Запри все двери

Пять дней назад

4

Утром я долго обнимала Хлою на прощание, прежде чем вызвать «Убер» до Манхэттена. Придется потратиться, чтобы довезти мои вещи. Хотя у меня их не так много. Когда я застукала Эндрю с его «подругой», то съехала из квартиры за одну ночь. Не было ни слез, ни громких криков. Я просто сказала ему: «Убирайся. Не возвращайся до утра. К тому моменту меня здесь уже не будет».

Эндрю даже не стал спорить, больше ничего и не нужно было знать. Я бы ни за что не простила его, но думала, что он хотя бы попытается сохранить наши отношения. Но он просто ушел. Я даже не знаю куда. Наверное, к той девице, чтобы продолжить начатое.

Пока его не было, я собрала вещи, выбирая только то, без чего не могла жить. Многое пришлось оставить, прежде всего то, что мы покупали вместе с Эндрю, потому что у меня не было никаких сил с ним спорить. Ему достались мини-духовка, кофейный столик из «ИКЕА» и телевизор.

Той долгой и ужасной ночью меня даже посещала мысль разгромить квартиру. Просто для того, чтобы доказать Эндрю, что не он один способен что-то уничтожить. Но мне не хватало ярости – слишком я была удручена и измотана. Вместо этого я собрала все, что напоминало о наших отношениях, и положила в кастрюлю на плите. Совместные фотографии, открытки на день рождения, любовные записки. Потом я чиркнула спичкой и бросила ее в кастрюлю.

Перед уходом я вывалила пепел на пол кухни.

Это он тоже может оставить себе.

Теперь же, когда я снова собирала вещи, то пожалела, что не взяла с собой ничего, кроме одежды, аксессуаров, книг и памятных безделушек. Меня пугает, как мало у меня имущества. Вся моя жизнь уместилась в чемоданчик и четыре небольшие коробки.

Когда такси остановилось у Бартоломью, водитель восхищенно присвистнул:

– Вы здесь работаете, что ли?

Строго говоря, да. Но я решаю ответить иначе – не солгать, просто описать свою работу.

– Я здесь живу.

Я выхожу из машины и устремляю взгляд на фасад своего временного дома. Горгульи над входом смотрят на меня в ответ. Выгнутые спины и распростертые крылья вызывают ощущение, что статуи вот-вот спрыгнут вниз, чтобы поприветствовать меня. Но вместо них меня встречает высокий, крепко сложенный краснощекий швейцар с пышными усами. Он мгновенно оказывается рядом, стоит водителю открыть багажник.

– Позвольте вам помочь, – говорит он, протягивая руки к коробкам. – Вы, должно быть, мисс Ларсен. Меня зовут Чарли.

Я беру чемодан, не желая быть совсем бесполезной. Мне еще не доводилось жить в доме, где есть свой швейцар.

– Приятно познакомиться, Чарли.

– Мне тоже. Добро пожаловать в Бартоломью. Я отнесу ваши вещи. Заходите. Мисс Эвелин вас ждет.

Не помню, когда меня последний раз кто-то ждал. Это очень приятное чувство. Как будто мне здесь и правда рады.

Лесли действительно ждет в лобби. Она снова одета в костюм от «Шанель». На этот раз – желтый, а не синий.

– Добро пожаловать, добро пожаловать, – жизнерадостно говорит она, целуя воздух над моими щеками. Обратив внимание на чемодан, она спрашивает: – Чарли забрал остальные ваши вещи?

– Да.

– Наш Чарли – настоящее сокровище. Самый прилежный из наших швейцаров. Хотя все они чрезвычайно хороши. Если вам что-то понадобится, один из них всегда дежурит либо снаружи, либо здесь.

Она указывает на маленькое боковое помещение. Через приоткрытую дверь видны стул, стол и мониторы, показывающие трансляции с камер наблюдения. На одном из мониторов я замечаю двух женщин, стоящих на черно-белой плитке в лобби. Через пару мгновений я понимаю, что одна из этих женщин – я. Другая – Лесли. Я поднимаю голову и вижу камеру прямо над главным входом. Переведя взгляд обратно на монитор, я замечаю, что Лесли отошла в сторону, оставив меня одну.

Я иду вслед за ней к почтовым ящикам на другом конце лобби. На каждом из сорока двух указан номер соответствующей квартиры, начиная от 2А. Лесли достает миниатюрный ключик на простом кольце с номером 12А.

