Добавить цитату

© Алексей Митрофанов, 2023


ISBN 978-5-0060-5181-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Почему Александр Куприн называл водку «быстрым напитком»? Чем Маяковский закусывал рислинг? Чем портерные отличались от биргалок? Как назывался русский пунш?

Эта книга – продолжение серии «Русские напитки в русской культуре». Уже вышли книги «Холодные напитки» и «Горячие напитки». Готовится следующая серия – «Русская еда в русской культуре».

Водка

Философ Василий Васильевич Розанов писал: «Рюмка водки за обедом… Смирновской, мягкой, как нигде в Европе не выделывается… Да, водка у нас лучшая в Европе».

Появление водки

Поначалу в России употребляли слабоалкогольные напитки естественного брожения – мед, пиво и брагу. А в 1386 году генуэзское посольство подарило московскому князю Дмитрию Донскому некое количество аквавита – виноградного спирта. Правда, россияне к аквавиту были равнодушны – его использовали только в качестве лекарства.

А в 1430 году в Москве, в Чудовом монастыре монах Исидор приготовил водку на хлебном спирте. И она вдруг пришлась ко двору.

Этот год и считается датой рождения нашего традиционного напитка – русской водки, она же хлебное вино.

(Тут заметим в скобках, что на самом деле хлебное вино и водка – с химической и технологической точки зрения – не совсем одно и то же. Но мы сейчас не станем обсуждать эту проблему. Оставим ее на съедение специалистам.)

«Кувыркались через зад и голову»

Водка сразу же сделалась популярным напитком. Притом она выгодно выделялась из ряда крепкого европейского алкоголя. Виски, кальвадос и прочее получали путем перегонки сырья до крепости порядка 40% об. Для приготовления же водки выгоняли крепкий спирт, который затем разбавляли водой. Поэтому содержание вредных примесей в водке было сведено к минимуму. А, значит, водка только веселила, повышала настроение, пробуждала фантазию, но редко действовала угнетающе. И практически не давала похмелья.

Собственно, как раз в этом – в отвратимости наказания – многие исследователи склонны видеть причину пресловутого русского пьянства. Отсутствие похмелья действовало поощрительно.

Яков Рейтенфельс, курляндский дипломат, писал в XVII столетии, что в России при «скудном питании они жадно, как никто другой, пьют водку, считая ее нектаром, средством для согревания и лекарством от всех болезней».

Не понимал иноземец, что водка для русского – много больше, чем просто напиток, лекарство и топливо.

А вот впечатления голландского художника и путешественника Корнелия де Бруина, 1701 год: «Русские не заинтересованы в завозе иностранной водки, поскольку в этой стране гонится своя водка из хлеба, которая очень хороша, и цены на нее умеренные. Иностранцы, кроме русской водки, не пьют никакой другой».

Отношения между россиянами и водкой – излюбленная тема для заезжих иностранцев. Многое их удивляло. Кунрад фан-Кленк, нидерландский посол, в 1675 году встал на архангелогородском рейде, а потом рассказывал историю, которая с ним приключилась: «Русские на своей лодке вместе с нашей шлюпкою отправились к нашему судну, пришли на борт и даже, по желанию его превосходительства посла, введены были в каюту, где они говорили с его превосходительством, который их угостил свежеиспеченным пшеничным хлебом, сухарями, вином и водкою. Они получили от капитана немного денег, а мы от них приобрели четыре больших прекрасных трески и несколько камбал чрезвычайной величины…

Эти люди, когда им поднесли чарку водки, делали странные гримасы, наклоняя голову и тело и много раз кладя на себя крест. Нам это было очень чудно смотреть… После угощения, придя в свое суденышко, русские много шумели и кувыркались, точно шары, через зад и голову».

Водкой охотно баловались и дворяне, и простолюдины, и даже животные. В царских зверинцах «экспонатам» выдавали водку – для поддержания здоровья в непривычном климате.

Водка прочно вошла в русский быт.

Достоевский, Каракозов и другие

Герой романа Достоевского «Подросток» выходил на каждой станции из поезда пить водку. И быстро заразил этим одного из своих попутчиков. Этот попутчик говорил при каждой остановке поезда: «Теперь пора водку пить».

И оба выходили, обнявшись.

