Шрифт
Source Sans Pro
Размер шрифта
18
Цвет фона
Глава 2. Корпоративный контроль как управленческая система: основные модели
Понятие «корпоративный контроль» применяется в отечественной экспертной практике в двух значениях. Первое – юридико-управленческий аспект – в контексте более часто используемых терминов (словосочетаний) «контрольный пакет акций» и «контролирующий участник». Второе – в аспекте контрольно-ревизионной практики. В данной главе мы привлечем внимание к первому значению корпоративного контроля.
Необходимо прежде всего заметить, что унифицированных правовых подходов к институту корпоративного контроля в отечественной нормотворческой практике пока не сложилось, как, кстати, и к феномену «контрольный пакет акций». Однако в частных регулятивных ситуациях применительно к целям соответствующих законов близкие по смыслу понятия законодатель все-таки ввел. Так, в ст. 2 Закона о рынке ценных бумаг законодатель оперирует следующими определениями:
– «контролирующее лицо – лицо, имеющее право прямо или косвенно (через подконтрольных ему лиц) распоряжаться в силу участия в подконтрольной организации и (или) на основании договоров доверительного управления имуществом, и (или) простого товарищества, и (или) поручения, и (или) акционерного соглашения, и (или) иного соглашения, предметом которого является осуществление прав, удостоверенных акциями (долями) подконтрольной организации, более 50 процентами голосов в высшем органе управления подконтрольной организации либо право назначать (избирать) единоличный исполнительный орган и (или) более 50 процентов состава коллегиального органа управления подконтрольной организации»;
– «подконтрольное лицо (подконтрольная организация) – юридическое лицо, находящееся под прямым или косвенным контролем контролирующего лица».
В ст. 2 Федерального закона «О несостоятельности (банкротстве)» предлагается похожая дефиниция:
«Контролирующее должника лицо – лицо, имеющее либо имевшее в течение менее чем два года до принятия арбитражным судом заявления о признании должника банкротом право давать обязательные для исполнения должником указания или возможность иным образом определять действия должника, в том числе путем принуждения руководителя или членов органов управления должника либо оказания определяющего влияния на руководителя или членов органов управления должника иным образом (в частности, контролирующим должника лицом могут быть признаны члены ликвидационной комиссии, лицо, которое в силу полномочия, основанного на доверенности, нормативном правовом акте, специального полномочия могло совершать сделки от имени должника, лицо, которое имело право распоряжаться пятьюдесятью и более процентами голосующих акций акционерного общества или более чем половиной долей уставного капитала общества с ограниченной (дополнительной) ответственностью, руководитель должника)».
В п. 3 ст. 53.1 ГК РФ устанавливается ответственность лица, имеющего фактическую возможность определять действия юридического лица, в том числе возможность давать указания единоличному исполнительному органу или членам коллегиальных органов управления компании, тем самым, как мы полагаем, презюмируя законность указанных действий такого лица.
Обобщая эти институциональные подходы, а также соответствующие регулятивные традиции, сложившиеся в российской управленской и экспертной практике, предложим обобщенное определение.
Корпоративный контроль – это совокупность формализованных или неформальных привилегий (прав) и осуществляющих их механизмов и алгоритмов, конституирующих регулятивные и исполнительные гарантии принятия выработанных головным звеном холдинга решений (всех решений, образующих компетенцию) одного или нескольких органов управления дочерней и иной управляемой (контролируемой) компании (компаний) и необходимых указанному звену холдинга действий (бездействия) совета директоров, исполнительных органов дочерней и иной управляемой (контролируемой) компании (компаний), их членов и других лиц, представляющих дочернюю или иную управляемую (контролируемую) компанию, а также система соответствующих инвестиционно-управленческих, мониторинговых и контрольно-ревизионных отношений, формируемых и воспроизводимых головным звеном холдинга, которые направлены на поддержание означенных гарантий.
На первый взгляд дефиниция сложна для восприятия и прикладных интерпретаций. Однако при более пристальном взгляде это впечатление рассеивается. Суть ее проста. Корпоративный контроль есть некая сумма управленческих технологий, которые позволяют головному звену холдинга гарантированно осуществлять избранную им стратегию руководства «дочкой». Опираясь на имеющиеся нормативно-правовые конструкции, крупные российские холдинги отдают приоритет различным форматам построения таких управленческих алгоритмов. Рассмотрим достоинства и недостатки основных.
Существо данного механизма заключается в том, что основное общество, исполняющее миссию корпоративного центра группы компаний, дает прямые, конкретные и обязательные для исполнения указания единоличному исполнительному органу. Такие указания могут быть лишь в рамках вопросов, отнесенных законом и уставом «дочки» к компетенции исполнительных органов (как единоличного, так и коллегиального). Иначе говоря, даже при наличии квалифицированного контрольного пакета акций подобного рода директивы совету директоров и собранию акционеров (участников) основное общество дать не может. Указания могут носить как формализованный характер, так и неформальный (фактическое директивное руководство). Порядок их формирования «мамой», направления «дочкам», исполнения и отчета об их реализации может быть при этом прозрачным и четко отрегулированным внутренними документами холдинга либо сугубо «понятийным», т. е. не опирающимся на прочную регламентную базу группы компаний. Директивы могут ограничиваться сегментом сделок дочерней компании либо распространяться и на остальные вопросы текущего управления «дочки». Специалисты считают, что «мягкой» версией этой модели является ситуация, при которой основное общество дает «дочке» не прямые указания, а согласие на инициируемые ее исполнительным органом проекты, в том числе сделки.
Рассмотрим основные pro et contra данной модели.
Достоинства
1. Эта схема осуществления корпоративного контроля позволяет предельно «спрямить» и упростить алгоритм трансформации выработанной головным звеном холдинга операционной стратегии корпоративного центра в конкретные управленческие решения дочернего хозяйственного общества, принимаемые в сфере текущего (операционного) руководства. Если сравнить данную модель с другими, то легко заключить, что экономятся время, силы обслуживающих процесс подготовки и принятия решений руководителей среднего звена и специалистов, в целом его «бюрократическая нагрузка» минимизируется.
