Эссе. Статьи. Апологетика

© Владислав Юрьевичь Стасюк, 2018

ISBN 978-5-4493-2310-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Уверены ли мы, что такое патриотизм

23.05.2014 Владислав Стасюк тема: Гражданское общество

…ну а серьёзно, патриотизм действительно сильное оружие, и имеющим желание вникнуть в сущность этого понятия предлагаю некоторые размышления.

«Кто не знает в наш век, что любовь эта становится бесом, когда становится богом!» Ружмон

…Возьмем к примеру ни много ни мало – любовь к своей стране.

Некоторые, особенно политики «в сердцах» склонны думать, что она только бесом и бывает. Но тогда придется зачеркнуть по меньшей мере большую половину высокой поэзии и великих деяний. Плач Христа о Иерусалиме льёт любовью к своей стране.

Не будем вдаваться в тонкости международного права. Патриотизм без «тормозов», естественно, плодит и множит зло. Рассудительные люди скажут нам, что всякое столкновение наций безнравственно. Этим мы заниматься не будем. Мы просто рассмотрим сам состав и попытаемся разграничить добрую его форму и злую. Ни одна из них не воздействует прямо на международные дела. Делами этими правят не исполнители власти, а их правители. Злой патриотизм исполнителей приведёт к худшему, здоровый патриотизм – помешает. Когда люди поверхностны и меркантильны, пропаганде через СМИ легко раздуть «жёлто-бульварные» страсти патриотизма; когда добры и нормальны, они могут воспротивиться. Именно поэтому нам надо знать, правильно ли мы любим свою страну.

Амбивалентность патриотизма доказывается хотя бы тем, что его воспевали и Шевченко, и Толстой, Блок, Есенин, Маяковский, Честертон, Белинский, Киплинг, Ленин, Бердяев и многие другие. Если бы патриотизм был единым в определении, такие разные люди не могли бы его любить. На самом деле он – парадигма каждого индивидуума, разновидностей у него, порой противоречивых, много.

Первая из них – любовь к дому; к месту, где мы выросли, или к нескольким местам, где мы росли; к старым друзьям, знакомым лицам, родным видам, запахам и звукам. В самом широком смысле это будет любовь к Украине, Белоруссии, России. Когда некоторые не любят «своей страны дураков», они просто фальшивят. Какая у них «большая» страна? Их любовь связана с родными местами, с укладом жизни – к пиву, кофе, камину, развлечениям, спорту и многим другим вещам, к местному и честно говору и – реже – к родному языку; русскому или украинскому. При такой расстановке это уже не так существенно. Главное для патриота – не жить под чужим владычеством, его стремление сохранить за собой собственность своего дома – ведь мы и перечислить не в силах всего, чего мы лишимся, в случае над нами власти извне. Возможно ли вообще осудить это чувство? Семья – первый шаг на пути, уводящем нас от эгоизма; патриотизм своей родины – следующий шаг, уводящий нас от эгоизма семьи. Не признающий своего земляка как признает других и общество вообще, которого не знает?

– Такой патриотизм, конечно, ничуть не агрессивен. Он хочет только, чтобы его не трогали. У всякого мало мальски разумного, наделенного воображением человека он вызовет добрые чувства и к иностранцам. Могу ли я любить свою родину и не понять, что другие люди с таким же правом любят свою? Англичанин так же предан чаю, как итальянец – кофе; что ж, дай им Бог, пускай пьют кофе и чай! Мы ничуть не хотим навязать им своё. Родные места тем и хороши, что других таких нет.

– Вторая разновидность патриотизма – особое отношение к истории своей страны. Прошлое, которое живет в народном сознании, великие деяния предков. Князь Владимир, Княгиня Ольга, Князь Ярослав, гетманы Сагайдачный, Хмельницкий и другие. Это прошлое налагает некое обязательства и как бы дает гарантию. Мы не вправе изменить высоким образцам.

