Шрифт
Source Sans Pro
Размер шрифта
18
Цвет фона
6
С Максимом – Максом – они познакомились в Ленинграде, в строительном училище номер девяносто восемь. Макс был местный и слабо походил на пэтэушника – симпатичный, тонкокостный, культурный; матерился неумело и мало, в столовой ел только второе, а суп отдавал кому-нибудь из общажников.
Однажды Чащин попросил у Макса на вечер модные и дорогие очки-лисички, чтобы нормально выглядеть на концерте группы «Авиа». Очки перед концертом отобрали гопники, пришлось отдать Максу за них пятнадцать рублей. Взяв деньги, Макс повёл Чащина, Димыча и ещё двух-трёх одногруппников в пивной павильон у перекрёстка Народной и проспекта Большевиков. Хлебали горькое разливное «Жигулёвское», сосали сухую воблу до закрытия… Вскоре после этого Чащина забрали в армию.
Встретились три года назад – Макс появился у них в редакции, чтоб дать объявление о знакомстве с «милыми барышнями для делового общения с возможностью заработка»… Столкнулись в коридоре и сначала просто мычали, выпучив изумлённо глаза, вспоминая, как друг друга зовут… С тех пор иногда ездили в гости друг к другу.
С училищных времён Макс изменился почти неузнаваемо – полысел, пополнел, стал словно бы ниже ростом, говорил торопливо, всё время куда-то спешил, делал множество резких и лишних движений. И приключений у него за эти почти пятнадцать лет произошло столько, что на целую жизнь обыкновенному человеку хватит. И торговый бизнес в начале девяностых раскручивал, на бандитские стрелки ездил, и машину у него сожгли, чтобы заставить киоски в районе Технологического института по дешёвке продать, и «Мерседесы» из Германии перегонял, однажды в Польше его чуть не убили; и мясом он торговал, и героином, и в Крестах за мошенничество почти два года отсидел, получил четыре года условно; вышел, уехал в Москву, возил плавки и купальники в Сочи, а потом решил толкать девушек в Европу. Дал объявления в газетах и Интернете, и дело, кажется, пошло – недавно снял Макс квартиру в сталинском доме рядом с Белорусским вокзалом. В зале оборудовал студию – фонари на штативах, розовая драпировка, софа на гнутых ножках, в углу – стол с компьютером, какими-то шнурами, пультом. Во второй комнате находилась раздевалка для моделей и одновременно спальня…
И вот у него Чащин оказался сегодня в одиннадцать утра.
– Да-а, квартира ништячная, есть где развернуться, – то и дело повторял Макс и оглядывал зал удивленно-восторженно, будто это не Чащин приехал к нему в гости, а он к Чащину. – Но и плачу зато – штука грина! Каждое первое число по копью наскребаю.
– Ну так – самый центр, считай. «Белорусская». И две комнаты. Ты как король…
– Нужно, нужно, Дэн. Для дела! Наконец-то выхожу на серьёзный уровень. Завязался с немцем одним. Солидный. Артур Саклагорски. Не слышал? У него агентство своё во Франкфурте, журнал. Журнал, прикинь! Вот я с ним завязался – фотки шлю, сейчас насчёт трёх тёлок перетираем… – Макс озабоченно, но с удовольствием покряхтел. – Мне тоже бы надо журнал. Без него по-любому масштабы не те… Классные мидии! Где брал?.. Ведь есть же «Знакомства», «Распутин», «Невская клубничка». Вот это я понимаю!..
– Чем больше масштабы, тем больше риск, – заметил Чащин.
– Риск везде есть, всегда. Даже трусами торговать. На меня так наезжали там: ща в горы увезём, и никто не найдёт… Нет, без риска нельзя – без риска можно только в дерьме торчать. Согласен?
– Да вообще-то.
– Тёлки, правда… – в голосе Макса появилась досада, – геморно с ними. Каждую уговаривай, объясняй, учи. Большинство-то, блин, – коровы просто. Вроде худая, растянутая, а запись посмотришь – корова. Ни движений, ни линий. Кусок мяса шевелится… И ещё претензии, каждый день звонят, на мыло пишут – как, чего, приняли? Да кому вы нужны такие!..