2. Применение этой управленской технологии позволяет головному звену холдинга сосредоточиться на операционных составляющих управления «дочкой» – на поисках клиентуры, заключении договоров, контроле финансовых и товарных потоков и т. п. (если, разумеется, это в определенных обстоятельствах для бенефициаров холдинга актуально), в то время как большая часть других механизмов, центр тяжести управления, напротив, переносятся на стратегические уровни руководства «дочкой».
3. Прямое директивное управление перемещает интеллектуальную, поисковую составляющую бизнеса «дочки» на уровень руководства головным звеном холдинга. В частности, лидерам последнего, как ни странным это покажется на первый взгляд, проще находить кандидатов на занятие вакансий топ-менеджеров «дочки», ведь в сущности руководители операционного звена дочернего хозяйственного общества оказываются «техническими исполнителями» решений, подготовленных в головном звене холдинга.
4. Предельная централизация операционного руководства «дочкой» позволяет также исключить разного рода договорную и кадровую «вкусовщину» конкретных руководителей управляемого звена холдинга, если исходить из того, что таковая носит бескорыстный характер, а также различные корпоративно-коррупционные проявления, если исходить из обратного (например, так называемую параллелизацию топ-менеджерами бизнеса «дочки», профанирование честной тендерной политики, «продажу должностей», кумовство и т. п.).
Недостатки
1. Главный и хорошо известный отечественной корпоративной практике недостаток – это риски ответственности основного общества по сделкам «дочки». Статья 67.3 ГК РФ содержит следующие положения:
«2. …Основное хозяйственное товарищество или общество отвечает солидарно с дочерним обществом по сделкам, заключенным последним во исполнение указаний или с согласия основного хозяйственного товарищества или общества (пункт 3 статьи 401), за исключением случаев голосования основного хозяйственного товарищества или общества по вопросу об одобрении сделки на общем собрании участников дочернего общества, а также одобрения сделки органом управления основного хозяйственного общества, если необходимость такого одобрения предусмотрена уставом дочернего и (или) основного общества.
В случае несостоятельности (банкротства) дочернего общества по вине основного хозяйственного товарищества или общества последнее несет субсидиарную ответственность по его долгам.
3. Участники (акционеры) дочернего общества вправе требовать возмещения основным хозяйственным товариществом или обществом убытков, причиненных его действиями или бездействием дочернему обществу (статья 1064)».
Уже упоминавшаяся выше норма п. 3 ст. 53.1 ГК РФ позволяет вчинять косвенные иски в порядке ст. 71 Закона об акционерных обществах субъектам корпоративного контроля, эксплуатирующим прямое директивное управление «дочкой».
2. Достоинство № 3, отмеченное нами выше, может обернуться неким резервом данной модели. Так, резонно исходить из того, что ее активное применение девальвирует институт персональной ответственности топ-менеджеров «дочки» за ее операционные решения. Снижается и творческий «накал» их деятельности. Практикой замечено: по этой причине сильные управленческие кадры, которых интересует не только высокое материальное вознаграждение, но и возможность реализовать свой профессиональный интеллект, нередко отклоняют соответствующие предложения кадровиков головных звеньев таких холдингов.
3. Считается и, думается, не без оснований, что прозрачность и предсказуемость корпоративного управления, основанного на директивной модели корпоративного контроля, невысоки. Мотивация принимаемых головным звеном холдинга операционных решений «дочки» далеко не всегда декларируется людьми, формирующими такие директивы. По этой причине к данному управленческому алгоритму с крайним недоверием относятся профессионально ориентированные миноритарные совладельцы дочерних компаний «жесткого холдинга». Подготовка соответствующих «дочек» к IPO практически невозможна без планомерного демонтажа комментируемого нами алгоритма: в противном случае акции новой эмиссии никто не купит.
4. Избыточное увлечение директивной моделью корпоративного контроля не позволяет холдингу установить комфортные отношения с сообществом независимых директоров (независимых членов советов директоров), сотрудничающих с публичными бизнес-структурами на профессиональной основе. Причина проста: в дочерних акционерных обществах соответствующих холдингов наблюдательные советы или не формируются, или авторами уставов им придается миссия сугубо формального, «ритуального» органа. Членам указанных ассоциаций профессиональных директоров просто не интересно работать в таких советах.
5. Схема прямого управления головным звеном холдингов «дочками» консервирует недостатки корпоративного управления группой компанией. Авторам решений, «спускаемых» дочерним звеньям холдинговой структуры, некому оппонировать: топ-менеджеры «дочек» – исполнители (приказы, как известно, не обсуждаются), а независимых профессиональных директоров и миноритариев, юридически и управленчески представляющих компетентные коллективы, как правило, в силу отмеченного выше нет.
Модель управляющей компании
Согласно п. 3 ст. 69 Закона об акционерных обществах «права и обязанности единоличного исполнительного органа общества (директора, генерального директора), членов коллегиального исполнительного органа общества (правления, дирекции), управляющей организации или управляющего по осуществлению руководства текущей деятельностью общества определяются настоящим Федеральным законом, иными правовыми актами Российской Федерации и договором, заключаемым каждым из них с обществом. Договор от имени общества подписывается председателем совета директоров (наблюдательного совета) общества или лицом, уполномоченным советом директоров (наблюдательным советом) общества».
Уставом непубличного акционерного общества и общества с ограниченной ответственностью может быть предусмотрено, что решение по данному вопросу принимает совет директоров (п. 3 ст. 66.3 ГК РФ).
Теория корпоративного управления рассматривает институт управляющей компании как своего рода коллективного топ-менеджера управляемой компании, который, замещая генерального директора – физическое лицо, работает более эффективно, непредвзято принимая решения, соответствующие стратегической линии головного звена группы компаний, построенной по типу холдинга. Управляемая в свою очередь корпоративным центром холдинга управляющая компания (формально или фактически) является искомой бенефициарами холдинга гарантией принятия единоличным исполнительным органом нужных холдингу решений. По этой причине автор, присоединяясь к мнению других специалистов, считает этот формат взаимодействия «коллективного топ-менеджера» и дочерних компаний вариантом корпоративного контроля.
