Консультант по дурацким вопросам

Глава 2. Только для ваших глаз

Сцена 8

«САМОЕ ЦЕННОЕ»

Экст.

Актеры: Дедок (грузин), Дима, Андрей.

Массовка: эмчеэсовцы, жители – 4.

Реквизит: лопата, чемодан, семейные фотографии, коробка из-под конфет.

Военная техника: маш. МЧС-«таблетка», автоматы – 5.

У Миши было два слабых места. Во-первых, он не любил свое полное имя. Во-вторых, иногда (к счастью, изредка) вспоминал, что с детства мечтал стать военным и если не предал свою мечту, то уж точно профукал все шансы ее осуществить.

С именем было просто. Однажды за рюмкой чая старший товарищ, известный в миру под скромным прозвищем Пиротехник, спросил его – а чего ты, мил друг, по жизни просто Миша? «Миша» – это, допустим, танцор Барышников, который прыгнет выше твоей головы, но все равно поместится у тебя за пазухой. В Мишу Барышникова – верю. А в Мишу Клименко – ну никак, слишком ты здоровый вымахал.

«Ну сам подумай, – ответил Миша. – Что это за имя – Ми-ха-ил? Фигня какая-то».

Они хлопнули еще чайку, и Пиротехник попытался возразить, но Миша уперся – и ни в какую. Считай, у меня детская травма, сказал он. Правда, не понимаю, в чем она заключается, но травма была наверняка.

У тебя родовая травма, сказал Пиротехник: дурень ты, вот и все.

Миша не стал ему напоминать, что Пиротехник сам с прибабахом и иногда зачем-то косит под еврея. Однажды его зазвали в массовку на фильме «про фашистов» – в перерыве между взрывами. Лицо приглянулось, наверное, такое доброе, широкое, фактурная сытая эсэсовская морда. Обрядили в немецкую форму, повесили на шею автомат. Пиротехник гордо приосанился и ляпнул: таки шо, опять погром?.. Черт знает, как это у него получилось, но все легли, а работа встала, пока не раздалась команда режиссера убрать «этого долбаного жванецкого» с площадки – стоило кому-нибудь просто глянуть в сторону Пиротехника, начинался дикий хохот.

Ничего особенного, на самом деле – скромная, вполне допустимая в приличном обществе придурь, что у одного, что у другого.

А вот с армией у Миши отношения сложились непросто.

Его дед и прадед были военными инженерами, но если дед просто честно заслужил свою папаху, то биография прадеда выглядела феерически. Собственно, чем тот занимался на самом деле, Миша так и не выяснил. В октябре 1917-го прадед должен был уехать в Берн на юридический факультет, у него там был уже проплачен пансион. Но история распорядилась по-своему, и в 1919 году он оказался аж в Первой Конной армии. В двадцать пятом окончил Киевский университет, а в тридцатом трудовую книжку прадеда украсила лаконичная запись: «Служба в РККА». В тридцать третьем он уже преподаватель на кафедре сопромата Бронетанковой академии механизации и моторизации им. Сталина. В сороковом ушел оттуда в ЦИАМ – Центральный институт авиационных материалов. В сорок седьмом получил на руки военный билет офицера запаса со званием «инженер-майор». И там было черным по белому написано: в РККА не служил, военно-учетной специальности не имеет, иностранными языками не владеет. Будто издевки ради на фотографии в билете прадед красовался не просто в военной форме, так еще и с петлицами. Ну и трудовая книжка уверяла, что «испытание по немецкому языку успешно сдано». Такой вот загадочный товарищ. Что с ним было до 1917 года, прадед всегда рассказывал охотно, что было после 1947-го – тоже. Между этими двумя датами – глухо как в танке, даже и не спрашивай, старик просто уйдет от ответа. Что делал «на службе в РККА», которой якобы в его биографии не было, как попал в академию бронетанковых войск – тайна, покрытая мраком.

С такими предками и не захочешь, а заинтересуешься военным делом. Миша – хотел. Увы, это совсем не нравилось его маме, у которой детство и юность пропали по глухим военным городкам, и вынесла она оттуда некие далекоидущие выводы, о которых предпочитала не распространяться. А характер ей достался фамильный, и раз она решила, что еще одного поколения офицеров в семье не будет, – считай, это приказ. Мише иногда казалось, что из мамы получилась бы шикарная генеральша – точно по поговорке «выходить-то надо за лейтенанта». Может, и был у нее свой лейтенант, да сплыл? Разное с ними случается. Ведь не с бухты-барахты офицерская дочь и внучка, ко многому привычная, резко невзлюбила все, связанное с военной службой…

