Шрифт
Source Sans Pro
Размер шрифта
18
Цвет фона
Истории родителей
Мы преподаем те же базовые принципы каждой группе. Тем не менее мы не перестаем удивляться оригинальности родителей и многообразию ситуаций, в которых применялись эти принципы. Каждая из последующих историй представлена так, как ее написали родители. В большинстве случаев имена детей изменены. Вы заметите, что не все, что родители говорят, можно отнести к образцовым ответам. Однако их основная готовность слушать и их позиция приятия – вот что очень важно.
Родители, которые рассказали группе первые две истории, не могли поверить, что, когда они воздерживались от советов, дети действительно начинали сами работать над решением проблемы. Первая мама начала свою историю словами: «Послушайте, как мало я сказала!»
Ники, мальчик восьми лет, пришел домой из школы и сказал: «Я бы хотел ударить Джеффри».
Я. Ты действительно злишься на Джеффри!
Ники. Да! Когда мы играем в футбол и я веду мяч, он говорит мне: «Давай его мне, Ники, я лучше играю». Это бы любого разозлило, разве не так?
Я. Да.
Ники. Но на самом деле Джеффри не такой. В первом классе он всегда был хорошим. Я думаю, что, когда Крис пришел к нам во втором классе, Джеффри перенял у него привычку хвастаться.
Я. Понятно.
Ники. Давай позвоним Джеффри и пригласим его в парк».
«Мой сын – первоклассник, он не агрессивный и не дерется. По этой причине я стремлюсь опекать его, ведь он выглядит таким уязвимым. В понедельник он пришел из школы и сказал мне, что мальчик из его класса, который в два раза больше его, прислал ему своего «заместителя», который сообщил, что его завтра побьют. Моей первой реакцией была полная истерика: не пустить его в школу, с вечера учить самообороне, чтобы спасти его от боли и страха.
Вместо того чтобы показать ему свою тревогу, я решила внимательно слушать и ответила: «Хм». Тогда Дуглас пустился в непрерывный монолог. Он сказал:
– Да, поэтому я придумал три способа защититься. Сначала я попытаюсь отговорить его от драки. Я объясню ему, что не стоит драться, потому что это нецивилизованно. Дальше, если это не сработает, я надену свои очки, но (он остановился и подумал), если он задира, это не остановит его, а он скорее всего задира, потому что я даже никогда не разговаривал с ним и теперь он хочет побить меня. Дальше, если ничего не поможет, я возьму Кенни и напущу на него. Кенни такой здоровый, этот только посмотрит на него и испугается.
Я была в шоке и только произнесла:
– Ну.
Он же сказал:
– Ладно… все будет нормально… у меня есть план, – и, спокойный, вышел из комнаты. Я была так потрясена своим сыном. Я даже понятия не имела, что он может быть таким храбрым или таким изобретательным по части решения своих проблем. И все это произошло только потому, что я слушала и не вмешивалась в его планы.
Но я не могла так оставить дело. Я ничего не сказала Дугласу, но позвонила его учительнице в тот день и предупредила ее обо всем. Она сказала, что хорошо, что я позвонила, так как в сегодняшнем мире нельзя не обращать внимания на угрозы.
На следующий день потребовалось все мое самообладание не спрашивать его, что произошло в школе. Он сам подошел ко мне и сказал: «Мама, представляешь, этот задира ко мне даже не приблизился сегодня».
Некоторые родители сообщали, что удивлены успокаивающим воздействием, которое имели их «принимающие» высказывания. Старые «успокойся!» или «прекрати!» только, казалось, еще больше нервировали детей. Однако несколько слов признания часто умиротворяли даже самые буйные чувства и резко меняли настроение. Первый пример нам рассказал отец.
«Моя дочь, Холли, пришла с кухни.
– Миссис Дж. сегодня так наорала на меня на физкультуре.
– Ну.
– Она вопила на меня.
– Она действительно рассердилась.
– Она кричала: «Нельзя так отбивать мячик в волейболе. Надо делать это так!» Откуда я знала? Она никогда не говорила, как его отбивать.
