ОглавлениеНазадВпередНастройки
Добавить цитату

Глава 3

Дождь почти закончился, и редкие капли, падая на стекло, оставляли за собой влажные дорожки. Лиза с детства любила смотреть из окна на освещенную фонарями улицу, и порой совсем забывала о времени. Фантазии уносили так далеко, что она уже не замечала, как минуты превращались в часы, а день плавно перетекал в ночь.

Стоило начаться дождю, как мир неизбежно погружался в темноту. Небо угрожающе набухало, поднимался злой ветер, заставляя людей прятаться в своих надежных квартирках, почти как в клетках. И она тоже не стала исключением.

В полной тишине засвистела кофеварка, и через секунду кружка наполнилась ароматным кофе. Какая по счету? Четвертая или пятая. А может быть, даже шестая. Судя по горечи кофейных зерен, осевших на языке. Но это все же лучше, чем омерзительный привкус фруктового коктейля в рыбном ресторане.

Снова она терзала измученную память, представляя перекошенное от ужаса лицо Кирилла, и безуспешно пыталась сдержать судорожные всхлипы. В горле, как в поломанном кране, что-то противно булькнуло, и легкие стиснуло в болезненном спазме.

Вечер в «Кальмаре» превзошел все самые смелые ожидания.

Пришлось из последних сил сдерживаться, чтобы не сбежать из ресторана в ту же минуту. Она вспоминала, как сидела за столиком и старалась не грохнуться в обморок – тараторила без умолку и смеялась невпопад. Так, что лицо Кристины потрясенно вытягивалось и покрывалось неравномерными пятнами от стыда. Она бросала на своего будущего мужа смущенные взгляды, переживая о том, что он может передумать и, не дай Бог, отказаться от свадьбы. Так, будто окончательное решение напрямую зависело от нормы чьих-то приличий.

– О нет, тебе никогда в жизни не догадаться!

Лиза обхватила кружку с кофе дрожащими пальцами. Точно так же они дрожали и там, за столиком. Первый признак, что скоро явится Ози. Интересно, помнит ли о нем Кристи, или давно решила, что все было детской шалостью, которую они раздули до фантастических размеров, прячась с фонариком под одеялом. Для нее все было обычным мимолетным развлечением, которое с возрастом вытеснили новые, более интересные забавы.

«Глупая. Посредственная. Абсолютно не умеющая видеть то, что надежно скрыто от глаз».

Лиза прошла в комнату и, стараясь не смотреть на журнальный столик, зажгла старую лампу.

По телевизору шла музыкальная программа.

На этот раз между собой соревновались дети – девочки-подростки ходили пружинистой походкой по сцене и вымученно улыбались на камеру. От их песен и писклявых голосов становилось тошно: невооруженным глазом было видно, что все до единого только для вида открывают рот, полностью полагаясь на фонограмму.

Интересно, если у нее когда-нибудь появится ребенок, то будет ли он обладать какими-нибудь талантами? В отличие от сестры, Лиза никогда не примеряла на себя роль матери, и не хотела делать этого сейчас. Просто потому, что никогда не сможет справиться с огромной ответственностью, которая ложилась на плечи всех, без исключения, молодых родителей. Но Кристи! В ней-то никто никогда не усомнится. С самого начала, она четко знала, чего хочет от жизни. Это знание сидело в ней с самых пеленок. Девочка-отличница, маленькая зануда с брэкетами на зубах вплоть до самого совершеннолетия. Кто бы мог подумать, что спустя годы все это исчезнет, и гадкий утенок превратится в прекрасного лебедя.

А если серьезно, – то она абсолютно все получала с поразительной легкостью, не прилагая особых усилий. Школа, институт, первая работа – все плавно перетекало из одного в другое, словно за какие-то заслуги удача сама просилась в руки. Сестра вовсе не была красавицей, но люди тянулись к ней, как пчелы на мед. Если загадка кроется во внешности, то мир явно обвели вокруг пальца придуманными и абсолютно нелепыми стандартами красоты. А может, все дело в брэкетах?