– Может, ещё пивка возьмём? – вставил Чащин; «Туборг» кончился, а мидий оставалось прилично.
– А?.. А, щас, щас сходим… И ещё такое, бля, прямо бесит – ты заметил? – они юбки перестали носить, платья. Все поголовно в штанах.
– Из-за погоды, наверно.
– Да ну! И летом так было. Джинсы сплошные. Одна из ста с голыми ногами. У меня сразу от таких, которые в юбках… Подбежал бы, у ног бы валялся! Пофиг – кривые, прямые, хоть какие, главное, чтоб женщиной выглядела. А джинсы… бесит просто. Я их тут даже спрашивать стал: «Чего вы все в штанах? Вы же женщины, у вас ноги есть!» И знаешь, что говорят? Всё одно и то же, как сговорились!..
– Что? – Чащин уже начинал жалеть, что приехал. Месяца четыре не видел Макса, забыл о главной теме его разговоров – девушках; в семнадцать лет Макс ими, кажется, и не интересовался…
– «В джинсах, – говорят, – себя чувствуешь по-другому. Уверенно. В джинсах я могу с вами на равных»… С нами… Козы, а!
– Давай я за пивом схожу.
– Сходи… Мне много не бери только. Всю ночь работать… Я обычно днём отсыпаюсь, ночью работаем. Ты меня, кстати, разбудил звонком своим.
– Извини.
– Да нет, нормально, что позвонил, что увиделись. Есть что вспомнить… А у тебя, слушай, тёлки есть симпатичные? Заработать можно неслабо.
– Не знаю…
– Ну как? – Макс усмехнулся. – Как не знаешь? Они или есть, или нет.
– Я за пивом схожу, и поговорим.
– Ладно, добро. Тут рядом магазин, с той стороны дома, в подвале. Мне две бутылки седьмой «Балтики». Больше не надо. Работать ещё…
Возвращаться не хотелось. И Чащин долго стоял у подъезда, курил, раздумывал, что делать дальше. Гулять по городу – холодно, на тротуаре уже не сухая корка, а перемешанная с реагентом снежно-ледовая жижа. По ней и до метро мученье дойти, не то что гулять… Ладно, иногда можно послушать. Даже забавно – в пятницу один к мужскому полу претензии предъявлял, сегодня этот – к женскому. Недовольные…
Спустился в магазинчик, купил пива. Себе три «Туборга», Максу «Балтики». Продавщица была симпатичная и явно расположенная к общению. Скучно, наверное, без клиентов… Чащину захотелось пригласить её. Просто так улыбнуться и сказать: «Приходи после смены в квартиру сто двадцать три. В этом же доме. Хорошо будет. Не пожалеешь». Но он отважился только на улыбку, сложил пиво в пакет и вышел.
Макс сидел за компьютером, громко хмыкал, возбуждённо бормотал, яростно стучал по клавишам.
– Давай проходи, – заметил Чащина. – Я щас. Весь ящик забили… Когда, когда… Когда надо, тогда и будет… Гляди, какая тыковка. Ух!
Чащин подошёл, заглянул в экран. На каком-то старом диване сидела голая девушка, широко раскинув ноги. Почти в шпагате. Её снимали чуть снизу, поэтому промежность казалась огромной, была видна во всех подробностях. Даже красные пятнышки раздражения после бритья… Девушка смотрела прямо в объектив, серьёзно, призывно.
– Откуда она?
– Ща-ас, – Макс свернул картинку, прочитал в письме: – Из Долгопрудного. Местная, считай. Оля… «Занимаюсь художественной гимнастикой, мечтаю работать фотомоделью»… Ничё?
– Особенно прыщи между ног.
– Эт не проблема. Хороший крем, и будет гладко, как… – Макс внезапно замолчал, продолжал щёлкать мышкой, жмуриться, глядя в экран, что-то читая, быстро набирал ответы.
