Юкагиры

Юкагиры. Поэма в 6 частях

Введение

Своими сильными крылами
Турпаны воздух рассекали,
А темногрудые фазаны
По снегу след свой оставляли.
Кольчуги ледяной оковы
Земля, промерзшая, весной
С себя снимала. А природа
Полна своею красотой:
Луга, поляны обнажала
И шумом быстрых ручейков
В путь дальний зиму провожала,
Все пробудив от неги снов.

И тишину вдруг оборвали
Крик ранних в ту пору гусей,
Да перелетных стаи уток,
И вереницы лебедей.
Река пока еще не вскрылась,
Но забереги у реки
Уже полным-полны народу,
Охотников шаги легки.
Старик седой уж снасти тащит,
На солнце девица сидит,
Наряд весенний ловко ладит,
Прищурившись, кругом глядит.

О! Дивность северной природы!
Когда вчера была зима
Да сумрачной была погода,
И в ночь явилась вдруг весна!
Она рассыпала по лужам
Сто тысяч зайчиков цветных,
Она запуталась в деревьях
И в черных волосах твоих.
И речку словно разбудила…
А та, ломая глыбы льда,
Гремит, из плена вырываясь,
Клокочет вешняя вода.

И лед пошел! В селенье праздник,
На берег высыпал народ.
О сколько шума, разговоров,
Веселья, дум невпроворот.
Весны приход всех будоражит;
Из ружей, если есть, палят
И в небо жадными глазами
На перелетных птиц глядят.
Старушка, мир благословляя,
Шепча молитвы и кидая
Остатки рыбы, лоскутки,
Удачи молит у реки:

«…Ты не топи брега крутые
И скал седых не подмывай,
Ты дай улова побогаче
И птицу гневом не пугай.
И будь все лето полноводна,
Пусть чаще зверь к тебе спешит,
О не оставь нас без надежды,
Об этом лишь душа болит.
Ведь если дети будут сыты,
То нет тоски у них в глазах,
И если все тордохи крыты,
То нет и холода в сердцах…»

И, друг о друга ударяясь,
Все крушатся громады льда,
Фонтаном брызги рассыпая,
Струится из-под них вода,
Их заливает. Те под воду
Ныряют быстро, чтоб потом,
Опять на волю вырываясь,
Перевернувшись кверху дном,
В водовороте вод теряясь,
И вновь колоться, как дрова,
Вниз по течению несутся
Большие льдины-острова.

На них уселась стая савок
Передохнуть. Но, знать, беда
Над ними крылья распластала
В оскале смертном, и, когда,
Как будто в салочки играя,
Вот льдина льдину догнала,
Всей мощной грудью наплывая,
Под воду пузом вниз сползла,
Их окунув всех. Вверх взмывая,
Не ведая, в чем их вина,
Те голосят, но поглощает
Тех, кто слабее всех, – волна!

Тордох – жилище юкагиров

Часть 1. Даайыс

Река Ясачная сердита:
Она быстра и глубока.
В долину Нижнего Улуса
Она бежит издалека.
На побережье, где, как песня,
Лишь только белой чайки крик,
Среди тордохов, шкурой крытых,
Мерцал один так скудно лик.
И из тордоха свет печальный
Сквозь щели робко пробивался:
Здесь жирник медленно коптился,
Огонь от ветра колыхался.

В жилище мрачно и пустынно:
Здесь приютилась темнота,
Как по норе, хозяйкой ходит,
Повсюду рыщет нищета.
Под пологом лежит больная;
В бреду своем все смерть зовет,
Потом надолго умолкает,
Очнувшись, горько слезы льет.
Глазами водит по тордоху,
Как будто ищет там кого,
А взгляд пустой и отрешенный, —
Она не видит ничего.

Аана девочка-подросток,
Всего четырнадцати лет,
Холодный пот с нее стирает
И слез соленых влажный след.
И брат, шести годов мальчишка,
Сидит в углу: и только страх
Застыл как будто на ресницах
Слезою на его глазах.
И, кутаясь в свои тряпицы,
Не сводит черных глаз с сестры:
Но сном подернулись ресницы…
Покой. До утренней поры.

*****************************

Болезнь под утро отступила;
Больной намного легче стало,
И голову подняв с орона,
Мать еле слышно прошептала:
«Ах, дочь моя, прости, родная,
И духов лучше не гневи,
Сядь в лодку, с острова скорее
Ко мне шамана позови».
И, проводив дитя глазами,
Она, не двигаясь, лежала.
Казалось, слушала печально,
Как вдалеке вода журчала.

