Нужные вещи

Глава пятая

1

Алан проскользнул в кабинку закусочной «Перекуси у Нан» и уселся напротив Полли. Ему стоило только взглянуть на нее, чтобы понять, что боль не утихла. Мало того: Полли пришлось принимать перкордан и днем, а это случалось очень и очень редко. Он понял это еще до того, как она заговорила и он услышал ее голос; понял, едва взглянув ей в глаза – они изменились. В них появилось какое-то болезненное сияние. Он научился распознавать его… распознавать, но не принимать. Ему это очень не нравилось. Он даже подумал, а вдруг она уже успела «подсесть» на эту гадость. Хотя в данном конкретном случае такую зависимость от лекарств следует считать одним из многих побочных эффектов лечения: что-то подобное предполагалось, врачи знали об этом и даже, наверное, записали в историю болезни, после чего благополучно забыли – из-за главной проблемы, которая заключалась в том, что Полли постоянно жила с болью, которую он, Алан, вряд ли сможет себе представить. Такой вот простой и безжалостный факт.

– Как дела, красавица? – спросил он, очень стараясь, чтобы его голос не выдал его мрачных мыслей. И у него вроде бы получилось.

Она улыбнулась:

– Сегодня был интересный день. Очедь даже индересдый, как говорил тот парень из «Вокруг смеха».

– Ты еще не такая старая, чтобы помнить эту передачу.

– Старая-старая вешалка. Кто это, Алан?

Он проследил за направлением ее взгляда и успел заметить женщину с каким-то прямоугольным свертком, которая прошла мимо окна закусочной. Ее взгляд был направлен куда-то вдаль, и шедшему навстречу мужчине пришлось отскочить в сторону, чтобы не столкнуться с ней. Алан быстро перебрал в голове имена и лица и вычленил информацию «неполную и частичную», как сказал бы Норрис, обожавший полицейскую терминологию.

– Это Эванс. Мейбл или Мевис, что-то в этом роде. Жена Чака Эванса.

– У нее такой вид, будто она только что хорошенько курнула панамской марихуаны, – заметила Полли. – Мне даже завидно.

Сама Нан Робертс подошла к ним принять заказ. Она была ярой баптисткой и состояла в «Воинстве Христовом» преподобного Уильяма Роуза, и на левой груди у нее был приколот маленький желтый значок. Это был уже третий, увиденный Аланом за сегодняшний день, а сколько их еще будет… На значке был изображен игральный автомат в черном круге, перечеркнутый красной диагональной линией. Никаких лозунгов или призывов; мнение носившего этот значок относительно «Ночи в казино» было понятно без слов.

Нан была симпатичной женщиной среднего возраста с пышным роскошным бюстом и сладеньким личиком, сразу напоминавшем о маме и яблочном пироге. По мнению Алана и его помощников, яблочный пирог в закусочной у Нан был выше всяких похвал и особенно – с тающей сверху щедрой порцией ванильного мороженого. Однако многие бизнесмены – в частности, агенты по недвижимости – поимели массу разочарований, рассудив, что характер Нан соответствует ее «сладкому» облику. За милым личиком скрывался беспощадный и хваткий делец, а под пышной громадой груди, в том месте, где у людей обычно располагается сердце, была только стопка бухгалтерских книг. Нан владела немаленькой долей недвижимости в Касл-Роке, включая по крайней мере пять офисных зданий на Главной улице, и Алан ни капельки не сомневался, что теперь, когда папаша Мерилл почил в бозе, Нан Робертс стала самой богатой особой в городе.

Нан напоминала Алану одну мадам из борделя в Утике, которую он однажды арестовал. Эта женщина предложила ему взятку, а когда он отказался, она очень добросовестно и всерьез попыталась вышибить ему мозги птичьей клеткой. Причем обитатель клетки – золотушный попугай, любивший повторять задумчиво-печальным тоном: «Имел я твою матушку, Фрэнк!» – в этот момент находился внутри. Иногда, замечая, как Нан хмурит брови, Алан чувствовал, что и она тоже способна на что-то подобное. А то, что Нан – которая в последнее время не занималась ничем, кроме кассы, – решила лично обслужить шерифа графства, казалось ему вполне естественным. Это было проявление особого внимания, и на то были свои причины.

– Здорово, Алан! – сказала она в своей обычной грубоватой манере. – Тыщу лет тебя не видела. Где ты пропадаешь?

– А, где только не пропадаю, – ответил Алан. – Там не пропадаю, тут не пропадаю.