Между тем отечественная судебная правоприменительная практика, ожидаемо следуя формальным подходам, тандем «управляющая компания – управляемая операционная компания» не рассматривает в качестве разновидности отношений между основным и дочерним обществом. Авторитетными судебными актами в свое время было признано (и до настоящего момента это сохраняет свою актуальность), что, в частности, договор между хозяйственным обществом и управляющей организацией является договором возмездного оказания услуг. Иными словами, хозяйственное общество, как ни парадоксально это смотрится в общехозяйственном плане, не является «подчиненным» управляющей компании, т. е., строго говоря, не является управляемой компанией.
Сочетание указанных регулятивных обстоятельств, во многом, как мы видим, противоречивое, формирует баланс за и против применения института управляющей компании в осуществлении корпоративного контроля.
1. Управляющая компания является уникальным профессиональным коллективом холдинга, в котором при мудрой постановке кадровой работы можно сосредоточить наиболее сильные кадры группы компаний, рекрутировав их из коллективов аппаратов управлений «дочек». Соответствующий синергетический эффект при этом налицо.
2. Централизация функционала операционных компаний в аппарате управляющей компании (бухгалтеры, финансисты, снабженцы, юристы и т. д.) дает холдингу в целом внушительную экономию, а также позволяет весьма эффективно интерпретировать стратегию холдинга в тактику операционного управления каждой из дочерних компаний. Вполне логично при этом, что в крупных российских холдингах, давно применяющих институт управляющей компании (пример – металлургия), каждый из подотраслевых дивизионов «возглавляет» своя управляющая компания.
3. Управляющая компания организует работу по разумному использованию компаниями холдинга так называемых временно свободных финансовых и материально-технических ресурсов самих дочерних и «внучатых» структур основного общества – головного звена холдинга. То есть если у каких-то операционных или инфраструктурных компаний холдинга на данный момент имеется относительный избыток ликвидности, а у каких-то – недостаток, эту ситуацию можно в интересах группы компаний в целом сбалансировать. Но при одном условии: управляющая компания исполняет миссию единоличного исполнительного органа ряда компаний, что дает ей возможность воспринимать финансовую ситуацию холдинга комплексно.
Как впечатляюще убедил скептиков безвозмездной передачи материальных ресурсов в рамках группы лиц, построенных по типу холдинга, так называемый прецедент «Алмаз-Антей» (см. Постановление Президиума ВАС РФ от 4 декабря 2012 г. № 8989/12), корпоративный центр холдинга и управляющая компания эффективно маневрировать могут и неденежными активами, в частности объектами недвижимости.
4. Управляющая компания замыкает на себе значимые представительские функции дочерних хозяйственных обществ, тем самым существенно повышая эффективность их реализации. Речь идет о том, что располагающей незримым мандатом бенефициара холдинга управляющей компании, под «зонтиком» которой находятся нередко десятки «дочек» одной отраслевой направленности, но в разных регионах, с бизнесом различных масштабов, отличающихся историей и деловой репутацией, разной мерой публичности, логичнее лоббировать их интересы во властных структурах и иных крупных холдингах, нежели каждой из них в отдельности.
5. Управляющая компания становится субъектом организации планомерной внутрихолдинговой состязательности компаний одной миссии и типа, что также в определенной мере повышает эффективность их функционирования. В самом деле, практики заметили: эффективность капиталистического соревнования не менее впечатляющая по своим результатам, чем социалистического.
6. В особо сложных в финансовом, воспроизводственном или юридическом плане случаях управляющая компания делегирует своих специалистов для осуществления соответствующих функций на месте на более высоком профессиональном уровне, нежели мог бы быть обеспечен специалистами управляемых компаний.
7. Управляющая компания является тем руководящим звеном холдинга, претензии миноритарных участников дочерних компаний к которому на основании ст. 67.3 ГК РФ (до изменений гл. 4 Кодекса в 2014 г. – ст. 105) в соответствии со сложившейся судебной практикой, скорее всего будут отвергнуты. Как уже отмечалось выше, по формальным признакам управляющая компания не является разновидностью основного общества.
8. Учитывая, что договор между хозяйственным обществом и управляющей компанией с юридической точки зрения является договором возмездного оказания услуг, фактическое руководство вторым хозяйственным обществом, в отличие от большей части других схем корпоративного контроля, позволяет данному руководящему звену холдинга еще и вполне законно «заработать» на исполнении своих функций.
1. Процесс принятия основных решений в сфере текущего руководства при использовании института управляющей компании, как твердо убеждены миноритарные участники дочерних компаний, существенно менее прозрачен, чем при стандартной схеме управления. По этой причине профессионально ориентированные «миноры» традиционно третируют данный институт.
2. Применение конструкции управляющей компании сопряжено с постоянными и при этом время от времени «обновляемыми» рисками нареканий заинтересованных лиц в тех или иных процедурных нарушениях при принятии решений уполномоченного органа о передаче полномочий единоличного исполнительного органа управляющей организации и одобрении договора с ней. Парадокс: данный институт активно применяется отечественной практикой управления более полутора десятка лет, но так и не обрел четкого и выверенного исполнителями юридико-организационного алгоритма.
3. Отношения хозяйственного общества (дочерней компании холдинга) и управляющей организации находятся в зоне повышенного внимания налоговых органов. Так, налоговикам обычно не нравится, что затраты управляемой компании по оплате услуг управляющей организации бухгалтерия первой относит на себестоимость.
4. Принятие значимых решений управляющей компании (в лице ее единоличного исполнительного органа или поверенного в управляемой компании) по руководству хозяйственным обществом, как правило, приводит к потере времени на различные согласования «внутри» самой управляющей компании, коль скоро она имеет сложную субъектную структуру (совет директоров, правление, необходимость получения одобрения бенефициаров управляющей компании, а поверенному – санкции генерального директора управляющей компании).
5. Применение головным звеном холдинга в качестве управляющей компании аффилированной ему фирмы (схема «по-честному») в определенной мере снижает эффективность контрольно-ревизионной практики специализированного контрольного подразделения головного звена холдинга. Это вполне понятно: проверяя саму управляющую компанию, центральный аппарат холдинга, так сказать, «ревизует своих», что в прикладном отношении приводит к негативным эффектам, в частности, «психологической амнистии» (сегодня – проверяющий, завтра – сотрудник управляющей компании, т. е. проверяемый).
