Шрифт
Source Sans Pro
Размер шрифта
18
Цвет фона
Глава 1. О соборе парижской богоматери и яйцах всмятку
Три недели назад. Москва
Если вы не любите яйца всмятку, значит, вы просто не умеете их готовить! Или умеете готовить что-то другое.
Я, несложно догадаться, люблю яйца всмятку, особенно на завтрак. Плебейская привычка, как утверждает мой бывший, интеллигент до мозга костей и сноб до резинки трусов. Прочие его достоинства перечислять устанешь, так что ну его в пень. И так пять лет семейной жизни мне до сих пор в кошмарах снятся, даром что прошел почти год с прекрасного момента обретения свободы.
Срезав с мускатного орешка тонкую стружку, я бросила ее в турку и поставила кофе на огонь. «Лавацца» пахла божественно! Именно так и должно пахнуть утро счастливой свободной женщины. За окном орут мартовские коты и звенят тающие сосульки, на часах полдень, в квартире тишина…
Когда-то я мечтала по утрам слышать топот маленьких ножек и вопли: «Мама, мама!» – но не сложилось. Еще одно «спасибо» бывшему: дети слишком шумные, а он в свои тридцать с хвостиком слишком молод для такой ответственности, считай, обузы. Ему творить надо, мировую культуру поднимать, какие тут могут быть дети! А я, дура такая, все надеялась, что со временем поймет, оценит, передумает.
Ясен пень, надеялась зря.
Так что – тишина дома. Кофе. Яйцо всмятку. Еще немного, и кота заведу, чтобы хоть кто-то любил за просто так. Внешность у меня не та, чтобы мужики штабелями складывались: рост метр с кепкой, фигура не модельная, нос с горбиной, челюсть нордическая, волосы обыкновенные русые, в общем, не Варвара-краса. Глубокого ума и блестящих талантов тоже не водится, мой максимум – «откровенно-интеллектуальная» проза средними тиражами и дипломы на заказ для Лоботрясов Нибельмесов. Зато недостатков – хоть ложкой ешь. Как говорила моя свекровь, никакой пользы от такой жены, кроме вреда.
Однако и в тишине есть свои достоинства!
Подмигнув севшей на подоконник синице, я только примерилась ложечкой к яйцу всмятку, как в дверь позвонили. Настойчиво. Так звонят либо торговцы вразнос, либо лучшая подруга. Даже не знаю, кого сейчас хочется видеть меньше! Если это Манюня приперлась с целью проверить «как я там в неестественном одиночестве и не нашла ли мужика хорошего», я ее стукну. Знает же, что я вчера диплом писала, а сейчас сплю!
– Ну? – ласково спросила я через дверь.
– Кофейком не от вас пахнет? Утечка по подъезду, проверить надо, – отозвались из-за двери.
– Ты?! – Не веря своим ушам, я поспешила отпереть замок, распахнула дверь и целых две секунды пялилась на радостно ухмыляющегося синеглазого красавца со спортивной сумкой на плече. – Ты ж в Америке!
– А я на запах прилетел. Ну? Где мой кофей? – Тошка шагнул вперед, его сильные руки прижали меня к крепкой груди, пахнущей чем-то горьковато-терпким и невероятно манящим. Путешествиями, наверное. – Ти, я так по тебе соскучился!
– Что даже не позвонил. – Я выдала ему дружеский подзатыльник.
Он тут же сделал жалобные глазки и опустился на одно колено:
– Не извольте гневаться, барыня!
Выглядело это настолько забавно, что я не выдержала, рассмеялась.
– Ах ты, паяц! Заходи уж, и ботинки снимай, я вчера пол помыла!
Тошка вскочил, послушно скинул кроссовки сорок пятого размера и продолжил строить суровые брутальные щенячьи глазки.
– Я правда-правда соскучился. А еще у меня новости, закачаешься! Только сначала кофе налей, а? Пожа-алуйста!
– Мерзавец и вымогатель. Ладно уж, – вздохнула я и пошла обратно на кухню.
Тошка что-то проворчал насчет «этих женщин», плюхнулся на мое место и принялся за мой кофе, на всякий случай поинтересовавшись:
– А пожрать есть?
– Есть. Сухарики «фитнес», зеленый салат и яйцо всмятку.
– Тишка в своем репертуаре.
– Можешь скушать герань, она тоже полезная, – невозмутимо отозвалась я.
Он привычно хрюкнул в адрес вечных бестолковых диет (не быть мне фотомоделью!) и достал из сумки мой любимый вишневый штрудель.
– Тарелку дай, да? – Он так и лучился гордостью. – Я о тебе забочусь, потому что люблю. Цени!
Я со вздохом села. Приятно, конечно, слышать такое от парня, в которого влюблена вот уже шестнадцать лет (с наших одиннадцати), и сердце все еще трепещет в бестолковой надежде каждый раз, когда он меня обнимает, но… черт бы его подрал, балбеса! Мог бы и не дразнить!