– Ну, ты уж не забывай старых друзей. – Нан одарила его сияющей материнской улыбкой. Алан машинально отметил, что надо общаться с Нан долго-долго, чтобы заметить, что хотя она и улыбается постоянно, ее глаза улыбаются очень редко. – Заходи к нам почаще.

– Так зри же! Аз есмь тут!

Нан разразилась громким, заливистым смехом, так что люди у стойки – в основном лесорубы – заинтригованно покосились в их сторону. А позже, подумал Алан, они расскажут друзьям, что своими глазами видели, как Нан Робертс запанибрата болтала с шерифом. Как с лучшим другом.

– Кофе, Алан?

– Да, пожалуйста.

– А к кофе, может быть, пирога? Домашний… яблоки из Швеции, с фермы Мак-Шерри. Вчера собрали.

Хорошо еще, что она не сказала, что собирала их лично, подумал Алан.

– Нет, спасибо.

– Уверен? А ты, Полли?

Полли покачала головой.

Нан пошла за кофе.

– Ты ее недолюбливаешь, да, Алан? – тихо спросила Полли.

Его удивил этот вопрос – не то чтобы понравился не понравился, – просто удивил.

– Нан? Да нет, нормально я к ней отношусь. Просто я предпочитаю знать, что человек собой представляет на самом деле.

– И что ему нужно?

– Нет, на это я и не замахиваюсь, – рассмеялся Алан. – Знать хотя бы его намерения – это уже хорошо.

Она улыбнулась – ему очень нравилось, когда она улыбалась, – и сказала:

– Мы еще сделаем из тебя настоящего философа-янки, Алан Пангборн.

Он коснулся ее руки – на людях она постоянно носила перчатки – и улыбнулся.

Нан вернулась с чашкой черного кофе и пузатым кофейником, поставила все на стол и тут же исчезла. Этого у нее не отнимешь, подумал Алан, всегда ведь чувствует, чертовка, когда сказаны все любезности и соблюдены все формальности. Далеко не все люди с интересами и амбициями Нан знают, как вовремя остановиться.

– Так, – Алан отхлебнул кофе, – а теперь расскажи мне про свой интересный день.

Полли вкратце пересказала свои с Розали Дрейк утренние наблюдения: Нетти Кобб на пути к «Нужным вещам», ее сомнения перед дверью магазина – и как в итоге она все-таки собралась с духом и вошла внутрь.

– Но это же здорово, – сказал Алан. Он действительно обрадовался.

– Да, но это еще не все. Она вышла оттуда с покупкой! Я никогда раньше не видела Нетти такой довольной. Она как будто… парила. Да, не шла, а парила – вот подходящее слово. Ты же знаешь, какая она обычно робкая и зашуганная. И всегда бледная.

Алан кивнул.

– Так вот, у нее был румянец во всю щеку, и волосы были вроде как растрепанные, и она даже несколько раз рассмеялась.

– Ты уверена, что они там занимались только покупками? – Алан театрально закатил глаза.

– Не говори глупостей, – нахмурилась Полли так, как будто сегодня утром она не высказывала ничего похожего в разговоре с Розали. – В общем, она дождалась, пока ты уйдешь, потом вошла и показала нам, что купила. Ты видел ее коллекцию вещиц из цветного стекла?

– Впервые слышу. В этом городе все-таки есть кое-что, что прошло мимо моего внимания. Немного, конечно, но есть. Хочешь – верь, хочешь – не верь.

– Коллекция у нее маленькая – около полудюжины предметов. Бо́льшая часть досталась ей от матери. Как-то она мне сказала, что их было больше, но кое-что разбилось. Так вот, она купила очень красивый абажур из цветного стекла. Настоящее чудо. С первого взгляда я даже решила, что это «Тиффани». Это, конечно, не так. Нетти не может позволить себе настоящий «Тиффани». Но абажур просто великолепный.

– А сколько она за него заплатила?

– Я не спрашивала. Но готова поспорить, что чулок, где она хранит деньги, изрядно поистощился.

Алан нахмурился:

– Ты уверена, что ее не надули?

– Послушай, Алан, почему ты всегда такой подозрительный? У Нетти, может быть, не все дома, но в цветном стекле она разбирается – будь здоров. И раз она говорит, что купила абажур почти даром, значит, так оно и есть. Она была так счастлива!

– Ну что ж, замечательно. «Счастливый билет».

– Что?

– Так назывался один магазинчик в Утике, – пояснил Алан. – Давным-давно. Я тогда был совсем маленьким. «Счастливый билет».

