Приговоренные к вечности. Часть 1. Остаться в живых

Пролог

Туман рассеивался медленно и неохотно, отступая под еще теплыми солнечными лучами. Когда внизу стали видны крыши домов, игрушечные с высоты тридцать шестого этажа, солнце неожиданно скрылось, сказочная картинка утратила очарование, превратившись в обыденный городской пейзаж. Небо нахмурилось, грозясь расплакаться дождем, и когда он наконец пролился, шумный и обильный, уже по-осеннему прохладный, старые крыши заблестели тусклым серебром, стены потемнели, а в распахнутое окно с воем ворвался ветер, неся с собой сочные холодные капли.

Человек без возраста с сожалением закрыл окно. На рабочем столе, огромном, как кровать новобрачных, древнем, как земля внизу, вычурном, как шляпка модницы, беспорядочной кучей лежали папки с документами. Открывать их не хотелось. Там были таблицы и графики, разобраться в которых мог только опытный экономист, отчеты агентуры, ознакомиться с которыми дозволялось лишь узкому кругу приближенных, списки имен, понятные только тем, чье имя шло следом. Работа, ставшая жизнью, и жизнь, превратившаяся в работу.

Хозяин кабинета на тридцать шестом этаже высотной башни из камня, стекла и стали с сожалением бросил последний взгляд на затянутое серой хмарью окно и решительно уселся за стол. Надо заставить себя прочесть накопившиеся за последние несколько дней тревожного ожидания бумаги. Теперь, когда ожидание завершилось, у него нет оправданий для откладывания повседневных дел. Пусть дела придется передавать еще нескоро, да и придется ли вообще, но все-таки… Порядок, что поддерживался в Ордене уже почти восемьсот лет, должен сохраняться неукоснительно. На нем все держится. На нем, да на вере.

Глянув на часы, он оторвался от бумаг и принялся собираться. Вечером, в маленьком ресторанчике на другом конце города его ждали старые, очень старые знакомые. Не то чтобы приглашение стало для него неожиданностью, скорее оно должно было рано или поздно состояться, но он предпочел бы краткую записку. Или хотя бы обмен новостями по гвору. Или любой другой сигнал. Но встреча… Опрометчиво. И поспешно.

Перед тем, как покинуть кабинет, он задумался о выборе одежды. Темно-синий жакет и брюки, белая рубашка без этих новомодных вышивок, кантов и карманов, приталенный плащ, так хорошо сидящий на его худой, невысокой фигуре. Шелковый шейный платок глубокого пепельного цвета, оттенявший его смуглую кожу и темные глаза – его родиной был Ар Шамаль, Жаркие Земли. Он знал, что его пристальный взгляд заставляет собеседника чувствовать себя неуютно, и не гнушался пользоваться этой особенностью. Обязательно трость, скрывающая старинный шамальский клинок. Шляпа и перчатки из нежнейшей кожи – подразнить Эрлен. Старинное кольцо с ариадом – потешить Реваля.

Он вышел заранее, отказавшись от предложенной секретарем виммы, чтобы не торопясь прогуляться, размять затекшие после длительного сидения за столом мышцы, вдохнуть холодный, напоенный влагой воздух, и настроиться на разговор. Дождь давно закончился, к умытому свежестью городу медленно подкрадывались сумерки. В домах зажигался свет, улицы постепенно заполнялись народом: кто-то спешил домой, кто-то, как и он, только что выбрался на прогулку.

Ресторанчик на окраине представлял собой имитацию одного из современных стилей Старой Земли. Металл и камень, абстракции на стенах, огромный танцпол в центре зала, отделенный от остальных зеркальной стеной. Нечто блестящее на потолке. Живой музыки не было: сверху тихим фоном лилось что-то классическое.

Метрдотель встретил его глубоким почтительным поклоном, и, приняв плащ и шляпу, провел в отдельный кабинет, вход в который располагался на галерее над залом. Стол был уже сервирован: ведерко со льдом, бутылка выдержанного игристого вина, хрустальные бокалы на шелковой жемчужно-серой, вычурно вышитой серебром скатерти. В вазе – одинокая чайная роза, рядом – аэр, излучавший холодное голубоватое сияние и испускавший слабый аромат лаванды. У стола – три тяжелых деревянных кресла, обитые серым бархатом.

Стиль Эрлен.