Тошка тоже изобразил тяжкий вздох и сам достал тарелку под штрудель. И сам же немедленно умял половину.
– Короче, слушай новость, – возвестил он, для пущей торжественности воздев вилку к люстре. – Твой «Нотр Не-Дам» взяли для постановки в Америкосии!
Я чуть не подавилась.
– В смысле взяли «Нотр Не-Дам», гражданин Вайнштейн? Кто им дал?
Гражданин Вайнштейн немножко отодвинулся, но синие бесстыжие глазки не спрятал.
– Я! – Антошка стукнул себя кулаком с зажатой вилкой в грудь. – Можно сказать, проник в стан врага, провел блестящую операцию…
– Всучил врагу дезу и требуешь медаль, да? – продолжила я, стараясь не повышать голос. Мама учила, что так намного лучше слышно, а мама знала толк в этом деле. – Ты упер мой капустник, отдал американским собутыльникам и гордишься?
– Не собутыльникам, а самим Тому и Джерри! – не на шутку обиделся Тошка.
А я офигела окончательно. Том Хъеденберг и Бонни Джеральд, звезды Бродвея – и капустник в стиле «шиворот-навыворот», переиначенный мной из «Нотр Дама» в чисто хулиганских целях? Ну ладно, не просто переиначенный, а практически написанный заново, причем сразу по-английски, вот так меня вштырило после просмотра лондонского позорища (и развода). Не суть. Все равно так не бывает.
– Ври, да не завирайся. Том и Джерри такого бреда не ставят.
На что Тошка презрительно сморщил греческий нос, вскочил и зачем-то помчался в комнату. Через полминуты вернулся, неся мой ноутбук. На это святотатство я даже не отреагировала – не уронил, и слава богу. Главное, пусть поставит, а убью его потом. Когда отойдет от ноута подальше. А то еще забрызгает мою прелес-сть.
Но вместо того чтобы поставить святыню на стол и почтительно удалиться в пустыню замаливать грехи, Тошка вставил в ноут флешку и запустил проигрыватель.
– Не веришь, а зря. Я тебе сейчас все покажу, все-все, тут такие кадры!.. – бормотал он, что-то там пролистывая. Насколько я видела, кадры были зашибись, сплошь пьяные рожи в каком-то баре. – Вот, вот оно!
– Оно – в смысле эти косые китайцы? – уточнила я, но больше из вредности: в одной из рож, самой унылой и красной, легко опознавался Том, который Хъеденберг, знаменитый бродвейский режиссер. В самом деле ужасно похожий на кота из приснопамятного мультика.
– Они самые, – гордо согласился Тошка. – Том такой… ты не представляешь! Да ты сама посмотри!..
Я посмотрела. На Тошку – с недоумением. Такого восторга в его голосе я не слышала со второго курса, когда он насмерть влюбился в препода по актерскому. Красивый был мужчина, в него половина студенток втюрилась. И Тошка. В отличие от студенток, небезответно. Именно тогда и обрушилась моя мечта о светлом совместном будущем и троих синеглазых детишках.
Но Том Хъеденберг? Этот печальный престарелый кот? Гений, конечно, но… нет, мне не понять.
– Он же страшный.
Тошка презрительно фыркнул, мол, ничего ты не понимаешь, и прибавил громкости.
– Ты на экран смотри, а не на меня.
На экране творилось безобразие. Косые китайцы в лице Тома и Джерри, – если верить Антохе, на роль мыша претендовал помятый итальяшка, – а также дюжина совершенно незнакомых рож ставили мой мюзикл. Прямо в баре, сдвинув столики и используя стойку в качестве выгородки, лошади и всего прочего.
Поначалу я смотрела на этот ужас вполглаза, больше чтобы не обижать Тоху. Он-то как раз отлично спел Крысолова (бывшего Грегуара). Талантище не пропьешь, даром что едва держался на ногах. Но остальные, мамочки! Особенно ужасен был первый номер вороватого цыгана Эсмеральдо – итальяшке надо законодательно запретить петь, у него ж ни слуха, ни голоса! Может, танцует он и хорошо, но поет… Ни одной живой ноты!
– Ты погоди, погоди! – Тоха чуть не приплясывал. – Дальше слушай.
Ну, в общем, неплохо. В самом деле, неплохо. Для пьяных в зюзю америкосов. Даже местами забавно. Еще б они там больше смотрели в ноты, а не прикладывались к бутылкам!
– А вот не надо фейспалма! Ну признайся, в этом что-то есть, Ти!
Обсуждение с Тошкой, что в этом есть, кроме паров виски, помогло пережить еще пару сцен надругательства над моим прекрасным сценарием и дожить до арии Эсмеральдо. Вот тут я сделала попытку к бегству, наплевав на чувства Тохи к америкосовскому коту. И он меня даже не остановил.
Я остановилась сама, не поверив своим ушам. Голос, этот голос! Бархатный, как римская ночь, глубокий и выразительный, с «песком», как у Луи Армстронга, и драйв, с ума сойти, какой драйв! А как прозвучало «это не по-цыгански» после «жить для любви одной», бог ты мой! Гениально, потрясающе, изумительно!..
