Ночной Наездник

Банкет был в самом разгаре. На эстраде гремела музыка: пела приглашенная группа «Маша и медведи».

– Поднимаю этот сосуд за успех! – хохотал с поднятым высоко над головой бокалом режиссер Литвинов.

– Умница, Ксанка, нос всем утерла за океаном.

Оксана Лазорева весело смеялась, благодарила всех за поздравления, она несколько дней назад вернулась из Америки, где получила «Оскара» за роль второго плана в фильме режиссера Джейса «Однажды в апреле». Она играла профессиональную воровку, выросшую в русском Бруклине. Фильм вышел культовый и получил сразу три награды, одна из которых досталась удачливой россиянке. И теперь она вместе со своими друзьями-артистами, режиссерами и прочими кинодеятелями праздновала успех в «Золотом апельсине».

Внешне она была весела и легкомысленна, с удовольствием отвечала на поздравления, танцевала со всеми, кто приглашал ее и, не выдержав больше, тихонько пошла к туалету, а там проскользнула к выходу, взяла кожаную куртку и выбежала вон под противный мелкий осенний дождь. Она ничего не видела от рыданий, душивших ее и не понимала: капли дождя или слезы катятся по ее щекам.

Успех пришел к ней слишком поздно, вчера врач сказал ей, что проба на ВИЧ-инфекцию подтвердила прошлый анализ. Она неизлечимо больна и подцепила болезнь, судя по всему в Лос-Анжелесе.

В московском кинобизнесе ее долго не воспринимали, она жила на грани бедности, узнала все беды и унижения работы в массовках и безнадежного ожидания, пока наконец не вытянула счастливый билет. Ее, двадцатичетырехлетнюю, игравшую в дипломном фильме выпускника ВГИКа шестнадцатилетнюю школьницу, увидел Ник Кржецкий, американский продюсер с русско-еврейскими корнями.

Он увез ее в Голливуд и снял в роли Нетты. Потом в Лос-Анжелесе она встретилась с Павлом Деминым, усовершенствовавшим в Америке свои знания по банковскому делу. Они полюбили друг друга, именно полюбили: двадцатичетырехлетняя артистка и двадцатишестилетний банкир. Ей не нужны были его деньги, ему – ее слава. Любовь их была безрасчетной и сумасшедшей.

Они должны были пожениться через месяц. Его мама требовала полного обследования и… вот результат.

Оксану душили слезы. На бегу она вытирала их рукой, машинально прижимая к себе другой рукой сумочку.

Нет, жизнь с ней обошлась круто, слишком круто даже по современным меркам. Она всегда была актрисой, еще в детстве, живя на рабочей окраине, в «хрущевке», она мечтала о кино, она всегда кого-то играла, была то Наташей Ростовой, то Катериной.

Во ВГИК она поступила благодаря дяде, довольно богатому человеку. И все. Больше ей никто не помогал: ни рублем, ни поддержкой – никак.

Она училась, подрабатывала, где придется, жила впроголодь, бралась за все, лишь бы одеться на уровне и выглядеть, как надо. Но до уровня она все равно не могла дотянуться, куда там. И поэтому она всегда оставалась в массовках, серая, незаметная тогда и признанная красавицей теперь.

Но почему именно сейчас, перед концом.

Почему? Почему в России талант меряется деньгами, связами, чем угодно, только не самим талантом. Почему! Это неправильно, так не должно быть. Люди должны получить свое, то, что им причитается, а не куплено за грязные деньги. Успех должен прийти, когда он нужен, нужен, как воздух, как сама жизнь.

Но жизнь не любит бедность.

Даже Паша, ее единственная всепоглощающая любовь, не посмотрел бы в ее сторону, оставайся она по-прежнему нищей москвичкой и неудачницей. Все оставалось при ней: и рыжие волосы, и зеленые ведьмовские глаза, и белая, не поддающаяся загару кожа, и точеная фигура. И все равно он бы не увидел ее, даже если бы прошел рядом. Может, он бы и переспал с ней, как с проституткой, а потом выкинул бы вон, забыв о ее существовании.

Человека делают деньги, а потом все остальное.

Поэтому она и ненавидела их: доллары, евро, рубли, все эти грязные бумажки, которые делали ее глаза бездонными омутами, волосы – дикой пляской огня, тело – средоточием всех желаний, а дар – редкостным талантом, наконец замеченным, почитаемым и восхваляемым.

Она поехала в Америку за порцией дифирамб, за признанием, за поклонением, а вернулась – умирать.

Как все это было больно.

«Паша, любимый, – написала она тогда по электронной почте. – Я люблю тебя, милый, но мы не можем быть вместе. У меня скоротечная неизлечимая лейкемия, мне противопоказан секс, – врала она. – Врачи сказали, что я могу умереть прямо в постели. Представляешь, какой для тебя это будет удар. Прости, милый, найди себе другую девушку, их сейчас полно: рыжих, зеленоглазых длинноногих ведьм, которые способны околдовать любого мужчину. Меня не ищи, я уезжаю далеко-далеко. И если мы когда-нибудь случайно встретимся, это будет разочарованием для обоих. Все в нашей любви кончено. Забудь про меня и прощай».