6. Еще один странный и при этом явно негативный эффект, фиксируемый экспертной практикой, – управляющая компания как команда эмиссаров головного звена холдинга (хотя, как отмечалось, и нередко рекрутируемых в «дочках) создается при весьма скромном бюджете ее собственного финансирования, однако через год-два «незаметно» разбухает, а через три-пять становится кратно большей, нежели была вначале.
7. Если статус управляющей компании официально закреплен решением общего собрания акционеров (участников) управляемой компании и соответствующим договором, она хотя и не может оказаться в «прицеле» исков миноритариев хозяйственного общества о возмещении убытков по ст. 67.3 ГК РФ, обременена рисками ответственности по ст. 53.1 ГК РФ и ст. 71 Закона об акционерных обществах (косвенные иски). Кроме того, перед головным звеном холдинга она несет ответственность за результаты хозяйствования «дочки». Многих «архитекторов» систем корпоративного управления холдингом из среды высокопоставленных сотрудников его центрального аппарата эти моменты чрезвычайно смущают.
Суть и резоны применения данной схемы корпоративного контроля можно описать предельно кратко. Если топ-менеджеры головного звена холдинга намерены деятельно эксплуатировать «плюсы» института управляющей компании, но не хотят отвечать по закону перед миноритариями, освоившими грозное оружие косвенных исков, а равно неукротимо желают избавить себя от других отмеченных выше резервов этой конструкции, они предпочтут неформально руководить операционным звеном «дочки». В этом случае они объединяют сильных топ-менеджеров в аппарате так называемых менеджерских компаний, которые при этом не обретут полномочий единоличных исполнительных органов операционных компаний по решениям общих собраний акционеров «дочек», а просто заключают с ним «на добровольных началах» договор об оказании управленческих услуг. При этом по «дипломатическим каналам» холдинга руководителю управляемой компании (он, повторим, остается на своем рабочем месте) будет сообщено, что указания его коллеги из «менеджерской компании» имеют силу директивы головного звена холдинга, неисполнение карается как минимум немедленным увольнением. Иными словами, такая квазиуправляющая компания получает хорошие деньги в качестве гоно рара от управляемой компании, реально ею руководит, но по сути ни перед кем ни за что (кроме, естественно, бенефициаров холдинга) не отвечает.
Данная конструкция классикой корпоративного управления, как и любое иное проявление феномена «теневого управления», воспринимается как «несимпатичная» и по этой причине нежелательная в прикладном плане. К ней крайне негативно относятся миноритарные партнеры управляемых компаний, не связанные тесными узами с бенефициаром холдинга. Однако в умеренно крупных непубличных холдингах она обрела и сохраняет поныне определенную популярность.
Стоит заметить, что риски применения мер ответственности контролирующего лица в рамках законодательства о банкротстве, а также в случае применения соответствующих мер уголовно-правового преследования, риски ее создателей и эксплуатантов эта схема не хеджирует. Следователей, как и арбитражных управляющих, интересует, кто и как фактически принимал значимые управленческие решения по менеджированию в операционной компании.
Суть схемы такова. Пост генерального директора операционных компаний холдинга занимает одно лицо, представляющее центральный аппарат холдинга, нередко – руководитель основного общества.
Эта конфигурация, по мнению ее популяризаторов, оправдывает себя в ситуациях антикризисного реформирования работы группы компаний, радикальной перестройки архитектуры холдинга, втягивания группы компаний в реализацию масштабного коммерческого или инвестиционного проекта, в иных экстраординарных случаях, требующих предельной централизации руководства. Можно сказать, что данная модель являет собой более жесткий вариант модели директивного управления «дочкой» головным звеном холдинга. Как видим, такая жесткость достигается передачей полномочий операционного руководства.
Таким образом, плюсы и минусы этого управленческого алгоритма обеспечения корпоративного контроля совпадают в целом с достоинствами и недостатками первой модели, рассмотренной нами выше. Однако следует обратить внимание на один «уникальный» резерв схемы «режима ручного управления» – слишком сильную, «запредельную» профессиональную и нервно-психологическую нагрузку на руководителя, согласившегося стать лидером группы компаний. Наши экспертные наблюдения показывают: эти люди часто и ожидаемо физически не успевают принимать все актуальные оперативные решения, оказываются вынужденными «оставлять на хозяйстве» своих заместителей, обладающих при таких обстоятельствах по сути всей полной операционной власти первых лиц. А это, как нам кажется, изрядно девальвирует ключевой резон применения данной схемы. Тем не менее темпы роста популярности рассматриваемой модели (особенно почему-то у некоторых региональных властей) впечатляют.
Эта схема считается самой демократичной. И в таком качестве – своего рода антиподом первой, третьей и четвертой моделей. Поэтому авторы модельных регулятивных источников лучшей корпоративной практики (кодексов, политик и т. д.) настоятельно ее рекомендуют в качестве базовой публичным холдингам.
Главное – центр тяжести принятия основных решений по руководству дочерними компаниями переносится на их советы директоров, большинство членов которых составляет команда фактических представителей головного звена холдинга.
1. Данная схема позволяет «архитекторам» систем корпоративного управления холдингом сосредоточиться на стратегических вопросах управления дочерними компаниями, отдав тактические «на откуп» тщательно подбираемым топ-менеджерам, осуществляющим свою деятельность под строгим контролем того же совета директоров и подчиненной ему службы внутреннего аудита.
2. Поскольку по российским законам компетенция наблюдательного совета является открытой (к ней в уставе модно относить все вопросы, кроме вопросов исключительной компетенции высшего органа управления), при необходимости такой совет можно наделить и правами принятия актуальных операционных и иных тактических решений (например, одобрения сделок, превышающих 1 % балансовой стоимости активов компании, утверждения штатного расписания, замещения вакансий «вторых лиц» компании и т. п.).
3. Реализация этой схемы всемерно поощряет сотрудничество компании и холдинга в целом с наиболее сильными в профессиональном отношении, креативными, не боящимися ответственности топ-менеджерами (чего нет, к примеру, в случае применения первой модели), а равно и с профессиональными директорами, работающими в качестве независимых членов таких советов. Риски консервирования значимых управленческих ошибок при активном и поощряемом холдингом оппонировании идеям топ-менеджмента со стороны таких людей – минимальны.