Кристи сняла уродливые железки сразу после одиннадцатого класса, и что-то в ней волшебным образом переменилось. Ее новая улыбка пленяла каждого второго мужчину, и Лиза с изумлением наблюдала за бурной жизнью сестры, втайне представляя себя на ее месте.

Впрочем «бурной», это слишком громко сказано. Кристи никогда не повышала голоса, не плакала, не торчала ночами у подъезда на лавочке, не устраивала сцен и не мучилась от неконтролируемых приступов ревности. Кажется, что ревность вообще была ей не знакома. Выражение – «что поделать, женщин много, поэтому выбирать не приходится», относилось к кому угодно, но только не к ней. Она всегда была раздражающе вежлива и спокойна, и даже дома, в кругу близких людей, оставалась безучастной и равнодушной к окружающему, словно деревянная коробка, спрятанная в углу и набитая старым хламом.

Люди, которые знали Кристину не очень хорошо, были в восторге от неиссякаемой, бьющей через край энергии: в обществе, она превращалась в неугомонного, фонтанирующего гениальными идеями человека. А Лизу часто бесило лицемерие. Зачем улыбаться и стараться угодить каждому, если тебе этого не хочется?

Как бы Кристина не пыталась скрыть – все в ней кричало о лжи, даже уголки губ, растянутые в счастливой улыбке, выдавали себя легким, почти незаметным подрагиванием. Впрочем, через какое-то время размышления оборачивались в обычную детскую ревность, отчего Лиза злилась сама на себя. Какое ей, в конце концов, дело?

Они давно уже выросли и, вряд ли, когда-нибудь будут прятаться под одеялом в комнате, бывшей когда-то чуланом.

Да и, честно говоря, этого совсем не хотелось. Дело в другом: чертову кучу времени сестра строила из себя неприступную даму, жила, как бездушный робот в юбке, открывая рот только в особо экстренных случаях. И вот теперь, все полетело к чертям. В этот злосчастный вечер, она вдруг ни с того ни с сего превратилась в живую, самую обыкновенную женщину. Точно такую же, как и все вокруг. Чудеса, не иначе. Неужели, раньше никто не мог с ней этого сотворить? Неужели, только ОН оказался способен на это?

И все-таки, все самые счастливые годы, сестра находилась рядом. Без нее все было не так. Верить в то, что теперь их разделяют разные жизненные пути, не хотелось из эгоистичного упрямства. Лиза отчетливо помнила каждую мелочь, так, будто детство закончилось только вчера. Жаркие дни в летнем домике, старые книжки на чердаке по соседству с воробьиными гнездами; малиновые пироги, исходящие сладким паром на окне, и свежий домашний лимонад с кубиками льда на поверхности.

Почти каждый день, до начала осени, они часами лежали на солнцепеке, соревнуясь между собой и сравнивая интенсивность загара, приложив руку к руке. Кристи всегда проигрывала, потому, что ее кожа была слишком белой и нежной. Вместо того чтобы темнеть, она краснела как поросенок, а потом лежала в тени под шезлонгом, с белыми островками сметаны на теле.

В то время у мамы была подруга альпинистка, и на несколько лет вылазки на природу стали первым по важности делом. Спасибо подруге альпинистке. Благодаря ей, лето состояло из клочков ярких, но разорванных воспоминаний: знойного палящего жара, комаров, еловых веток и мелких острых камней под ногами. А еще из вкусного запаха дыма, зеленых шуршащих палаток, и, конечно же, посиделок у костра с жуткими ночными страшилками – пока в котелке варился суп из говяжьей тушёнки, тетя Галя бренчала на старенькой гитаре, и голосила басом на весь лес, как заправский мужик-лесоруб.