Так или иначе, замуж она вышла за музыканта, обаятельного рохлю, который никому в доме не мешал, потому что рояль все равно ставить некуда. Пианистом он был отменным, нарасхват, вечно пропадал на гастролях, привозил сыну замечательные подарки, но получалось, что при живом отце Мишу воспитывал дед. И влиял на ребенка своеобразно – а что с деда возьмешь, если он, кроме как строить нашу оборону и ломать чужую, ничего не умеет. Все их со внуком совместные развлечения проходили по разряду «занимательная фортификация», «веселая рельсовая война», «химзащита с утра пораньше», «нарезка секторов обстрела для чайников», а там и до «юного друга РВСН» дошло. Нужно ли говорить, что друзья у деда были такие же монстры, а у монстров были дети, орденоносные уже и способные разнести весь мир в труху, а у детей – неплохо подготовленные сыновья, за компанию с которыми очень весело удрать на пустырь и чего-нибудь там наинженерить, чему дедушки научили, а затем тактически грамотно отступить в укрытие, пока не приехали менты, пожарные и «Скорая помощь».

А потом детство кончилось, дед умер, отец незаметно растворился в пространстве, Миша вырос, пришел к маме и сказал: я хочу поступать в военное.

Момент оказался не самый удачный: мама как раз поняла, что, пока ее супруг появлялся в доме редко, всем было хорошо, а с тех пор, как не появляется вообще, – стало еще лучше. Это открытие ее сильно воодушевило и в целом придало оптимизма. Мама готова была решать проблемы по мере поступления. Вот, явилась как раз проблема. Щас мы ее – сплеча.

Как воспитанный человек, мама сначала попросила Мишу объяснить, зачем ему военное училище. Потом ласково посоветовала не делать глупостей – ради нее хотя бы. А когда сочла, что дискуссия несколько затянулась, достала телефонную книжку и показала Мише несколько знакомых имен.

– Ты забыл, кажется, кто мой отец, – сказала она. – Я просто им позвоню и по-хорошему все объясню. Они не откажут хотя бы ради памяти твоего деда. Это тебе шуточки, а они-то помнят, как папа был в мирное время дважды ранен. Я не хочу тебя хоронить. Я позвоню, и они сделают так, что ты не поступишь никуда. Даже если сумеешь подать документы, тебя завалят на вступительных. Это будет унизительно для нас обоих, и ты потеряешь время… Но я так решила. Прости, сынок, но ты у меня один. Простишь?

Миша что-то невнятное промычал – в смысле «незабудунепрощу» и ушел на улицу. Выпил пива, разбил костяшки о чью-то голову, выпил еще пива, чудом сам не получил в пятак, выпил портвейна, наблевал в песочницу – в общем, провел время с толком и пользой. Очнулся он, когда понял, что сосед, такой же оболтус-старшеклассник, плачется ему в жилетку: хочет поступать в военное, а родители уперлись рогом… Дом ведомственный, проблемы у всех одинаковые. Только у соседа отец дослужился до подполковника – и видеть сына офицером не хочет, потому что «сейчас не армия, а жопа, я-то в ней до упора досижу, мне деваться некуда, а ты чего в жопе забыл?».

Назавтра, кое-как успокоив организм крепким чаем и заклеив руку пластырем, Миша достал из заначки телефонную книжку деда – с теми же знакомыми громкими именами. Сам того не зная, он в это утро ступил на стезю, которая заведет его очень далеко. Говоря профессионально, он раздобыл «контакты» и набрался смелости их «поднять».

Смелости понадобилось о-го-го сколько, но Миша себя заставил. Он видел проблему, и ему нужно было знать, как ее решать. Не знаешь как – найди того, кто объяснит. Тоже еще один системный шаг к будущей профессии, о чем он пока не подозревал.

Тихо обалдевая от собственной наглости, Миша вызвонил двоих очень занятых людей в погонах – и напросился зайти на пять минут.

– Ничего себе история! – сказал ему первый. – Парень, раз ты твердо решил чего-то добиться, никто тебя не остановит. Но… Видишь ли, если Татьяна позвонит, я окажусь в глупом положении. Потому что я и ее отлично понимаю!

– Не валяй дурака, – сказал второй. – Нам нужны порядочные ребята вроде тебя, но у них должен быть крепкий тыл. Их должны отпускать в армию если не с большой охотой, то уж точно без истерик и шантажа. Ничего, что я так прямо?.. Я Таньку еще во-от такой помню, другая бы поплакала и успокоилась, а эта не остановится ни перед чем, раз ей вступило в голову… Не знаю, может, ты готов сейчас с ней разругаться насмерть, это по молодости легко. Но поверь моему опыту, мужику нужны две вещи – Родина и мама. Родина – чтобы ее любить, а мама – чтобы тебя любили. Иначе и держаться в жизни не за что…

Вот этот, второй, его и убедил. Миша плюнул и стал готовиться на юридический. Доиграть за прадеда его неудавшуюся гражданскую судьбу.