4. Процесс подготовки, принятия, исполнения и контроля реализации наиболее важных для бизнеса компании решений отличается высокой степенью прозрачности и открытости для публичного оппонирования. По этой причине данный механизм является идеальными для формирования комфортных отношений с миноритариями спекулятивной мотивации и потенциальными инвесторами.
Совокупность этих обстоятельств, как мы полагаем, оказалась достаточной и необходимой для осуществления процесса руководства госкомпаниями со стороны Министерства экономического развития и Росимущества в опоре именно на эту модель.
1. С юридико-технической и организационной точек зрения данная модель представляется довольно тяжеловесной, обремененной необходимостью получения разного рода директив и позиций головного звена холдинга в советах «дочек», проработки проектов решений, потери времени на созыв и процедурную подготовку заседаний.
2. К сожалению, из-за «рассеянного» отношения отечественного законодательства к институту независимых директоров (в смысле принятия Кодекса корпоративного управления, не являющегося ныне, как и ранее, нормативным правовым актом) его статус легко профанируется некоторыми холдингами включением в советы квазинезависимых директоров – людей, статус которых определяют формальные критерии, прописанные в уставах и кодексах дочерних компаний, реально управляемых негласными указаниями менеджеров головных звеньев холдингов.
3. Широкие масштабы сотрудничества холдинга с сообществами независимых директоров объективно и субъективно повышают риски распространения коммерчески значимой информации. Так, по нашим экспертным наблюдениям, нормы внутренних документов некоторых крупных интегрированных корпоративных структур, запрещающие включать в советы директоров головных звеньев и опорных операционных компаний лиц, сотрудничающих с конкурентами холдингов, реально не работают.
4. Холдингам, делающим ставку на привлечение в советы своих компаний располагающих высокой репутацией независимых директоров, особенно иностранцев, приходится резервировать немалые суммы на покупку для них полисов страхования ответственности и бонусных программ.
5. В последние годы, к сожалению, наблюдается тенденция возрастания корпоративно-коррупционной нагрузки на советы директоров дочерних компаний.
Партнерская модель
Соинвесторы подконтрольной компании заключают в порядке ст. 67.2 ГК РФ и ст. 32.1 Закона об акционерных обществах корпоративный договор (акционерное соглашение), в котором наряду с так называемыми спекулятивными положениями (порядок консолидации пакетов акций, сроки и механизмы их отчуждения и т. д.) включаются описания корпоративно-управленческих технологий сотрудничества сторон, в том числе по инициированию общих собраний акционеров и заседаний советов директоров, разработке и согласованию проектов решений, по собственно порядку голосования, осуществлению корпоративно-ревизионных и информационных прав акционеров. Иными словами, гарантии принятия управляемой компанией определенных решений в таком формате обеспечивается не отношениями собственности на титулы (акции, доли), а договорной конфигурацией корпоративного контроля.
Достоинства
1. Как и модель корпоративного контроля «через советы директоров», данная схема считается весьма прозрачной и демократичной. Факт и отчасти существо корпоративного договора подлежат публикации. Нормы, регулирующие этот процесс, содержатся в п. 4 ст. 67.2 ГК РФ:
«Участники хозяйственного общества, заключившие корпоративный договор, обязаны уведомить общество о факте заключения корпоративного договора, при этом его содержание раскрывать не требуется. В случае неисполнения данной обязанности участники общества, не являющиеся сторонами корпоративного договора, вправе требовать возмещения причиненных им убытков.
Информация о корпоративном договоре, заключенном акционерами публичного акционерного общества, должна быть раскрыта в пределах, в порядке и на условиях, которые предусмотрены законом об акционерных обществах.
Если иное не установлено законом, информация о содержании корпоративного договора, заключенного участниками непубличного общества, не подлежит раскрытию и является конфиденциальной».
2. Комментируемая архитектура корпоративного контроля позволяет привлечь к процессу принятия значимых управленских решений миноритарных акционеров и их консультантов, кстати, не тратя средства на их гонорары. Более того, корпоративный договор позволяет стабилизировать и гармонизировать отношения компании и с ее кредиторами и иными стейкходерами. Согласно п. 9 ст. 67.2 ГК РФ «кредиторы общества и иные третьи лица могут заключить договор с участниками хозяйственного общества, по которому последние в целях обеспечения охраняемого законом интереса таких третьих лиц обязуются осуществлять свои корпоративные права определенным образом или воздерживаться (отказаться) от их осуществления, в том числе голосовать определенным образом на общем собрании участников общества, согласованно осуществлять иные действия по управлению обществом, приобретать или отчуждать доли в его уставном капитале (акции) по определенной цене или при наступлении определенных обстоятельств либо воздерживаться от отчуждения долей (акций) до наступления определенных обстоятельств. К этому договору соответственно применяются правила о корпоративном договоре».
3. Как убеждают анализ и обобщение новейшей корпоративно-правозащитной практики, договорный альянс контрольного участника компании и его миноритарных партнеров является могучим средством профилактики корпоративного шантажа и рейдерских захватов.
Минусы
1. Корпоративный договор, содержащий сильную управленческую часть, фактически формирует для компании новый уровень, а по сути – орган управления. Ведь по обязательствам сторон такого договора акционерам надо все важное для руководства сначала согласовать друг с другом, а затем уже выносить результаты согласования на общее собрание и совет директоров. Только в отличие от работы собрания и совета процесс подготовки решений на этом уровне фактического руководства компанией для топ-менеджеров и не являющихся подписантами корпоративного договора миноритариев завуалирован. Таким образом, хотя в общем плане этот формат корпоративного контроля вроде бы и повышает степень прозрачности управления хозяйственным обществом, для указанных субъектов управления он чреват появлением элементов непредсказуемости, явными потерями времени и бюрократическими эффектами при проработке стратегически важных проектов компании.