А Дмитрий Каракозов признавался после неудачного покушения на Александра Второго: «День и ночь, предшествовавшие совершению преступления, я провел в Знаменской гостинице и оттуда отлучался только для того, чтобы выпить водки. Водка была в этом случае средством отвлечь свои мысли от мыслей о смерти».

Вероятно, в этом и была причина неудачи покушения. В глазах двоилось после суточного пьянства, вот и промахнулся.

Водка вошла в неофициальный гимн студентов столичного Императорского Училища правоведения:

Чижик-пыжик, где ты был? —
На Фонтанке водку пил.
Выпил рюмку, выпил две,
Закружилось в голове.
Стали чижика ловить,
Чтобы в клетку посадить.
Чу, чу, чу, чу,
А я в клетку не хочу.
Едет чижик в лодочке
В адмиральском чине.
Не выпить ли водочки
По такой причине?

Чижик-пыжик – потому что у студентов были желто-зеленые, как оперение чижа, форменные шинели и пыжиковые шапки. Фонтанка – потому что там располагалось и само училище, и трактир купца Нефедова, в котором эти самые студенты отдыхали от зубрежки законов. Ну а водка комментариев не требует.

Вездесущий напиток

Водка была всюду. Сейчас в это трудно поверить, но только в 1825 году стараниями Общества попечительства о тюрьмах запретили передавать водку заключенным в камеры. До этого они спокойно выпивали.

Водка являлась превосходным драматургом, порождала массу удивительных сюжетов. Взять, к примеру, Александра Крынкина, брата владельца знаменитого Крынкинского ресторана. Выпив рюмку водки с новыми знакомыми, он пояснял:

«Я до пятидесяти лет этой радости не восчувствовал. Папенька с маменькой так воспитали – ни рюмки вина, ни понюшки табаку. Теперь, бывает, огорчаюсь: сколько веселья-то пропущено».

А Александр Куприн называл водку «быстрым напитком». В отличие, к примеру, от вина. Смысл, в общем, понятен – от нее опьянение наступает быстрее.

Существовала, правда, и другая версия – водка всегда быстро заканчивается.

Возникла даже такая фамилия – Петров-Водкин. Одним из представителей этого рода был художник Кузьма Сергеевич Петров-Водкин, автор известной картины «Купание красного коня».

Эту фамилию носили с гордостью.

Именно «на водку» или же «на чай» давали за хорошее обслуживание. Официанту – «на чай», а извозчику и другим представителям «грубых» профессий – «на водку».

Других вариантов в принципе не было. Разве что кафешантанным певичкам давали «на ноты».

Твердая валюта

Водка была устойчивой валютой. Владелец подмосковного дачного поселка Томилино, Клавдий Николаевич Томилин до появления одноименной станции договорился с машинистами, что они будут в этом месте тормозить. Цена вопроса – ведро водки.

И никакой прогресс не мог тут ничего поделать. В Самаре первым автомобилистом стал тамошний богач и меценат Константин Павлович Головкин. Это случилось в 1904 году и стало событием городского масштаба. Когда «Опель» Головкина вытащили из железнодорожного вагона, на привокзальной площади сразу же собралась толпа. Всех интересовало лишь одно – поедет или не поедет. Автомобиль ехать не желал. Головкин утомился крутить заводную ручку и посулил четверть (3,075 литра) водки тому, кто справится с необычайным механизмом. Вызвались два силача-грузчика и, объединив свои усилия, все-таки завели новенький «Опель». После чего под общий свист и хохот господин Головкин направился домой в своем автомобиле.

А популярная фраза «злачное место» происходит от слова «злак». Водку же делают из злаков. То есть – «водочное место».

В ресторанах и трактирах водка, разумеется, играла первую скрипку. В респектабельных заведениях можно было выпить у буфета рюмку водки, при этом закуска полагалась бесплатно. Некоторые небогатые посетители выпивали рюмки три, а наедались на весь день.

Бутерброды с икрой, сыр, колбасы, грибы – закуска была неплохая.

В дореволюционной России многие рестораны предлагали комплексные завтраки. В этот комплекс нередко входил графин водки.

Газета же «Русское слово» писала в 1910 году: «1-го августа в Зоологическом саду, во время борьбы, кто-то из публики принес для подношения одному из борцов четверть ведра водки. К бутылке прикреплен был букет вялых цветов и карточка с надписью «Потомственному почетному алкоголику».