А воды талый снег уносят,
Уносят грусть они, печали.
И улыбнулась вдруг больная:
Забыть про это все? Едва ли!
Ну разве может быть забыта
Та радость самой первой встречи,
Когда глаза с глазами рядом,
Когда скромны, не громки речи.
Все это было той порою,
Когда в весенней чехарде,
Даайыс! встретился с тобою
И стал судьбою Петердэ.

Не раз подумала Даайыс —
Не зря якуты говорят:
«Ты выйди замуж за того лишь,
Глаза чьи, как огни, горят.
Пусть будет он в руках с клюкою,
И пусть, с сумою на плечах,
Пусть будет он бедняк собою,
Но ласков будет пусть в речах.
И коль в тордохе будет счастье,
Тогда в достатке будет пищи,
Тогда сэпсэ для всех открыта,
Здесь рады будут даже нищим…»

Был Петердэ хитрей лисицы,
И глаз орлиный его зорок,
На ноги был он очень скорым
И на охоте смел и ловок.
С копьем ходил он на медведя,
Ведь нет у Петердэ ружья,
И быт в селенье очень беден,
Но не страдала тем семья.
Багрил он рыбу, снасти ладил,
И в доме был налим и чир.
Здесь потрохами вкусно пахло,
С юкол висевших капал жир.

Счастливых дней не сосчитаешь.
Как долгожданны были дети!
Казалось даже, в целом мире
Семьи счастливей нет на свете.
Цветов охапки приносил он
Весной, в их бурное цветенье,
И собирал он вечерами
Для дочки милой ожерелье…
Все это было… Но однажды
Пришла холодная весна.
И в жизни всех все изменила:
Но чья же в этом всем вина?!

Что осень щедростью своею
Земли в тот год не одарила,
И малость ту, что людям в радость,
Холодными дождями смыла:
Голодный зверь в низовья речек
Бежит, он всюду ищет пищи,
И уж не манит берегами
Река летящей мимо дичи…
В четвертую луну в селенье
Что делать?! Люди голодали.
И в дальние края мужчины
Багры, оружие собрали.

Ушел и Петердэ. В путь дальний
Его, как все, ты проводила,
И вдруг тоска тебя сковала,
И сердце, словно зверь, завыло.
И холодней казались ночи,
Нет в небе ни одной звезды…
И вдаль смотрела ты сквозь слезы,
Но не найти его следы…
И не найти теперь дороги,
Где счастьем были дни полны,
Где слез горючих и печали,
Разлуки были не видны.

**************************

Мужчины с промысла весною
В селенье возвращаться стали,
Делили дичь они дворами
И зверя дружно тушевали.
Глаза людей светились счастьем,
И всюду – лишь улыбки, смех.
Селенье вспомнило про время
Былых забот, былых утех.
Вот все давно уже вернулись,
Лишь только он не возвратился;
Все говорили, что работать
К купцу Потонче подрядился.

Весна вторая миновала,
И на исходе снова лето;
Желтей трава уже полями,
И осень очень близко где-то.
А на душе опять унынье,
Да сердце бедное изнылось,
И год от года сединою
Уж голова засеребрилась.
Но день за днем спешит, торопит,
И осень быстро пролетает.
Погожий день, лишь оглянуться,
Уже как будто в дымке тает.

В такой из дней, гонима ветром,
Зашла ты как-то в дальний лес:
Сквозь ветки сосен лучик солнца,
Играя светом, вдруг пролез.
Скользнул он по поляне плавно,
Забрался он в ладонь к тебе,
Заворожил своим теплом он
И дальше побежал себе…
А ты, как будто снова в детстве,
Присев, прислушалась к тиши;
Вокруг себя ты оглянулась,
Замри. Подняться не спеши…

И словно в сон тебя склонило…
Смотри: из чащи не спеша
К тебе идет краса-девица.
Ах, погляди, как хороша!
У ней на тонкой нежной шее
Из ягод бусы-жемчуга,
В глазах ее прозрачных, дивных,
Шумит зеленая тайга.
В косе рябины спелой грозди,
В ушах ее орех звенит.
На платье, золотом обшитом,
Брусничный куст огнем горит.

И руки тонкие, как ветки,
У ней в малиновых перстнях,
И стелится туман пред нею
Периной белою в ногах.
Она подходит ближе, ближе;
И голос звонок, как ручей,
Журчит, и всюду птичье пение
Как будто эхом вторит ей.
«Даайыс! Здравствуй! Встрече рада.
Скажи, о чем опять грустишь,
Зачем глаза твои тоскливы,
Зачем навстречу не спешишь?

По свету белому с восхода
Ходила нынче не спеша,
И у ручья сегодня, знаешь,
Видала я тут малыша.
Я с ним резвилась, умывала
Его водою ключевой,
Поила я его с ладошки
Своей живительной водой.
И силу ног я у оленя
С поклоном нынче попросила,
И хитрость лис, и мудрость волка,
И зоркость птиц ему дарила.