2. По российскому праву ни сама компания, ни ее топ-менеджеры (как считают специалисты), не являясь для акционеров третьими лицами, не могут участвовать в корпоративных договорах. Это, по нашему убеждению, снижает в прикладном аспекте позитивный потенциал данного института. Кроме того, российское законодательство рассматривает такое соглашение только в контексте осуществления прав акционеров, но не их обязанностей. Данное обстоятельство регулятивно «деформирует» баланс ресурсов этой формы корпоративного контроля.
3. Акционерное соглашение может консолидировать усилия его сторон как «коллективного контрольного участника» только по вопросам объединения их усилий по организации работы собрания акционеров и совета директоров. Оказать же непосредственное воздействие на работу топ-менеджмента подписанты договора не могут.
Некоторые наши коллеги продолжают агитировать инвесторов на страничках экспертных форумов и в печати за создание паритетных конструкций корпоративного контроля, не сопряженных с дополнительной регуляцией, в частности путем подписания корпоративного договора. Со своей стороны считаем их усилия на этом поприще ошибочными и даже в какой-то мере опасными. Практика не раз доказывала, что «управленческая паритетность» имеет оборотную сторону, на которой неуправляемость и антагонистичность. Увы, «равновесные конфигурации» по-прежнему остаются в корпоративной моде. Пример – недавняя история, описанная в изложенном ниже судебном акте:
«В Арбитражный суд Московской области обратилась Пименова Валентина Петровна (далее – Пименова В.П.) с иском к Воронову Владимиру Петровичу (далее – Воронов В.П.) об исключении из состава участников общества с ограниченной ответственностью «НПО «НЕОХИМ-ТЕПЛОИЗОЛЯЦИОННЫЕ СИСТЕМЫ» (далее – общество «НПО «НЕОХИМ-ТИС») Воронова В.П. В обоснование заявленных требований Пименова В.П., ссылаясь на положения ст. 10 Федерального закона от 08.02.1998 № 14-ФЗ «Об обществах с ограниченной ответственностью» (далее – Федеральный закон № 14-ФЗ), указывает, что Вороновым В.П. грубо нарушаются обязанности участника общества, что подтверждается вступившим в законную силу решением суда о взыскании с Воронова В.П. убытков в пользу общества в размере 2 160 000 рублей, а также указывает, что Воронов В.П. своими действиями (бездействием) делает невозможной деятельность общества…
Определением Арбитражного суда Московской области от 10.09.2015 принят к производству встречный иск Воронова В.П. к Пименовой В.П. об исключении из состава участников общества «НПО «НЕОХИМ-ТИС» Пименовой В.П.
В обоснование иска Воронов В.П., ссылаясь на положения статьи 10 Федерального закона № 14-ФЗ, указывает на то, что Пименовой В.П. грубо нарушаются обязанности участника общества, что подтверждается заключением от собственного имени договора аренды с обществом с ограниченной ответственностью «ПромТехСнаб» (далее – общество «ПромТехСнаб»), а также указывает на то, что Пименова В.П. своими действиями (бездействием) делает невозможной деятельность общества.
Присутствующие в судебном заседании Воронов В.П. и представитель Воронова В.П. возражали против удовлетворения первоначального иска, настаивали на удовлетворении встречно заявленного требования по основаниям, изложенным в отзыве на иск, встречном иске, письменным пояснениям, среди прочего указывая, что с момента истечения полномочий Воронова В.П. как Генерального директора общества «НПО «НЕОХИМ-ТИС» в обществе существует корпоративный конфликт, выраженный в невозможности избрания единоличного исполнительного органа общества, а также в длительном непринятии решений по вопросам хозяйственной деятельности общества. При этом из пояснений Воронова В.П. следует, что общество ведет хозяйственную деятельность, его финансовое состояние удовлетворительное, общество не имеет задолженностей перед контролирующими государственными органами, в том числе перед налоговыми органами…
Судом установлено следующее.
Общество «НПО «НЕОХИМ-ТИС» зарегистрировано Межрайонной инспекцией ФНС России по г. Дмитрову Московской области в качестве юридического лица 21.11.2008 с присвоением ОГРН 1037789049210, основной вид деятельности общества – сдача в аренду имущества.
Участниками общества «НПО «НЕОХИМ-ТИС» являются Пименова В.П.
и Воронов В.П. с долей участия в размере 50 процентов уставного капитала общества каждый.
Согласно разделу 9 Устава общества «НПО «НЕОХИМ-ТИС» высшим органом управления общества является общее собрание участников, единоличным исполнительным органом общества является Генеральный директор. Решения по образованию исполнительных органов общества и досрочному прекращению их полномочий, а также о передаче полномочий единоличного исполнительного органа общества управляющему, об утверждении условий договора с ним (пункт 9.2.3 Устава) принимаются участниками общества единогласно.
Сделки на сумму свыше 50 000 рублей подлежат одобрению общим собранием общества (п. 9.2.17 Устава), как и сделки с организациями – поставщиками коммунальных услуг, в том числе изменения и дополнения к указанным сделкам (пункт 9.2.18), также одобрению общим собранием подлежат сделки о сдаче имущества в аренду (пункты 9.2.19, 9.2.20).
Согласно протоколу общего собрания участников общества «НПО «НЕОХИМ-ТИС» от 28.11.2011 № 3 Генеральным директором общества сроком на три года избран Воронов В.П. В связи с истечением срока полномочий Воронова В.П. 21.11.2014 созвано внеочередное собрание участников общества «НПО «НЕОХИМ-ТИС», на котором в числе прочего рассматривался вопрос об избрании Генерального директора общества, решение об избрании директора не принято, стороны проголосовали против предложенных друг другом кандидатур (том дела I, лист дела 89).
На внеочередном собрании участников общества «НПО «НЕОХИМ-ТИС» (протокол собрания от 24.03.2015, том дела I, листы дела 90, 91) также не принято решение об избрании единоличного исполнительного органа общества, поскольку единогласного голосования не состоялось. При этом отчет о финансово-хозяйственной деятельности общества за 2014 год принят, финансово-хозяйственная деятельность общества признана удовлетворительной.
Также не принято решение об одобрении общим собранием участников общества заключения договора аренды с обществом «ПромТехСнаб».
