Золотая осень. Сборник им. С. А. Есенина

Поэзия

Вахтанг Абхазоу. Абхазия

Огонь в ночи

Спасибо всем, кто засветил во мгле
Хотя б огарок свечки.
Когда им станет трудно на земле —
Подставьте плечи.

Не прав, кто скажет: «Свет его погас», —
Тот свет – продлился!
Родился сын его в заветный час,
Чтоб свет струился.

Как тяжело скитались в мире те,
Что не дождались солнца!
Так пусть же светит свечка в темноте
В моем оконце…

Песня родника

Бежал родник из-под корней берёз,
Весёлым звоном над поляной слышен,
Как будто людям он с собою нёс
Большую радость, присланную свыше!

Была ясна всем тайна родника —
Его вода дарила наслажденье,
Свежа, чиста, прозрачна и легка,
Она несла в своём журчанье пенье.

И пусть зима всё погружает в сон,
Мир облекая в сладкое молчанье,
Но жив родник, снегами занесён,
И не смолкает в нём воды звучанье!

Ореху, что согнуло ветром…

Ореху, что согнуло ветром,
В душе повеяло бедой.
И вдруг сорвало листья с веток
И разметало над водой.

Но лист один решил отвергнуть
Столь преждевременный итог.
Жила в нём, смертном – к древу
верность…
…Но всем отпущен в жизни срок!

Моему ангелу

В молчании моём – покой,
В покое – тишина.
Спокойный голос слыша мой,
Знай – мудрость в нём дана.

Коль ты позвал меня, а я
В ответ тебе молчу —
Важна в душе мне тишь моя,
Я с этим не шучу.

Когда не видишь ты меня —
Не стану лезть к тебе.
Словами глупыми звеня,
Лишь наврежу себе.

О, Ангел мой! Тебя люблю.
Прошу – заметь меня.
Как ты велишь – так поступлю
И в ночь, и среди дня.

Когда в душе моей покой —
Входи, тебя зову.
И знай: коль голос ровен мой —
Я долго проживу.

Радуга над рекой

Над речкой радуга стоит,
На отражение глядит,
Затем нагнулась к глади вод
И с наслажденьем воду пьёт.

Над речкой радуга стоит.
Меня палящий зной томит.
А рядом – старость ждёт моя,
Когда утрачу силы я.

Над речкой радуга стоит,
В ней нотка каждая звучит,
И цвет сияет каждый…
А я – томлюсь от жажды.

Над речкой радуга стоит.
Вокруг такой прекрасный вид!
Река журчит под нею,
И небеса синеют.

Татьяна Аксёнова. Москва

Ответ Есенина его эпигонам

Дам по морде с пьяного стакана
Тем, кто Русь в избе и расплескал!
Вспомнят «рай» – лубочный, окаянный,
Жеребёнка розовый оскал…

Что они в стихах моих ни ищут —
Всё в икону, в Бога душу мать!
Суну финский нож за голенище,
Выйду в поле – косточки размять,

Свистну в пальцы, что мастеровиты,
Что сшибали в кулаке быка!
В «лайковых перчатках» я для виду,
Потому – иду издалека…

Кепи я для форсу – на затылок:
Эй, держись, смешное дурачьё!
«Синь сосёт глаза» с пяти бутылок,
Слышишь ли, Отечество моё?

Лучше я полезу с ними в драку,
Кто похабит ересью язык:
Давеча дал в ухо Пастернаку,
А в другой раз – выдавлю кадык.

Сладкой патокой меня елейте,
Эпигоны, жалкие рабы!
Никаких не хватит в мире сплетен,
Чтобы удержали от судьбы…

Херувимом розовым рядился,
И плевать хотел на «зеленя».
Для того пригожим уродился,
Чтоб любили барышни меня!

Исподлобья, тяжело и странно,
Бычу я сквозь кровь на эту власть…
«Улеглась моя былая рана»?
Ни черта она не улеглась!..

Ах, шара бан мой, американка!

Ах, эта дура Дункан! Да какая она босоножка?
Ей, что канкан, что капкан: тяжела и смешна…
Токмо Есенин, возможно, из блажи немножко,
Взял её замуж… Подумаешь, тоже – жена!

Древние боги её отвернулись в зевоте:
В Греции так не танцуют – галимый отстой.
И Сергуну быстро осточертела чего-то…
Хоть из Рязани, да, видно, мужик – непростой.

Русский поэт, и вольно же тебе куролесить:
Маски менять, пить, клубиться обличьями слов!
А без метафор ты сам себе неинтересен,
Муж Айседоры! «Возьми её, Мариенгоф!»