Она знала точно, от кого заразилась. Потому что это была ее единственная измена. И такое наказание. К огромному счастью, после этого близости с Павлом у нее не было.

Уйдя в свои мысли, она быстро, почти бегом, шла по мокрому асфальту. С обеих сторон тянулись ряды акаций. Порывы ветра срывали с оголенных ветвей оставшиеся багряные листья и швыряли их на почерневший асфальт, под ноги, прямо в лужи и грязь. Но она не замечала ничего. Плачущий мир застилали ее слезы, и они ничем не отличались от дождинок, мочивших ее и без того мокрое лицо.

Она шла, спеша в никуда, потому что у нее не было цели, не было даже смысла идти этой аллеей. Она просто шла и радовалась безлюдью, пока ее не схватили сзади, и крепкая мужская рука не зажала ей рот.

– Что… – хотела сказать она, но рука еще крепче сжала ее лицо, мешая дышать.

Было мрачно и холодно, и редкие фонари освещали плачущий дождем воздух, черный, блестевший лужами асфальт и унылые голые стволы.

Другая рука обхватила женщину поперек груди и ее потащили в мокрые кусты.

Оказавшись в еще большем мраке, Оксана отчаянно рванулась, поскальзываясь на слизкой черной грязи.

– Я вас не задушил? – невнятным шепотом спросил мужчина, склоняясь над ней и слегка отпуская рот. – Осторожно, вы можете упасть. И тогда испачкаетесь.

Оксана шумно вздохнула, но не закричала, а удивленно пыталась рассмотреть склонившееся над ней лицо с бегающими глазами, блестевшими из-под низко надвинутого козырька утепленной кепки.

– Потерпите немного. Просто кричите, ну.

Мужчина нервно и неумело рванул на ней молнию куртки.

– Вы кто? – машинально Оксана помогала ему.

– Не важно. Что же вы не кричите?

– Вы убьете меня?

– Да. Да. Сначала изнасилую.

Оксана рванулась, но у нее свободным было только лицо.

Внезапно ей стало смешно. Мужчина, продолжая держать ее в неудобном согнутом положении, неуклюже сдвинул к плечу рукав куртки и взглянул на запястье. Воспользовавшись этим, Оксана рванулась, ударила каблуком по мужскому ботинку и на секунду оказалась свободной.

– Так нельзя, – мужчина снова обхватил ее за плечи, и они оба упали прямо в грязь у корней живой изгороди: она – вниз, он – наверх.

– Убейте меня, только сразу.

– Да. Да. Кричите, зовите на помощь. Я не хотел, чтобы вы падали, но так даже лучше.

Мужчина на ощупь, неловко путался в ее одежде.

– Черта с два. Изнасилуй меня и сдохни.

– Зачем?

– У меня СПИД.

Руки враз отпустили ее. И мужчина поднялся. Оксана повернулась на бок и села, глядя на него снизу вверх.

– Обосрался. Мудак!

– Простите.

– Сумасшедший.

Словно забыв про нее, мужчина поднял голову и прислушался.

– Эй, ты, – начала было Оксана.

Но мужчина быстро повернулся и побежал прямо по вязкой земле. Он бежал, прыгая через лужи и петляя между кустов.

Оксана медленно поднялась, вся в грязи, потом наклонилась и стала ощупью искать сумочку. Первое, что она нащупала – была мужская утепленная кепка и рядом с ней лежала ее сумочка. Оксана подняла обе вещи, секунду подумала и побежала вслед за исчезающим в темноте мужчиной. Не понятно, почему, но он заинтересовал ее. Не был он похож на насильника, совершенно.

Только тут она услышала шлепающий топот нескольких пар ног.

– Стойте, – отчаянно закричала она.

– Что это она? – крикнул за ее спиной голос преследователя. – Эй, стой!

Но она продолжала бежать на неудобных шпильках. Длинные носки модных туфель тонули в грязи.

– Стойте!

Мужчина стоял за фанерным киоском, прислонясь к его запертой двери. Он тяжело дышал и затравленно озирался.

– Кто там шел? – спросил он, рукой затаскивая Оксану за фанерную стену.

– Не знаю. Вы забыли кепку.

Мужчина в сердцах вырвал ее и зашвырнул в кусты. Тут раздался полицейский свисток, и он сорвался с места.

Ни о чем не думая, женщина бросилась за ним. На какое-то мгновение они даже поравнялись, и она схватила измазанный в грязи рукав мужской куртки.

– Давай потише. Я не могу так быстро, у меня каблуки.

Мужчина, не теряя времени на слова, схватил ее за руку и свернул с аллеи на улицу. Перебежав дорогу, они вбежали в узкий двор между четырьмя многоэтажками и остановились, тяжело дыша.