Чащин побродил по залу, осмотрел софу с потёртой, поблёскивающей алой обивкой. Включил один из фонарей – в глаза ударил белый, обжигающий свет… Выключил. Смаргивая зайчика, вернулся к столу. Открыл бутылку.
– Щас-щас, – шептал Макс. – Ща-ас…
Сделал глоток, другой. Шелест компьютера и щелчки мышкой раздражали. Это могло продолжаться долго – Чащин знал по себе, что, забравшись в Интернет, блуждаешь там до упора. Или пока в туалет не захочется, или глаза не начнут слезиться, или кто-то не войдёт…
– Ну всё, бросай, – наконец не выдержал. – Потом ответишь. Покажи лучше съёмки.
– А? А, давай… Вчера одна приходила… Садись.
На экране появился этот же самый стол, компьютер. Глубокая тарелка, бутылка вина, стаканы. За столом сидела девушка в распахнутом тонком халате. Солнцезащитные очки в волосах, тонкие черты лица, две большие и, кажется, твёрдые груди с острыми сосками.
– Кушай, киска, посмотри на меня, – сладенько говорил Макс, но не сегодняшний, а тот, что её снимал. – Скинь халатик, кисунь…
Девушка брала что-то из тарелки и клала в рот. Жевала, запивала вином. Поглядывала в объектив камеры, морщилась симпатично. Просила:
– Выключи камеру. Не надо меня такую… Ну выключи. – Она смущённо ёжилась; при каждом движении груди тяжело покачивались.
– Алиной звать, – с улыбкой сказал реальный Макс. – Как, потянет?
Чащин покривил губы – смотреть на жующую девушку не очень хотелось.
– А на софе-то есть?
– Ясен перец! Но меня что-то больше такие прикалывать стали – как в жизни… Щас найду её же. – Макс остановил этот ролик, запустил другой. – Ну вот, ещё не смонтировал…
Очень яркий свет, на софе Алина, уже без халата. Поднимает и опускает ноги, перекатывается с боку на бок, проводит по губам темно-красным ногтем, улыбается, произносит, глядя в камеру:
– Иди сюда… Иди ко мне… Я хочу тебя.
– Ну как? – спросил Макс полушёпотом.
– Да, честно говоря, не очень. – Чащин глотнул пива. – Свет лишком сильный, камера прямо так, в лоб…
– Им так и нужно, немцам. Я видел их альбомы по фотоискусству – как наша порнуха. И лежат в каждом магазине свободно. Там и члены, и пёзды, трах свальный, но в таком оформлении… В общем, изыски. А им хочется настоящего такого, натурального. Чтоб все родинки видно, волоски, целлюлит. Вот от этого они прутся конкретно.
Но Чащину было скучно наблюдать за однообразно изгибающимся телом, и в то же время постепенно росло тяжёлое, неприятное возбуждение.
– Давай так посидим.
– Чего, закипело? Хе-хе… У меня в Крестах вообще глюки были по тёлкам. Там я их и полюбил – без них-то никак… А это, – голос Макса посерьёзнел, – если хочешь, то давай.
– Что?
– Ну, с девчонками. Сегодня после десяти придут две. Я с ними насчёт лесби договорился, но они и традиционно, сказали, любят. Скажем, что ты уже в порно снимался. И – погнали. Бабы, если надо им, без проблем соглашаются. И прутся – по любви так не бывает! Правда, – заметил, – те, кому под тридцатник, внизу предпочитают подмахивать, а молодые – сразу седлают, и хрен скинешь. Не знаю, чем объяснить… Ну чего? Есть желание?
Желание у Чащина было. Ни разу не представлялся случай вот так спонтанно, да ещё с двумя, да ещё с абсолютно незнакомыми.
– А они хоть симпатичные?
– Ну, щас оценишь. Скидывали тут фотки на электронку. – И Макс защёлкал мышкой.
