Консультант по дурацким вопросам

Глава 2. Квант милосердия

Сцена 9.3

«УЛИЦА У ДОМА»

Экст.

Массовка: грузинская пехота – 20.

Военная техника: танки (грузин.).

– Не понимаю, – сказал ресёрчер. – Наблюдатели, которые тут были в прошлом году и не сумели найти следов массовых разрушений… Я сейчас вижу эти следы – по крышам. Прямо отсюда вижу…

Они стояли на холме над городом и смотрели вниз. Действительно, отсюда были прекрасно заметны следы массовых разрушений – яркие малиновые пятна новых крыш. Весь город был в таких отметинах. Эти крыши по-быстрому нахлобучили на те дома, которые пострадали меньше всего. Чтобы пережить в них зиму, а там видно будет.

А вокруг города все цвело – розовым, красным, голубым, синим по зеленому, – тут бы не про войну, а про любовь кино делать. Если, конечно, не обращать внимания на характерные раны в стволах деревьев. Если не думать о том, что каждый ерундовый кустик, такой красивый, буйно радующийся жизни, может скрывать под собой взрывоопасную железяку.

Голова кружилась от запахов кавказского лета, хотелось присесть где-нибудь у воды, а потом шумно упасть в нее, но это желание мигом отбила табличка: «Внимание! В связи с тем, что на дне городского озера находятся неразорвавшиеся снаряды, купание строго запрещено!»

Привела в чувство. Напомнила, где ты.

– Либо наблюдатели до города не доехали, либо… Что-то другое, – сказал Миша.

– Не понимаю, – повторил ресёрчер. – Они здесь были!

– Да ну тебя. Не трави душу.

Миша очень старался не думать плохо о международных наблюдателях – просто из принципа, ну ведь не все люди сволочи. Ему уже рассказали, как вели себя тут цивилизованные европейцы. Восьмого августа, когда начался второй обстрел города, в ворота цхинвальской миссии ОБСЕ, располагавшейся в частном доме, постучали женщины с детьми. Подвал здания миссии, в отличие от соседних домов, был сделан весьма прочно и был достаточно глубоким. Женщины просили спрятать в подвале хотя бы только детей.

К людям вышел глава офиса Гржегоржи Михальский.

«Это миссия ОБСЕ, а не бомбоубежище, пошли вон…» – сказал гордый лях и захлопнул ворота…

Он считал, наверное, что грузины вот-вот заглянут в гости. А хрен ему. Цхинвал выстоял. Хотя досталось городу по полной. Развалины и пепелища встречались тут повсюду. И уцелевшие дома можно было считать таковыми лишь условно. Миша не видел еще ни одной девятиэтажки, на верхних этажах которой не было пробоин от снарядов. Вообще ни одной, он уже нарочно искал: все оказались дырявые… Точно в центре Цхинвала, на углу улиц Сталина и Пушкина (добро пожаловать на Кавказ), стоял самый престижный дом города, в котором жила местная верхушка еще с советских времен, – теперь его украшали обугленные окна и характерные дыры. Старинный «еврейский квартал» оказался уничтожен системами залпового огня полностью: одни стены и больше ничего… Свежеотремонтированное здание Юго-Осетинского университета (ремонт закончили как раз в мае прошлого года) второй раз уже не починишь – оно практически не существует. На том, что от него осталось, сохранилась надпись «медсанбат» и стрелочка, указывающая направление. Здание парламента тоже в состоянии нестояния. И так везде.

Если какой-то наблюдатель этого не наблюдал – бог ему судья.

Но самое тягостное впечатление на Мишу произвели не разбитые гражданские здания, а казарма российского миротворческого батальона. Он еще не подобрался к ней вплотную – для этого нужно было особое разрешение, – но издали посмотрел и только головой покачал. Первое, что вспомнилось, – фотография «Дома Павлова» в Сталинграде. Грузинские танкисты, чей маршрут лежал как раз по дороге мимо казармы, считали за честь довернуть башню – и жахнуть. Чтобы знали русские оккупанты, с кем имеют дело.