Это чувство не так безопасно, как первое. Истинная история любой страны изобилует дурными фактами. Если мы сочтем, что великие деяния для нее типичны, мы ошибемся и станем легкой добычей для критиков, открывающим другим глаза. Когда мы узнаем об истории больше, мы станем «мудрецами» и патриотизм наш рухнет, сменившись цинизмом или мы просто откажемся видеть правду. И все же, что ни говори, именно такой патриотизм помогает многим людям вести себя гораздо лучше в трудную минуту, чем они вели бы себя без него. Тем идея и сильна, что облагораживает самоидентичность; образ прошлого может укрепить нас и при этом не обманывать. Опасен этот образ ровно в той мере, в какой он подменяет серьезное историческое исследование. Чтобы он не обернулся во зло, его надо принимать как сказание, не имеется ввиду как миф, но подчеркивать саму повесть, образы, примеры. Школьник должен смутно ощущать, что он слушает или читает сагу. Чем меньше мы смешиваем это с наукой, тем меньше опасность, что он это примет за серьезный анализ или – упаси Господь! – за оправдание политики власти. Если героическую легенду загримируют под учебник, мальчик волей неволей привыкнет думать, что «мы» какие то особенные «сверх остальных». Не зная толком биологии и генетики, он может решить, что мы каким то образом унаследовали героизм, честь и уважение. А это приведет его к другой, много худшей разновидности радикального патриотизма.

Третья разновидность патриотизма уже не просто чувство, а вера; упрямая вера в то, что твоя страна или твой народ действительно лучше всех. В каждом народе многие считают, что мужчины у них – самые храбрые, женщины самые красивые. Один старый иностранец, как то ответил мне на это: «Да, но ведь в моей стране так и есть!» Думаю, этот ответ не означает того, что он мерзавец; он просто чувственный и при этом упрямый радикал. Кислотная смесь. Но некоторые радикалы наносят тяжёлые раны. В самой крайней, безумной форме такой патриотизм становится тем расизмом толпы, который одинаково противен и человеку нравственному, и науке.

Тут мы подходим к четвертой разновидности. Если наша нация настолько лучше всех, не обязана ли она всеми править? В XIX в. англичане очень остро ощущали этот долг, «бремя белых». Они были не то добровольными стражниками, не то добровольными няньками. Не надо думать, что это – чистое лицемерие. Какое то добро они «диким» всё же делали. Но мир тошнило от их заверений, что они только ради этого добра завели огромную (колониальную) империю. Сегодня это всем не безызвестные США, правда с несколько видоизменёнными методами расширения влияния. Но это отдельная тема. История такого англосаксонского патриотизма насчитывает около 300 лет. Кульминация её идеи обрела лик уже в третьем рейхе. Сегодня, среди радикально настроенных организаций, партий и элит, она вновь поднимает свою голову. Когда есть это ощущение превосходства, вывести из него можно многое. Можно запросто подчеркивать не долг, а некое «высокое» право. Даже право безнравственное. Можно считать, что одни народы, совсем уж никуда не годные и их необходимо уничтожить, а другие, чуть получше, обязаны служить избранному народу или что актуальней сегодня – служить новым союзам, объединениям или новой цивилизации. Конечно, ощущение долга лучше, чем ощущение права. Но ни то, ни другое к добру не приведет. У обоих есть верный признак зла: они перестают быть потешными тогда, когда станут смертельными. Если бы на свете не было обмана индейцев, уничтожения тасманцев, газовых камер, апартеида, страшных страниц нашей собственной истории, напыщенность такого патриотизма казалась бы грубым фарсом.

Итак, мы подходим к той черте, за которой патриотизм зла, как ему и положено, сжирает сам себя. Строки из Киплинга: Была бы Англия слаба, Я бросил бы ее.

Но любовь так не скажет. Представьте мать, которая любит детей, пока они милы, мужа, который любит жену, пока она хороша в его глазах, жену, которая любит мужа, пока он обеспечен и знаменит. Тот, кто любит свою страну, не разлюбит ее в беде и унижении. Он может считать ее великой и славной, когда она жалка и несчастлива. Это вполне не лишь простительное, но и похвальное чувство оптимизма, несущего твёрдую надежду. Но солдат у Киплинга любит ее за величие и славу, за какие то заслуги, а не просто так. Но именно слова «просто так» и есть та ключевая основа доброго патриотизма, что производит добронравное общество. А что, если моя страна потеряет и то, что у неё осталось? Ответ несложен: он разлюбит ее, покинет тонущий корабль. Тот самый громкий и хвастливый патриотизм ведет на дорогу предательства. С таким явлением мы столкнемся ещё много раз. Когда естественная любовь нормальных граждан становится вне закона, она перестает быть любовью и приносит вред.

