Мое чудное разрушение

"Добро пожаловать"

мой дивный город,
ухабист да горестью нечист,
хочу его потрогать,
но только грязь польется вниз
в нем множество страданий,
в нем сотня проданных надежд,
там нету места для сверкания,
и нет, увы, вам места, человек
в нем чувствую я только пустоту,
меня давно морозит холод,
хочу увидеть пламени искру,
но вижу только чертов морок
и вновь гуляю я по улицам,
а он теснит меня и давит,
деревья ниже всё сутулятся,
да вскоре все меня раздавят
и снег уже не так уж мил,
он не скрывает раны алые на сердце,
хочу, чтоб пламенем искрил,
ведь об него мне суждено согреться
да только для чего мне греться?
свою мечту давно похоронил,
оставив раны у себя на сердце,
истошно больно заскулил
«от боли? да навряд ли
быть может от чужого вздоха?
а может жизни подошел конец?
ты ноешь, будто бы ребенок»
да я ребенок, в душе себя не чаю,
и тесно мне от этого давно,
да только мысли я благие созидаю,
но мне поддых ведь что – то бьет?
моя больная алчность на деньги,
иль мне так нравится топить себя на дне?
с трудом пытаюсь оттопырить веки,
«я гибну: от тоски, от боли, человек»
и я прошу меня услышать…
мне больно, я страдаю ото дня,
немые лица мне над ухом дышат…
ах, да, о чем же мысль то моя….
да, я ребенок,
потерянных надежд,
и средь шкатулок и веревок,
я счастья отыскать не спец,
да я стараюсь,
но для всего проблема я,
я может быть пытаюсь,
но не выходит у меня,
да, я ребенок,
затерянных мне мечт,
и средь полотен и веревок,
я вдруг повисну на торце,
да что я говорю?
средь истин важна лишь одна,
быть может мне отрубят кисти,
но жизнь – важна, и знаю я,
придет когда – нибудь рассвет,
в мой город,
он далеко не чист,
быть может и появится тут свет
да будет жив, поверь уж, человек!
но дни идут, а я катаю шарик,
неровный, грязный,
лишь только мой
и засияет вдалеке фонарик…
быть может поравняюсь я с горой,
и я скачу свой шарик,
на дно, поглубже, в море,
ведь сколько не было бы грязи,
я делаю благое…

"Улица 1-я Семейная"

«я рад был умереть» -
слова записаны в асфальте,
и не стереть их больше никогда,
на помеси из пыли и базальта,
лишь растеклась кровавая вода
⁃ кто знал, кем было писано сказание?
⁃ начертано оно кусочком мела,
быть может мысли запоздалы,
и нужно думать вовсе не об этом?
⁃ а был итог предсмертных сожалений?
⁃ кто знает, быть мож была и грусть, печаль
и крик, и визг, и выстрел откровений,
трагедий правда совместно с жизнью утекла…
⁃ остались близкие, друзья?
⁃ он был един с собой, какая – то дама
прожившая за стеной у жилья,
сказала, что осталась только мама..
⁃ а что в итоге привело?
⁃ да знал бы что – ответил
возможен разум глупость замело,
возможно просто сильно бредил
трагедий правда совместно с жизнью утекла…
«я рад был умереть» -
слова записаны в асфальте,
и не стереть их больше никогда,
на помеси из пыли и базальта,
лишь растеклась кровавая вода
и только где – то наверху,
средь ржавых стержней на окне,
ревела мать, в немом бреду,
потеря сына по ее вине…

"Кафе для двоих"

влюбляются не в лица, не в формы тела
и уж известно, что дело не в руках,
влюбляются в натуры, в образы безмерно
встречают радость, откидывая мрак
и любим мы улыбки, глаз сверканье,
витиеватые уголки на розовых губах,
мы любим сердцем на прощание
говорить безмерное в словах
влюбляются в цвета бездонных очей
и в родинки, плеядой звездные лежат
любить готовы мы натуру очень,
настолько сильно, как ямочки в щеках
влюбиться мы готовы только в душу
не в лица, и точно не в фигуры,
мы ищем счастье далеко в глуши,
и мы влюбляемся в искрящие натуры
плетем узоры из своих же фраз,
чтобы доставить приятное другому человеку,
и наш великий сладкий сказ
обогащает жизнь, встречающий планету
парим мы в воздухе с веснушек,
и любим ноготки на пальчиках благих,
да волосы в плетение косушек
всё вьются в объятиях моих
влюбляются не в лица, не в формы тела,
и дело точно не в руках,
мы ведь готовы отдавать любовь безмерно
для счастья полного в сердцах

"Магазин музыкальных инструментов"

гудящий поезд за окном,
горячий кофе стынет на столе,
и ветер гонит хлопья вечерком,
как мысль, утерянная во тьме,
и только голос чей – то из дали,
как будто овод,
жужжащий в волосах,
как ропот говорливый старика,
блуждает вновь на тела полосах
он резонирует средь голых стен,
его не слышно снизу под ушами,
ему плачевный положен удел