Как нарочно, именно на юридическом Мишу поджидала засада – его и Ваню, двух здоровых спортивных парней, «двинутых» на военном деле и потому тусовавшихся вместе еще с абитуры. За ними долго наблюдали, а потом однажды подошли и позвали «зайти поговорить». Собеседование обернулось так, что Миша заскрипел зубами – обоих пригласили работать в антитеррор. Ваня думал над предложением целый день, просто для солидности и вообще на всякий случай. А Миша вежливо отказался. Соблазн был велик, но тогда у него появилась бы от матери тайна, а он не хотел врать и притворяться. Миша успел с мамой подружиться, наладить взаимопонимание, и это было очень важно. У него близких, кроме мамы, считай, и не осталось. Ему надо было кого-то любить помимо Родины.

Ваня, отработав несколько лет «неаттестованным сотрудником», стал офицером. Миша, случайно зайдя на телевидение, вдруг застрял там. А дальше все сплелось и перепуталось, чтобы выстроиться наконец в систему.

Юношеская увлеченность военным делом превратилась у Миши сначала в очень серьезное хобби, а потом – в образ жизни. Он достаточно «нахватался» смолоду, чтобы эти базовые навыки имело смысл развивать. Было желание – и были возможности. И Миша уже целенаправленно просил знакомых, чтобы ему преподавали конкретные вещи. Его всегда занимала «инженерка», и нашлись друзья, которые специализировались по военно-инженерной подготовке. Просил, чтобы дали серьезную «стрелковку», – да не вопрос. В двухтысячных годах это все было уже легко организовать. Нашлось множество учебно-практических пособий, которые можно потрогать и даже поковырять – и ему позволяли. Кое-что со словами: ты же, дурень, любопытный, ты все равно полезешь, ну так если полезешь, то делай хотя бы по уму…

А он и правда был любопытен. В первую очередь любопытен к людям – почему они такие, что в них особенного, как влияет на них профессия и так далее. И, конечно, чему можно у них научиться. Из этой тяги к знаниям выросла чудесная Мишина черта – оказалось, что он умеет легко заводить знакомства и, главное, без малейшего напряжения их поддерживать. Для него не существовало «нужных людей», это всегда были паритетные отношения.

Что характерно, у него, кроме Вани, не осталось друзей своего возраста. Весь остальной круг общения был старше – кто на пять лет, кто на семь, а кто и на пятнадцать. Мише так казалось гораздо интереснее. А чтобы в такой компании не теряться, он и себя волей-неволей подтягивал к ее уровню. Из-за постоянного взгляда «вверх и вперед», учебы на чужих ошибках и заимствования жизненного опыта Миша внутренне сам себя перерос. В двадцать с небольшим он знал достаточно для тридцатилетнего.

Естественно, все, что накопилось, он при первой же возможности пустил в работу. И угадал, да еще как угадал. Нашел-таки свое место.

«В телевизор» он пришел мальчиком на побегушках, администратором на площадке. Заводная, даже азартная работа для парня, из которого поперли организаторские способности. Прояви себя – не пожалеешь. Миша за несколько лет честно прошел все ступени. Начинал с простого: «Значит, утром ты должен приехать забрать аппаратуру, а потом проследить, чтобы вовремя привезли обед, или просто съездить в магазин и купить этот обед для людей». А закончил организацией тяжелых и специфичных съемок, с которыми не каждый справится: администратор Клименко оказался редким и нужным специалистом по контактам с силовыми ведомствами. Кого только оттуда не посылали, а Миша – приходил и убалтывал. А поскольку он ни разу при этом силовиков не подставил, его просили заходить еще. Координация с милицией, с военными, с ФСБ – это был его конек. Миша говорил с ними на одном языке. И не только говорил. Образно выражаясь, он был настроен с силовиками на одну волну – хотя бы в силу своего круга общения.

Сначала на него, конечно, смотрели недоверчиво (что за странный тип, вроде гражданский, а по-нашему мыслит и все верно понимает), но со временем отношения наладились.

У него появились тайны от мамы – Миша начал ездить в командировки туда, где стреляют, – но это уже не имело значения. Однажды он привез с Кавказа осколочную царапину, и снимала ему шов в Москве прелестная молодая женщина. Шов заинтересовал ее как врача (не иначе, самостоятельно на коленке зашивали), а пациент – чисто по-человечески (и охота вам голову под пули подставлять ради телевидения…). Миша объяснил, что он не свою подставляет, а больше чужие бережет. Так и познакомились.

