаянии запевает какую-то японскую песню. Однако быстро путается в диалектах и переходит на знакомое – "Над Амуром тучи ходят хмуро". Выглядит это все совсем уж по-японски. Фигура Анисимова с двумя дымящими спиралями в руках, словно статуя злого буддийского бога в храме, крутящийся дервиш, Жиляев завывающий: "И летели наземь самураи под напором стали и огня", летящие наземь прямо в тарелку с мукой, отравленные комары, треск рыбы на чадящей сковороде, удушливый запах соевого соуса и озадаченные лица егерей в дверях. Появляются два странствующих монаха, Жудаев с Ермаковым, и затягивают древнюю мантру: "Жрать – хочу -когда – готово – будет". Жу пытается отхлебнуть чаю из кружки. Тщетно, поверхность чая на два пальца покрыта телами комаров. Чайную церемония нарушают громкие древние заклятья Славки, отбивающегося от кровососов. В переводе это звучит примерно так: "Мама моя, видел я в жизни комаров, но столь извращенного соития не встречал я ни в оральной, ни в анальной сферах.

– Да будет Вам, – замечает торжественный Анисимов, – на самом деле никаких комаров не существует, все это плод больного воображения.

   Егеря вежливо освобождают проход, и мы несемся к баркасу с дымящимися кастрюлями.

   Дивное это время – летняя ночь в дельте. Казалось бы, только что миллиарды крыльев создавали равномерный гул, вселяя ужас во все живое и теплокровное, и вдруг – тишина. Лишь изредка сотня-другая припоздавших комариков споют свою песню и тут же замолкают под дружные аплодисменты слушателей. Лодки уже не снуют по каналам, не голосят искусанные москвичи. И только звон разнокалиберной посуды аккомпанирует тихим беседам бражников. За импровизированным столом баркасика вся компания. Гриша – капитан и хозяин нашего судна – впервые на охоте и это ценно: есть кому заливать в уши наши охотничьи байки. Так и сидим, заливаем кто в уши, кто в глотку.

– Фигня все это – Намбон-Дзуке, – поддразнивает Жиляева Славка. – Рыба не рыба, мясо не мясо, надо быть ближе к своим национальным блюдам. Вот уха, например, или жареный сазан.

– Ой, да ладно, уха! Тоже мне русское блюдо, – вступает в спор Анискин. – Ты чего в уху кладешь вместе с рыбой?

– Картошку.

– Картошку, дорогой, Колумб завез из Америки.

– Ну, перец…

– Вот-вот, ты еще истинно русский лавровый лист вспомни.

– Ну, на самом деле никакой ухи не существует…

– А я вот вас отошлю к первоисточникам, – замечает Жиляев.– Возьмем произведение Крылова "Демьянова уха" – "…Вот печень, потроха, вот лещика кусочек". Кто из вас, уважаемые кладет в уху потроха.

   Народ задумывается, живо представляя осклизлые внутренности рыбы, сервированные мухами.

– Ну, это смотря сколько выпить. У нас один на охоту в первый раз напросился. Взяли – кашеваром. Возвращаемся с вечерянки – голодные, замерзшие, злые, а он нам шулюма заварил из утки. Все бросились, хлебаем, а он нам: "А чего же вы яички то не едите?" Глядь, этот кашевар в шулюм утиные желудки целиком набросал – яички, говорит.

– Да, – замечает Жу, – по яйцам у нас Волошенко специалист. Как-то решили поизголяться на охоте – курицу по гуаньдукски приготовить. Просим Лешика белки от желтков отделить. Так он яйцо с двух сторон ножом пробивает и начинает в него дуть. Легкие у него как у стеклодува, так что выдувает и белок и желток разом. При этом ругает яйца на чем свет стоит, неправильные, мол.

– О, сколько нам открытий чудных

   Готовит просвещенья дух

   И опыт – сын ошибок трудных.

   Жудаев взмахивает руками и ночную волжскую тишину разрезает многоголосый рев.

– И геев пидароксов друг!!!

   Где-то вдали за камышовыми стенами слышится короткий матерный всхлип и плеск воды. Видно вспугнули ночного браконьера своим ревом, вонзил стало быть с испуга себе крюк в ладонь, утоп верно, бедняга. И снова тишина, неслышно текут мысли.

– Не хотелось бы завтра там нырнуть…– будто озвучивает их Ермаков.

– А что не так, папа? – сын Славки Женя впервые в столь дальнем походе. Ему все интересно, необычно. Мужики, привыкнув к его наличию, уже не делают скидок на возраст – треплются на "запретные" темы, балагурят, матерятся. Наверное, это льстит его самолюбию. А может уже и нет. 16 лет – они сегодня в этом возрасте еще и отцов многому научат.

