ОглавлениеНазадВпередНастройки
Добавить цитату

Глава 10

Я заскочил в «Инглс», чтобы купить кое-что из еды, потом поехал по Семьдесят шестому шоссе мимо гражданского центра, библиотеки, начальной школы и больницы. В больницу мне нужно было бы заглянуть – навестить Энни, принести ей в подарок игрушку (не плюшевого медвежонка) и забрать свой кардиомонитор, но это могло подождать. Проезжая мимо «Колодца» – бара Дэвиса Стайпса, – я почувствовал дразнящий аромат гриля, но сейчас у меня не было времени, чтобы остановиться и соблазниться чизбургером.

Дэвис подает самое холодное пиво и самые вкусные в Джорджии чизбургеры. Его меню написано мелом на стене и выглядит довольно экзотично: «Легкий шепот» с единственной лепешкой и минимумом гарнира; «Постоянная пальпация» с тремя сортами сыра и жареным луком; «Артериальный тромб» с двумя хлебцами, красным чили и зеленым ялапеньо; «Остановка сердца» с фунтовой булкой, копченым беконом и сырным ассорти, а также вкуснейший «Четверной шунт» с четырьмя слоями хлеба, сочащегося насыщенными жирными кислотами и «фирменным» соусом. И все же главный шедевр Дэвиса – это «Трансплант»: огромная лепешка, на которой высится целая гора сыров, зелени, перцев, бекона и прочего. Конечно, чизбургеры Дэвиса иначе как «сердечным приступом на тарелке» не назовешь, но они настолько вкусны, что клиенты идут на риск. Я, например, каждую пятницу ужинаю в «Колодце» вне зависимости от того, голоден я или нет. Отказаться от этой привычки выше моих сил.

Сразу за «Колодцем» шоссе круто сворачивает в одну, затем в другую сторону. Этот коварный зигзаг прозвали Мышеловкой для «харлеев» – и неспроста: мотоциклисты бьются здесь с завидной регулярностью. Один такой случай произошел чуть не у меня на глазах – и в тот самый день, когда я поехал в Атланту, чтобы купить себе настоящий чоппер «Харлей-Дэвидсон». Какой-то парень на японской «летающей вафле» не справился с поворотом и, когда я подкатил к тому месту, лежал на мостовой вверх лицом. Из ушей и носа у него текла кровь. Я опустился рядом с ним на колени. Но не успел я нажать на грудную клетку, чтобы сделать непрямой массаж сердца, как мне стало ясно, что у него не осталось ни одного целого ребра и под курткой – настоящий фарш из мяса и раздробленных костей. Да и шлем, похоже, не защитил лихача – он лишь не дал его мозгам разлететься по асфальту.

«Харлей» я так и не купил.

Сейчас я торопился домой, но на Мышеловке все же притормозил. Я был уверен, что Чарли уже отчаялся меня дождаться, и не ошибся. Когда я наконец добрался до берега, в доме было пусто и холодно. Чарли не было видно, зато я услышал, как на противоположном берегу выводит затейливую мелодию его губная гармошка. Судя по всему, Чарли основательно разыгрался, и я не сомневался: скоро я услышу, как он притопывает ногой в такт очередной композиции. Чарли знал десятки, если не сотни мелодий в диапазоне от классики до блуграсса и мог не переводя дух исполнить все подряд.

* * *

Озеро Бертон находится фактически у меня на заднем дворе. Можно даже сказать, что это обширное пространство и есть мой задний двор, которым я могу распоряжаться по своему усмотрению. Когда-то на этом месте был процветающий город с тем же названием, но в свое время он был затоплен ради постройки гидроэлектростанции, которая и сейчас обеспечивает электроэнергией бо́льшую половину штата.

Жители города не возражали. Получив причитающуюся им компенсацию, они разобрали и вывезли свои перегонные установки и дистилляторы, а потом спокойно смотрели, как прибывающая вода заливает улицы и могильные камни на кладбищах.