И тут мы подошли к черте, где патриотизм открывается нам во многих обличьях. Те, кто хочет полностью избавиться от него, не понимают, что именно встанет (собственно в нашей стране, уже встало) на его место. Оцивилизованное вне гласное крепостное право, своеволие и произвол безнравственной, преступной власти, меркантилизм элит. С этими вступил в конфликт патриотизм радикальный. Конфликт не на жизнь, а на смерть, при этом уже не просто политический, но всеобщий, культурно-социальный, вплоть до физического устранения. Всё это мы наблюдаем от начала майдана, как локального инструмента олигархата и их покровителей (части западных элит), по реализации насильственного переворота в стране. Постановки своей «бумажной власти». Власти не просто нелегитимной, но в каждом своём шаге неадекватной. От первых принятых ею законов, в том числе о легализации фашизма, до развязывания ею же гражданской воны… Другими словами это такие временщики смертники, назначенные ими быть в цепи последовательной крипто-политики от ястребов из-за океана.

Еще долго – а может, и всегда – страны будут жить в опасности.

Там, где разрушен патриотизм, придется выдавать любой международный конфликт за этический. Как это делается сегодня. Это – шаг назад, а не вперед. Конечно, патриотизм не должен конфликтовать с этикой. Напротив. Но нормальному обществу нужно знать, что его страна должна защищать не интересы североатлантических кардиналов, дающих сегодня указания на Банковой, и не интересы оставшихся ещё на «белом коне» олигархов…, а должна (страна???) защищать правое дело и это дело его (общества???) страны, а не бесформенное и непознанное добро вообще. Думаю, разница очень важна. Мы не станем лицемерами, защищая свой дом сегодня от грабителя, убийцы или нациста; но если кто либо из нас скажет, что избил или убил кого-то исключительно ради правды, и дом тут ни при чем, это будет верх ханжества или просто злого жлобства. Нельзя выдавать страну и за Дон Кихотов. Нелепость так же порождает зло, поскольку если дело нашей страны – это предназначение с выше, то по Дон Кихоту существует лишь одно безапелляционное решение – её внутренних «паразитов» и «внешних врагов» надо просто уничтожить. И это сожалению, сегодня имеет место быть. Нельзя выдавать кесаревы дела за служение Божьей воле, что обольстившись делают сегодня и грео-католики и протестанты всех конфессий, от баптистов до харизматов, выступавших со сцены майдана; конечно не стал исключением и Филарет..

Патриотизм предков тем и был хорош, что, вдохновляя людей на подвиг, знал свое место. Он знал, что он чувство, не более. Войны могли быть великими, не претендуя на звание Священных. Иначе – трагедия. Смерть героя не путали со смертью мученика. И потому чувство это, предельно серьезное в час беды, в дни мира становится легким, как всякое романтическое чувство, которое может смеяться и над самим собой. Старые патриотические песни и не споёшь без улыбок; «новые» – тревожные гимны.

Народовластие и маркетолог ада

Разделяя принципы народовластия, я исхожу из того, что как православный верю в грехопадение. Обычно люди разделяют те же принцмпы по иной причине. Жан Жак Руссо, французский писатель и философ, представитель сентиментализма, верил, что люди мудры и добры, а потому имеют право править. Но опасность в том, что это неверно. И история тому непримеримый свидетель. Как только об этом начинают догадываться, наступает момент критики в адрес демократии. Мне например, догадываться не надо, я просто знаю себя; я не вправе править и в зоологическом музее. Поскольку в должности управляющего был не раз. Истинное оправдание народовластия в том, что мы – создания несовершенные (падшие Св. Писание), а потому человеку нельзя доверить власть над себе подобными. Вот Аристотель к примеру считал, что некоторые люди годятся лишь для того, чтобы быть рабами. Вполне может быть:) Но точно никто из нас не готов быть «хозяином». Я намеренно применил именно это слово «хозяин», поскольку чстенько это слово слышиться из уст многих моих соотечественников работающих «на своих хозяев» (работодателей).

История, традиция и наши предки учили нас не этому. Я далеко не уверен, что равенство само по себе есть некое добро, как например радость, мудрость или добродетель. Оно более походит на лекарство, которое необходимо нашему обществу, поскольку оно, а значит и мы болеем. Не допускаю я и того, что былая власть царя, иерарха, князя, священника, отца и мужа сами по себе плохи. Так же, как и не может быть ущербным былое подчинение придворных, мирян, детей и даже жены:))). Вероятно, власть эта хороша в образе небесной чистоты и подобия той же иерархии. Но мы с вами пока ещё живём и трудимся на земле, и, наверное, мне отрадно, что подобных моделей власти, что были в истории, больше нет, поскольку люди этими моделями власти успешно и всегда злоупотребляли, от чего портилось и само общество. Последствия не заставляли себя долго ждать. Рушились целые империи и цивилизации. Возрождая эти вещи, мы совершим ту же ошибку, что (извините за сравнение) нудисты с их философией жизни в гармонии с природой. А вот юридическое и экономическое равенство – необходимо обсолютно точно. Оно удерживает нас в некой модели противовесов от упрямо жизнеспособного последствия первородного греха, уберегая каждого из нас от ненависти и жестокости.