– И как? Нашелся там твой счастливый билет? – поддразнила Полли.

– Понятия не имею. Я туда ни разу не заходил.

– А мистер Гонт, кажется, уверен, что для меня у него будет счастливый билетик.

– Что? Ну-ка, ну-ка, рассказывай!

– Нетти принесла мой контейнер для пирогов, и внутри была записка. От мистера Гонта. – Она пододвинула Алану свою сумочку. – Посмотри сам, а то я сегодня с застежкой не справлюсь.

Он на секунду забыл о записке.

– Что, так плохо?

– Плохо, – просто ответила Полли. – Бывало и хуже, но врать не буду… сейчас очень плохо. Всю неделю, как похолодало.

– Ты собираешься к доктору Ван Аллену?

Она вздохнула:

– Пока нет. Я надеюсь, что скоро должно полегчать. Каждый раз, когда боль становится невыносимой, так что я готова на стену лезть, все проходит само собой. Так было всегда. Но наверное, когда-то должен настать момент, когда боль возьмет да и не отпустит. Если к понедельнику не полегчает, я пойду к врачу. Хотя он мне ничем не поможет, разве что выпишет рецепт. Алан, я не хочу привыкать к сильным лекарствам, пока еще могу держаться.

– Но…

– И хватит, – мягко прервала его Полли. – На сегодня об этом хватит, договорились?

– Как скажешь, – неохотно уступил Алан.

– Прочти записку. Она очень милая…

Он открыл сумочку и достал тонкий конверт, который лежал на самом верху. Бумага была дорогой и шелковистой на ощупь. Мисс Полли Чалмерс – было написано на конверте. Почерк был вычурный, старомодный и очень изящный – словно в каком-нибудь дневнике из музея.

– Это каллиграфический почерк, – с улыбкой сказала Полли. – Раньше, где-то в юрском периоде, такому почерку обучали в школе.

Алан извлек из конверта листок бумаги. В верхней части было напечатано:

«Нужные вещи»

Касл-Рок, Мэн.

Лиланд Гонт, собственник

Рукописная часть была не настолько витиеватой, как на конверте, но и почерк, и обороты речи были приятно-старомодными.

Дорогая Полли.

Еще раз примите мою благодарность за дьявольски вкусный торт. Это мой самый любимый торт – и вкус просто божественный! Также примите мою искреннюю благодарность за Вашу чуткость и доброту – мне кажется, Вы понимали, как сильно я нервничал в день открытия, и тем более сейчас, в межсезонье.

У меня есть одна вещица (вернее, пока ее нет в магазине, но она скоро прибудет авиапочтой вместе с другими товарами), которая, как мне кажется, может Вас заинтересовать. Не буду сейчас ничего говорить; увидите сами. Это в принципе так, безделушка, но как только Вы вышли, я сразу подумал о ней. А должен сказать Вам без ложной скромности: интуиция редко меня подводит. Груз должен прибыть где-то в среду-четверг, так что если у Вас будет желание и время, сделайте мне любезность – загляните ко мне в воскресенье. Я собираюсь весь день провести в магазине – надо составить каталог товаров – и с удовольствием покажу Вам эту вещь. Опять же, не буду забегать вперед, она скажет сама за себя… если же Вас она не заинтересует, у меня хотя бы будет возможность отблагодарить Вас за Вашу заботу и доброту и угостить Вас чаем!

Надеюсь, Нетти не разочаровалась в своей покупке. Она очень милая женщина, и смею надеяться, что абажур ей понравился.

Искренне Ваш,Лиланд Гонт.

– Как загадочно. – Алан вернул записку в конверт и убрал его обратно в сумочку. – Ну и что ты думаешь? Пойдешь на «предмет оперативной проверки», как говорят у нас в полиции?

– При такой-то наживке – да еще после этого Неттиного абажура – как я могу отказаться? Да, наверное, я зайду… если с руками будет получше. Хочешь, пойдем вместе, Алан? Может, ты и себе что-нибудь подберешь.

– Может быть. А может, останусь дома смотреть игру «Патриотс». Когда-нибудь им все-таки нужно выиграть.

– Вид у тебя усталый, Алан. Под глазами круги.

– День был тяжелый. Началось все с того, что мне пришлось разнимать главу городской управы и одного из наших. Иначе они бы устроили драку в комнате для мальчиков.

Полли озабоченно нахмурилась:

– В смысле?