– Ты разозлилась на нее за крик.
– Она меня так взбесила.
– Это может очень расстроить, когда на тебя кричат без веской причины.
– Она не имела права!
– Ты чувствуешь, что она не должна была кричать на тебя.
– Нет, я так зла на нее. Я бы могла вытереть об нее ноги… Я бы хотела втыкать булавки в ее куклу и заставлять ее страдать…
– Подвесить ее за большие пальцы.
– Сварить в масле.
– Вращать ее на вертеле.
Тут Холли улыбнулась. Я тоже улыбнулся. Она начала смеяться, и я начал. Потом она заметила, что миссис Дж. так глупо кричала. Потом она сказала:
– Я теперь точно знаю, как надо ударять по мячику, чтобы порадовать ее.
Обычно я мог сказать: «Ты, наверное, сделала что-то не так, раз она накричала на тебя. В следующий раз слушай, когда учительница исправляет тебя, и тогда будешь знать, что делать». Она бы скорее всего хлопнула дверью и бесилась бы в комнате по поводу того, что наравне со скверной учительницей у нее еще и отец – равнодушный идиот».
«Место действия: моя кухня.
Я только что уложила младшего ребенка спать. Тут из детского сада приходит Эван, который очень возбужден, так как собирается идти играть к Чаду.
Эван. Привет, мам, пойдем сейчас к Чаду!
Мама. Нина (ребенок) сейчас спит, но мы пойдем позже.
Эван (начинает расстраиваться). Я хочу сейчас пойти. Ты сказала, мы можем.
Мама. Как насчет того, чтобы я проводила тебя вместе с твоим велосипедом?
Эван. Нет! Я хочу, чтобы ты осталась там со мной. (Начинает истерически кричать.) Я хочу пойти сейчас! (Берет рисунки, которые только что принес из детского сада, комкает их и засовывает в мусорку.)
Мама (включается моя внутренняя лампочка). Ну и ну, ты взбешен! Ты так разозлился, что даже выбросил свои рисунки. Ты, наверное, действительно расстроился. Вот вам пожалуйста, ты так хотел поиграть с Чадом, а Нина спит. Это так досадно.
Эван. Да, я действительно хотел пойти к Чаду. (Перестает кричать.) Мам, я могу посмотреть телевизор?
Мама. Конечно».
Ситуация: папа собирается на рыбалку, а четырехлетняя Даниэль хочет пойти с ним.
Папа. Ладно, солнышко, ты можешь пойти со мной, но помни, что нам придется долго находиться на улице, а этим утром там очень холодно.
Даниэль (у нее на лице замешательство, и с большим колебанием она отвечает). Я передумала… Я хочу остаться дома.
Через две минуты после ухода папы начинаются слезы.
Даниэль. Папа меня оставил, а он знал, что я хочу пойти с ним.
Мама (в данный момент занята и не в настроении разбираться с этим). Даниэль, мы обе знаем, что ты решила остаться дома. Твой плач отвлекает меня, и я не хочу его слушать. Так что если ты хочешь реветь дальше, иди в свою комнату.
Причитая, она убегает в свою комнату.
Несколько минут спустя мама решает применить новый метод.
Мама (идет в комнату Даниэль и садится к ней на кровать). Ты действительно хотела быть с папой, правда же?
Даниэль перестает плакать и кивает головой.
Мама. Тебя сбило с толку то, что папа упомянул, как будет холодно на улице. Ты не могла принять решение.
В ее глазах облегчение. Она снова кивает головой и вытирает слезы.
Мама. Ты почувствовала, что у тебя мало времени, чтобы принять решение.
Даниэль. Да.
Тут я ее обняла. Она спрыгнула с кровати и пошла играть».
Также очень полезно давать детям понять, что они могут испытывать два абсолютно разных чувства одновременно.
