Крещение Новгорода

Глава 4.

Садко.

В день, когда казнили Буслая, отчим Садка – Волрог внезапно исчез из дому. Его позвал сам старшина Чурила. Быстро собралась шайка из Людина конца и отправилась в Славенский конец. Именно они разграбили боярский дом, и взяли оттуда много ценных и редких вещей. Волрогу достался красивый настенный ковёр, старшина угнал себе доброго боярского коня. Чурила был самый влиятельный и самый опасный старшина из Людина конца. Его братчина насчитывала больше всего бойцов – отпетых разбойников, воров и охотников. Были и другие старшины, но по одному никто из них не мог противостоять Чуриле. Прежде в Людином конце так боялись только варяжскую общину, из которой был родной отец Садка. Викинги действовали в открытую, чёрные дела совершали посреди бела дня, а перерезаны были людьми Чурилы ночью. После их истребления новая братчина стала действовать более скрытно и более жестоко. Никто не знал настоящего имени старшины, прозвище «Чурила» он получил за шрам на лице, который искривлял его в выражении некоторой брезгливости, а левый глаз будто бы всё время щурился. И именно он теперь стал владельцем коня, на котором некогда разъезжал отважный Буслай.

Дети Волрога получили от отца щедрые подарки, но Садко не получил ничего. Он уже давно привык к такому унизительному положению в семье и потому старался как можно меньше времени проводить дома. Волрог редко называл своего пасынка по имени, в основном же обращался к нему как «мальчишка», «малой» или «щенок». Когда он приходил пьяный, заставлял Садка стаскивать с себя сапоги, а иногда, под действием хмельной браги становился чересчур разговорчив и принимался учить пасынка жизни.

– Мать слишком жалеет тебя, слишком любит, – твердил Волрог, – хочет, чтобы ты вырос бабой, наверное. Эх, глупая баба. Запомни, малой, наша жизнь – это навозная куча. Никто тебе не подаст руки и не поможет, никто не пожалеет. Чтобы выжить, обманывай, кради, убивай. Но знай – кого, и не попадайся. И, главное, доводи всегда дело до конца. Если уж взялся за что, то не отступай, не робей, даже если будет совсем тошно и невмоготу. И всегда помни, кто ты и откуда произошёл. Помни о своих хлопцах из Людина конца.

Но хлопцы из Людина конца не вызывали у Садка доверия и всегда казались какими-то странными. Они постоянно предавали друг друга, дрались, воровали и вообще совершали друг другу всякие подлости. Но, что удивительно, потом снова виделись и общались, как ни в чём не бывало. Как будто вчера с раскрасневшимися мордами не стояли с ножами в руках и не грозились друг друга зарезать, как будто один и не взял силой сестры другого накануне, как будто пьяные они не избивали друг друга до полусмерти вчера вечером. Нет, они не прощали и не забывали, народ здесь был очень злопамятный, но почти напрочь лишённый какого-то самоуважения. Были какие-то запреты, переступать через которые было нельзя, как мужеложество или убийство, во всём остальном же здесь люди были напрочь лишены чести. Оттого местные вожди всегда были тиранами, управляли силой и кровью. Все предавали друг друга, а потом, после предательства вдруг смотришь, а уже вместе пьют и обнимаются. Здесь всегда можно было ожидать удара в спину, и к этому нельзя было привыкнуть. Но Садко каким-то невероятным инстинктом выживания нашёл способ выжить и здесь. Пришёл на помощь его невероятный артистизм и чувство юмора. Ещё с детства Садка считали настоящим шутом. Ему было легко смеяться над жителями Людина конца, ведь он презирал их всех. Но мало кто мог это разгадать, и потому принимали его насмешки за простое поясничество или просто за безумие. После обращения Новгорода в веру Перуна из всех богов Садко больше всех стал почитать Симаргла, который сам считался богом-шутом, как и Велес, и был известен ещё под прозвищем – Переплут. Но если Велес был ещё старым стихийным богом, который помирился с новыми богами, как титан Прометей, подаривший грекам огонь, то Симаргл с самого начала был братом-близнецом и отражением в кривом зеркале Велеса. Он охранял мост между миром живых и миром мёртвых, в который теперь были низвергнуты самые влиятельные из старых богов, он шутил с человеческими жизнями, одним даруя удачу, другим – несчастье, всячески пакостил богам и стравливал их друг с другом. И именно Симаргл выпускал из мира мёртвых злых духов, которые приходили в мир живых и устраивали здесь свои бесчинства. При этом ему всегда удавалось убедить богов, что духи вырываются из мира мёртвых совершено случайно и против его воли. Симаргл не просто стоял на заставе между миром живых и миром мёртвых, он сторожил старых богов в их тюрьме, охранял их сон и мог на время даже пробуждать кого-то из них, чем периодически развлекался, отчего на земле происходили наводнения, землетрясения, извержения вулканов и прочие стихийные бедствия. Впрочем, Переплут же чаще всего и погружал их обратно в сон. Его нельзя было причислить ни к старым богам-стихиям, ни к новым богам-гениям. Бог-шут занимал промежуточное положение между стихией и гением, между старыми и новыми богами, между животным и человеком, между живыми и мёртвыми.