Он рассказал ей о стычке Китона с Норрисом Риджвиком, закончив тем, как странно вел себя Китон: постоянно повторял слова травля, весь день, в самые неподходящие моменты. Когда он закончил, Полли надолго замолчала.

– Ну? – не выдержал Алан. – Что ты думаешь?

– Я думаю, что пройдет еще много лет, прежде чем ты будешь знать все о Касл-Роке. Наверное, это касается и меня. Я долго отсутствовала, и я никому не рассказываю о том, где я была и как разрешилась «моя маленькая проблема». Поэтому, как мне кажется, многие в городе мне не доверяют. Но ты, Алан, ты наблюдаешь, и делаешь выводы, и все помнишь. Знаешь, как я себя чувствовала, когда вернулась в Касл-Рок?

Он покачал головой.

– Как будто переключаешь каналы и вдруг натыкаешься на «мыльную оперу», которую давным-давно перестал смотреть. Даже если ты пропустил пару лет, ты все равно узнаешь персонажей и их проблемы – они по большому счету никогда по-настоящему не меняются. Смотришь сериал и словно надеваешь старые, севшие по ноге туфли.

– О чем это ты?

– Просто тут, в городе, много таких сериальных историй, которых ты не застал. Ты знаешь, что дядя Дэнфорда Китона лечился в Джунипер-Хилл в то же время, что и Нетти?

– Нет.

Она кивнула:

– Ему было около сорока, когда у него начались проблемы… с головой. Моя мать называла его шизофреником. Я не знаю, был ли у него именно этот диагноз или мама сама домыслила, но с ним точно было не все в порядке. Я помню, как он цеплялся к людям на улице и начинал им что-то доказывать: про государственный долг, про то, что Кеннеди – коммунист, и черт знает чего еще, всякую ересь, в общем. Я тогда была еще маленькой девочкой, но помню – меня это очень пугало.

– Еще бы.

– Или вот еще: иногда он ходил по улицам и громко и неразборчиво говорил сам с собой. Мама потом мне рассказывала, что я очень его боялась, когда он был в таком состоянии, пусть даже рядом был кто-то из взрослых. А потом он попытался застрелить свою жену – так я слышала по крайней мере, – но ты же знаешь, как досужие слухи искажают правду. Может, он просто помахал у нее перед носом своим табельным оружием. Но как бы там ни было, этого было достаточно, чтобы упрятать его в тюрьму. Потом было слушание о его дееспособности, и по окончании судебного разбирательства Билла перевезли в Джунипер-Хилл.

– Он до сих пор там?

– Нет, он уже умер. Как только он попал в клинику, болезнь начала прогрессировать. Перед смертью он впал в кому. Ну, так я слышала.

– О Господи.

– Но это еще не все. Ронни Китон, отец Дэнфорда и брат Билла, в середине семидесятых провел четыре года в психиатрическом отделении в Тогусе. Сейчас он в доме престарелых под специальным присмотром. Болезнь Альцгеймера. А еще была бабушка – или двоюродная сестра, я уже точно не помню. Она покончила с собой в пятидесятых. Там был какой-то скандал. Я не совсем в курсе, но слышала как-то раз, что она предпочитала женщин мужскому полу.

– То есть это у них генетическое? Ты это хочешь сказать?

– Нет. Я ничего не хочу сказать. Просто я знаю чуть больше тебя об истории этого города, потому что это не та история, о которой произносят по праздникам речи с трибуны на городской площади. Я тебе излагаю факты. А делать выводы – это задача полиции.

Она сказала это с таким важным видом, что Алан поневоле рассмеялся. Но мысль уже накрепко засела у него в голове: может ли сумасшествие передаваться в семье генетически? В школе на занятиях по психологии им внушали, что все это – бабушкины сказки. А через несколько лет в Полицейской академии Олбани лектор сказал, что такое случается, хоть и нечасто: определенные душевные заболевания прослеживаются по генеалогическим линиям, в точности как физические особенности – голубые глаза или обилие родинок. В частности – алкоголизм. Но вот упоминал ли он шизофрению? Алан не помнил. Сколько уже лет прошло…

– Наверное, стоит порасспросить людей о Бастере, – задумчиво проговорил Алан. – А то мне что-то не нравится мысль о том, что глава городской управы в любой момент может съехать с катушек. Мне, знаете ли, не нужна здесь граната замедленного действия.

– Да, конечно. Я просто подумала, что тебе нужно об этом знать. И люди будут тебе отвечать… если ты сможешь задать правильные вопросы. Если вопросы будут неправильные, то наши добрые горожане будут с радостью наблюдать, как ты ходишь кругами, но не скажут ни слова.