Но, как и в лекарстве, в равенстве нет особенного жизнетворного эликсира, блага, способного ощасливить общество. Им одним не стать нам на путь истинного развития. Потому неубедительна лишь его защита. Мы пытаемся обрести удовольствие (Гедонизм), счастье или высокую радость в том, что определяет «хорошую жизнь» лишь отрицательно. Вот люди и попадаются на всякие предлагаемые им модели жизнеустройства, где есть уровневое неравенство, от сериалов из «придворной» жизни (например, «Великолепный век») до идей национал-социализма (что вновь стало актуальным политическим вопросом). Искуситель, как маркетолог ада, используя культуру потребления и истинную бреш современной модернистской системы ценностей, предлагает именно то, чего нам и обществу не хватает. Поэтому на страже верного баланса в идее равенства должны находится мудрые «инженеры» системы, старательно и бдительно её сохраняющие.

Когда равенство (или даже модель с устойчивым шансом равных для всех воможностей) считают идеалом, а не лекарством, тогда всё больше в обществе нарастает ненависть ко всякому превосходству и его носителям (так называемой элите). Это и есть «болезнь» идеализируемой демократии. А вот жестокость и раболепство – это болезни иерархических сообществ. И что касается болезней, то это неоспоримый исторический факт. Если систему не «вылечить», не остановить, она убьет нас. И отнюдь не так, как в фильме «Терминатор – восстание машин».

В связи с вышеописанными соображениями хотелось бы обратить внимание уважаемого читателя вот на что: Человек, который не способен свободно подчиниться или достойно принять подчинение, просто-напросто глуп и туп (см. Синергия).

Синерги́я (греч. συνεργία – сотрудничество, содействие, помощь, соучастие, сообщничество; от греч. σύν – вместе, греч. ἔργον – дело, труд, работа, (воз) действие) – суммирующий эффект взаимодействия двух или более факторов, характеризующийся тем, что их действие существенно превосходит эффект каждого отдельного компонента в виде их простой суммы, эмерджентность.

Так, к примеру в православном богословии под синергией понимается совместное усилие человека и Бога в деле подвига и спасения. Синергию Бога и человека в этом процессе Макарий Великий поясняет следующим примером: «Хотя младенец бессилен сам что-либо сделать и не может на своих ногах подойти к матери, однако же он, ища матери, движется, кричит и плачет. И мать сжаливается над ним; она рада, что дитя с таким усилием и воплем ищет ее. А так как младенец не может прийти к ней, то сама мать, преодолеваемая любовью к младенцу, за долгое его искание, подходит к нему и с большой нежностью берет, ласкает и кормит его. То же самое делает и человеколюбивый Бог с душою, которая приходит и взыскует Его». В соответствии с православным учением, сама жизнь созидается в синергизме свободной воли человека и Благодати, причём созидательную роль выполняют обе силы, но нового человека созидает Бог, воля же лишь создает для этого необходимые условия.

Но так же можно смело заключить и следующее: безумно возрождать государственные и общественные модели неравенства по принципу извне. То есть с помощью внешней силы и других «умных», но внешних инструментов. Место возрождения равенства или народовластия – внутри общества. Начиная от возникновения и утверждения в обществе контрэлиты (как её обозначил в своей недавней публикации один из авторов сайта УВ) к качественно новому возрождению самого гражданского общества.