– Нравится? – голос за спиной заставил его резко обернуться. Метрдотель поклонился, посторонившись и пропустив вперед безумно красивую женщину. Русые пепельные волосы острижены коротко и лежат мягкими правильными завитками. Точеный овал лица, льдистые зеленые глаза на матово-белой коже, маленький изящный носик и высокие скулы, тонкие красивые губы – и ни следа декоративной косметики. Высокий рост, высокая грудь, тонкая талия создают впечатление обманчивой хрупкости. Костюм – курточка и брюки в обтяжку, сапожки на каблуках, все глубокого пепельно-серого оттенка, – обманчивая, лживая мягкость. Тонкие браслеты на запястьях, кольца-серьги в ушах – врожденное, инстинктивное изящество. Скупые отточенные и грациозные движения. Ничего лишнего. Ничего избыточного. Ничего кричащего.

Если бы его спросили, с каким оружием он сравнил бы ее, он вспомнил бы о кинжале старинной ар-шамальской работы.

– Ты подобрала костюм под интерьер? – улыбнулся он, касаясь губами протянутых ею кончиков пальцев.

Следом за ней вошел невысокий плотный мужчина, кареглазый, темноволосый, с мягкой каштановой бородкой и бакенбардами. Вычурность в одежде, перстни с драгоценными камнями. Взгляд спокойный, чуть ироничный. От него веяло дорогими благовониями и курительными смесями. Ассоциировался он с ларцом, инкрустированным драгоценностями, ключ от которого не подходит к замку, сколько ни старайся.

– Кольер, – женщина наклонила голову в приветствии. – надеюсь, тебя я ни от чего не оторвала? Как дела?

– Хорошо, твоими стараниями, дорогая моя Эрлен.

– Выглядишь отдохнувшим, – сказал мужчина. – Парочка свежих жертв? Или ты съел своего секретаря? Как ни приду, у тебя все новенькие, один моложе другого.

Кольер поморщился, игнорируя бестактно-провоцирующие реплики.

– Прости Реваля, он сегодня не в духе, – мурлыкнула женщина. – Ради встречи с тобой я вытащила его из постели с двумя прехорошенькими нигийками.

– Оно того стоило?

Реваль не ответил. Устроившись в кресле, он не глядя сделал заказ и потянулся к бутылке вина. Откупорив пробку, долго и придирчиво принюхивался к аромату и удовлетворившись, разлил его по бокалам сотрапезников.

– За исполнившееся желание, – Эрлен торжественно улыбнулась и пригубила вино.

– Удалось?

– Да.

Он испытал прилив облегчения и подавил его, успешно сохранив на лице дружелюбное безразличие.

Реваль опустошил бокал.

– Вы бы не торопились радоваться, – мурлыкнул он, промокнув салфеткой губы. – Сам знаешь, чем кончилась предыдущая попытка.

Кольер сдержанно кивнул. Тот опыт многому научил их всех, и он надеялся, что ошибок больше не будет.

– Кстати, ты давно уже обещаешь рассказать мне, как ты умудрился так хорошо сохраниться, да и вообще дожить до этого великого момента, – глава Золотой Гильдии резко сменил тему. – Пресловутая техника долголетия Нагов? Или что-то другое?

– А зачем тебе? – хохотнул Кольер, поставив бокал. – Все равно не пригодится. Или ты хочешь лишить меня моего источника жизненной силы?

На холеном лице Реваля появилось брезгливое неодобрение.

– Дело не в тебе. Дело в принципе. Если можно жить долго и счастливо, почему бы этого не делать? Так это твоя личная находка или особая техника вашего Ордена?

– Это очень старая техника моего Ордена, применяемая только мною одним, – улыбнулся Кольер. – В наши спокойные, мирные, правильные времена о ней лучше не распространяться.

– Времена, знаешь ли, имеют свойство меняться.

– Чем расплачиваться будешь, за рецептик-то?

– Тебе мало? – в голосе Эрлен, слушавшей их перепалку с видимым удовольствием, прозвучал упрек. – Мы и так сделали…

– Все, что вы сделали, нужно в первую очередь вам самим, – перебил ее старый наг. – А мне интересно, что вы можете предложить лично мне.

– Мы найдем для тебя Свод Аспида – Нагр и Либрум. И соберем все части ключей, – улыбнулась она.

– Зачем искать? Я и так знаю, где они. И Свод, и ключики.

Повисла удивленная пауза. Реваль флегматично жевал, мягкими аккуратными движениями отделяя от толстого ломтя мяса маленькие кусочки и обмакивая их в огненно-острый соус. Глаза Эрлен вспыхнули.

– И ты молчал все это время?

– Толку-то от моих откровений, – флегматично проворчал Кольер и вернулся к ужину.

На какое-то время беседа прервалась – гости отдали должное блюдам и вину. Отставив тарелку в сторону, Эрлен вернулась к животрепещущей теме.

– Ты уже думал, что делать с остальными?