В отвар твоих горючих слез я
Всю нежность тайно уронила,
И в сердце юное мальчишки
Я дух земли, поверь, вселила.
Ты называешь сына Птицей,
Так над землей он пусть летает,
И, по земле ногой ступая,
Он только радость рассыпает.
Прощай! С тобою не увижусь,
Мне нужно нынче поспешить,
И место мне пора настала
Зиме скорей освободить…»

Она рукой своей взмахнула,
Как кипень белый, встал олень.
Забрал он на спину девицу,
Умчался вдаль он, словно тень.
И все опять вокруг померкло:
Где солнца луч?! Кругом туман.
И словно дымом где пахнуло,
А в голове лишь звон, дурман…
Вот теребят тебя за плечи,
Нет даже сил открыть глаза.
И по щеке, огнем пылая,
Ты знаешь, катится слеза.

«Ах, мама, мама, что с тобою?
Открой скорей глаза свои,
Тебя мы столько долго ищем,
На небо лучше посмотри,
Уж звезды над землею водят,
Танцуют звездный хоровод…»
Вот над тобою дочь склонилась,
Вокруг, толпясь, стоял народ.
Ты только прошептала тихо:
«Ах, дочь, как долго я спала…» —
И вдруг в забвенье снова впала,
Подняться так и не смогла.

Очнулась дома утром ранним,
Но снова впала в забытье;
Так два десятка дней ты кряду
Все проводила в дивном сне.
Уж снег сугробами повсюду,
Не плачут больше глухари,
На ветках снова красногрудые
Расселись важно снегири.
Мороз теперь ночами темными
Крепчает с каждым днем: зима
Ступила, видно, твердой поступью,
Взяла она свои права.

****************************

Зима! Зима! Какое чудо!
Белым-бело уже кругом,
И речку зябко потянуло
Прозрачным, тонким, синим льдом.
Толпа ребят, как вихрь, беспечных
Катает в комья липкий снег,
И всюду эхом отдается
Их громкий и звенящий смех.
И, приморозив сильно ногу,
Сайрэ бежит, спешит домой:
В тамбаке сразу кучу снега
Принес он нынче за собой.

Глаза печальные сестрицы
На это даже не сердятся:
Отряхивает, обметает
Аана маленького братца.
И в шутку шлепает мальчишку,
И кипятит скорее чай,
Усердно кутает под шкуру,
Чтоб тот вдруг было невзначай
Не заболел. Сама садится,
И по головке его гладит,
И с мягким волосом сегодня
Как будто бы никак не сладит…

А ты лежишь опять в постели,
То спишь опять, то просыпаешься,
С болезнью сонною какой-то
Сама никак не можешь справиться.
Зашли к вам женщины-соседки,
Медведя шкуру принесли.
Всплакнув у пуора тихонько,
Вздохнули, к делу перешли.
Кто варит травы и настои,
Кто шкуру греет над костром,
Лежанку кто переставляет,
Теплее было чтоб потом.

Вот в косу волосы связали
И кровь тебе уже пустили,
Раздев, на улицу скорее
На землю сразу опустили.
По снегу, голую, недолго
Они, как снежный ком, катали, —
Потом бегом в тепло и тут же
В медвежью шкуру замотали.
Поили чаем и отваром,
Над головой меха трясли,
И только к вечеру, уставши,
С тордоха медленно ушли.

Болезнь твоя на миг какой-то,
Всем показалось, отпустила.
Злодейка-хворь, она, что ведьма,
Наверно, снова пошутила.
Открыть глаза она давала,
Но встать, увы, не позволяла,
Как будто с глиняною куклой,
Она давно с тобой играла.
Она давила, словно камнем,
Тебе на трепетную грудь,
Глаза смутив сном беспробудным,
В них запустила тебе муть.

Болячками опять, простудою
Она лицо пообметала,
И твои кости, словно хворост,
В суставах будто бы ломала.
И снова воздух ты глотала,
Боролась. Только нет уж сил:
И голос слабый, безнадежный
Позвать шамана попросил.
Так пусть он бубен свой достанет,
Пусть духов всех он призовет,
А может быть, от всех болезней
Тебя шаман вдруг и спасет.

Улус – район

Полог – постель из оленьих шкур

Орон – лежанка

Сэпсэ – дверь

Юкола – вяленая рыба

Четвертая луна – декабрь месяц: счет ведется с сентября до мая

Сайрэ – в переводе с юкагирского – птица.

Тамбака – детская одежда, комбинезон

Пуор – хозяйственный уголок, «женский», кухня