После грехопадения в Эдемском саду естественным состоянием для человека теперь остаётся носить одежду; но Мильтон назвал ее «тягостной», ибо под ней – живое, природное тело. Оно является взору лишь в своё время и место – у врача, в бассейне, спальне, на пляже, там, где прилюдность сочетается с уединением. Так и здесь – под материей закона мы храним всю органичность, всю симфонию живых и благих (в голосах инструментов) различий. Духовник – не начальник, но мы ведь ему подчиняемся. Учительница не поставит ученика на учёт в детскую комнату милиции, но наши дети должны её слушаться. И, кстати…, хорошо, если это есть в браке:)))

Хотелось бы ещё вот что сказать: мужчины так часто и особо жестоко злоупотребляли властью, что для женщин (не без помощи всё того же искусителя) идеалом стало равенство, а это весьма опасно. Кажется, Н. Мичинсон поняла, в чем дело, когда написала, что равенство нужно в законах о браке, но в самом браке как семейной жизни радость неравенства необходима, как она говорит, «эротически». С её слов, есть женщины, которые не выносят, когда муж их обнимает. Воистинну трагикомедия современной жены – однажды Зигмунд Фрейд научил её, что сексуальное наслаждение важнее всего на свете, и теперь феминизм не позволяет ей «отдать себя».

Зачастую все виды любви мы сводим к дружбе, а её без равенства быть не может. Друзья всегда делают что-то вместе – ходят на одни и те же мероприятия, думают, отдыхают, планируют: в общем смотрят в одну и ту же сторону. Влюбленные же смотрят друг на друга, то есть в разные стороны :)

Мы, граждане Украины, Белоруссии и России, должны гордиться, что при абсолютно бесполезной системе нынешней власти и такой же оппозиции как единый народ храним историю наших предков, нашей цивилизации, Признак этого можем видеть хоть на наших деньгах (не на всех купюрах), где запечатлены наши исконные герои. В самой сердцевине жизнь нам непрестанно напоминает, что лекарство – это не еда. Вот почему отношение внутри той же православной иерархии, к её духовной власти (что напоминает нам о вечно живой империи) является проверкой, тестом. «Обличить» эту власть проще простого, но взгляните на обличителей:)) Это именно те, кто начисто лишён хоть малейших связующих нитей с раем (тем, первым). Критики – обычно те, кто не «слышит органичных звуков паралельной симфонии», не «видит иного, живого ритма». Ровный забор для них лучше исскусной арки. Но как бы ни хотели они ровно-тупого равенства без примисей, они его не обретут. Когда запрещают чтить святых, мудрецов, отца и мать, то чтут мультимиллионера, боксёра, актёра, музыканта, что там – чтут проститутку и бандита. Духовная природа человека, как и телесная, требует своего. Не дашь ей здоровой пищи, будет насыщаться отравой.

Вот потому и все это так важно. Дух, который порождает фразу по типу той, что: «Ты не лучше тебя», или «Я не хуже тебя» – неприемлем. Этому духу, как и его смежным идеям, надо противиться, как надо противиться бюрократии или спецпривилегиям. Только внутренняя иерархия может сохранить внешнее равенство.

«Романтические» нападки на равенство, демократию, народовластие уже начались (что видно из комментариев на сайте УВ), и поверьте, мы не отразим их, если не будем знать все, что знает противник, но толковать это лучше, чем он. А люди не вынесут равенства, перенесенного из политики в частную жизнь. Вооружимся же равенством; но сохраним свои корни и традиции…, у себя, в своих личных «комнатах».

Украинский Франкенштейн и третья заповедь

16.04.2014 Владислав Стасюк тема: Федерализация

8 717 777

Владислав Стасюк

Публицист

46 статей

Всегда ратовал за единство в формате Ураинской республики… На том и стою. Но на протяжении всей «независимости» всякое украинское руководство так и не становилось полноценным проводником действительно качественного государственного проекта. Как была Украина объектом внешних проектов, так им и осталась. Женевская встреча и Крымский вопрос стали не просто прямыми, но особо яркими тому доказательствами.

В связи с Крымскими событиями, мы все чаще и чаще слышим трендированную мантру о счастливом единении; видим логотип некого единства страны в которой живём: «Єдина країна, Єдиная страна. Надо сказать, что даже некоторые активные сторонники майдана, и их прибавляется, в своём неотвратимом прозрении теперь пытаются открыть глаза и другим своим соратникам. Правда одни из них призывают к дип. переговорам, при посредничестве внешних стран, другие к силовому противостоянию, призывая в помощь западных «партнёров». По крайней мере, с их стороны это попытка; немощная ли, глупая, злая… Ведь ложь о единстве всех земель Украины всё больше становиться похожа именно на циничный инструмент «психосоциальной визуализации», что лишь более грубо проводит водораздел общества. На силовом решении осознанно заострять внимание не стану. Как гражданину, единственно верный вектор переговорного диалога мне видится в всё более становящейся популярной теме федерализации. Но, ради того самого единства, темы переведенной научно-дипломатическими кругами в более адекватный данной миссии (единства-сохранённости) формат: культурнро-социальной и административно-экономической децентрализации. Для изучения вопроса достаточно следить за публикациями, выступлениями и дискуссиями с участием экспертов в области децентрализации. При том как с западной части Украины, так и с Юго-восточной. Кажется таких единицы.