– Да я в 16 лет полком командовал!

– Ну а где похоронен тот полк?

   На самом деле Славка имел в виду и снасть и возможного утопленника. Нарваться на острые как иглы крючки, гуляющие на течении, для проводника почти верная смерть. Встретиться под водой со жмуриком, тоже приятного мало. А уж зацепиться и повиснуть на крючках рядом с утопленником – вообще, бр-р-р. Впрочем, лучше уж о бабах. Тема не очень популярная среди джентльменов, но в плане "скоротать ночь" вполне подходит. Опять же, сынок как-то оживился.

– Знаешь, Женя, – Андрей перестает чертить веточкой на воде какие-то знаки. – Ты уже взрослый парень. Наверное, я не прав, что завожу этот разговор при твоем отце, но, в конце концов, ты все равно это узнаешь.

   Славка как-то напрягается, но быстро приобретает невозмутимый вид. Олег укоризненно качает головой, мол, не стоит. Все как-то просыпаются в недоумении, какую еще взрослую тайну можно открыть Ермакову младшему. Над черной ночной водой повисает тяжелая пауза. Женька как-то весь подбирается, видно как его уши сами по себе начинают вращаться, чтобы не дай бог не пропустить важнейшую информацию о "взрослых" секретах. Жиляев медлит еще секунду и полушепотом сообщает: "На самом деле никаких баб на свете не существует. Это все плод твоего больного воображения".

***

   С гор неприятно потянуло туманом. В такую погоду хорошо сидеть в чайном павильоне, взбивая бамбуковым венчиком бодрящий напиток или масачить где-нибудь в укромном уголке под мерное клацание черных зубов и перезвон сямисена. Вечерянка проходила бурно. Дичь, как ошалевшая перла под выстрел и дно челнока уже покрывал пестрый ковер из гусей, уток, цапель и куликов. Все это забавляло, но не более. Не было главного, ради чего стоило терпеть, скорчившись в утлом суденышке, спрятанном в засидке из бамбука. Время от времени охотники еще вскидывались по налетавшим чиркам и даже били, но, внимательно рассмотрев добычу, с сожалением выбрасывали в крепь. Шутки ради даже извинялись друг перед другом за неудобство, причиненное выстрелом.

– Опять не Алмазный, а как налетал… Может быть его просто здесь не бывает?

– Не существует.

– Как и всего остального…

– Не понял, – Вишну нервно передвинул затвор, – опять умничаешь? Чуть что так этого не существует. Ты что шаманских грибов потребляешь, умник?

– Да, брось ты Вишну, чего на человека напал.

– Достал он уже. Нет в простоте слово сказать. Там – "водки дай" или "пошли по бабам". Все у него не существует.

– Это все плод твоего больного воображения.

– Кого ты на янь послал?

– А ну тихо все. Всю дичь распугаете.

   В засидке становится тихо. Нет смысла продолжать. Во-первых – дичь, во-вторых, все при оружии. Хотя немного жаль утраченного развлечения. За столько веков хоть одна свежая тема для беседы. Тем более, что вечерянка закончилась и луна уже раскинула свою дорожку по неподвижной воде. Дорожка упирается в борт челнока и Идзанаги осторожно трогает ее бамбуковым прутиком. Прутик проводит одну линию, другую и вскоре становится понятно, что на воде появляется один иероглиф за другим. Танка, нет хайку, конечно же, хайку

   Яркий лунный свет!

   На циновку тень свою

   Бросила сосна.

   Кикаку – угадывают все. Впрочем, спутать стиль лучшего ученика Басё с чьим то бы ни было действительно трудно. Прутик продолжает бегать по лунной дорожке. Иероглифы тают на спокойной воде, будто их не бывало. Читать надо быстро, хотя Идзанаги похоже это не занимает – весь в себе – так, сижу, черчу по воде прутиком, никому не мешаю.

   …и если внимательно отнестись к всему вышеизложенному, то можно сделать вывод, что все вокруг нас на самом деле находится внутри нашего разума. У северных варваров, например, исторически сложилось разбавлять свою речь словами-паразитами. Случайно ли это? Отнюдь! Фразы "вроде бы", "кажется", "типа" подсознательно подтверждают неуверенность оратора в реальности его утверждений. "Вы вроде бы человек порядочный", "он, кажется, российского производства", "там, типа, "Ока" проехала". Сами понимаете понятие "человек порядочный" уже само по себе абсурдно, по крайней мере для северных территорий. Мозг не случайно ставит перед ним "Вроде бы", отделяя ложь от правды. Что уж говорить о том, что никакого "российского производства" просто не существует в целом, и "российского" и "производства" в частности. Не может так же и "Ока" проехать", потому что она в принципе ехать не может, как не может существовать в реальности. Больше того, подсознание постоянно ищет новые пометки для нереального. Недавно появилось словосочетание "Как бы" и тут же стало модным. Что вы скажете о фразе: "Я, как бы, генеральный директор"? Вы правы, человек, пользующийся таким лексиконом, не может быть генеральным директором по определению. Потом он как бы подпишет с вами договор, как бы на десять миллионов, как бы с оплатой по факту и кинет вас уже конкретно.