Своего расцвета город Бертон достиг в начале 1800-х, в эпоху «золотой лихорадки», когда из этих мест были окончательно изгнаны индейцы-чероки. Первоначально он находился у слияния реки Таллалы и Мокасинового ручья. Почти не тронутый Гражданской войной, Бертон сыграл важную роль в эпоху бурного строительства железных дорог в 1880–1890-х годах. К началу XX столетия графства Рабун и Хэбершем могли похвастаться крупной туристской достопримечательностью, которая уступала разве что Ниагарскому водопаду. Порожистое ущелье, в котором текла Таллала, так и прозвали Южной Ниагарой, и не зря: первозданная, дикая природа этого места привлекала почти столько же состоятельных туристов, сколько крупнейшая в Джорджии гидроэлектростанция.

Отвесные скалистые берега Таллалы, высота которых достигала порой сотен футов, идеально подходили для строительства каскада гидростанций, и в 1917 году Железнодорожная и Электрическая компания Джорджии выкупила у жителей городок Бертон, в котором уже тогда было целых три универсальных магазина. Вскоре была построена плотина, и 22 декабря 1919 года началось затопление города и ближайших окрестностей. Примерно восемьдесят с лишним домовладельцев, чьи жилища попали в зону затопления, вскочили в свои каноэ и лодки и, покачиваясь на волнах, наблюдали, как вода поднимается выше и выше. Когда ее уровень достиг максимума, верхушки двухсотлетних шестидесятифутовых сосен оказались на глубине тридцати-сорока футов от поверхности, однако на них можно было рассмотреть каждую иголочку: текущая с гор вода была прозрачной как чуть зеленоватое стекло.

После затопления Бертон превратился в подводное кладбище: за два столетия здесь было похоронено немало людей. До сих пор вокруг озера, в укромных лощинах и на берегах уединенных маленьких бухт, рассредоточено больше десятка старинных погостов. На некоторых встречаются могильные плиты, датированные 1700-ми годами.

В своей высшей точке скалистые берега Таллалы поднимаются над речным руслом почти на тысячу двести футов. Это, собственно, и есть знаменитое Ущелье. За всю историю люди отваживались перебраться через эту кажущуюся бездонной щель всего дважды. Первым это сделал 24 июля 1886 года профессор Леон. Лишь восемьдесят четыре года спустя, 18 июля 1970 года, его трюк сумел повторить Карл Валенда.

После постройки плотин некогда полноводная Таллала превратилась в тонкую струйку. Как любили повторять старожилы, даже старик, встав ночью по малой нужде, написает больше. И все же благодаря этому ручейку озеро Бертон имеет зеркало площадью свыше двух тысяч семисот акров, а протяженность его береговой линии – шестьдесят две мили. А ведь помимо него в округе Рабун – еще пять напорных водохранилищ, это около двух процентов площади округа (к слову, она составляет триста семьдесят семь квадратных милей).

И тем не менее озеро Бертон стало по-настоящему известным лишь после того, как Эллиот Уиггингтон написал свои знаменитые «Книги волшебных огней», Джон Войт выбрался из Ущелья Таллалы в фильме «Избавление», а правительство штата построило наконец шоссе номер 400, ставшее впоследствии основной декорацией для скоростных погонь в классическом боевике Берта Рейнольдса «Полицейский и бандит».

Современное озеро Бертон – курорт выходного дня, куда любят съезжаться миллионеры из Атланты и их отпрыски, питающие бешеную страсть к гидроциклам и скоростным катерам. Озерные берега обрамляют дубовые, сосновые и лавровые рощи, из которых повсеместно выглядывают крыши многочисленных «домов твоей мечты» и летних домишек попроще – этих тут понастроено на каждом шагу. Осенью и весной, когда на воде нет спортсменов-фанатов, озеро служит пристанищем для пернатых: диких уток, гоголей, касаток, крохалей и гагар. Весной в окрестных рощах гнездятся прилетающие с юга кардиналы, зяблики и пересмешники, а постоянное птичье население представлено несколькими видами колибри, зимородками, белоголовыми орланами, подорликами, а также большими голубыми и зелеными цаплями. Кроме того, дважды в году через озеро мигрируют многомиллионные стаи бабочек-монархов.