Как православному, тема эта, мне всё же ближе остальных предлагаемых проектов для сохранения страны, её дальнейшего развития. И вот почему. Тема единства далеко не нова, притом как в формате государства, так и Церкви. И в любых процессах становления и развития, для всех периодов историй и исторических обстановок, именно вопрос децентрализации государств и Церкви, во всём её разнообразии становился главным, краеугольным и спасительным камнем. Ведь это очевидно, что Унитарная модель государства возможна лишь в стране с обществом, настроения, образ жизни и ценности которого действительно совпадают, а экономическая составляющая действительно принимается и понимается в нём всеми. Но, ни того, ни другого в Украине нет. И не «вражья» пропаганда тому причина. Сводить к этому сложную проблему, по меньшей мере, не достойно человека разумного. Нет этого единства и в культурно-духовной жизни. Наша история помнит, чем закончились искусственные опыты иезуитов, проводимые последними с нашими христианскими восточными (современная западная Украина) землями. Уния и сегодня дикий фьюжн кровоточащей раны на мистическом теле христианского православного общества. Не много, ни мало, а трагедия Украинского Франкенштейна. Намерение сотворить нечто прекрасное, вышло трагической дефрагментацией частей тел, бесконечно томящегося нечто. И всмотритесь в свяь так наываемой сегодняшней Национальной гвардии хунты, временщиков сектантов и «их кардиналов» и всех группировок под Правым сектором, которые отождествили себя с этим нечто и более того, назвали его единственно правильным. Думающий человек, по не хитрой цепочке всегда увидит в том некую связь с «потсторонними» западными силами, вечно искушёнными славянским миром.

Тема единства в христианстве дискутируется под флагами и именами экуменизма. Занимаясь вопросами экуменима с 2003 года, я всё больше вижу разницу в его лицах и парадигмах. В некоторых случаях, разницу в пропасть. Две стороны медали экуменизма состоят в практическом и догматически-институциональном. Первый в повседневных христианских добродетелях. Последний в политических категориях. Он и порождает сегодня множество споров над уже открывшим глаза, но ещё не восставшим телом «новейшего» Франкенштейна. Учитывая тенденции и верховенство Св. престола в данном вопросе, а так же иезуитский почерк, близких престолу его экспертов, «Нечто» обещает быть действительно «многообещающим». Не стоит удивляться, ведь эсхатологически, и богословы и социологи подводят нас к неотвратимому исходу старого мира. Мир и сам о том кричит.

Опустим некоторые догматические детали и вспомним, что православные участники экуменического диалога предложили единственно верный вектор возможного развития единения восточной и западной Церкви, а именно: в опыте её первотысячелетнего исторического единства. Тем самым сняв ряд главных противоречий. Ведь вселенского масштаба первый и основной раскол Церкви зрел уже к концу первого, а реально произошел в начале второго тысячелетия (1954 г.). В первом же тысячелетии восточная (Константинопольская кафедра) и западная (Римская кафедра), не смотря на множество споров, действительно были одной Церковью. Как это было возможно, на протяжении тысячи лет? Возможно. Более того, во всём цельно. Причина? Децентрализация. Да, да… Административная, экономическая, кафедральная, литургическая и даже догматическая. Последняя всё же основывалась на символе веры и вселенских соборах, что и служило Единым фундаментом последующим зодчим и святым отцам. «В главном.. – говорил Августин, -..должно быть единство, во второстепенном разномыслие, во всём остальном любовь». Таковой по праву, можно считать формулу единения Церкви во все времена.

И лишь применив эту формулу к теме воссоединения Украинских земель возможен ожидаемый результат. Не могу с уверенностью сказать, какова должна быть именно Единая основа для всей сегодняшней Украины, но точно неантитеррористическая операция на Юго-востоке, с одной стороны, и сепаратизм, как казалось бы справедливая ответная реакция на попытки оккупации Юго-Востока с другой. И уж точно ни чего из того, что лежит в формате унитаризма. Всё это крайности, ведущие в гуманитарный провал и социальную смерть. Сохранивший разум знает, что это так. Даже сама идея децентрализации не может лежать в основе будущего строительства государства, поскольку является техническим моделированием и не отвечает глубоким антропологическим потребностям человека и общества. А ведь именно эти (социально-нравственные) потребности делают человека, человеком. Хотя вопрос этот сегодня даже не стоит во второстепенных. Его время ещё придет. Сегодня же главное выжить и сохранить то, что есть. Оставим этот вопрос экспертам и Украинскому научно-гуманитарному сообществу.