По преданию, именно Симаргл погубил князя Святослава – отца князя Владимира. Святослав поклонялся Перуну, и Перун поддерживал его, помогая побеждать печенегов и ромеев. Не было в мире воинов, равных Святославу. Но однажды Переплут заманил князя в ловушку. Он обернулся бродягой со славянской внешностью и пришёл в таком виде в лагерь Святослава. Здесь Симаргл сообщил князю о небольшом войске печенегов, которое приближается с Востока. Времени отступать не было, но и богатую добычу оставлять было нельзя, и Святослав отправил часть своего войска с добычей в Киев, а сам пошёл на встречу со степняками. Но печенегов оказалось на порядок больше, чем предрекал Симаргл. Святослав не привык уходит от схватки, не стал уходит и сейчас, хоть его воины и были малы числом и измотаны после войны. Завязалась битва, и много печенегов тогда полегло, но число их было слишком велико, а жажда крови была неутолима. Так они одолели Святослава – любимца Перуна. Перун прогневался, навлёк за это на Симаргла молнию и сделал так, чтобы тот не мог сойти с Калинова моста. Тогда Переплут отрастил себе крылья и стал летающим псом. До этого он уже превращался в животное, чаще всего в волка, и потому был наполовину животным, и лишь наполовину разумным, как и Велес. Иными словами, страж Калинова моста был оборотнем и научил чарам оборотня некоторых чародеев, от которых пошли все оборотни на земле. Симаргл иногда в образе прекрасного юноши занимался любовью с земными женщинами, и они рожали ему самых причудливых монстров. При этом изначально они рождались людьми, а позже их магическая природа брала верх. Монстры эти наводили страх на людей и не давали покоя чародеям. Даже боги иной раз не могли справиться со страшными порождениями Симаргла. И всё же, Переплут был одним из новых признанных богов, которых в пантеоне в Киеве, а теперь и в Новгороде было 6: Перун, Макошь, Стрибог, Даждьбог, Хорс и Симаргл.