Иногда грузины промахивались – и тогда прилетало в мирные жилые пятиэтажки по соседству.

Осетины в долгу не остались: так называемый «грузинский анклав» – села Тамарешени, Эредви и Курта, которые стояли на дороге между Гуфтой и Цхинвалом, – были, что называется, «зачищены до дыр». Все дома без исключения либо взорваны, либо сожжены. Жутковатая картина: пепелища и вокруг – цветущие сады. На вопрос, зачем уничтожать вполне приличное жилье, ответ Мише дали простой: «А чтобы этим пидорасам возвращаться было некуда…»

Наверное, глядя откуда-нибудь издали, допустим, из Лондона, можно было и осудить местных за такие дикарские выходки. Только осуждать легко, когда ты сам войны не видел; когда твоя нация забыла, а то и нарочно постаралась забыть, как семьдесят лет назад бомбила города противника, нимало не заботясь о жертвах среди мирного населения и даже имея в виду, что чем больше гражданских сгорит, тем врагу страшнее и больнее. А здесь война была вчера. И в двух шагах от Цхинвала, у Зарской дороги, простенький, но донельзя убедительный мемориал: десяток сожженных легковых машин. Обгорелые мертвые остовы, увитые красными лентами. На этих машинах уходили из города беженцы – и напоролись на грузинскую колонну. От мирных осетин, не сделавших никому плохого, не пытавшихся драться, просто убегавших от войны, остались очень маленькие головешки.

После такого сходят с ума. Еще вопрос, что страшнее: боевые действия или шок, когда победители оглядываются по сторонам и видят, что все вокруг к чертовой матери переломано – дома, семьи, судьбы… Но люди по большей части справились и с этим. Загнали внутрь – а куда еще? Здесь каждый, кто остался жив, носил в себе, как осколок, свежую память о войне. И если человека случайно толкнуть, осколок мог сместиться и сделать очень больно.

Поэтому, хоть война и кончилась девять месяцев назад, на самом деле она все еще дышала тут повсюду – не в минах и неразорвавшихся боеприпасах, которых было навалом, – а в людях. И ее герои попадались на каждом шагу – не в смысле «персонажи», а настоящие герои. Что силовики, что простые ополченцы. Некоторые такого навытворяли – сами после верили с трудом. Ну как можно всемером и без единой пушки остановить грузинскую бригаду, которая прет на тебя с тяжелой бронетехникой? Теоретически нельзя, практически – смогли. У них не было выхода: они защищали свой дом.

Сейчас город был, конечно, плох, но вовсе не при смерти. Он держался, как в те дни – на своих людях. Из довоенных сорока тысяч их осталось в Цхинвале тысяч двадцать, ну, двадцать пять. Поэтому город стоял, не падал. Смотреть на него было страшновато, но в простреленных домах работали кафешки, магазинчики и парикмахерские, а по ухабам довольно бодро скакали перекошенные «Жигули» таксистов. Их было какое-то невероятное количество. Казалось, что основная мужская работа в городе – это либо служба в силовых структурах, либо таксование. Впрочем, неудивительно: завод «Вибромашина» закрыт, «ЭмальКабель» – разрушен. Больше производства вроде бы и нет.

И еще примета того, что стряслось с осетинами: среди разномастных «Жигулей» (пятьдесят рублей из конца в конец) на улицах часто встречались праворукие короткобазные дизельные «Паджеро» («Э-э, в Грузию в свое время их много завезли…»). Честноворованную у грузинов легковушку тут можно было поставить на учет и получить чистые легальные документы за двадцать тысяч рублей. Военные ездили на трофейных армейских «Дефендерах», изъятых у грузинской полиции «Тундрах» и пикапах «Хайлюкс»…

Помимо «трофеев» в городе имелось две тачки, считавшиеся невероятно крутыми: «Форд Экспедишн». Одна принадлежала начальнику Госохраны, вторая – заместителю комбата разведки. И совсем отдельная история – президентский кортеж: бронированный «Гелендваген» с номером «А001АА» и три длинные «Нивы» сопровождения. Местный колорит.