В Святом Писании приводиться следующая мысль: Сохранившему и приумножившему, будучи верному в малом, будет передано и большее, а у получившего и ни чего толком не предпринявшего, как у неверного отнимется и то, что оставалось.

Продолжая мысль о необходимости глубокой децентрализации, надо отметить созидающую мысль последней. Ведь её антипод – централизация вертикали всех категорий и уровней жизнедеятельности общества, лояльного единому центру, единой идее, единому порядку, единому эгоцентрическому субъекту. Следовательно сущность (необходимой нам) верной децентрализации обязательно должна исходить из её синергетичности, а значит строится на взаимоуважении, партнёрском равноправии и красоте культурных разновидностей, а так же готовности органически, единым фронтом ответить и на все внешнемировые вызовы. В том и сила и разум общества. Не в казарменном порядке унитарного диктата, как эгоистической идее, разрушающей социальные основы гражданского общества, а в свободе реализации его мультикультурной самобытности, традиционной преемственности, древе генетических и родовых корнях. В общем не как у отчимов-волков (до Майдана) и тем более не как у шакалов-наёмников (после Майдана), а по отцовски. Но не будем романистами, то лишь ориентир и таким он должен для нас оставаться.

Св. Писание, устами апостола Павла разбивает идею унитарности христианского сообщества, не оставляя ей шансов. Это вполне может служить символом любому обществу и сегодня. Упрекая жителей Коринфа в их самоидентификации (титульности) как принадлежности к тому или иному апостолу, в том числе и Павлу, апостол обосновывает это так: «разве Павел распялся за вас? или во имя Павла вы крестились?». Далее, (назовём её синергитической децентрализацией), она лишь имела всестороннее развитие. И более того, закрепилась институционально, разностью административно-богословских кафедр.

Унитаризм тем и опасен, что лояльность, как обязательства всего общества перед некой унитарной идеей, парализует его в химии правового конформизма и постепенно обезличивает всё общество. Выживет лишь диссидентско и разношерстное оппозиционное режиму подполье. Особо прекрасны и достойны среди таких «выживших», талантливые люди, не нывшие, но искусно встроившиеся в систему и сумевшие не только выжить, а и стать всенародно признанными и любимыми, людьми с большой буквы. Прошедшие тернистыми тропами и даже получив признание и от самих верховных стражей. Увы, лишь так закаляется сталь и характер, так высекается личность. В условиях не простой, а иногда суровой реальности. Но тема не о том, это лишь намёк на важность среды, как условия для развития.

Мне даже приходилось слышать о том, что надо создать христианскую партию, христианский фронт или христианскую политическую платформу. Люди искренне и серьезно желают, чтобы христианство пошло войной на мирское политиканство и несправедливость. Конечно сделать это, должна особая партия. Странно, что некоторых неувязок в этой программе не видят и после того, как в своё время вышла в свет, и сегодня не перестаёт быть актуальной «Схоластика и политика» французского философа Жака Маритэна. Быть может, призвание гипотетической христианской партии станет в том, чтобы жить стало лучше; быть может, она призвана решить, что такое «лучше» и какими методами нужно этого добиваться. Если она выберет первый вариант, она политической партией не будет. Почти все партии стремятся к целям, которые всякому понравятся, – они хотят для всех или для части общества уверенности в будущем и благополучия, а для страны – процветания, с их точки зрения, соотношения между порядком и свободой. Разделяют их, их представления. Мы спорим не о том, нужно ли людям жить лучше, а о том, что им в этом поможет – капитализм, социализм, народовластие, монархия, унитаризм, децентрализация и т. д.