Что же касается Садка, то лишь одного человека его шутовство никак не веселило, а только злило. Это был его старший сводный брат Щегол. Тот самый, что постоянно натыкался на кулаки Василия Буслаева. Он всегда ходил угрюмый и озлобленный, всегда отвешивал подзатыльники младшим и трусливо трепетал перед старшими. Щегол был из тех, кто считал Садка просто сумасшедшим, дурачком, и в этом с ним соглашались очень многие. Иной раз юный Садко мог улыбаться каждому встречному, часто разгуливал по местности с распущенными до земли рукавами, которые, бывало, доставали до земли и оттого все были перепачканы в грязи. Летом бывало измазывался в грязи и сам и так долго ходил, пока не смывал её с себя в реке. Или, например, разъезжал по улице верхом на корове или на огромном матёром хряке под всеобщий хохот. Порой он вовсе брался парадировать людинских хлопцев, и в своей комичной манере повторял поведение даже Чурилы. Как-то Садко насадил свиную голову на палку и объявил её идолом неизвестного бога, которому он якобы поклонялся. Голова уже провоняла, а глаза её выели мухи, но юный пересмешник исправно приносил ей каждый день в жертву мёртвых лягушек, ящериц и рыб. Пока в один прекрасный день свиная голова куда-то не пропала. Нередко Садко и других мальчишек подначивал на свои смешные проделки. Так, однажды, после большого улова на рыбалке он затеял настоящее фехтование на рыбах и отвесил нескольким мальчишкам мощные оплеухи щукой по шее. Или в тот день, когда он накормил огромной щукой боярских детей и так подружился с Василием Буслаевым. Тогда тоже Садко увлёк всех за собой. Увлёк он и Костю Новоторжанина, и многих других, и всё же никто из них не смел слишком далеко заходить за ним. До тех пор, пока в Людином конце не поселился Василий Буслаев.

Костя очень переживал за Василия, всячески помогал ему, пока тот жил в Людином конце. Возможно, поэтому его поначалу не трогали, хоть и многие были злы на боярского мальчишку. Костя нарушал запрет отца, дружил с людинскими мальчишками, но он оправдывал себя тем, что делает это в порядке исключения, ради Садка – своего главного друга. И Садко очень ценил эту дружбу и прислушивался к Косте. На следующий день после обращения Васьки в веру Перуна, небольшая процессия мальчишек направилась прямо к избе, в которой он проживал. Когда Василий вышел на улицу, то увидел сидящего верхом на огромной грязной свинье Садка, за которым следовала пешая компания. Некоторых из них сын Буслая знал, особенно – Костю Новоторожанина, другие были ему не знакомы.

– Здрав будь, боярин, – заговорил Садко.

– Чего надо? – недобро нахмурился Василий.

– Мы привезли тебе дань, владыка. Не побрезгуй, возьми и стань другом в нашем братстве.

Один из мальчишек подошёл к Василию и, поклонившись, протянул к нему руки с лежащей на ней булкой хлеба. Сын Буслая подозрительно взглянул на подарок, хоть и был голоден, и ничего не ел с утра.

– Бери, бери, Вася, – говорил Садко, слезая со свиньи, – мы своих не бросаем. Князь тебя выгнал, а мы принимаем. Будь нам братом.

На этот раз Василий даже улыбнулся и принял подарок. А после вместе с мальчишками отправился на реку. Людинская ребятня казалась ему слишком чужой и дикой, с другой стороны, высокая речь Василия так же вызывала у них насмешку, но не злую, потому как боярский сын ещё был для них авторитетом и вызывал много любопытства. Мальчишки засыпали его вопросами о том, как так случилось, что его отца казнили, почему князь Владимир не приехал в Новгород, что будет дальше, и т.д. Как будто Василий знал ответы на все на свете вопросы.

– Раньше был закон, – говорил он, – дружина делает, что хочет, а кто вред причинит дружине, тот не жилец. Теперь Добрыня наказал платить за убийство знатного человека виру. Тиранит боярскую волю, а вместе с ней и Новгород под ноги кидает Киеву.

– Так вам и надо боярам, – проговорил какой-то прыщавый мальчишка, – а то больно вольно жить стали, а простой люд и помнить забыли.

– Да как ты смеешь! – хотел уже накинуться на него Василий.

– Не горячись, Вася, – остановил его Садко, – ты теперь не в Славенском конце, твоих знатных речей здесь никто не поймёт. Здесь народ простой, нет племён и родов, всё вперемешку.

– Что же в этом хорошего? Лошадей по несколько поколений тренируют и отбирают, чтобы отобрать нужную породу? Так же и у человека, чтобы отобрать нужную породу, нужны роды, нужно боярство. Иначе конец Новгороду, как вы не понимаете.

