ОглавлениеНазадВпередНастройки
Добавить цитату

Глава 14


Крещение водой.

Ещё с утра Василий выкатил большую бочку с вином на улицу и принялся набирать себе новых людей. Его братство сильно поредело в последнее время, лишилось поддержки христиан и кого бы то ни было ещё. И всё же Вася, несмотря ни на что, отказывался принимать новую веру и намеревался стоять до конца. Такую же клятву – не пускать Добрыню – дал жителям Людина конца и Чурила. Теперь всё зависело от того, кому больше народ поверит. Многие старшины из тех, что прежде подчинялись власти Чурилы и называли его головой, теперь перешли под власть другого головы. Людин конец отныне стал двухголовым. Но Василий теперь кого попало к себе в дружину не брал, набирал только настоящих воинов, для которых придумал особое испытание. Каждый желающий приходил к старшине на двор, выпивал полную чарку вина, затем брал в руки щит и становил в боевую позу. Василий бил своей огромной палицей, но не со всей силы, чтобы не сломать щит. Те, кто удерживались на ногах, попадали в дружину, тех, кто падали, выставляли вон со двора. И так за несколько дней братчина Василия набрала немногим больше сотни самых крепких людинских молодцов, а сам сын Буслая таким образом превратился в сотника. Справедливости ради он проверил на прочность и 30 верных своих старых товарищей, и каждый из них устоял под ударами старшины. С таким отрядом Василий мог противостоять хоть Чуриле, хоть кому угодно, и потому преспокойно принялся ожидать решающего часа.

Но сыну Буслая хватило ума удержать своих воинов в узде, когда на торжище снова собрались крестители и вся новгородская знать. Теперь крестился уже весь город. Кого силой, кого добрым словом загоняли в реку, после чего на шею вешали деревянные кресты на верёвочках. Придумка Добрыни, чтобы отличить потом настоящих христиан от тех, кто выдавал себя за таковых. Пока архиепископ осуществлял крещение, Стоян вместе с Путятой отправился в Неревский конец, на языческое капище. С топорами в руках они бойко накинулись на деревянных идолов богов, которые падали все, как один. Но Василию было всё равно, он теперь не признавал никого из богов и потому никак не проявлял себя. Последним свалили идол Перуна. Но на этом крестители не успокоились. Идол Перуна привязали к конскому хвосту, обкидали навозом и в таком виде по грязи повезли к реке. Бог войны и грома был унижен, он был повержен, и не грянуло грома с небес, и не увидели люди молний и прочих знамений. Боги безмолвствовали, словно признали своё поражение. Идол Перуна был сброшен в реку, и течение понесло его прочь от города. Правда, на реке были ещё пороги, за которые идол мог зацепиться, предвидя это, Добрыня велел всадникам обогнать плывущего кумира и не дать ему задержаться в пути. Некоторые, говорят, услышали, как плывущий идол заговорил человеческим голосом: «Пройдёт две зимы и одно лето, Новгород, и я вернусь тем же путём, которым ушёл от вас». А потом якобы даже выкинул на берег палицы, чтобы местным людям сражаться за старую веру. Кто-то при виде поругания богов не смог держать слёз, другие крепились, но все выглядели сломленными и подавленными, когда шли к воде для обращения в новую веру.

Был среди крестителей и Садко, восседал на коне, в кольчуге. Вид настолько непривычный, что многие верно поняли, что людинский шут теперь был сильно приближен к власти. После пленения Угоняя Добрыня говорил с Садком и спрашивал, какую награду он хочет получить за подвиг.

– Мне лишь одна награда нужна от тебя, – отвечал скальд, – хочу служить тебе верой и правдой.

Стоян Воробей лукаво улыбнулся, он прекрасно знал, что его купец давно добивался того, чтобы войти в младшую княжескую дружину, чего, очевидно, попросит и сейчас. Но даже Воробей удивился, когда услышал следующие слова Садка:

– Но я не хочу, владыка, чтобы верность Богу мешала мне быть верным тебе. А посему прошу тебя самолично крестить меня, стать моим крёстным отцом. И тогда служба тебе будет для меня в то же время службой Богу.

Теперь и Добрыня уже удивился находчивости этого юного гусляра.