Вместе с тем из пояснений Пименовой В.П. и Воронова В.П. следует, что Пименова В.П. от своего имени, как участник общества «НПО «НЕОХИМ-ТИС» на стороне арендодателя, заключила договор аренды с обществом «ПромТех-Снаб» в феврале 2015 года, с этого момента арендные платежи поступают на расчетный счет общества «НПО «НЕОХИМ-ТИС», между обществом «Мосэнергосбыт», арендатором – обществом «ПромТехСнаб» и участником общества «НПО «НЕОХИМ-ТИС» заключен трехсторонний договор энергоснабжения для обеспечения возможности арендатору вести производственную деятельность на арендованных площадях (в материалы дела указанные выше договоры аренды и энергоснабжения не представлены).
Также для обеспечения возможности ведения деятельности общества «Пром-ТехСнаб» Пименова В.П. как участник общества «НПО «НЕОХИМ-ТИС» написала заявление на имя начальника отдела вневедомственной охраны по Дмитровскому району, на основании которого общество «НПО «НЕОХИМ-ТИС» уведомлено о прекращении приема сообщений об экстренном вызове наряда полиции с объекта, принадлежащего обществу (том дела I, лист дела 141).
Как пояснила суду Пименова В.П., в связи с тем обстоятельством, что предыдущий арендатор, общество с ограниченной ответственностью «НПП «ТЕПЛОХИМ», прекратил оплату арендных платежей, согласно решению суда перед обществом «НПО «НЕОХИМ-ТИС» имеется задолженность в размере 5 372 761 рубля (дело Арбитражного суда г. Москвы № А40-96449/2014), сдача в аренду имущества является единственным видом деятельности, осуществляемым обществом «НПО «НЕОХИМ-ТИС», Пименова В.П. ввиду отсутствия других предложений приняла решение о заключении договора аренды с обществом «ПромТех-Снаб», которое с февраля 2015 г. исправно платит на расчетный счет общества «НПО «НЕОХИМ-ТИС» арендную плату. Как установлено судом в ходе судебного разбирательства, решение общего собрания участников общества «НПО «НЕОХИМ-ТИС» об одобрении сделок по сдаче имущества в аренду обществу «НПП «ТЕПЛОХИМ» и обществу «ПромТехСнаб» не принималось.
В материалы дела представлена переписка участников общества «НПО «НЕОХИМ-ТИС», из которой следует, что Воронов В.П. и Пименова В.П. также не могут достичь согласия в решении вопроса ремонта кровли здания, принадлежащего обществу.
Из пояснений сторон и материалов дела следует, что кредитным учреждением, «АКБ «РосЕвроБанк», приостановлены операции по расчетному счету общества «НПО «НЕОХИМ-ТИС» ввиду истечения срока полномочий директора общества.
В ходе судебного разбирательства Вороновым В.П. представлены доказательства исполнения решения суда по делу № А41-35729/14 о взыскании с Воронова В.П. убытков в пользу общества НПО «НЕОХИМ-ТИС» в размере 2 160 000 рублей, а именно внесения в кассу общества указанной суммы, представлены письма о приглашении Пименовой В.П. провести инвентаризацию кассовых операций общества, на которую Пименова В.П. не явилась. В заседании суда Пименова В.П. дала пояснения, что не явилась на проведение инвентаризации кассовых операций общества «НПО «НЕОХИМ-ТИС», поскольку не обладает знаниями в бухгалтерии, а проведение аудита общества «НЕОХИМ-ТИС» кандидатурами, предложенными Вороновым В.П., считает невозможным, потому что не доверяет этим кандидатурам. Считает, что решение суда по возврату 2 160 000 рублей неисполненным и по настоящий момент.
Судом критически воспринимаются возражения Пименовой В.П. в отношении вопроса исполнения Вороновым В.П. решения суда по делу № А41-35729/14, поскольку из переписки сторон следует, что Пименовой В.П. признается факт наличия в кассе указанной суммы, при этом судом принимается во внимание утверждение Пименовой В.П. о том, что единственным источником получения дохода от сдачи имущества в аренду являются арендные платежи, перечисляемые обществом «ПромТехСнаб» на расчетный счет общества в АКБ «РосЕвро-Банк». Суд также считает необходимым отметить, что установление данных обстоятельств к предмету спора по настоящему делу отношения не имеет, поскольку факт исполнения или неисполнения решения суда по иному делу непосредственно не связан с добросовестным исполнением Вороновым В.П. обязанностей участника общества «НПО «НЕОХИМ-ТИС».
Судом также установлено, что на внеочередном собрании участников общества «НПО «НЕОХИМ-ТИС», состоявшемся 28.10.2015 (том дела III, листы дела 29 – 33), решения об избрании генерального директора не принято, решения об аудите общества не принято ввиду отсутствия единогласного голосования, однако единогласно принято решение о признании финансового состояния общества «НПО «НЕОХИМ-ТИС» как «хорошее», также принято решение о продаже общества.
Суд, исследовав и оценив в совокупности все имеющиеся в материалах дела письменные доказательства, считает заявленные в первоначальном и встречном исках требования необоснованными и не подлежащими удовлетворению в силу следующего.
Согласно положениям ст. 10 Федерального закона № 14-ФЗ участники общества, доли которых в совокупности составляют не менее чем десять процентов уставного капитала общества, вправе требовать в судебном порядке исключения из общества участника, который грубо нарушает свои обязанности либо своими действиями (бездействием) делает невозможной деятельность общества или существенно ее затрудняет.
В соответствии с пп. «б» и «в» п. 17 Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации и Пленума Высшего Арбитражного суда Российской Федерации от 09.12.1999 № 90/14 при рассмотрении заявления участников общества об исключении из общества участника, который грубо нарушает свои обязанности либо своими действиями (бездействием) делает невозможной деятельность общества или существенно ее затрудняет, необходимо иметь в виду следующее: под действиями (бездействием) участника, которые делают невозможной деятельность общества либо существенно ее затрудняют, следует, в частности, понимать систематическое уклонение без уважительных причин от участия в общем собрании участников общества, лишающее общество возможности принимать решения по вопросам, требующим единогласия всех его участников. Исходя из названных норм, при решении вопроса о том, является ли допущенное участником общества нарушение грубым, необходимо, в частности, принимать во внимание степень его вины, наступление (возможность наступления) негативных для общества последствий.
