Вождь седовласых

Глава 1

Павел Андреевич сидел на упакованных коробках с вещами и оглядывал пустую квартиру. Почти всю мебель уже вывезли, остались только кровать в спальне, диван в большой комнате, который ему не пригодится, и кухонный гарнитур.

Всю ночь он бродил по своей трёхкомнатной квартире, в которой много лет прожил со своей женой Любой. Два года назад Павел Андреевич похоронил её, но до сих пор эта боль не отпускала его. С одной стороны, он был рад сменить обстановку, но с другой –ему не хотелось уезжать из этого обжитого места, где каждый квадрат площади имел свои воспоминания, да что там воспоминания, ему казалось, что он прирос к этой квартире и пустил корни.

Он тяжело вздохнул и опять посмотрел на фотографию, которую держал в левой руке. Это был их последний снимок на праздновании её дня рождения. Через месяц он овдовел, а на фото она смотрела на него любящим взглядом и улыбалась. Он невольно вспомнил, что она всегда была улыбчивой. По молодости её улыбка была соблазнительной, позже, когда родился сын, улыбка стала нежной, любящей, а в последние годы она улыбалась душой, так казалось Павлу Андреевичу. При любых жизненных обстоятельствах её искренняя улыбка, то лукавая, то озорная, то грустная, то ободряющая, всегда была гарантом, что всё будет хорошо. Конечно, жена могла быть и жёсткой, и строгой, но никогда не могла долго сердиться и обижаться. Махнёт непроизвольно рукой в сторону объекта раздражения, обязательно пойдёт в ванную, умоется под сильной струей холодной воды и выходит уже с улыбкой на лице. И как будто солнце взошло и тучи развеялись.

На свой последний день рождения Любаша приготовила шикарный ужин – всё, что любили близкие. За праздничным столом её сердечно поздравляли. Сначала он сам произнёс нежные слова, а потом поздравил сын Сергей. Он очень был похож на мать и даже говорил чуть протяжно, как она, правда, при этом постепенно повышал голос, наверно, чтобы все его внимательно слушали, оно и понятно, ведь он был руководителем большой фирмы. И его внешний вид соответствовал должности: прямой взгляд карих глаз, широкие плечи были расправлены, и казалось, что его шея с достоинством держит его умную голову. Роста Сергей был среднего, короткая стрижка тёмных волос обнажала на затылке намечающуюся лысину, уши и нос были немного крупноваты, но, когда он улыбался, его глаза светились, и это располагало доверием к нему. Покушать он любил всегда, но вес держал в норме, и всё же к 45 годам уже разрастающийся животик стал предательски давить на пуговицы рубашки, хотя это не портило его внешнего вида, а даже придавало сыну солидности. Когда заостряли на этом внимание, он слегка похлопывал себя по животу и с удовольствием говорил, что это разрастается гастрономическая любовь жены и мамы к нему. Люба любила на него смотреть в эти минуты и очень гордилась им, а когда он ласково и торжественно превозносил роль матери в его жизни, то у неё всегда слезились глаза. Сын и отца также почитал, но маму он выделял особенно.

Ночь прошла. Было около семи утра. Внук Дима обещал приехать к 10 часам, чтобы перевезти деда в свою однокомнатную хрущёвку. Дед сам предложил поменяться, когда узнал, что жена внука беременна. Молодые были очень довольны обменом, а пожилому человеку было в радость предоставить им более комфортные условия для проживания.

Павел Андреевич понимал, что ему тяжело будет привыкнуть к новому месту, а может и вовсе не приживётся, но успокаивал себя тем, что поступил правильно. Он посмотрел на пустую стену. Светлое пятно на потемневших от времени обоях напомнило ему о любимой картине жены, которая висела на этом месте. Они вместе купили её пять лет назад у местного художника. Сюжет был простой, но жена увидела в нём глубокий смысл:

– Смотри, мужчина и женщина уже в возрасте, стоят на фоне цветочного павильона, в витринах которого красуются шикарные букеты, а он ей дарит простые полевые цветы. Как символично, ведь сейчас, когда много прожито, ценишь именно самое простое, но очень душевное, особенно в отношениях, – сказала она тогда.

«А куда они дели эту картину? – подумал он. – Зря я, наверно, полностью доверил им перебрать вещи и перевезти их. Надо будет спросить про неё».

Дима приехал на полчаса раньше обещанного и с порога стал задавать вопросы:

– Ну, что, дед, готов? Привет. Как настроение? Вижу не очень. Не переживай, у тебя там будут подружки, – и, заметив укоризненный взгляд деда, продолжил менее напористо: –Ладно, это я просто так. Я имел ввиду твоих соседок. На первом этаже, как раз под твоей квартирой, живёт баба Лара, твоя ровесница. Ей тоже, по-моему, 70 лет. Сплетница ужасная и, к тому же, злая на весь мир. По ее мнению, все воруют, пьют и разваливают страну. Передач насмотрится по телеку и обсуждает целый день на лавочке с бабой Клавой. Та живёт на третьем этаже. Она, правда, более спокойная и даже приветливая. Как они вместе общаются–не знаю. Есть ещё какие-то тётки в другом подъезде, но про них ничего не знаю. Сам разберёшься. Уверен, они тебя без внимания не оставят.