– Так и быть, Садко, уважу тебя. Теперь мы все равны перед Богом, и знатные, и простые. Будешь моим сыном на небесах.

После крещения крестник вместе с Добрыней, Путятой, Стояном, Святославом Вольгой, отцом Иоакимом и другими важными лицами держал совет в думской избе.

– Половину дела мы уже сделали, – говорил Добрыня, – Торговая сторона вся крестилась, на другой стороне крещёных мало. Преображенский храм уже строится заново, но это в Неревском конце. А у нас, в Славенском конце будет построен свой, новый собор, собор Софийский. Ну что, христиане, что теперь будем делать с некрещёными? Васька Буслаев никак не сдаётся, с ним и Чурила-голова. Пора с ними кончать.

– Василий – мощный воин, – произнёс Путята, – я видел его на мосту. Даже жалко будет такую силу губить.

– А ведь мы могли когда-то с ними покончить разом, – говорил Стоян, косясь взглядом на Садка, – да кое-кто стрел своих пожалел.

– Это хорошо, что пожалел, – отвечал Садко. – Такая смерть только людей озлобит и сплотит против нас. Всё сейчас в Новгороде очень шатко, одним мечом всех не усмирить, нужно брать их ещё лаской.

– Крестник твой верно говорит, – согласился с ним отец Иоаким, – нужно показать им, что мы умеем прощать. Именно это есть основа нашей веры.

– Они убивали моих людей! – поднялся на ноги Путята.

– Апостол Павел был одним из гонителей христиан, – возражал архиепископ, – и, тем не менее, стал потом их вождём, святым апостолом. Если человек раскается и придёт к вере, мы не в праве ему отказать в прощении.

– Иоаким прав, – вымолвил Добрыня, – а ты, Вольга, что скажешь? Я слышал, Васька Буслаев – твой крепкий друг, больше того – крёстный брат. А теперь он на той стороне. Готов доказать свою верность новой вере в случае чего?

– Если на то будет твоя воля, – отвечал Святослав, – но я за то, чтобы подождать, и пока в битву не лезть. И не потому, что Василий, сын боярина Буслая – мой друг ещё с волховской школы. А потому, что я знаю о его старой дружбе с христианами. Костя Новоторжанин – христианский герой, так же является нам близким другом. С другой стороны, мне известно, как враждует Василий с Чурилой. Они на дух друг друга не переносят, и если на время они и заключили союз, то их очень легко можно рассорить.

– Предлагаешь столкнуть их лбами друг с другом?

– Я предлагаю тайно разослать гонцов к каждому из них. И чтобы эти гонцы предложили им полное прощение, если они крестятся. Погоди, Путята, не ухмыляйся. Ведь ни за что на свете оба разом они не пойдут креститься, а тайны только обозлят их друг против друга. Дальше нам останется только ждать, кто первый из них придёт к нам на поклон. Его мы обратим в нашу веру и направим против второго, чтобы доказал нам свою верность. Мне бы искренне хотелось, чтобы это был Василий, но, если это будет Чурила, пусть будет так. Сделаем его головой всего Людина конца, и он сам всех силой крестит. Нам лишь немного нужно будет ему помочь.

– Что ж, умно придумано, – почесал в бороде воевода. – Что ж, Святослав, ты этим и займись, людей я тебе дам для этого из младшей дружины. А теперь давайте подумаем, что делать нам с пленными ополченцами Угоняя. Самого тысяцкого мы казним, это не обсуждается, но всё ополчение разом мы вырезать не можем. Да и разве можно наказывать воинов за то, что они так хорошо выполняли приказ своего начальника?

– Обратно в ополчение их брать нельзя, – вымолвил посадник Стоян.

– Это понятно. Из ополчения выгоним, пойдут в разбойники. Нельзя просто так умелых воинов выбрасывать, тем более в такое время.

– А давай сделаем их богатырями, – предложил отец Иоаким, – только сначала нужно их крестить. Так они будут и при деле, и в то же время наказаны. Богатырская клятва запрещает богатырям поднимать оружие на христиан. Поэтому они не смогут направить своё оружие против нас. Будут служить церкви, как болгарские потыки. А старшиной над ними я советую сделать юного Святослава Вольгу. Он уже был в их рядах, многих знает и сможет убедить их креститься.