Иногда так и подмывало рассказать про Ози, но стоило начать, как сестра делала все, чтобы перетянуть внимание на себя. Сейчас Лиза прекрасно понимала, почему она так себя вела, но тогда, от обиды, то и дело подкатывали горячие слезы, и темнело в глазах.

Они обожали походы. Но, стоило Кристи случайно зацепиться за корягу, и чуть ли не до кости рассечь колено, с природой было навсегда покончено. Несмотря на боль, сестра не проронила ни звука и стойко продержалась до самого приезда в город, хотя, от вида огромного кровяного пятна, растекшегося по траве, поплохело всем. Рану зашили, и на память остался тонкий белый шрам. Удивительно, но он не вызывал отвращения, а наоборот добавил некую изюминку, превратив недостаток в достоинство.

Лиза вздохнула и потерла слипавшиеся глаза. Спать ни в коем случае нельзя. Если уснуть прямо сейчас, то обязательно приснится какой-нибудь кошмар, где главную роль будет играть Женя, или того хуже – Кирилл. Они все вместе будут сидеть в «Кальмаре», и делать вид, что не догадываются о том, что случилось в номере отеля. Интересно, а если бы она заранее знала, с какой именно женщиной он встречается, остановилась бы? Разве она виновата в том, что Кирилл сам сделал выбор, и сестра явно оказалась в проигрыше?

Кирилл – обычный изменник. Не трудно догадаться, что случится с сестренкой, если она когда-нибудь узнает нелицеприятную правду. Пока что, ей совсем не знакомо чувство, когда мир распадается на тысячи осколков. Что ж, рано или поздно все случается впервые. Эта мысль бальзамом грела душу. По-хорошему, нужно было заподозрить неладное еще в отеле – Кирилл вел себя так, будто полжизни провел в гостиничных номерах.

Иногда, она ненавидела себя за двойственность, за то, что презирала лицемерие и тут же с легким сердцем лицемерила сама. Но что еще остается, если существо, отмеряющее крошечные дозы счастья, все время обходит стороной?

По деревянной раме окна с оглушительным шумом хлопнула форточка. Уже догадываясь о причине шума, Лиза прошла на кухню, и со вздохом привалилась плечом к косяку двери. Хлопая крыльями, и роняя на пол перья, из угла в угол метался перепуганный голубь. Маленькие оранжевые глазки недоуменно моргали, словно он только что проснулся, а острый, желтоватый клюв приоткрылся, и из него вылетало возмущенное щебетанье.

– Эй, ты, глупая птица. Чего тебе надо? – Услышав тихий шепот, голубь воинственно растопырил крылья и исчез под столом. В последнее время безмозглые птицы совсем одурели. Врываются и гадят по всем комнатам с перепугу, будто для этого нет других мест. Если бы хозяйка квартиры предупредила о нашествии птиц заранее, ноги бы ее не было в этом доме.

– Давай, выметайся отсюда. И друзьям своим скажи, что здесь не голубиный парк.

Голубь, конечно же, ничего не ответил, только еще громче завозился у стены.

– Ну ладно, сам напросился. – Она нашарила под раковиной старую половую тряпку, и привычно разведя руки в стороны, сгорбилась над столом. Через несколько минут голубь трепыхался в крепко зажатых пальцах, а длинная шея изгибалась, радужно поблескивая на свету лампы.

– Дурень. Я не из тех, кто питается диетическим мясом. – Быстро распахнув форточку, Лиза вытолкнула птицу наружу и захлопнула окно. Под ногами валялись перья. Она где-то слышала, что если птица врежется в стекло или случайно попадет внутрь квартиры, то быть беде. Относилось это к голубям, или только к мелкой птице? Черт его знает. Если верить каждому слову, то выходит, что ее бедам конец не наступит никогда.