Алан ухмыльнулся. Это была чистая правда.

– Но это еще не все. Как только Бастер ушел, меня осчастливил своим посещением сам преподобный Вилли.

– Шшш! – шикнула на него Полли, так что Алан сразу же прикусил язык. Она осмотрелась, убедилась, что их никто не подслушивает, и повернулась обратно к Алану: – Алан, иногда ты меня удивляешь. Если ты не научишься быть осмотрительнее, то через два года на выборах ты пролетишь, как фанера… и будешь стоять там с озадаченной идиотской улыбкой типа: «А шо случилося?» Нужно быть осторожнее. Если Дэнфорд Китон – это граната, то Роуз – настоящий гранатомет.

Он наклонился к ней и прошептал:

– Никакой он не гранатомет. Самоуверенный и надутый маленький мудачок – вот кто он такой.

– «Ночь в казино»?

Алан кивнул.

Полли накрыла его руки своими.

– Бедный ты мой. А ведь с виду – такой маленький сонный городок!

– Ну, обычно он такой и есть.

– Он злился, когда уходил?

– Злился?! Это еще мягко сказано. Он был просто взбешен, – сказал Алан. – Это был мой второй разговор с добрым и кротким священником о законности «Ночи в казино». Я думаю, что пока католики не проведут наконец это проклятое мероприятие и не успокоятся, мне предстоит еще не одна встреча с нашей «церковной верхушкой».

– Так, значит, он самоуверенный и надутый маленький мудачок? – тихо спросила Полли. Лицо ее было очень серьезным, но глаза искрились смехом.

– Да. А теперь еще эти значки.

– Какие значки?

– Перечеркнутые игральные автоматы вместо обычных улыбающихся рожиц. Нан такой носит. Кто их придумал?

– Наверное, Дон Хемфилл. Он не только верный баптист, но и член Республиканского комитета штата. Дон кое-что знает об агитационных хитростях, но, мне кажется, он скоро поймет, что, когда речь идет о религии, все становится намного сложнее. – Полли погладила Алана по руке. – Успокойся, Алан. Потерпи. Подожди. В этом почти вся жизнь Касл-Рока: спокойствие, терпение и ожидание ветра, который унесет случайную тучу. Понимаешь?

Он улыбнулся, повернул руки ладонями кверху и взял Полли за руки… но осторожно и нежно.

– Понимаю. Ты свободна сегодня вечером?

– Ой, Алан, я не знаю…

– Никаких танцев-шманцев, – уверил он ее. – Просто разожжем камин, сядем в удобные мягкие кресла, и ты, к моему вящему удовольствию, вытащишь из городского шкафа еще пару-тройку скелетов.

Полли неуверенно улыбнулась:

– Алан, я думаю, что за последние шесть-семь месяцев ты повидал все скелеты, про которые я знаю, включая и те, что в моем шкафу. Если хочешь углубить свои знания по касл-рокологии, тебе надо завести дружбу либо со старым Ленни Партриджем, либо… с ней. – Она кивнула в сторону Нан и понизила голос: – Разница между Ленни и Нан заключается в том, что Ленни просто собирает информацию, а Нан Робертс пользуется тем, что знает.

– В смысле?

– В смысле, что эта дама не всегда платила полную рыночную цену за принадлежащую ей собственность, – сказала Полли.

Алан задумчиво посмотрел на нее. Он никогда в жизни не видел Полли в таком настроении: сосредоточенной, разговорчивой и подавленной одновременно. Впервые с тех пор, как он стал ее другом, а потом и любовником, Алан задумался, чей голос он сейчас слышит, Полли Чалмерс… или ее одурманивающих лекарств.

– Я думаю, сегодня мне лучше побыть одной, – вдруг сказала она. – Сегодня я не в самой лучшей форме. И это заметно даже по твоему лицу.

– Нет, Полли, это не так.

– Сейчас я пойду домой и приму горячую ванну. И не буду сегодня пить кофе. Я отключу телефон, лягу спать очень рано, и есть шанс, что, проснувшись назавтра, я почувствую себя заново родившейся. И тогда, может быть… ну, ты понимаешь. Но только танцы и никаких шманцев.

– Я за тебя очень переживаю, – сказал Аллан.

Она мягко коснулась его руки:

– Я знаю. Это не помогает, но я все равно очень тебе благодарна. Ты даже не представляешь как.