На своем парадном дворе – его можно считать и задним (это смотря с какой стороны подойти) – я кормил оленей, диких индеек, белок, бурундуков, енотов, кроликов и большого черного медведя, которого я назвал Джорджем – за любопытство. От многих я слышал, что благодаря Бертонской ферме по разведению рыбы в озере полно форели: радужной, европейской, ручьевой. Сказать точнее, здесь насчитывается свыше сорока пород рыб, в том числе синежаберник, а также солнечный, большеротый и американский окуни. Мне, правда, так и не удалось поймать ни одного, хотя, подстрекаемый Чарли, я потратил на это немало часов.

Зато я их видел, и видел прекрасно, вот только заставить схватить приманку, увы, не сумел. Местные рыбаки – и их большинство – ловят на живого сверчка, чего я никак принять не могу. Для меня это сродни истреблению певчих птиц, которых в летний сезон безжалостно бьют в прибрежных лесах и рощах городские бездельники с пневматическими ружьями. Да и в любом случае ловля рыбы на живую приманку всегда казалась мне занятием не слишком достойным. Чарли, правда, считает мои убеждения дурацкими, но по-прежнему просит меня привязывать ему крючки, поскольку это я умею делать лучше многих других: в свое время различных узлов навязал я изрядно.

Дороги вокруг озера Бертон словно сошли с рисунков Нормана Роквелла – вдоль них тянутся яблоневые сады, на пригорках стоят обветшавшие мукомольни, в покосившихся лавчонках торгуют сотовым медом, домашней копченой свининой и кока-колой. На каждом углу туристу улыбается «Ковбой Мальборо» и продается холодное пиво, на пастбищах пасутся коровы и лошади и текут многочисленные ручьи, вдоль которых стоят брошенные, пятнистые от ржавчины, старые авто. На протяжении всего лета пейзаж разнообразят огромные, величиной с дом, скирды, сложенные из тюков прессованного сена (в каждой скирде – приблизительно тонна душистой, высушенной до хруста травы). От дождей их укрывают белыми пластиковыми чехлами, отчего они делаются похожими на подтаявших снеговиков, терпеливо ждущих возвращения зимы (впрочем, с наступлением холодов чехлы снимают, а сено начинают скармливать скоту). Как ни странно, местные фермеры озером совершенно не интересуются, даже почти не рыбачат, хотя их жизни тесно переплетены с его существованием. Эти парни разъезжают по округе на красных или синих тракторах, носят пыльные широкополые шляпы, курят толстенные самокрутки и жалуются друг другу на плохой урожай. В этом, однако, нет ничего удивительного, поскольку землю свою они каждый год высасывают досуха, что тебе те слабосильные поросята, повисшие на сосцах свиноматки, а между тем на одном только разведении рыбы ценных пород каждый из них мог бы сколотить небольшое состояние и жить припеваючи.

А еще в окрестностях озера живет Бог. Возможно, кто-то улыбнется моей наивности, но я действительно верю, что Он здесь, прямо в этих холмах, и все потому, что и мы здесь. Уверен, Эмма это тоже знала. Более того, она поняла это первой. Как сказал Блаженный Августин, «…славословить Тебя хочет человек, частица созданий Твоих. Ты услаждаешь нас этим славословием, ибо Ты создал нас для Себя, и не знает покоя сердце наше, пока не успокоится в Тебе».

«Любопытный Джордж» – серия детских книг о приключениях Любопытного Джорджа – маленькой коричневой обезьянки.
Норман Роквелл – американский художник, прославившийся главным образом иллюстрациями для прессы.
Блаженный Августин, «Исповедь», кн. I, гл. 1.