– Вот ключ от вашего почтового ящика.

Она роняет его в мою протянутую ладонь, словно бабушка, угощающая ребенка леденцом.

– Проверяйте его каждый день. Конечно, вряд ли будет приходить много почты. Но родственники покойной просили, чтобы любую корреспонденцию пересылали им. Само собой, вы не должны ничего вскрывать, даже если письмо покажется вам срочным. Вопрос конфиденциальности. Что касается вашей собственной почты, для нее мы предлагаем завести абонентский ящик. Использование этого почтового адреса в личных целях строго воспрещается.

Я киваю:

– Ясно.

– Что ж, давайте поднимемся наверх. Я как раз успею объяснить вам остальные правила.

Она вновь пересекает лобби, направляясь к лифтам. Я иду следом, катя за собой чемодан, и переспрашиваю:

– Правила?

– Ничего особенного. Просто указания, которым вы должны следовать.

– Что за указания?

Лифт занят, так что мы останавливаемся в ожидании. Через позолоченные прутья я вижу ползущие вверх тросы. Откуда-то снизу доносится шум работающих механизмов. Несколькими этажами выше медленно движется кабина лифта.

– Никаких посетителей, – говорит Лесли. – Это правило номер один. Абсолютно никаких посетителей. Вам запрещено приглашать гостей, пускать родственников, чтобы сэкономить на отеле, и, разумеется, приводить незнакомцев из бара. Надеюсь, вы меня поняли.

Я тут же вспоминаю Хлою, которой обещала показать квартиру сегодня вечером. Это правило ей не понравится. Она скажет, что это очень подозрительно. И я не могу с ней не согласиться.

– Вам не кажется, что это довольно… – я замолкаю, пытаясь подобрать определение, которое не покажется Лесли оскорбительным, – …строго?

– Возможно, – отвечает Лесли. – Но иначе никак. Здесь живут очень важные люди, которые не терпят присутствия посторонних.

– А я разве не посторонняя?

– Вы – сотрудница, – поправляет Лесли. – А также на следующие три месяца жилец.

Двери лифта наконец-то открываются, и наружу выходит молодой человек лет двадцати с небольшим. Он невысок ростом, но широкоплеч и в очень хорошей форме. Его волосы выкрашены в черный цвет, челка закрывает правый глаз. В мочках красуются небольшие черные диски.

– Какая удачная встреча, – говорит Лесли. – Джулс, позвольте представить Дилана. Он тоже присматривает за одной из пустых квартир.

Я так и догадалась, глядя на его футболку с логотипом Danzig и мешковатые потрепанные черные джинсы. Как и я, он явно чужак в Бартоломью.

– Дилан, это Джулс.

Вместо того, чтобы пожать мне руку, Дилан засовывает руки в карманы и невнятно бормочет что-то в качестве приветствия.

– Джулс переезжает к нам сегодня, – говорит ему Лесли. – Она как раз выразила удивление насчет некоторых правил, которые мы устанавливаем для временных жильцов. Возможно, вы хотели бы что-то добавить?

– Я ничего не имею против правил. – Сочные гласные и округлые согласные выдают в нем коренного жителя Бруклина. – Не о чем беспокоиться. Нормальные правила.

– Вот видите? – говорит Лесли. – Не о чем беспокоиться.

– Мне пора, – говорит Дилан, уставившись в пол. – Приятно познакомиться, Джулс. Еще увидимся.

Он проходит мимо, не вынимая руки из карманов и не поднимая головы. Я провожаю его взглядом. Он замирает, словно колеблясь, когда Чарли открывает перед ним дверь. Когда Дилан наконец выходит наружу, он движется робко, словно олень, пересекающий оживленное шоссе.

– Очень приятный молодой человек, – говорит Лесли, когда мы заходим в лифт. – Тихий. Мы ценим это качество.

– Сколько человек сейчас присматривает за квартирами?

Лесли задвигает решетку, служащую внутренней дверью лифта.

– Вы станете третьей. Дилан и Ингрид занимают квартиры на одиннадцатом этаже.

Она нажимает кнопку двенадцатого этажа, и лифт со скрипом приходит в движение. Во время подъема Лесли перечисляет остальные правила. Хотя мне разрешается свободно уходить из здания и возвращаться, каждую ночь я должна проводить в квартире. Логично. За это мне и платят. За то, чтобы я здесь жила. Занималась своими делами. Вдыхала в квартиру жизнь, как выразилась Лесли во время нашего странного собеседования.