А еще тут каждый, кто имел хоть какое-то отношение к силовым ведомствам, ходил с оружием. Кому положено, кому не положено носить табельный пистолет – все равно торчит из-за пояса рукоятка ТТ. Если сотрудник – женщина, значит ствол в сумочке, и будь уверен, достанет она его очень быстро. Она всегда готова к обороне, и навык у нее есть.

Ведь трагедия «восемь-восемь-восемь» случилась не вдруг, беда надвигалась год за годом, и все это время тут стреляли, тут было опасно жить. Поэтому когда гнойник наконец прорвало, и из него хлынули грузинские танки, люди бросились в войну, как в воду, головой вперед. Ушли драться – и до сих пор не вернулись.

– Пойдем, – сказал Миша. – Извини, мне еще бегать и бегать сегодня.

Ресёрчер что-то дописал в блокноте, потом решительно зачеркнул. Молча кивнул, и они начали спускаться к городу. Ресёрчер был парень опытный, но, по профессии, задумчивый, и Миша не отпускал его от себя далеко. Тут совсем рядом торчал из травы хвостовик неразорвавшегося «града», а сколько еще такой ерунды валяется по кустам – не сосчитаешь. Шаг вправо, шаг влево – бабах, и труп.

У ресёрчера все было, в общем, нормально, у директора тоже.

Только у Миши – непонятно.

Хотя чего тут не понять, когда из материального обеспечения у тебя в наличии фига без масла да Пиротехник с раненой ногой.

Миша надеялся сбежать от идиотизма, но идиотизм догнал его.

* * *

Цхинвал расположен в своеобразной чаше между гор, и едва кончился дождь, чашу начала полегоньку заполнять жара. Она будто сползала вниз со скал. Сначала было на донышке, потом по колено, а дальше ты физически ощущал, как горячий воздух поднимается выше, выше, и вот уже по шею, а вот и с головой. Затопило.

Нормальные люди перемещались сквозь жару, будто плыли в ней, а Миша – бегал, рассекая. От этого он еще больше нагревался, но двигаться неспешно не позволяла ситуация.

Миша был заранее готов к проблемам, ну так и проблемы – заранее готовы к Мише. Только они, подлые, сначала затаились, дали ему расслабиться, поверить, что все хорошо, а потом набросились из засады.

Первые дня три все было просто волшебно и получалось само собой.

Наладить контакт с местными оказалось легко. Сначала Миша держался настороженно: в Цхинвале царил послевоенный бардак, когда власть вроде есть, но непонятная какая-то, и порядок на улицах вроде есть, но тоже непонятный. Зато любовь к России такая, что тебя каждый встречный готов зацеловать насмерть. Проходя по городу, Миша видел там и сям надписи на стенах, где краской, где побелкой: «Спасибо, русские!», «Спасибо, Россия!». Тут знали, кто пришел на выручку, тут помнили добро.

Люди были очень рады, что русские приехали снимать кино про войну, в которой они вместе победили. Эта идея приводила в полный восторг кого угодно, от простого таксиста до начальника самого высокого ранга. Тем более что снимать приехал не абы кто: у «Прайм-ТВ» заказ от федерального канала, а значит, фильм увидят все-все-все. Отлично! Ну и само по себе кино – это же прикольно. Давайте присылайте вашу группу, будем развлекаться. Просите, чего вам надо, мы все устроим, все дадим.

Одна беда: тебе реально готовы одолжить последнюю рубашку, но когда ты спросил насчет холостых патронов, у местных сделались такие загадочные лица, будто ты предложил им эти патроны родить.