– Черт! Это что еще за гадость?! – Едва не выронив колу, и со всего маху захлопнув холодильник, Лиза подтянула ногу к животу и с отвращением уставилась на растопыренные пальцы – с них прямо на пол капала черная жидкость. Жирная полоса тянулась по линолеуму тонкой, влажно-поблескивающей нитью и исчезала за углом гостиной. Значит, точно не трубы. Примерно год назад под ванной прорвало трубу, и она полдня отчищала кафель от вязкой, тошнотворной жижи, которая за несколько минут проникла сквозь замазку и въелась в швы между плиток. Но сейчас, было явно что-то другое. И подсознательно, она, конечно же, знала что. В нос ударил резкий запах протухшей воды.

Лиза аккуратно переступила через грязь и зигзагом дошла до открытой двери в комнату – жижа, напоминая по консистенции густое болото, беззвучно растекалась за спиной, с поразительной скоростью сокращая расстояние до кухни.

Но это было только начало. В центре журнального стола темнела дыра. На ее поверхности лопались мутные пузыри, а влажный, желто-серый пар струйками поднимался к потолку.

Дыра, словно живая, беспокойно вздымалась, расплескивая шматки тухлятины через неровные края. С громким хлюпаньем они разбивались об пол, застывая огромными коровьими лепешками на ковре.

Дрожь пробежала по коже тысячью пальцев. Может, просто взять свои вещи и уехать подальше отсюда, куда-нибудь в другой город? Возможно, там ждет удача, а волшебное существо на раздаче подарков наконец-то обратит на нее внимание и вручит заветный флаер на счастье? Маловероятно. Скорее всего, в потустороннем мире существуют такие же правила, как и в обычном: кем изберут, тем ты и останешься до самой смерти.

Дыра издала последний чавкающий стон и затихла. От наступившей тишины гулко зазвенело в ушах – Лиза уставилась на поверхность стола, покрытую толстым слоем грязи. Страха не было: ведь все, что развернулось перед глазами, просто не могло происходить в настоящем времени. К сожалению, в реальной жизни все гораздо, гораздо скучнее. Улыбнувшись собственным мыслям, она сделала несколько неуверенных шагов вперед, и снова остановилась.

Поверхность пришла в едва заметное движение. Жидкость внутри дыры напоминала затянутую густой травой воду, которая столетиями гнила в развалившемся от старости колодце. Гладкая, она блестела тонкой маслянистой пленкой, под которой наверняка что-то находилось. На ум приходили самые жуткие предположения. И отчасти, они оправдались.

Вздрогнув, жижа нехотя расступилась в стороны: хватаясь за влажные выступы пальцами, наружу выбралось существо, с ног до головы вымазанное вонючей коричневой слизью. Соскальзывая, оно чуть не рухнуло на пол, но в последний момент удержалось на краю стола и медленно разогнуло спину.

– Ты кто такой? – Лиза попятилась. Вот что бывает, когда постоянно крутишь в голове одну и туже мысль. Мысль, черт возьми, берет и материализуется. И все же, немного не так она представляла себе прекрасного посланника счастья.

– Я спрашиваю, ты кто такой?

В ответ существо устало пошевелилось – по выпирающим ребрам и правому боку медленно стекали полосы темно-коричневой слизи, оставляя за собой кривые дорожки и превращаясь в кашеобразное месиво.

– Ты что, человек что ли?! – она наконец-то разглядела очертания голого человеческого тела – широкая грудь, впалый живот, сложенные в измождении мускулистые руки, кое-как прикрывающие пах. Вот только ноги у мужчины почему-то не доставали до пола.

– Вот черт. Меня разыгрывают, да? Не обижайся, но…

Мужчина оторвал руки от пояса и молча поднес к лицу – пальцы откинули назад мокрые волосы и с осторожностью ощупали заляпанные слизью щеки. Прошла целая вечность, прежде чем он, наконец, открыл глаза и замер, несколько секунд бессмысленно разглядывая пустоту.

Лиза сдавленно всхлипнула и стиснула рот ладонью. Она могла поклясться жизнью собственной матери, что то, что видит перед собой, существует на самом деле.

На столе, скрючившись в неудобной позе и грязный с головы до ног, сидел Женя.