В соответствии со ст. 8 Федерального закона № 14-ФЗ участники общества вправе: участвовать в управлении делами общества в порядке, установленном Федеральным законом и уставом общества; получать информацию о деятельности общества и знакомиться с его бухгалтерскими книгами и иной документацией в установленном его уставом порядке; принимать участие в распределении прибыли; продать или осуществить отчуждение иным образом своей доли или части доли в уставном капитале общества одному или нескольким участникам данного общества либо другому лицу в порядке, предусмотренном настоящим Федеральным законом и уставом общества; выйти из общества путем отчуждения своей доли обществу, если такая возможность предусмотрена уставом общества, или потребовать приобретения обществом доли в случаях, предусмотренных настоящим Федеральным законом.
Судом установлено, что Пименова В.П. и Воронов В.П. от участия в собраниях общества не уклонялись, при этом возможности принять решения по вопросам избрания единоличного исполнительного органа общества, сдачи имущества в аренду, проведения аудита, расходования денежных средств, имеющихся в кассе общества, не могли быть приняты в силу блокирования равноправными участниками общества положительного решения указанных вопросов и требования, содержащегося в учредительных документах общества, о том, что решение по указанным вопросам может быть принято только в форме единогласного голосования.
Суд, учитывая, что исключение участника общества из состава его участников по правилам ст. 10 Федерального закона № 14-ФЗ является исключительной мерой, считает, что ни Вороновым В.П., ни Пименовой В.П. в материалы дела не представлено доказательств, из которых достоверно и однозначно следует вывод о грубом нарушении равноправными участниками общества своих обязанностей участников, как не следует и вывод о том, что деятельность общества невозможна или существенно затруднена, а его финансовое состояние неудовлетворительное.
В принятии решения по настоящему делу судом учитывается исключительная особенность данного корпоративного спора, заключающаяся в наличии равного количества долей у двух участников общества, что увеличивает риск возникновения невозможности принятия решения по вопросам, связанным с деятельностью общества.
Исключение участника представляет собой специальный способ защиты корпоративных прав, целью которого является устранение вызванных поведением одного из участников препятствий к осуществлению нормальной деятельности общества.
При указанном соотношении долей названный механизм защиты может применяться только в исключительных случаях при доказанности грубого нарушения участником общества своих обязанностей либо поведения участника, делающего невозможной или затрудняющего деятельность общества.
Суд считает, что действительной причиной обращения участников в суд с взаимными требованиями об исключении из общества являются утрата участниками единой цели при осуществлении хозяйственной деятельности и желание за счет интересов другого участника разрешить внутрикорпоративный конфликт, а не действия (бездействие) последних по причинению вреда обществу.
Учитывая вышеизложенное, в ситуации, когда уровень недоверия между участниками общества, владеющими равными его долями, достигает критической, с их точки зрения, отметки, при этом позиция ни одного из них не является заведомо неправомерной, суд считает, что участникам общества целесообразно рассмотреть вопрос о возможности продолжения корпоративных отношений, результатом чего может стать принятие участниками решения о ликвидации общества либо принятие одним из участников решения о выходе из него с соответствующими правовыми последствиями, предусмотренными Федеральным законом № 14-ФЗ и учредительными документами общества.
Необходимо отметить, что в данном случае в обществе имеется конфликт между двумя участниками с равным количеством долей в уставном капитале, что делает невозможным принятие решения в случае, если один из участников выступает против принятия данного решения. В то же время такие последствия явились следствием действий самих участников общества, которые самостоятельно определили механизм управления обществом, не предусмотрев при этом возможность управления обществом в случае несогласия одного из участников общества с позицией другого его участника.
Принимая во внимание решение участников общества «НПО «НЕОХИМТИС» о продаже общества, принятое на собрании 28.10.2015, суд считает возможным отказать в удовлетворении первоначального и встречного исков об исключении участников общества из общества «НПО «НЕОХИМ-ТИС».
В соответствии со статьей 65 Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации лицо, участвующее в деле, должно доказать обстоятельства, на которые оно ссылается как на основания своих требований и возражений.
Заявив требования об исключении, истец обязан доказать совершение ответчиком действий, затрудняющих деятельность общества…
Из материалов дела следует, что фактически нормальной хозяйственной деятельности общества препятствует противостояние его участников, имеющих равное количество голосов, в продолжительном корпоративном конфликте. Возникшие между ними разногласия не являются основанием для исключения кого-либо из них из состава общества.
Следует отметить, что действующим законодательством предусмотрено право участника выйти из общества независимо от согласия других его участников или всего общества и получить действительную стоимость своей доли в случае, если участник считает, что другой участник блокирует деятельность общества.
На основании вышеизложенного, руководствуясь статьями 65, 69, 167–170, 176, 180, 225.1 Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации, арбитражный суд
РЕШИЛ:
В первоначальном иске Пименовой Валентины Петровны к Воронову Владимиру Петровичу об исключении участника Воронова Владимира Петровича из общества с ограниченной ответственностью «НПО «НЕОХИМ-ТЕПЛОИЗОЛЯЦИОННЫЕ СИСТЕМЫ» отказать.
Во встречном иске Воронова Владимира Петровича к Пименовой Валентине Петровне об исключении участника Пименовой Валентины Петровны из состава участников общества с ограниченной ответственностью «НПО «НЕОХИМТЕПЛОИЗОЛЯЦИОННЫЕ СИСТЕМЫ» отказать».
Подведем некоторые итоги. Идеальных, применимых ко всем ситуациям решений в сфере корпоративного управления вообще и в области достижения целей корпоративного контроля в частности не бывает. Искусство специалистов, предлагающих своим работодателям и клиентам средства и методы их достижения, заключается в тонкой профессиональной оценке весьма сложной совокупности различных долгосрочных трендов и конъюнктурных обстоятельств. В этом отношении ни одна из рассмотренных ранее моделей корпоративного контроля не может считаться универсальной. Но в то же время не стоит и драматизировать мотивы и логику альтернативности их регулятивных ресурсов. Следует исходить из того, что эти схемы могут и должны к определенным корпоративным ситуациям применяться комплексно с установкой на органичное взаимодополнение.