«После того как в семье родился еще один ребенок, я все время говорила Полу, что нужно любить своего брата. Пол мотал головой: «Не-е-е-е-ет! Не-е-е-ет!» В прошлом месяце я сказала:
– Мне кажется, Пол, что ты испытываешь два чувства по отношению к ребенку. Иногда ты рад, что у тебя есть брат. На него весело смотреть, и с ним весело играть. А иногда тебе вообще не нравится, что он находится рядом. Ты бы хотел, чтобы он куда-нибудь делся».
Полу это понравилось. Теперь по меньшей мере раз в неделю он просит меня: «Расскажи про мои два чувства, мама».
Некоторые родители чрезвычайно высоко оценили возможность оказать помощь ребенку, когда у него отчаянье или упадок духа. Они были рады узнать, что им не надо перенимать несчастье ребенка и делать его своим собственным. Одна мама сказала:
«Я только начала осознавать, какое давление я сама на себя оказывала, чтобы быть уверенной, что мои дети все время счастливы. Первый раз я отдала себе отчет в том, как далеко я зашла, когда обнаружила, что пытаюсь склеить скотчем сломанную сушку, чтобы мой четырехлетний ребенок перестал плакать. Я также начала осознавать, какую ношу я взвалила на детей. Только подумайте! Сначала они расстраиваются из-за первоначальной проблемы, а затем расстраиваются вдвойне, когда видят, что я страдаю. Моя мама так поступала со мной, и я помню, что чувствовала себя такой виноватой, как будто со мной что-то не так, если я не испытываю постоянного счастья. Я хочу, чтобы мои дети знали, что им дано право быть несчастными без того, чтобы их мать теряла из-за этого голову».
«Мой сын, Рон, пришел домой в обрызганных грязью брюках и с грустным видом.
Отец. Я вижу, у тебя на штанах полно грязи.
Рон. Да, я не умею играть в футбол.
Отец. У тебя была сложная игра.
Рон. Да, я не умею играть, я слишком слабый. Даже Джерри сбивает меня с ног.
Отец. Это так досадно, когда тебя сбивают.
Рон. Я бы хотел стать сильнее.
Отец. Ты бы хотел иметь фигуру, как у Арнольда Шварценеггера… или бегать, как Джим Браун.
Рон. Да, тогда бы я смог их сбить с ног.
Отец. Ты бы мог задавить этих футболистов.
Рон. Я бы смог найти много возможностей побегать.
Отец. Ты бы мог бегать.
Рон. Я также могу делать передачи. У меня хорошо получаются короткие передачи, но я не умею делать длинные.
Отец. Ты можешь бегать и делать передачи.
Рон. Да, я могу играть лучше.
Отец. Ты чувствуешь, что мог бы играть лучше.
Рон. В следующий раз я собираюсь играть лучше.
Отец. Ты знаешь, что будешь играть лучше.
Обычно я бы встретил Рона такими фразами, как: «Ты хороший игрок. У тебя просто была одна неудачная игра. Не волнуйся, в следующий раз сыграешь лучше». Он, возможно, надулся бы и ушел в свою комнату.
Я сделал огромное открытие в этой группе. Чем больше стараешься прогнать плохие чувства ребенка, тем больше он зацикливается на них. Чем спокойнее вы принимаете плохие чувства, тем легче детям от них избавиться. Я думаю, можно сказать, что, если хочешь счастливую семью, нужно быть готовым разрешать детям выражать свое несчастливое состояние».
«У Хэнса был сложный период. У него была учительница, которая строго обращалась с ним и которую он не любил. Когда он больше всего был недоволен собой и больше всего падал духом (обычно, когда он срывал на нас свои школьные неудачи), он называл себя тупым, ощущал, что никто его не любит из-за этого, говорил, что он единственный дурак в классе и т. д.
В один из таких вечеров мой муж сел и с большим беспокойством сказал ему вот что.
Фрэнк (мягко). Хэнс, ты не тупой.
Хэнс. Я слишком тупой. Я тупой из тупых.
Фрэнк. Но Хэнс, ты не тупой. Ты один из самых умных восьмилетних детей, которых я знаю.