«Дуня с Пречистенки», Боже, несчастная дура,
Протанцевала одышкою счастье своё!
Пусть, «излюбили…измызгали», ветром задуло
Жизни свечу, «Это есть наш последний» – споём?..

Ну, ты скачи, кумачовой косынкой алея!
Он, твой последний, навеки любимый герой,
«Ангель», «Езенин», нисколько тебя не жалея,
Женится, знай же, на дурочке очередной.

Быстро крестьянскому Моцарту сладят «обнову»
Чёрные, в кожанках, чей одинаков оскал…
Знай, «сорока с лишним лет» он какую-то
(снова – здорово!)
«Скверною девочкой», «милой своей» называл.

Это – тебя! Может, вправду, ты скверная, Дуня?
Не исповедуешь снег, что «до дьявола чист»…
Реквием зреет. Обратно вернётся, подумай,
Чёрный за ним человек, что зовётся чекист.

Кляча

Что ты часто ходишь на дорогу

В старомодном, ветхом шушуне.

С.А. Есенин

А в деревне живот не спрячешь —
Никакой не спасёт шушун!
Баба в тягости, словно кляча —
Всё ей – паника, всё ей – шум.

Разродишься – твоё спасенье…
Но попрёт родня – не избыть!
И считают цыплят осенних
У Есениных пол-избы…

Дед спокоен: «Порода – наша!»
Горд отец: «Наконец, пацан!
Будет корень!» Лишь «кляче» страшно
Пуще смерти, когда Он – сам…

Материнский инстинкт не спрячешь,
Не засунешь платком в рукав.
Разрешишься – а как иначе?
Ноша клячина нелегка.

Страх животный чутьём издревле
Не терзал потом за девчат.
Что ж так воют псы на деревне?
Может, пёс у них одичал?..

«Что там сбудется, ангел милый?..»
И представился ей одной
Снег на ранней его могиле
Под распахнутою сосной!

Снег, что чует любая самка
В тёплом воздухе октября.
Запелёнутый мальчик в санках…
Да силком её не запрячь!

На деревне беду не спрячешь.
И приходит-то – не одна!
Смех, застолье… Дрожит лишь «кляча»:
Кормит маленького она…

Тёзка

Как в фильме «Тихий Дон», походкой

Колышущейся, от бедра

Несла тропинкой некороткой

На коромысле два ведра…

Потупив жаркие, до гари,

Глаза, лебёдушкой плыла.

И не один пропащий парень

Лицом к лицу сгорел дотла!

Я – младше на четыре года,

И – городская егоза,

И – тёзка той, что носит воду,

Не смея «здравствуй!» ей сказать…

«Смотри, смотри – идёт, как пишет!» –

Змеился бабий шепоток.

Покоился, что снег на крыше,

На косах смоляных – платок…

Горда, покачивая станом,

Платка сверкая белизной,

Сражала красотой Татьяна,

И не здоровалась со мной!

Ах, Боже мой, носила воду

Ни капельки не расплескав!

Под коромыслом словно сроду…

И где такую отыскать

Сейчас, когда России нету

Той, деревенской и простой?..

Как прошлой жизни киноленту

Смотрю в слезах… Танюша, стой!..

Зарета Ахильгова. Назрань, респ. Ингушетия

Осень

Что, скажи, с тобой сравнится
Осень золотая.
Пусть в твоих лучах искрится
Сторона родная.

Разноцветные деревья
Распустили кудри.
Чей наряд, скажи, милее?
Сами пусть рассудят.

Каждый ствол, любуясь кроной
Ветками качает.
Капельки роняя скромно
Туча пролетает…

Журавли

Уже не скачет по траве зелёной
Как в летний день сверчок.
И в лужице не квакают хвалёной
Лягушки: вышел срок.

На крышах ласточек красивых стая
Как раньше не видна
Улыбка солнца холоднее стала:
Примета октября.

Листва опала. Догола раздета
Стоит толпа осин.
И журавлей, встав на крыло с рассветом
Вдаль улетает клин.

Осень

Закружила осень
Бурою листвой,
На берёзах серьги
Желтой бахромой.
Солнце еле греет,
Ветер холодней.
Не поют и птицы
Хором, на заре.
Урожай весь собран,
Голые поля.
Не рокочет трактор
Землю теребя.
Осень золотая,
Сыты закрома.
Скоро снег покроет
Наши терема.
А пока, любуясь
Золотом твоим.
Я с кустов срываю
Сети паутин.
До свиданья, осень,
Я твою красу
Сквозь пургу и ливни
В сердце пронесу.