Так что же будет делать христианская партия? В прошлом благочестивый Филарх был убежден, что хорошей может быть только христианская жизнь, и насаждать ее должна сильная власть. При чём власть должна постепенно уничтожить последние следы душепагубного либерализма. По его мнению, фашизм просто исказил верную идею, а чудище демократии, дай ему волю, пожрет христианство; и потому он готов принять помощь даже от фашистов, надеясь, что он и его соратники в конце концов фашистов «перелепят». Статив не уступает Филарху в благочестии но он глубоко убежден, что падшему человеку нельзя доверять столь опасную силу, как власть, он не надеется на вождей и видит единственную надежду в демократии. Тем самым он готов сотрудничать со сторонниками status quo, хотя их мотивы лишены и призвука христианства. Наконец, Спартак, не менее честный и верующий герой своего времени, хорошо помнит, как обличали богатых и пророки, и Сам Спаситель. Потому склоняется к сторонникам левой революции. Естественно, и он готов платить «диким синтезом несовместимых веществ» и сотрудничать с теми, кто прямо называет себя воинствующими безбожниками.

И вот все трое встретятся в «христианской» партии, следовательно перессорятся, на чем ей и придет конец, как было это не раз в истории, в том числе и новейшей в Украине. Выбор не велик. Вот другой вариант: кто-то один из них возьмет верх и выдавит двух других. Так новая партия, т. е. меньшинство «христиан», вряд ли сможет что-нибудь толковое сделать своими силами. Такова уж политика. Всё же ей придется объединиться с соответствующейнехристианской партией – например с фашистами, если победит Филарх, с консерваторами, если победит Статив, и с левыми, если победит Спартак. Не совсем ясно, чем же все это будет отличаться от нынешнего положения из новейшей истории. А раз так, то чем тогда всё это будет отличаться от трагических последствий таких союзов.

Более чем сомнительно, что христиане перелепят своих неверующих собратьев по партии. Куда им:)! Ведь как бы они ни звались, они представляют уже не христианство, а его малую часть. Идея, отделившая их от единоверцев и сроднившая с неверующими (ситуативными единомышленниками), отнюдь не богословская. Она не вправе говорить от имени христианства, и власти у нее ровно столько, сколько властности у ее приверженцев. Но дело обстоит гораздо острее, драматичней и даже трагичней. эта малая часть считает себя целым. Назвавшись «христианской» партией, она тем самым отлучает, осуждает во грехах своих политических противников. И в самой тяжелой форме, ее постигнет необратимое искушение, которым враг рода человеческого никого из нас не обделил. В конкретном случае, так называемой «христианской» партии, внутри которой разделяемы политические взгляды (целесообразные, как правило), покажутся учением самой Церкви. Не правда ли? Мы всегда готовы принять наш чисто человеческий энтузиазм за святое рвение. Это усилится во много раз, если мы назовем небольшую партию фашистов, демократов или левых христианской партией. Старый чёрт, хранитель партий, всегда рад рядиться в грим ангела света, а тут политики сами дают ему лучший маскарадный костюм. Когда же он перерядится, повеления его быстро снимут все нравственные запреты и оправдают все, что измыслят наши нечестивые союзники. Фенито ля… Если надо убедить христиан, что предательство и убийство дозволены, чтобы установить угодный им режим, а религиозные гонения и организованный бандитизм – чтобы его поддерживать, лучшего способа нет. Вспомним поздних лжекрестоносцев, конкистадоров и многих других. Тех, кто прибавляет «Так повелел Господь» к своим политическим лозунгам, поражает рок: им кажется, что они все лучше, чем дальше они зашли по пути греха. Сцена майдана истоптана такими верующими-оборотнями… Вспомните начало конфликта на Грушевского, кто встал между бойцами ВВ и протестующими… И вспомните, кто стоял на цнене майдана и как бы призывая к миру, поощрял захваты и оккупацию Киева «бийцямы майдану»… Сравните тех священнослужителей и этих, всего то. А все оттого, что нам представляется, будто Бог говорит то, чего Он не говорил. Христос не пожелал решать дела о наследстве – «Кто поставил Меня судить или делить вас?» (Лк. 12:14). Он ясно сказал нам, какие средства праведны. Чтобы мы знали, какие из них действенны, Он дал нам разум. Остальное Он предоставил нам. Маритэн разумно указывает единственный способ, каким мы можем воздействовать на политику. Церковь и христиане реально влияли на историю не потому, что у них была партия, а потому, что у них была совесть и исходящий от неё драйв, сила разума и воли, отражающие нечто более высшее. С эти невозможно было не считаться. Что ж, спросят вас, нам остается писать, говорить, обсуждать, встречаться, вести диалоги везде, где только возможно, просветительскую работу, взывать к депутатам и властям? Да, и это неплохо. Тут можно сочетать отвагу с голубиной кротостью и змеиной мудростью (не путать с иезуитством). Вообще же, верно когда мир считается с христианами, а не христиане – с миром.