Хэнс. Нет, я тупой.
Фрэнк (все еще мягко). Ты не тупой.
Хэнс. Я слишком тупой.
Это продолжалось снова и снова. Я не хотела вмешиваться и не могла больше это слушать, поэтому я вышла из комнаты. К его чести, Фрэнк никогда не терял самообладания, но Хэнс пошел спать, все еще повторяя, что он глупый, пребывая в плохом настроении.
Я зашла к нему. Мы с ним провели ужасный день. Большую часть дня и вечер он посвятил тому, чтобы злить меня, поэтому я не думала, что способна общаться с ним дальше. Однако он лежал в кровати, жалобно повторяя, что он тупой и что все его ненавидят, тогда я решила войти к нему. Я даже не знала, что я собиралась ему сказать. Я просто села на край кровати, совершенно измученная. Потом мне в голову пришла фраза, которую мы использовали на занятиях, и я почти автоматически произнесла:
– Это очень неприятные ощущения.
Хэнс перестал говорить, что он тупой, и минуту молчал. Затем он сказал:
– Да.
Это каким-то образом придало мне энергии, чтобы продолжать. Я начала беспорядочно перечислять все хорошие и особенные вещи, которые он говорил или делал на протяжении лет. Он сначала слушал, а потом включился сам со своими собственными воспоминаниями. Он сказал:
– Помнишь, когда ты не могла найти ключи от машины и искала их по всему дому, а я сказал, что нужно заглянуть в машину, где они и оказались?
После десяти минут разговора я смогла поцеловать на ночь сына, который вновь обрел веру в себя».
Некоторым родителям очень понравилась идея дарить детям в виде фантазии то, что они не могли дать им в реальности. Этим родителям было гораздо легче сказать: «Ты бы хотел, чтобы у тебя было…», чем вести изнурительную борьбу, выясняя, кто прав и почему.
«Дэвид (десять лет). Мне нужен новый телескоп.
Отец. Новый телескоп? Зачем? Ведь ничего не случилось с тем, который у тебя уже есть.
Дэвид (пылко). Это детский телескоп!
Отец. Он полностью подходит мальчику такого возраста.
Дэвид. Нет, не подходит. Мне нужен телескоп с мощностью 200.
Отец (понял, что дело идет к спору, поэтому решил попробовать изменить тактику). Так, значит, ты действительно хотел бы телескоп с мощностью 200.
Дэвид. Да, потому что тогда я бы смог смотреть на кратеры.
Отец. Ты хочешь тщательно рассмотреть их.
Дэвид. Точно.
Отец. Знаешь, чего бы я хотел? Я бы хотел, чтобы у меня было достаточно денег, чтобы купить тебе этот телескоп. Нет, с твоим интересом к астрономии я бы хотел, чтобы у меня было достаточно денег для покупки телескопа с мощностью 400.
Дэвид. С мощностью 600.
Отец. 800.
Дэвид (все с большим энтузиазмом). С мощностью 1000.
Отец. С… с…
Дэвид. Я знаю… я знаю… Если бы ты мог, ты бы купил мне такой, как на Маунт-Паломар!
Когда мы оба засмеялись, я понял, в чем все дело. В момент фантазирования очень важно отпустить себя, быть во всех отношениях фантазером. Хотя Дэвид понял, что этим кончится, он, казалось, оценил то, что я всерьез отнесся к его желанию».
«Мой муж и я взяли Джейсона и его старшую сестру Лесли в Музей естественной истории. Мы получили большое удовольствие от посещения, а дети вели себя замечательно. Однако уже на выходе нам попался магазин сувениров. Наш четырехлетний Джейсон пришел от них в восторг. Большая их часть продавалась по завышенной цене, но мы наконец купили ему небольшой набор камней. Затем он начал ныть, чтобы ему купили модель динозавра. Я попыталась ему объяснить, что мы уже и так потратили больше, чем рассчитывали. Муж сказал ему, чтобы он перестал хныкать, ведь он должен быть доволен тем, что мы купили ему. Джейсон начал реветь. Муж потребовал, чтобы он прекратил, потому что он ведет себя как ребенок. Тогда Джейсон повалился на пол и начал рыдать еще громче.