   Первым ночную тишину нарушил Стрибог:

– А в рублях или в баксах?

   Вишну облизнул розовые губы и ядовито спросил:

– А "конкретно" это значит существует?

   Палочка вновь забегала в лунной дорожке.

– Смотря что. Если две сотни непроспавшихся идиотов могут называть себя "фирма" или "предприятие" и иметь генерального директора, тогда не существует экономика в целом. А в частности – рубли, баксы и идиоты.

– Генерального директора не надо иметь – Дионис устроился поудобнее и обиженно добавил – его надо любить!

   Один аккуратно снял тетиву с лука, смотал ее и сложил в кожаный кисет. Словно в ответ далеко на берегу два раза мигнул огонек – гейши сейчас привезут горячего саке и станут петь под караоке песни времен Мейдзи. Дионис откашлялся и попробовал голос. Бамбуковый прутик перешел с катаканы на хирогану и опять заплясал по воде.

– Ваш намек мне понятен, уважаемый Один. Вы хотели спросить, на какой гвоздь я повешу физику. Позволю себе ответить вопросом на вопрос. Стальную пружину сжали и, грубо говоря, придали ей энергию. Затем в сжатом виде ее поместили в соляную кислоту, где она и растворилась. Куда делась энергия сжатой пружины?

– Ойбля – восхищенно заметил Стрибог, и, переждав возникшую паузу, концом стрелы начертил на воде "А что и меня не существует?"

   Вон гейши плывут, – Дионис писал пальцем, отчего шрифт греческого алфавита выглядел как-то агрессивно.

– И гейш и саке не будет, что ли? И караоке?

   Вишну обхватил Идзанаги за шею и ударяя его лбом о край лодки стал чертить рунами.

– Это лодка, лодка, жесткая, она существует, ты ее чувствуешь?

   Когда Идзанаги удалось отобрать прутик у разъяренного Вишну, на воде появилось:

– К сожалению, ни вас, ни гейш, ни саке – не существует ничего. Все это плод моего больного воображения. А я действительно болен. Именно поэтому я чувствую мозгом этот жесткий край лодки. Больше того, я вижу вас, а это зрелище могло родиться только в больном сознании. Если бы я был здоров, я представил бы себе не заросших, злых и грязных мужиков в утлой лодченке, не идиотские споры об очевидном, не эту пораженную проказой и чиновниками планету, а что-нибудь более приятное и совершенное. Например: облако под ногами милых девственниц с крыльями и свет вечного милосердия перед глазами…

   На этот раз пауза повисла по настоящему долго. Но вот ночную тишину высоко в небе процарапал стрекот невидимых крыльев и как по команде начался гневный спор. Каждый свесившись со своего места в лодке чертил на воде свое, понятное и известное лишь ему знание. Иероглифы, клинопись, буквы и руны с остервенением налазили друг на друга, вспучивали водную гладь, серебрились лунным светом и… таяли в спокойной ночной воде Ильменя. Пожалуй, единственный арбитр спора, кто мог прочитать все начертанное по разные борта лодки, полная луна лишь снисходительно улыбалась в черной туши неба.

– А теперь, я, как бы могу ответить на твой первый вопрос…, – Идзанаги неожиданно сказал это вслух и, сломав свою бамбуковую тростинку, положил щепки в лунную дорожку. Еще секунду, подрожав на бликующей глади, палочки камнем ушли в воду.

***

По реке плывет бамбук

Из пригорода Киото

Ну и ветра попутного

Жезл из нефрита.

Ревя Шка Ху

   Возвращались весело, наперебой вспоминая детали удачной охоты. Жиляев с перепою облевался прямо под водой. Духом, однако, не пал и сел допивать вчерашние остатки водки. Жудаев, очевидно, тоже не с трезвой головы, отмахал на ластах чуть ли не километр от баркаса, да так, что пришлось искать. Вернулся счастливый и гордый своей физподготовкой. Славка впервые стрелял судаков. Поскольку в это время они предпочитают лежать на дне, все вернулись битые "контрольными" в голову. Это еще ничего. Как-то Анискин настрелял сазанчиков, да поделился с Андрюхой. Тот вернулся домой с целой сумкой. Беда оказалась в том, что все восемь рыб биты прямо в желчный пузырь. Как без рентгена это можно было сделать, Олег до сих пор скрывает. По этому поводу и анекдот:

   Заседает комиссия ООН по авторским правам. Тянет руку англичанин:

– Наш ученый Смит изобрел паровоз, требую записать это как английское изобретение.