Директор сада не позволил передать этот подарок».

Кстати, существовала официальная мера объема – водочная бутылка, емкость в 0,615 литра, то есть, одна двадцатая ведра. А упоминавшаяся выше четверть – соответственно, четверть ведра.

Склад, который не склад

В 1896 году на водку ввели государственную монополию. По всей стране начали открываться казенные винные склады, а, по сути, заводы по производству любимого напитка россиян.

«Производство склада» – привычная фраза для этого времени.

Казенные водки разнообразием не отличались. В частности, «Московский казенный винный склад №1», будущий завод «Кристалл» открывшийся в 1901 году в Лефортове, выпускал всего три сорта – «Простая», «Улучшенная» и «Боярская». Последняя – самая качественная, а потому и самая дорогая. К 1914 году ассортимент расширился – появились «Московская особенная» (существует и сегодня под названием «Московская особая»), «Хлебное вино», «Столовое вино», «Горилка» и «Запеканка» (настойка на лимонных корках, хлебе и специях).

Зато вода – разбавлять спирт – была чистейшая. Для ее добычи специально пробурили глубокую артезианскую скважину. Да и спирт тоже был высочайшего качества.

Первоначальная мощность этого завода – 2100 тысяч ведер вина (то есть водки) в год. В нынешних единицах измерения – около 2,6 миллионов декалитров. Первое время там трудилось около 1500 человек. Предприятие уже изначально было достаточно крупным.

А осенью того же 1914 года завод был закрыт – в связи с началом Первой мировой войны по всей стране объявили сухой закон. На складе оборудовали госпиталь для раненых воинов. Правда, небольшая часть помещения почти что сохранила старый профиль – здесь производили спирт для армии и «учреждений народного здравия», спиртосодержащие лекарства, а также ограниченное количество алкоголя для иностранцев. На них сухой закон не распространялся. И когда после революции этот закон отменили, завод довольно быстро и легко возобновил производство крепких напитков.

Такие склады действовали почти в каждом большом городе. Взять, к примеру, владимирский. Его тоже построили в 1901 году. Поначалу думали реконструировать под водочные нужды усадьбу в самом центре, на Дворянской улице. Но общественность это решение не одобрило, и здание построили на городской окраине. Автор – владимирский губернский архитектор Петр Густавович Беген.

Здание вышло красивым – в древнерусском стиле, с двумя башнями. Под левой выпускали разные ликеры и настойки, а под правой – обыкновенную водку. Кроме того, здесь были оборудованы сараи, бондарни, ледник, котельная и даже угольный завод. Артезианский колодец в 230 метров глубиной. Жилой дом для сотрудников.

Условия – сказка. Рабочим платили большие зарплаты. Полагались и пенсии. В цехах – отопление и вентиляция. Больных принимал врач. За восемь копеек давали приличный обед – 400 граммов свежего ржаного хлеба, первое блюдо, мясо или рыба (заменялись в пост грибами). Чай без ограничений.

Библиотека, газеты, журналы, настольные игры, «волшебный фонарь» (предтеча слайд-проектора). Свой театр и ансамбль балалаечников. Пианино.

Фирменным же напитком была сладкая вишневая наливка. Сырье для нее брали с собственного вишневого сада. Во Владимире вообще любили эту ягоду.

А вот в каких словах описывал калужский винный склад тамошний краевед Д. И. Малинин: «На правой стороне улицы высится громадное красное трехэтажное здание казенного винного склада. В нем работают 50 служащих лиц и 180 рабочих. Склад обслуживает большой район, охватывая, впрочем, не всю губернию, но в то же время отправляя часть вина и в соседние губернии. Производство склада в 1910 г. было 560 тыс. ведер».

Видно, что к водочному производству власти подошли с полной серьезностью.

Акцизное же производство и продажу водки почти полностью прекратили. Частные винокурни пришлось закрыть. В Суздале работал винокуренный завод Василия Сергеевича Жинкина. Его продукция распродавалась в том же здании, на первом этаже. После введения монополии жинкинский завод прекратил свое существование. И в этом доме, как будто в насмешку, обосновалось суздальское Общество трезвости, которое агитировало против пьянства с помощью лекций и так называемых «туманных картин» (их демонстрировали посредством уже упомянутого «волшебного фонаря»). А на месте водочного магазина стали продавать конфеты.