– Ну и чёрт с ним, с этим Новгородом, – заголосил горбатый мальчишка по имени Хома, – наш дом – чистое поле, нас кормят нож и твёрдая рука. А коли живот набит, то и чего ещё надо?

Людинские мальчишки были слишком грубы, их речи поначалу задевали Василия, но он научился не подавать виду. Он понял, что говорят они это не с каким-то злым умыслом, а лишь потому, что слабы умом, и многого не могут понять. Но Садко был не таков. В первые дни он удивил Василия тем, что хоть и плохо, но владел грамотой и продолжал в этом совершенствоваться. За внешним шутовством его скрывалась хорошая смекалка, которую можно было бы использовать с пользой. Но самое главное, общение с Садком и Костей Новоторжанином позволило Василию отвлечься от настигшей его беды и снова начать радоваться жизни, несмотря на положение, в котором он оказался. В боярском сыне мальчишки сразу почувствовали большую силу, а так же явную склонностью к лидерству, хоть он был ещё и очень юн. От Василия Садко научился играть на гуслях. Случилось это так. Однажды Садко пришёл к Василию, держа у себя под рубахой какой-то предмет. Когда Васька спросил, что там, Садко достал жирного белого гуся.

– Это не просто гусь, – пояснил он, – в эту птицу вселился злой дух. Ни с того, ни с сего он вдруг напал на меня и начал щипать. Нужно изгнать из него злого духа.

Пошли изгонять злого духа из гуся. Снова собрались мальчишки понаблюдать за странным ритуалом. Садко произнёс какое-то заклинание в стихах и пролил воду на животное. Затем собирался обмазать его грязью, но тут появилась хозяйка гуся с хворостиной, и мальчишкам пришлось разбежаться врассыпную.

– Хорошо это у тебя получилось, с заклинанием, – переводя дух, говорил Василий, – сам придумал?

– Сам, – улыбался в ответ Садко.

– Пойдём.

Вскоре они оказались во дворе Василия. Сын Буслая вынул из дома гусли и вместе с другом отправился в тихое место возле реки.

– Давай, я буду играть, а ты пой что-нибудь.

– Что петь-то?

– Не знаю, сам придумай.

И Василий принялся играть звонкую степенную мелодию. Садко какое-то время молчал, перебирая в голове слова, а затем запел чистым звонким голосом, без нотки фальши:

Как по Волхову, по реке, гуляла рать дружинная,

Пила крепкое вино, пивом запиваючи.

Понабили животы так, что всех повырвало.

Поползли они домой, ругаясь и рыгаючи.

Песня эта рассмешила Василия, и всё же он не мог не удивиться тому, как складно и быстро смог Садко придумать такую песню, а особенно тому, как хорошо он её исполнил.

– Тебе, брат, нужно в сказители идти, – заключил боярский сын.

– Какая мне нужда быть сказителем? – недоумевал Садко, – я и так могу всякие байки рассказывать. Хочешь, расскажу про Ротана, сына Симаргла. У него два рта было, один, как у людей, а другой – вместо задницы.

– Да погоди.  Я слышал, хорошие сказители неплохо зарабатывают. Голос у тебя хороший, научишься играть, цены тебе не будет. Только если петь будешь не такие смешные стишки, а что-нибудь серьёзное.

– Серьёзное – это слишком скучно. Но играть на гуслях я, так и быть, выучусь. Это ремесло доброе, я слышал, всех боярских детей этому учат.

