Шрифт
Source Sans Pro
Размер шрифта
18
Цвет фона
Рост населения
Примерно с 1050 г. в Европе начался значительный экономический рост. Огромные леса и пустоши расчищались, болота осушались, так что пахотной земли стало заметно больше. Если бы мы могли посмотреть на континент с высоты птичьего полета, то увидели бы, что в Европе, ранее преимущественно покрытой лесами, стали преобладать поля. Расчистки стали результатом значительного роста населения, причины которого до сих пор обсуждают историки. Одна из возможных – изобретение сбруи, что позволило пахать на лошадях. В отличие от волов, которые могут тянуть огромный вес даже в обычном ярме, лошади в таких условиях работают значительно хуже: крепления колют им шею и перекрывают артериальное кровообращение. Так что требовалась куда более сложная упряжь, чтобы использовать для пахоты лошадей. Эта технология, известная в Древнем мире, но потом утерянная, была заново открыта в XII в. Впрочем, распространялась она довольно медленно: даже в XV в. в Англии волы все еще составляли около двух третей всех тягловых животных. Тем не менее использование и лошадей, и волов хотя бы в некоторых местностях, несомненно, расширило возможности для расчистки и возделывания земли.
Более важная причина роста населения – так называемый Средневековый климатический оптимум. Средняя температура в X и XI вв. росла очень медленно и к началу XII была всего на градус выше, чем до 900 г. Разница кажется не очень большой – изменение температуры на один градус мы едва замечаем. Но вот рост ежегодной средней температуры на один градус – это очень значительное изменение. Как указал историк Джеффри Паркер, в областях с умеренным климатом «падение средней весенней температуры на 0,5 °C продлевает риск последних заморозков на десять дней, а падение средней осенней на те же полградуса – продлевает риск первых заморозков на десять дней. И того и другого достаточно, чтобы убить весь урожай». Из этого следует, что повышение температуры всего на 0,5 °C приводит к обратному эффекту. Более того, опасность меняется в зависимости от высоты над уровнем моря. По словам Паркера, падение температуры на 0,5 °C вдвое повышает риск гибели урожая в низинах и вшестеро – риск гибели двух последовательных урожаев, а вот риск гибели нескольких последовательных урожаев на высоте 300 м над уровнем моря увеличивается в тысячу раз. Соответственно, разница температур на 0,5 °C для многих людей является разницей между жизнью и смертью. Меньше суровых зимних дней – меньше урожая погибнет от холода. Больше теплых летних дней – меньше вероятность, что урожай погибнет, а со временем урожайность даже вырастет. Соответственно, в среднем у людей стало больше еды, и умирало меньше детей.
Небольшое снижение детской смертности на первый взгляд не кажется событием настолько значительным, чтобы считать его одной из величайших перемен, когда-либо случившихся в истории Запада. Но если это явление экстраполировать на всю Европу и на целых два с половиной века Средневекового климатического оптимума, то его важность сразу становится очевидной. Выжившие дети заводили семьи, многие их дети тоже выживали; они, в свою очередь, расчищали больше земли и собирали достаточно богатые урожаи, чтобы прокормить еще большее население в следующем поколении. Без избытков зерна не было бы никакой культурной экспансии. Не было бы «лишних» работников, которых можно было отправить на постройку монастырей, замков и соборов, а ученым пришлось бы работать в полях, а не читать книги. Несколько исходных дополнительных жизней оказали экспоненциальный эффект – просто потому, что в Европе плодородных почв было в изобилии. Они нуждались лишь в людях, которые будут их возделывать.