Кольер кивнул.

– С ними можно договориться. Они будут искать выгоду для себя, и найдут, если им помочь. Но Даллах и Ширин никогда нас не поддержат, а Альсар не заинтересуется.

– А если все-таки попробовать?

– С Даллахом я даже пытаться не буду, – отрезал Кольер. – Бесполезно. Судья обязан быть нейтральным. Поддержка Альсара, даже при его полном добровольном согласии, ничего для нас не изменит. С Ширин можно попробовать, но не мне, – он выразительно посмотрел на Реваля. – С некоторых пор я с ней плохо лажу.

– Ты уверен, что с Хэйгеном мы тоже договоримся? – спросила Эрлен, играя льдинками в голосе.

– Дался тебе Хэйген, – раздраженно буркнул Реваль.

–Вороны редко враждовали с Нагами, – ответил Кольер задумчиво. – По сути, у нас общее дело. Но ты права – у нынешнего Хэйгена мы не найдем понимания.

Опять последовала пауза.

– Не будем торопиться с выводами, – проворчал Реваль.

Домой, в Наган-Карх, он вернулся уже после полуночи, весьма довольный и ужином, и беседой. Отодвинув одну из декоративных панелей напротив окна, он вошел в просторное помещение, скрытое за изящными чеканными рельефами. Помещение сильно отличалась от остальных – все здесь было отделано деревом, на стенах висело холодное оружие разных эпох и земель. Массивный старинный секретер с тяжелым креслом, обтянутым нежнейшей кожей, был завален томами старых книг – и в архаичных кожаных переплетах, и в современной пластобумаге. В центре располагался стол, заставленный удивительными фигурками из камня, металла и дерева.

Но его интересовали совсем другие фигурки. В дальнем углу комнаты, на полу в полумраке, стояло тринадцать искусно выточенных из камня статуэток. Белый олень, благородный и величественный, пойманный неизвестным скульптором в движении. Белый с черными пятнышками горностай, вытянувший морду в приступе любопытства. Распластавшаяся на камне золотистая ящерица-саламандра с драгоценными изумрудными глазами-камешками. Рыжевато-серая рысь, изготовившаяся перед прыжком. Огненный красавец феникс в ореоле пламени. Свернувшийся кольцом черный змей, голова чуть приподнята над длинным узорчатым телом. Развалившийся на камне белый с пепельными крапинами леопард. Черный ворон с распростертыми крыльями. Лохматый зубр с печальной мордой. Изящная белая кошка с кисточками на ушах. Летучая мышь, завернувшаяся в аспидно-черные крылья. Обнаженная женщина, задумчиво сидящая на камне. Пепельно-серый филин с огромными тускло-желтыми глазами.

Они стояли в ряд вдоль стены, один за другим, почти одинаковые по величине. У каждой выделялась какая-нибудь деталь: светились глаза ящерицы и рыси, голубыми огоньками мерцали кончики крыльев у ворона, блестела шерсть пардуса и кошки, искрились языки пламени вокруг феникса. И только три фигурки – змеи, женщины и филина оставались тусклыми, всем своим видом показывая отсутствие в них даже слабой искры жизни.

Кольер остановился напротив змея. Узор на теле мертвого доселе Змея слабо мерцал. Едва различимо, чуть-чуть, далеко не в полную силу – Кольер никогда не видел, как она должна выглядеть на самом деле, эта статуя, но даже этих жалких свидетельств оживления ему было достаточно.

Полюбовавшись фигурками, он уже собрался уходить, но, бросив взгляд на тусклую, серую и печальную фигурку женщины, обнаружил слабые признаки изменения. Они были едва заметными, чужой бы не увидел отличий, но он-то был не чужой… Он владел этой коллекцией артефактов очень давно, он знал каждую их черточку, каждый узор, каждый изгиб.

Серый камень, из которого она была выточена, посветлел, приобретя мягкий перламутровый оттенок, появились искорки в глазах, заблестели распущенные пряди волос. Когда она оживет полностью, статуэтка станет естественной, цвета человеческого тела, засияет изнутри притягательным лучистым светом, губы тронет зовущая полуулыбка, в глазах появятся мягкость и тепло.

Он внимательно осмотрел все остальные статуэтки. Нет, все по-старому. Когда же это произошло? Может быть, признаки жизни появились в ней очень давно, а он, растеряв все надежды, не заглядывал сюда и не обращал внимания? Или, может быть, он ошибся, принимая желаемое за действительное? Стоит ли рассказывать остальным об этом маленьком чуде, или лучше подождать, приберечь это знание до иных времен?

Впрочем, он и так знал ответ.