К неполным тридцати годам Миша стал в своей области почти всемогущ, хотя и не подозревал об этом. Он мотался по съемкам, и впереди него бежала репутация – посыл, с которым ему давали все новые и новые «контакты»: этот парень не подставит. Ведь чего боятся силовики при общении с журналистско-киношной братией? Подлянки. Сейчас ты поможешь репортеру, а потом он тебя полным кретином выставит. Либо просто сдаст, либо такой сюжет забацает – хоть застрелись… А Клименко – компетентный и почти свой, потому что насчет него звонили свои люди.

По-настоящему своим Миша не станет никогда, но он и не со стороны «этих». Он приходит и говорит: здрасте, вам звонили, мне нужно то-то, чтобы снять то-то, давайте посмотрим, что мы можем придумать с вами вместе… И складывается впечатление, будто на самом деле он играет на стороне силовиков. А так и есть. Возможна ситуация, когда он придет со словами «мне надо договориться об этом и об этом», а потом вздохнет и скажет: мужики, если по-честному, – не соглашайтесь, найдите способ отбрехаться.

Иногда он так и говорил.

* * *

По пути не оказалось пробок, телефон больше не дрыгался, впереди ждало нечто интересное, и если лимит идиотизма на сегодня исчерпан – день, считай, уже удался.

Миша умел радоваться жизни, да еще как, просто в последнее время заскучал. Наверное, слишком монотонная выдалась зима: работа – дом, работа – дом. И если одинаковые вечера дома только радовали, потому что там была Лена, то одинаковые дни на работе – утомляли. Дурацкая выдалась полоса: раз за разом снимали удручающе стереотипные эпизоды. ОМОН вламывается в квартиру: бах-трах, дверь с петель, бац-бац, всем лежать. Антитеррор ФСБ вламывается в квартиру. Бах-трах, дверь с петель… А теперь ОМОН вламывается в квартиру – весело! Потому что комедия!

Иногда комедии на площадке случались и без режиссерских вводных, но не особо радовали. Однажды Миша поймал себя на том, что мечтает: а вдруг на следующей неделе попросят, чтобы в квартиру вломилась испанская инквизиция, – хоть какое-то разнообразие…

Но сценарии шли одинаковые, словно шнурки. Продюсеры жаловались на кризис идей и «синдром профессионального выгорания» у сценаристов. Режиссеры – на то, что это кризис шаблонных идей, поскольку других никому не надо: если идея по-настоящему оригинальна, она всегда отпугивает продюсеров. Сценаристы уже ни на что не жаловались. Они профессионально выгорели.

Кончилось тем, что Миша вспомнил старое правило «нечего читать – сам себе напиши», напряг извилины и накатал за несколько вечеров здоровенный синопсис – под сериал. Героями он взял двух друзей-спецназовцев, которых судьба так прихотливо раскидала, что один в конце концов стал террористом поневоле (захватил в заложники подлого чиновника), а второй пришел его обезвреживать. Самым трудным оказалось не писать, как все было на самом деле, а придумать худо-бедно если не хеппи-энд, то открытую концовку.

Очень хотелось как-нибудь увильнуть от сцены «ОМОН вламывается в квартиру», но Миша уже без этого, видимо, жить не мог, и ОМОН таки вламывался.

Поначалу синопсис Мише понравился. История динамичная, однако не в ущерб глубине мысли, с четко прописанной моралью и ясно различимым авторским месседжем. И реалистичная – комар носа не подточит, все серьезно, продуманно. Миша был уже на грани того, чтобы воскликнуть: ай да Клименко, ай да сукин сын… Но, перечитав свой опус раз, перечитав два, он взглянул на идею режиссерским глазом – и стал править текст. Потом взглянул как продюсер – и снова все покромсал… Только недели через две до него дошло, почему нет смысла делать из этого синопсиса полноценный сценарий. Историю двух товарищей в таком виде никто не взялся бы снимать никогда. Неплохая на уровне отдельных эпизодов, она была слишком хмурой в целом. Из синопсиса так и перла безнадега. Читаешь абзац и чувствуешь, что как герой ни дергается, уже в следующем абзаце ему будет от ворот поворот и хрен по всей морде. Сам того не желая, Миша соорудил полную и окончательную трагедию.

А всего-то «правду жизни» описал.

Стараясь не думать о том, что синопсис, возможно, просто фиговый, Миша спрятал его от себя подальше и даже Лене не показал.

В конце концов, страна у нас большая, народ талантливый, хороших сценариев рано или поздно на всех хватит. А мы уж снимем так, чтобы не пришлось краснеть потом… Если предчувствия Мишу не обманули, у «Прайм-ТВ» наклевывался именно сценарий по его профилю.

Почти угадал.