Листьев прах

Кружится в вихре листьев свора,
Полузаблудших и гнилых.
Их без любви укроет скоро,
Пушок снежинок молодых.

Природа

Серая осень лето затмила,
Мокрые листья плачут в ночи.
Солнце-клубочек, в угол забилось,
Кошка мурлычет на тёплой печи.

В каждой погоде своё одеянье,
Будь то мороз, или дождь, или град.
В мудрой природе своё обаянье
И каждый на это имеет свой взгляд.

Елена Барашкова. Солнечногорск

Как трудно зарождается рассвет,
Сменяя ночь с завидным постоянством,
Блеснет, робея, розовый просвет,
В безмолвье и величии пространства.
Глядится ива с девичьей тоской
В холодный пруд, и птицы ждут отлета,
Застыл камыш, замерзший и седой,
И на деревьях блекнет позолота.
Готовит осень праздничный чертог,
Как – будто ни о чем не беспокоясь,
Царевну – лебедь впустит на порог
И поклонится ей в молчанье в пояс…

Томящее чувство разлуки
И утра сереющий мрак,
Предзимье…Озябшие руки,
То лужи, то снег, что ни шаг.
И нет уже четкости линий
Под мелким пунктиром дождей,
Запутался стон журавлиный
В поникших узорах ветвей.
А кто-то, попав со мной в ногу,
Догонит на самом ветру:
«Возьмешь ли с собою в дорогу?»
Смеясь, отвечаю: «Беру!»
И сразу лицо посветлело
И веря, не веря сама,
Дождаться весны захотела,
Предзимье – еще не зима…

Константин Белый. Москва

Последняя неделя лета

Уже дожди напились силой.
Уже пришли в движенье тучи.
И ожидает жертв уныло
осенних дней песок зыбучий

Мы попрощаемся с друзьями
и скоро обо всём забудем.
Переливаясь пузырями,
нас окружат дела и люди.

И снова в сердце грусть таится.
И все вопросы без ответа.
Она уже не повторится,
она вздохнёт и растворится —
последняя неделя лета.

Ещё нам шелестят деревья,
играя с ветром втихомолку.
И солнце днём ещё нас греет.
Но это всё уже без толку.

Ведь скоро мы напьёмся ливней
до водяных, до мокрых стелек.
И прислонившись к батарее,
в окно уставимся как в телек.

Но пусть осталось так немного
для каждого тепла и света.
Она тебя не судит строго,
она проводит до порога —
последняя неделя лета.

Золотая осень

А осень снова золотым ковром устроит землю,
с ветвей срывая желто-красные листки календаря.
И ветер вдруг с земли взовьёт на миг какую-то неделю,
как весь прошедший год пропавшую зазря.

Холода

Девушка, смотри!
Ты помнишь то, чего не было.
Девушка, ты одна.
И так будет всегда.
Девушка, зачем?
Он хороший, но боится неба.
Девушка, пора лететь.
Холода.

Снег

Я любил её,
да не обошлось.
Я не вернулся к ней домой,
да уж было не спасти.
А её провожали кто вином,
а кто слезой.
Все молча встали на дорожку —
дай Бог ей силы на пути.
Но впереди меня степь,
а позади меня смерч,
А где я —
ничего там совсем уже нет.
Холод ляжет на дорогу белой тенью —
это снег.
И под ним она уснёт.
Вот и сказочке конец.

Зимний вечер

С тихим вскриком, снежным стоном
ночь на головы спадает
и своим святым законом
мне покой с надеждой дарит.

В этот теплый белый вечер
жизнь мне ляжет на ладони.
Мысль, блуждающую вечно,
ветер памяти догонит.

И тоской виски овеет,
заморозит кровь бессильем,
да печалью пожалеет
и согреет желто-синим.

Все, что было, все, что будет,
тень, дрожащая, расскажет.
А мечты мой дух погубят
и, смеясь, глаза завяжут.

И отыщет тропку в сердце
меланхольный спутник снега.
Грусть зайдёт ко мне погреться,
не найдя нигде ночлега…

И, накрывши мир мой пледом,
ночь с друзьями удалится,
а за ней, крадучись следом,
вновь вернётся день-убийца.

Человечек, сделанный из неба

Человечек, сделанный из неба
подойдёт,
когда ты будешь плакать.
И дождём твоим навзрыд мостя ступени,
уведёт к себе,
где в солнца паутине
успокоишься,
и будешь мирно спать,
пока он не умрёт.