Курение запрещено.

Еще бы.

Как и употребление наркотиков.

Само собой.

Употребление алкоголя допускается в разумных пределах – хорошие новости, поскольку в одной из коробок, которые Чарли должен доставить к моему порогу, лежат две подаренные Хлоей бутылки вина.

– Следите, чтобы все было в безупречном состоянии, – говорит Лесли. – Если что-то сломается, немедленно сообщите обслуживающему персоналу. Через три месяца квартира должна выглядеть точно так же, как сегодня.

Все правила, за исключением самого первого, кажутся мне вполне разумными. Запрет приводить гостей тоже начинает казаться достаточно обоснованным. Пожалуй, Дилан был прав. Мне действительно не о чем беспокоиться.

Но тут Лесли добавляет еще одно правило. Мимоходом, словно только что его придумала.

– Ах да, еще кое-что. Как я уже говорила, наши жильцы ценят свое личное пространство. Поскольку некоторые из них – весьма важные люди, вы ни в коем случае не должны их беспокоить. Ни с кем не заговаривайте первой. И никогда не обсуждайте жильцов за пределами этих стен. Вы пользуетесь соцсетями?

– Только фейсбуком и инстаграмом, – отвечаю я. – Изредка.

За последние две недели я заходила только в линкед-ин, чтобы проверить, не подкинет ли кто-то из бывших коллег предложение о работе. Без толку.

– Ни в коем случае не упоминайте там Бартоломью. Из соображений безопасности мы отслеживаем аккаунты наших временных жильцов. Если в инстаграме появятся интерьеры Бартоломью, того, кто опубликовал эти снимки, немедленно уволят.

– Лифт доезжает до верхнего этажа. Лесли отодвигает решетку и спрашивает:

– У вас есть какие-то вопросы?

Только один. Важнейший вопрос, который я боюсь задавать, чтобы не показаться грубиянкой. Но потом я вспоминаю о своем банковском счете, на котором после поездки на такси осталось на пятьдесят долларов меньше.

И о том, что мне нужно будет купить продукты.

И о сообщении, напоминающем, что я просрочила абонентскую плату за телефон.

И о пособии по безработице размером в двести шестьдесят долларов, на которые в этом районе долго не протянешь.

Я вспоминаю все это и решаю поступиться хорошими манерами.

– Когда мне заплатят?

– Очень хороший вопрос, спасибо, что спросили, – дипломатично говорит Лесли. – Вы получите первый платеж через пять дней. Тысяча долларов. Наличными. Чарли лично передаст вам деньги в конце дня. Он будет доставлять вам оплату в конце каждой недели.

У меня камень с души свалился. Я боялась, что увижу деньги только через месяц или, не дай бог, через все три. От радости я не сразу задумываюсь, как это странно.

– Наличными?

Лесли склоняет голову набок.

– Вы имеете что-то против?

– Я думала, что получу чек. Чтобы все было более официально, а не так…

Подозрительно, звучит у меня в голове голос Хлои.

– Так проще, – говорит Лесли. – Если вас это не устраивает, вы можете отказаться. Я ничуть не обижусь.

– Нет, – говорю я. Я не могу отказаться. – Меня все полностью устраивает.

– Прекрасно. Что ж, размещайтесь. – Лесли протягивает мне кольцо с двумя ключами. Один побольше, другой поменьше. – Большой ключ – от квартиры. Маленький – от хранилища в подвале.

Вместо того, чтобы уронить их мне в руку, как ключ от почтового ящика, Лесли кладет их мне на ладонь и аккуратно сгибает мои пальцы, заставляя сжать ключи в кулаке. Затем она улыбается, подмигивает и заходит обратно в лифт и исчезает из виду.

Я остаюсь одна и делаю глубокий вдох.

Это – моя новая жизнь.

Здесь.

На верхнем этаже Бартоломью.

Черт побери.

И более того – мне будут платить за то, что я здесь живу. По тысяче долларов в неделю. Я смогу расплатиться по кредитам, и у меня останутся деньги на будущее, которое внезапно кажется гораздо менее мрачным. Будущее ждет меня за этой дверью.

Я отпираю ее и захожу внутрь.