– Погоди с Вольгой, – возражал ему Добрыня, – не настолько я ему доверяю ещё. Да и к тому же, он сейчас занят другим делом. А вот тот, кто добыл нам Угоняя живым, здесь подойдёт лучше. Мой крестник – Садко. Вот тебе и мой подарок.

– Благодарю, – поклонился Садко.

Отец Иоаким, однако, остался недоволен этим решением, и, поскольку дал слово волхвам, продолжал и после того разговора приставать к воеводе, рекомендуя на пост старшины Святослава. Садко в свой черёд уже на следующий день принялся выполнять приказ. Теперь у него была целая своя дружина, о чём прежде он не мог и мечтать. Войско богатырей. Какие большие перспективы это открывало! Садко взял с собой дюжину купцов Стояна Воробья, с которыми ни раз уже плавал торговать. Они стали его особо приближёнными командирами. С ними Садко и появился впервые перед своим войском, безоружным и уставшим. Ополченцы выстроились на улице и недобрыми взглядами встречали нового своего начальника.

– Ну что братцы, – обратился к ним Садко, – провинились вы перед Добрыней шибко, теперь век отмываться будете. До конца дней будете каяться и кровь свою проливать, и, возможно, Бог вас простит.

– Ты что ли, шут, судить нас будешь? – зароптали воины.

– Я пришёл не судить сюда вас, и не шутить, – отвечал Садко, – а чтобы заменить того, кого я у вас из под носа увёл с ножом у горла и передал Добрыне.

– Брешешь, пёс!

– Вот тебе, грамота, собака.

И Садко развернул свиток бересты и передал ополченцам. Те принялись разглядывать его, передавая из рук в руки.

– Вы виноваты перед Новгородом, – продолжал их старшина, – а я виноват перед вами. Но забудем обо всём этом, поскольку скоро со мной вы разбогатеете так, как прежде и не мечтали. Спрашиваете, как? Церковь сейчас бедна, и поначалу платить нам будет вот чем.

И Садко показал шиш всему войску.

– Но по указу Добрыни, теперь каждый крещёный должен отдавать церкви десятину на восстановление храма Преображения и на постройку нового, Софийского собора. А взымать с горожан эту плату будем мы с вами, больше некому. Мы теперь – богатыри, церковное войско. Хоть по бумаге мы просто ополченцы. Но начальник над нами – отец Иоаким. Смекаете, какие дела начнутся, когда мы начнём церковную казну пополнять? Люди вы не глупые, и не мне вас учить. Сейчас у вас ветер в карманах свистит, а скоро гривна заблестит. Добычу буду делить честно, обещаю. Но силком никого при себе держать не буду. Если кто не хочет, может уходить. Добрыня вас милует. А кто хочет, оставайтесь, но тогда покреститесь и покайтесь.

И многим тогда слова Садка пришлись по душе. Лишь немногие ушли из бывших ополченцев, остальные же остались на службе и признали своего нового командира. А в это время ополченцы из Людина конца создавали земляные укрепления, ограждая себя от Неревского конца. От Славенского конца их отделял Волхов мост, который сильно обгорел и после пожара выглядел теперь слишком хрупким. Василий и Чурила готовились к схватке. Но меж тем каждый из них втайне от другого встречался с христианскими посланцами, и каждый ответил гостям отказом. Оба старшины понимали, что если один из них покинет Людин конец, то второй может взять здесь верх и первого назад не пустить. Но, с другой стороны, сопротивление против всего Новгорода казалось всё более немыслимым. Земское ополчение, которое вот-вот начало собираться из окрестных хуторов, распустилось сразу же после крещения города. Чурила и Василий по-своему пытались снова его собрать и даже заручились поддержкой нескольких хуторян. Но положиться на земских было нельзя, поскольку они никак не могли договориться о том, кто будет у них за старшего. Если в Людином конце было два старшины, то в окрестных хуторах их было множество, и каждый пел на свой лад. Под давлением Угоняя в своё время они избрали старшину, но после роспуска ополчения рассорились с ним и теперь снова действовали в разнобой. А ведь только земское ополчение в такой ситуации и могло спасти людинское ополчение. С каждым днём становилось всё более очевидно, что один из старшин однажды сдастся и пойдёт на поклон к Добрыне. Так оно и случилось, этим старшиной стал Чурила. Для Василия это означало одно – победа или смерть. Теперь он потерял последнюю надежду на помилование и принялся подчинять себе весь Людин конец. С Чурилой ушло всего сто человек, остальные остались здесь, включая известных братьев Сбродовичей и сына головы – Потамия Хромого. Все они теперь перешли под начало Василия. Другие остались верны Чуриле, но их теперь было меньшинство. Все стали готовиться к решающей битве.