И Садко принялся играть на гуслях. Василий лишь удивлялся, как быстро его новый друг делал успехи. Садко же очень быстро понял, что получил в руки сильное оружие – гусли, которым может покорить сердца очень многих. Изначально, в детстве песенки его были всегда смешные, высмеивали знать или кого-нибудь из жителей Людина конца. Острый язык юного сказителя порой очень сильно задевал простой люд, и тогда только защита Василия спасала его от чужих кулаков, в том числе и от кулаков его брата – Щегла. Волей-неволей Щеглу пришлось смириться, что его младший брат перестал быть простой жертвой, и изменил стратегию, стал теперь без конца жаловаться отцу на разнузданное поведение пасынка. Волрог же, когда руки у него доходили, наказывал Садка, когда нет, ругал его мать. Так мальчишки росли и крепчали, и вместе с тем крепла их дружба. Василий однако очень скоро стал испытывать сильную нужду в деньгах. Отцовские монеты уже закончились, бедное хозяйство, которое они завели с матерью, прокормить их не могло. И здесь на помощь пришёл Костя Новоторжанин. Он определил Василия подмастерьем в кузницу к кузнецу Людоте. Известно, что род Буслая происходил из кузнецов, и сын его так же как и отец в своё время обучался кузнечному делу. Теперь это ремесло ему очень пригодилось. Василий вспомнил всё, чем его учили и принялся усердно работать. Но он тут же столкнулся с тем, что был ещё слишком мал, а Людота требовал от Васьки, чтобы тот работал как взрослый мужчина. Из-за этого сын Буслая поначалу оказался плохим работником и часто получал от своего мастера подзатыльники и пинки. Всё это оскорбляло его боярскую гордость, и всё же, пустой желудок заставлял терпеть и это. Руки у Людоты были сильными, от подзатыльников его порой звенело в ушах. Но Василий стиснул зубы и продолжал работать. Он не успевал, ошибался, ужасно уставал, но каждый рабочий день снова приходил в кузницу. И в конце концов за это упрямство Людота зауважал маленького боярского сына и стал учить его немного по-другому, больше разговорами. Василий вместе с тем мужал и становился сильнее. Вскоре, не смотря на свою юность, он научился управляться с работой взрослого человека. Но, несмотря на это, он ещё не мог оторвать от земли дубину своего отца. Стало быть, Буслай был ещё сильнее, а, может, знал какой-нибудь чародейский секрет, как можно поднимать такие тяжести.

За работой и шутками с местной ребятнёй время проходило быстро. Минуло уже два года. Василий был силён не по годам, а Садко не по годам был смышлён и красноречив. И вот однажды они вместе с Костей Новоторжанином и другими приятелями собрались вдали от всех в своём тайном месте.

– Вот что, братцы, – заговорил Садко своим всегда задорным и немного смешливым голосом, – думаю, пора нам свою братчину создавать. А что, чем мы хуже Чурилы или других старшин? Да, мы ещё дети, но если мы сейчас выберем себе старшину и объединимся, то вскоре станем настоящим братством, и будем наводить страх на всех в округе.

– И как назовём наше братство? – спрашивал Хома.

– Мы будет называться шутовским братством, и богом нашим будет Симаргл. Чтобы никто не догадался, что мы – настоящая братчина. Будут думать, что это шутка, а за этой шуткой будет крепнуть настоящая сила.

– Дело говоришь, – смекнул Костя, – и кого старшиной изберём?

– Как кого? Это же и так, думаю, ясно. Самый сильный из нас – это Василий, ему и вести нас к победе.

Никто особо и не возражал, и все единогласно избрали Василия своим лидером. Затем Садко велел всем произнести клятву, повторяя за ним:

– Именем Симаргла – божественного мытаря и вождя безумцев мы клянёмся, что всегда будем вместе, всегда будет стоять друг за друга горой, а если погибнем, наш бог встретит нас как добрых гостей и щедро наградит.  Отныне мы братья друг другу, и никакие беды не разрушат нашего братства. Клянёмся всегда смеяться смерти в лицо и всегда пить вино. Клянёмся, клянёмся, клянёмся!

Мальчишки с радостью произнесли эту клятву, даже те, которым идея братства показалась лишь очередной шуткой Садка. Тогда их было немного, не больше дюжины, но эта странная клятва в зарослях у реки навсегда связала их судьбы и определила их дальнейшую жизнь.