– Тоха, кто это?
– Бонни Джеральд.
– Ты гонишь.
Я только что его слышала, и это было катастрофически ужасно. Нет. Это кто-то другой. Точно не Джерри!
– Обернись, не трусь. Оно того стоит.
Само собой, я обернулась, не поверила своим глазам – пел в самом деле Джеральд – и тут же забыла обо всем на свете, кроме чуда здесь и сейчас.
Эсмеральдо крупным планом: пьяный драйвом цыган в обнимку с гитарой, хулиганство и бьющая наповал харизма. Как он пел! То нежно, едва касаясь нот, проникая голосом в самую душу, то наотмашь – насмешкой, пародией на самого себя, на весь наш прекрасный шоу-бизнес, и в то же время трогательно и открыто… кажется, к концу арии я плакала. Наверное, от счастья. Услышать, как твое, родное, исполняют так – мечта любого творца. Неважно, писателя, композитора или повара. Главное, Джеральд выдал все, что я вложила в эту арию, и еще немножко сверх. И почему он сначала показался уродом? Пусть не мармеладная красота а-ля мечта школьницы, но лицо выразительное, а пластика, а голос!.. какой голос, аж мурашки по всему телу – ну просто снять трусы и отдаться!
– Они в самом деле хотят это поставить?
Тоха кивнул, влюбленно глядя в экран. Ну конечно, там едва держащийся на ногах Том размахивал руками, показывая мизансцену, его никто не слушал, но все само собой делалось именно так, как надо.
Так, как должен выглядеть мой мюзикл. С Бонни Джеральдом в главной роли.
– Ладно. Черт с ними, пусть ставят, если Эсмеральдо будет петь он.
Тоха как-то неубедительно отвел глаза, ничего не сказав, обнял меня за плечи и усадил обратно к столу.
К концу записи я поняла, что готова приплатить, да что там, отдать все свои скромные сбережения, чтобы только эта гоп-компания косых обормотов поставила мой мюзикл. Ну ладно, не совсем обормотов, Том и Джерри – это величина, у обоих по десятку премий за режиссуру и хореографию. Кстати, странно, почему Джеральд известен только как танцовщик и хореограф? С таким голосом-то!
– Вообще-то он не поет, – признался Тошка с блуждающей на губах идиотской улыбкой. Так, диагноз ясен: влюбленность на всю голову, мозг в отключке. – Это чисто по пьяни, но ты не думай, у нас будет потрясный Эсмеральдо! Ты ж со мной поедешь, да?
– Куда поедешь и зачем поедешь?
– В Лос-Анджелес, конечно! Это шанс, Тишка, наш с тобой шанс, один на миллион!..
Я чуть не подавилась.
– Погоди-погоди! У тебя работа, это понятно, а что там буду делать я?
– Ну как ты не понимаешь! – возмутился Тошка. – Для постановки нужен контакт со сценаристом, мало ли какие правки! И потом, постановщики желают пообщаться с писателем Таем Роу, продюсер – тоже. Кстати, продюсер хочет издать «Ты вернешься». Книга сделает рекламу мюзиклу, мюзикл – книге, ну, ты же понимаешь, пиар – двигатель успеха!
Тай Роу – это я, если кто вдруг не понял. Звучит куда лучше, чем родное имя: Роза Бенджаминовна Тихонова. Могла быть Роза Донован, по отцу, но какие-то сложности с гражданством и документами не позволили родителям вовремя пожениться. Я могла бы взять папину фамилию, когда получала паспорт, но собиралась вскоре стать Розой Вайнштейн и не видела смысла заморачиваться с документами. А потом внезапно оказалась Розой Кобылевской. Представляете такое фамилиё на обложке? Вот и я решила, что лучше не стоит.
– Отличный план. Просто блеск! Только вот никуда Тай Роу не поедет, у него документов нет.
И инкогнито я раскрывать не собираюсь, о чем Тохе прекрасно известно.
– Зато может ехать его секретарь и доверенное лицо. – Тоха похлопал длиннющими ресницами.
– Нет, даже не…
Договорить я не успела, меня поймали за руку, поцеловали пальцы и голосом змея-искусителя прошептали:
– Пожалуйста, Ти! Ты их всех очаруешь, ты же такая, такая!.. Самая лучшая!
Я вздохнула, сдаваясь. Вот ведь гад! Знает же, что не могу ему отказать, никогда не могла. И пользуется. Нагло и бессовестно пользуется!
– Дался мне твой Лос-Анджелес, – проворчала я, чтобы хоть не отступать без боя. – У меня роман не дописан. И даже не начат. Работать пора.
– Вот именно! Тишка, ты только представь – напишешь роман об актерах мюзикла, по личным впечатлениям! «Суета вокруг Бродвея», а? Получишь Букера, нет, Оскара! Нобелевскую!
Я только плюнула. А что мне еще оставалось?