Чащин следил за раздражающе, болезненно быстро для глаз меняющимися на экране фотографиями девушек. В купальниках, без, в трусиках, в сползших на живот кружевных лифчиках, в расстёгнутых джинсах, в задранных юбках, в колготках, чулках, кедах, ботфортах…
– И это всё прямо тебе присылают?
– Ну да. За последние дни. Надо сортировать, ответы писать. Времени не хватает…
Чащин почувствовал, что кровь внутри побежала быстрее, в глубине живота что-то сжималось, щекотало, царапало. И вот захотелось, чтобы прямо сейчас в дверь зазвонили и вошли с холода две высокие, поджарые, с распущенными светло-русыми волосами и тонкими манерными голосками; с такими, наверно, отлично провести час-другой…
– Слушай, – возник вдруг останавливающий, спасительный вопрос, – ты снимать меня, что ли, хочешь?
– Ну да.
– А если увидит кто-то?
– Что увидит?
– Меня… как я с ними… Знакомый кто-нибудь.
– Да вряд ли. Это в Германию уйдёт. – Макс оторвался от экрана, посмотрел на Чащина, повторил как-то задумчиво: – Вряд ли… Ну, вот они – Саша и Лада.
Девушки Чащину не понравились. Коренастенькие фигуры, простоватые лица, волосы так себе – он успел представить их другими. Да к тому же должны прийти только после десяти вечера.
– У меня завтра работа, – вздохнул Чащин, – выспаться надо.
– Успеешь. Давай. – Макс хлопнул его по спине. – Оторвёшься, гарантирую! Я ж говорю – они перед камерой офигеть как прутся. Без презика даже согласны.
– Хм! Ещё заразиться не хватало…
– Ну, как хочешь. Можешь просто тогда поглядеть… Щас покемарим, в себя придём, а там и тёлочки…
Чащин посмотрел на часы. Начало седьмого. Несильно, но плотно давило пивное опьянение – голова почти ясная, а тело отяжелело, мышцы расслабились. Даже в туалет идти было лень.
– Ладно, Макс, выключай. Надоело. Давай поговорим. – Чащин с некоторым усилием глотнул из бутылки; пиво уже не лезло. – Сегодня сон такой приснился, вроде и хороший, а вспоминаю, и мурашки…
– Что за сон-то? – Макс перестал шелестеть клавишами.
Стараясь не пропустить ничего важного, Чащин рассказал.
– Да, – Макс покачал головой, – а они умерли?
– Давно.
– Хреново, значит. Хотя… Они же тебя не приняли.
– В смысле? – От «приняли» Чащину снова сделалось жутко.
– Отправили обратно сюда. Не оставили… А блины… ты про блины говорил… это хреновый знак, когда блины снятся. Что-то, наверно, случится, Дэн… И печь топить.
– Ладно, не пугай. Хорош.
– Ты сонник купи, посмотри, чего опасаться.
– Ну всё… Главное, что ощущение такое странное – что мне там хорошо было очень… Прямо счастье испытал.
Макс усмехнулся:
– Многие говорят, что на том свете лучше.
– Э, кончай!
– Да ладно. – Макс протянул бутылку, предлагая чокнуться. – Мне, когда я в Крестах парился, столько всего наснилось. Каждую ночь. Но, видишь, жив, здоров, даже на зоне не пришлось чалиться… Просто домой хочешь, вот и увидел, что ты там… Ты же давно там не был? Съезди, погляди, как, чего… Сколько там времени? – Вспомнив что-то, Макс глянул в экран монитора. – Без пятнадцати семь. Давай, Дэн, соглашайся на тёлок. Чего? Покемарим счас, в себя придём, а там – оторвёмся.
– Нет, поеду, наверно. Завтра на работу…
– Как хочешь. Варёный ты какой-то в натуре.
Пиво было допито, общение не принесло Чащину облегчения. Наоборот… Стал собираться.
– Да, кстати! – спохватился Макс. – Мы же насчёт этого не договорились. – Снова стал что-то искать, но на этот раз не в дебрях компьютера, а среди бумаг.