Все смотрели на нас. Мне стало так стыдно, что я бы предпочла провалиться сквозь землю. Затем, не знаю как, но у меня появилась идея, я вытащила из сумки карандаш и бумагу и начала писать. Джейсон спросил, что я делаю. Я ответила:
– Я записываю, что Джейсон хотел бы иметь динозавра.
Он уставился на меня и добавил:
– И еще призму тоже.
Я написала: «И призму тоже».
Затем он сделал то, что меня шокировало. Он подбежал к своей сестре, которая наблюдала все это, и сказал:
– Лесли, расскажи маме, что ты хочешь. Она это запишет и для тебя тоже.
Поверите вы или нет, но на этом все закончилось. Он шел домой в очень миролюбивом настроении.
С тех пор я много раз использовала эту идею. Если мы с Джейсоном оказывались в магазине игрушек и он бегал вокруг, указывая пальцем на все, чего он хотел, я доставала карандаш и клочок бумаги и все это вносила в его «список желаний». Это, казалось, приносит ему удовольствие. И это вовсе не означало, что я должна ему покупать что-то из перечисленного, если это не какой-то особенный случай. Я думаю, Джейсону в его «списке желаний» нравилось то, что он таким образом не только показывал мне, чего он хочет, но и то, что я оказывала ему внимание, записывая это».
Последняя история говорит сама за себя.
«Я только что пережила один из самых мучительных периодов своей жизни. У моей шестилетней дочери Сюзанны и раньше бывал круп, но никогда не случалось таких приступов, как в этот раз. Я была в ужасе. Она не могла дышать, и у нее изменился цвет лица. Я не смогла дозвониться в «Скорую», поэтому я повезла ее в больницу на своей машине, вместе с сыном Брайаном и моей мамой, которая в этот день была у нас в гостях.
Мама практически билась в истерике. Она постоянно повторяла:
– Боже мой! Она не может дышать. Мы не успеем! Что ты сделала с этим ребенком?
На тон выше, чем мама, я сказала:
– Сюзи, я знаю, что тебе тяжело дышать. Я знаю, что это жутко. Тебе скоро помогут. У тебя все будет хорошо. Если хочешь, можешь держаться за мою ногу, пока мы едем.
Она вцепилась мне в ногу.
В больнице над ней столпились два врача и несколько медсестер. Моя мама все еще разражалась тирадами и бессвязными речами. Брайан спросил, действительно ли Сюзи умрет, как говорит бабушка. У меня не было времени отвечать, потому что врачи пытались выгнать меня из комнаты, а я знала, что Сюзи необходима моя поддержка. По ее глазам я видела, что она страшно напугана.
Они сделали ей укол адреналина. Я спросила ее:
– Это больно, правда?
Она кивнула. Затем они вставили ей трубку в горло. Я заверила ее:
– Я знаю, что трубка причиняет боль, но тебе это поможет.
Она все еще не могла нормально дышать, и они засунули ее в кислородную палатку. Тогда я сказала:
– Наверное, странно, когда столько пластика вокруг. Но это тоже поможет тебе дышать и поправиться.
Затем я просунула руку через застегивающуюся часть палатки, взяла ее за руку и сказала ей:
– Я тебя не оставлю. Я буду здесь с тобой, даже когда ты заснешь. Я тут буду так долго, как ты захочешь.
Ей стало немного легче дышать, но у нее все еще было критическое состояние, я осталась с ней еще на семьдесят два часа без сна. Слава богу, она выжила.
Я знаю, что без этих семинаров все было бы иначе. Я впала бы в панику. Разговаривая с ней так, как я разговаривала, давая ей понять, что знаю, как ей тяжело приходится, я смогла ее настолько успокоить, что она не сопротивлялась медицинскому лечению.
Я действительно чувствую, что помогла спасти жизнь Сюзи».