   Встает русский:

– Паровоз изобрели братья Черепановы. Так что запишите за русскими. Вот и справка есть.

   Тянет руку американец:

– Лампочку накаливания изобрел американец Ватт!

   Встает русский:

– Не Ватт, а Яблочков. Русское изобретение, вот ссылка на энциклопедию.

– Немец Рентген изобрел лучи, которые видят человека насквозь! Запишите за Германией.

   Опять вскакивает русский:

– А я вот Вас отошлю к первоисточнику. Петр первый в своем письме точно указывает: "Я Вас, блядей боярских, насквозь вижу и в рот е–л!" Так что лучи за Россией, (французу) кстати, и минет тоже наш!

   На баркасе под шутки идет работа. Лето, жара, поэтому рыбу надо разделать быстро. Славка с Олегом на корме орудуют ножами. За борт, на радость чайкам летят отходы – ну РДОС? да и только. Рыбы много, только щучьим филе уже набиты все банки. Андрюха бодяжит туда маринад, значит скоро сготовится ХЭ. Да какое там скоро – губы свистят как флейты, так что скорее его туда, вслед за водкой. Главное больше водки, больше, чтобы не оставить глистам никаких шансов. Дипломаты, долго работавшие в антисанитарной Индии, Рассказывают, что главное каждый кусочек пищи запивать хорошим глотком водки. Тогда не заразишься ничем местным. Оно и понятно, откуда в Индии ракеты… Да что нам Индия – Кришну-Вишну, Брахмапутра да Камасутра. У нас есть водка. Будь она у Колумба, он бы в Индию доплыл, а не остался бы в Америке. История бы по другому сложилась. Впрочем, ничего этого не существует. Ни Индии, ни Америки – все это плод нашего больного воображения. За это и пьем.

   Ветер – не существует

   Жара – плод воображения

   Сушняк – нашего больного.

   Салют! Салют! Салют!

   Серега деловито раскуривает фильтр сигареты, блаженно затягивается и отправляется спать в каюту. Стучит движок, стучат по доске ножи, стучит сердце: "Домой, домой, домой".

   Судовладелец Гриша вспоминает о каких-то делах в городе, привязывает к голове пакет с одеждой и ныряет за борт с криком: "Я вас догоню". Жиляев философски смотрит на мелькающий в волнах пакет с привязанной головой и отправляется в рубку.

– Женька, ты дорогу до Астрахани знаешь?

– Доплывем, река доведет.

– А топлива хватит?

– А черт его знает, загляни в бак.

– Там на баке замок амбарный висит, а ключа нигде нет.

– Ну-у-у, тогда не знаю. По дальним степя-я-ям Забайкалья-я. Бродяга судьбу проклиная, тащился…

   Слово "тащился" подхватывают еще несколько глоток. Никто уже не помнит слов, как и не помнят, отчего тащился бродяга. Но песня льется над рекой на три голоса.

– И мать его тоже тащилась.

– И брат его тоже тащился.

– А батя его притащился-я-я!

   "Эй, на борту! – нас догоняет какое-то суденышко. – Топливо нужно?"

– А хрен его знает, у тебя что лишнее что ли?

– Да нет, тут какой-то хрен с пакетом проплывал, сказал вас дозаправить.

– Знаешь, брат, никакой дозаправки на самом деле не существует!

– А-а, ну-ну…

   Весело стучит движок, ему уж точно никакого дела: хватит нам соляры или нет.

– Женька, а если что, ты движок починить сможешь?

– Да ты что, я на судне первый раз.

– Но штурвал уверенно держишь.

– Да? Спасибо, а эта штука штурвалом называется? Славное море – Священный Байкал. Гей Баргузин, пошевеливай фал.

   В рубку входит, утомленный разделкой рыбы Анискин, Весь в крови с ножом в руках:

– Не престало тебе отрок про Геев на борту петь.

– Да я, дядя Олег, вроде про Байкал.

– Это ты отцу рассказывать будешь. Фал ему, понимаешь, пошевеливай…

   За плечами у Анисимова Рыбвтуз, поэтому его слова на баркасе – закон. Хотя, глядя, как он ищет датчик топлива на этой допотопной посудине ясно, что… Олег трогает какие-то кнопки, рычажки и команды в один голос орет: "Верещагин, не заводи баркас!"