– Насчёт чего?
– Щас… Вот они. – Он протянул Чащину какие-то листы. – Это, короче, анкеты. Ну, для тёлок… Мой бизнес. Дай там кому из знакомых. Хрен с ним – страшная, нестрашная. Бывает, и страшные нарасхват идут… Если выгорит, гонорар получишь.
Чащин принял анкеты, пробежал взглядом: «Фамилия… Имя… Адрес… Телефон… Возраст… Имеете ли загранпаспорт… Цвет волос… Объём груди… Типы работы: дамское бельё, топлес, эротика»…
– Если найдёшь подходящую, – шёпотом, словно их подслушивают, говорил Макс, – десять процентов с неё – твои. А это может и охренительная сумма получиться. Как повезёт, но в любом случае не в убытке…
Поезд почти пустой. В вагоне десятка два пассажиров. Дремлют… «Завтра в это время будет не протолкнуться», – лениво думал Чащин, и завтрашняя давка представлялась почти с радостью – без неё становилось уже как-то скучно. Вот сидишь так, спокойно, никто не толкает, и есть опасность уснуть, заехать куда-нибудь. Пропасть.
Встряхнулся, огляделся. Напротив, чуть справа, девушка. Нет, таких принято называть – молодая женщина. Лет чуть за двадцать, а причёска как у пожилой учительницы химии – волосы аккуратно зачёсаны назад и собраны в шишечку, на лице минимум косметики; симпатичная, но неприступно строгая. Серые сапожки, сероватый плащ… Да, после недели с ней наверняка на стену полезешь. Жёсткий распорядок дня, идеальная чистота, посуда моется сразу после приёма пищи, раздельные полотенца, аккуратно уложенное постельное бельё. Секс по расписанию… Хотя ему, тоже любящему порядок, такая, скорее всего, подойдёт… Подошла бы. Влюбись в слишком живую, безбашенную, с которой нескучно, но и не знаешь, чего через минуту ждать, устанешь не через неделю, а через день. Бывали уже случаи – приводил к себе, был чуть ли не счастлив, с умилением слушал безумолчное щебетание, ночь казалась прекраснейшей, ослепительной, а утром кто-то шептал, дёргал внутри: «На фиг, на фиг! Это не жизнь». И Чащин старался поскорее опять оказаться один.
«Зря пивка не купил в дорогу», – взглотнул он сухим горлом.
На «Автозаводской» вошла женщина. Полная, неважно одетая, лицо жалостливое. Перед собой держала фотографию какого-то парня; к фото приклеена бумажка с надписью: «У меня убили сына»… Постояла и медленно пошла по вагону.
Большую часть перегона между «Автозаводской» и «Коломенской» поезд двигался по поверхности. Туннельный грохот колёс превращался в мягкий перестук, и этим отрезком пути часто пользовались торговцы и попрошайки… Вот и теперь послышалось бормотание-причитание:
– Нету тебя, сыночек мой миленький… Нету… Кто вернёт?.. Все, все живые, а тебя нету, сыночек…
Пассажиры отворачивались, опускали глаза. Чащин искоса взглянул на женщину… Нет, на профессиональную нищую не похожа. Одета хоть и бедно, но опрятно всё-таки. По бороздам морщин текут слёзы… Хотя они изобретательны – так иногда играют правдиво, чтобы разжалобить, бабок подзагрести… Но, стараясь убедить себя, что она просто работает и фотография в руках у неё не сына, что деньги сдаст хозяину – какому-нибудь цыгану, – Чащин всё-таки достал полтинник:
– Держите.
– Что? – Женщина мутновато взглянула на него, на купюру и сморщилась: – Да не нужны мне деньги. Сын мне нужен. Кто мне сына вернёт? – Остановилась перед Чащиным. – Вот все вы здесь. Все живые, а он… Он здесь каждый день ездил… Кто мне вернёт?..
Чащин спрятал деньги обратно… Молодая с причёской учительницы строго смотрела в большую, в твёрдом переплёте, книгу.