Чурила в это время омывал себя водой и приносил клятву новому богу. Теперь Добрыня сделал его головой Людина конца, взял с него обещание крестить всех земляков и обещал дать ему подмогу. А затем вся сотня Чурилы направилась обратно. Уже издалека он увидел какое-то собрание на том берегу. У моста его ждали люди из братства Василия. Тем не менее, людей Чурилы это не остановило, и они продолжили путь.

– Нельзя их пускать сюда, – говорили мужички из братства.

– Васька приказал на мост не лезть. Он весь обгорел, видишь, может рухнуть, – отвечали другие голоса.

– Если они пройдут, их уже отсюда не выбьешь, а за ними подмога придёт.

– Стоять, сказали тебе. Да где же Вася-то, куда пропал?

Но тут появился и сам Василий Буслаев. Теперь на нём не было доспехов, не было и шутовского колпака с рубахой. Одеяние его поразило всех. На голое тело старшина накинул шкуру убитого им недавно на охоте медведя, в руках держал щит и тяжелейшую палицу, штаны были так же из кожи. Вид его был грозен, хищная медвежья пасть накрывала голову, словно шапка. Даже братья в страхе отшатнулись от него.

– Всем стоять здесь, – скомандовал Василий, – я один пойду. Если все туда рванём, мост рухнет. Если я паду, не закапывайте моё тело в землю, лучше сожгите.

И с этим словами витязь ступил на деревянную мостовую. Доски на ней ходили ходуном, самые обгоревшие хрустели под ногами. Была и другая причина, по которой Василий тогда один взошёл на мост. Он не доверял своим людям, которые плохо разбирались в вопросах чести, хотел быть уверен, что со спины никто не ударит и рассчитывал дать настоящий честный бой, понимая, что это может быть последняя схватка в его жизни. Быстро воин в шкуре медведя добрался до середины моста, и братчина Чурилы заробела и остановилась перед ним.

– Вы пройдёте этот мост только тогда, когда я перейду Калинов мост, – вымолвил Василий.

– Ну, за этим дело не станет, – отвечал Чурила, доставая топор, – эх, сколько я уже ваших боярских щенков передушил своими руками.

И в одиночку голова ринулся в схватку. Он был с щитом и топором, Василий с щитом и палицей. Один против ста. Топор с размаху врезался ему в щит, палица с силой ударила по щиту врага. Чурила отлетел в сторону и упал на мостовую. Топор его остался торчать в щите.

– Что стоите, собаки, убейте его, – приказал голова. И самые отчаянные его головорезы толпой ринулись на Василия.

– Нужно выручать Ваську, – говорили его братья. Но Потамий Хромой их остановил, якобы потому, что было приказано не лезть.

Сразу с десяток топоров обрушились на Василия, он устоял. Палицей бил врагам по ногам, и те валились на мостовую, бил по щитам, и щиты раскалывались. И всё же они начинали окружать, нужно было отступать, чтобы не попасть в кольцо. А щит уже стал слишком тяжёлым от застрявших в нём топоров. И Василий отшвырнул во врагов щит после того, как достал из него один топор. Теперь он остался без защиты, совсем один. Все боги, старые и новые теперь завистливо обратили на него свой взор. Он был слишком хорош для этого мира, ему пора было уже жить в мире богов. Копья и топоры обрушились на него со всех сторон, нанося ему множество ран. Но палица была невероятно тяжела и продолжала ломать щиты и сбрасывать людей в реку. Кто-то с переломанным костями падал на мостовую, кто-то падал мёртвый или без чувств с пробитым топором черепом, а Василий всё ещё стоял на ногах.

– Сдохни уже! – прокричал яростно Чурила и прыгнул на него сверху. Топор Василия ослабил удар его топора, и немного отвёл в сторону, острие вошло ему в плечо рядом с шеей. А затем мощным ударом ногой в грудь Василий сбросил своего старинного врага в воду. Река заполнялась убитыми и раненными, но Василия всё ещё не было среди них. На него нападали, он отбивался, и с яростным звериным криком сам шёл в атаку. И толпа от него отступала в страхе. И уже всё меньше появлялось тех, у кого хватало решимости кидаться на этого неуязвимого зверя, в одиночку бросившего вызов толпе. Нападали только по несколько, и так же по несколько падали в реку. Отчаянные головорезы, жестокие убийцы были бессильны перед этим израненным шутом и любителем книг. И в глазах их появлялось всё больше недоумения. Столько сил не может быть в человеке, очевидно, он потомок богов, как настоящие бояре. Сын самого Перуна. Но нет, он же шут, он поклоняется Симарглу, всего лишь выскочка. И злобные людины снова нападали, и снова царапали его мускулистое тело и медвежью шкуру, а затем падали раненными или мёртвыми.

– Это не просто медвежья шкура, – затвердили его враги, – тот медведь был сыном Велеса, его шкура крепче любых доспехов, его нельзя ранить.

– Как же тогда Васька его одолел?

– Видимо, он тоже сын какого-то бога.

– Ну что же вы, – наступал на них Василий, – неужели испугались? Смотрите, я один, а вас вон сколько.

Их действительно было много, но теперь они не просто не атаковали, а пятились от наступающего на них одного человека. И всё же, чем меньше их становилось, тем сложнее было с ними сражаться. Во-первых, потому что Василий был уже ранен, а во-вторых, потому что в большой толпе начиналась свалка, и воины, отбрасываемые ударом палицы, падали на других и сваливали их. Поэтому первую половину врагов Василий легко сбросил с моста или оставил искалеченными лежать на мостовой. Со второй половиной оказалось сложнее. Хоть враги и отступали теперь, но они сменили тактику и пытались измотать противника малыми быстрыми атаками. Василий отбивался, но не успевал никого поймать. Он терял кровь, терял силы, а врагов было ещё три десятка вооружённых бойцов. Казалось, весь Новгород, вся земля и даже небеса наблюдают за этой схваткой. И все замерли и затаили дыхание, когда Василий упал на одно колено. Враги тут же осторожно стали приближаться. Сын Буслая ещё отмахивался, но уже слабо и не мог никого достать. И вот он оказался в кольце врагов. Один из них изо всех сил размахнулся топором, чтобы ударить со спины. Но тут Василий с невероятной для себя ловкостью перекатился и свалил несколько человек в реку. Это была уловка, он ещё твёрдо стоял на ногах. И враги воспользовались последним шансом, со всех сторон набросились на окружённого бойца, чтобы всей своей массой если не разорвать его на кусочки, то хотя бы сбросить с моста. Положение Василия было теперь крайне не выгодным, он стоял на краю моста. Изо всех сил он размахнулся палицей и ударил с такой силой, что палица даже вылетела из его руки. Удар был такой силы, что почти все оставшиеся враги разлетелись в разные стороны, как брызги в воде, а некоторых даже через другой край моста выбросило в воду. Остальные не успели опомниться, как на их головы обрушились удары топора и подобранной палицы. Кто-то ещё успел воткнуть Василию топор в спину и оставить его там. Но на этом всё и кончилось. Вся сотня была перебита. Василий возвышался над ними, весь в чужой и своей крови, как бог войны, непреклонный и непобеждённый. Воистину Новгород не знал ещё такого могучего бойца. Лицо его было разбито от ударов, тело сочилось от порезов, ноги подкашивались от усталости. Он был всего лишь человек, живой, из плоти и крови, и всё же он был непобедим. Народ в Людином конце, видя это, заликовал. Это ликование и уверенность в непобедимости передалась всему братству, и потому, когда на них с тыла напали сторонники Чурилы, бойцы легко дали им отпор, без всякой пощады убивая каждого. Победа, абсолютная и безоговорочная. Теперь никто не сможет их остановить, весь мир падёт к их ногам, а Василий станет их новым князем, предводителем новой, непобедимой дружины Новгорода. С этими мыслями старшина возвращался к своим по мосту, когда сзади его окликнул знакомый голос. Василий увидел тревогу и страх в глазах своих братьев, а причину их понял лишь когда обернулся.