Павел Андреевич молчал и зачем-то переходил из одной комнаты в другую и обратно, пока внук снабжал его ненужной информацией. Входная дверь была открыта, и в квартиру зашли два рослых парня.

– Что выносить? – спросил один из них, и, получив указание, они принялись за работу.

Когда все вещи вынесли, Павел Андреевич протянул ключи внуку.

– Дима, живите счастливо. Я рад, что вам теперь не будет тесно. Как Соня?

– Спасибо, дед, – внук обнял деда. –Пока всё нормально. Отвёз ее только что в консультацию. Ещё пять с половиной месяцев ждать. Дед, вот скажи, почему так? Женщина вынашивает ребёнка. Ей нужно много уделять внимания и поддерживать её. У мужчины ведь в этот период нервы на пределе, он выполняет все её желания, старается ей угодить во всём, а о нём почему-то никто не беспокоится. Мне кажется, что это именно тот период, когда муж полностью переходит в подчинение жены и становится подкаблучником.

– Это ещё ягодки, – улыбнулся дед, – когда родится ребёнок, тогда тебе ещё придётся взять на себя ответственность за близких.

–Спасибо, успокоил, – засмеялся Димка. –Ну да ладно. Сейчас надо успеть здесь всё подготовить. Мы поживём пока у родителей. Квартиру тебе помыли. Всю мебель расставили, так что, как говорят, «заходи и живи». Остались только твои коробки с вещами, но их вы с мамой разберёте.

– Спасибо, – ответил дед и тяжело вздохнул.

На улице их ждали Сергей с женой.

– Привет, папа. Всё нормально?

– Да.

Сын помог отцу разместиться на переднем сидении, и они поехали. Дима сел в свою машину и, отъезжая от подъезда, успел крикнуть:

– Я скоро буду. Соню к вам отвезу и приеду.

Оля сидела на заднем сидении и с сочувствием поглядывала на свёкра, который пытался храбриться в разговоре с сыном. Он сидел, чуть наклоняясь вперёд, и немного втягивал голову в плечи. Его волосы были только наполовину седыми, в основном по вискам, а остальные как мелированные. Пролысин никаких не было, даже наоборот, если бы онне предпочитал короткие стрижки, то копне его густых волос можно было бы позавидовать. Роста Павел Андреевич был выше среднего, а телосложение его можно было назвать теловычитанием. Худощавый, с немного впалыми щеками, правильными чертами лица и голубыми глазами, даже морщины не изменили его какого-то мужского внутреннего шарма. При общении с ним всегда чувствовалось его внутреннее достоинство и то, что ему можно доверять. Раньше он много улыбался и шутил, а сейчас, когда остался один, стал более молчаливым и замкнутым. Хотя с маленькими детьми Павел Андреевич всегда общался с радостью. В эти моменты казалась, что он сам становился ребёнком, и дети всегда тянулись к нему.

Он был хорошим педиатром, и даже после выхода на пенсию ему часто звонили домой мамочки его бывших пациентов, чтобы проконсультироваться или просто поздравить с праздником. Его жена Любаша работала психологом, но на заслуженный отдых они решили выйти одновременно.

Они как-то быстро переключились на другие возможности этого возраста: часто гуляли; читали; смотрели телевизор, обсуждая некоторые программы; раз в год обязательно ездили в санаторий; дружили с соседями. К себе особого внимания от родных не требовали, понимали, что у тех и так забот хватает. По телефону общались с ними почти каждый день, но встречались не чаще двух раз в месяц и по праздникам.

Когда Павел Андреевич остался один, то родные стали посещать его два раза в неделю. По воскресеньям приходили Сергей с женой. Оля занималась кухней, а мужчины обсуждали всякие новости. А по средам – Дима с женой, которая помогала по хозяйству. Когда Соня забеременела, внук звонил почти каждый день и консультировался по поводу самочувствия жены, пока у той не прошёл токсикоз.

Особенно внимательной к Павлу Андреевичу была Оля. Она рано похоронила своих родителей и считала его своим родным человеком. С ней легко было общаться, она никогда не повышала голос и всё время хлопотала – то по хозяйству, то в заботах. Когда Павел Андреевич впервые увидел её, то подумал, что она ещё ребёнок, хотя ей было уже 22 года. Маленького роста, худенькая, светло-русые волосы чуть ниже плеч, она собирала их в хвостик и закалывала заколкой. Резинки она не любила, а вот заколки были её страстью. Это облегчало выбор подарка для неё. Она радовалась им как ребёнок. Её большие зелёные глаза расширялись ещё больше, и блаженное выражение лица вызывало у всех умиление. Конечно, бывало, но очень редко, когда она «раздавала оплеухи», за то, что, как говорят, «допекли». Её выражение лица становилось жёстким, цвет глаз менялся на тёмную зелень, и тогда с ней спорить или что-то доказывать было бесполезно, лучше переждать, когда она выскажет своё негодование. Оля следила за модой и старалась следовать её течению, но без экстравагантности и ярких оттенков, тем более что работала она в государственных структурах, где существовал определённый дресс-код. Со временем она сменила причёску, теперь у неё была красивая объёмная многослойная стрижка до плеч с небольшим осветлением волос. Заколки отошли в прошлое, а новой страстью её стали броши. С подарком для неё опять не было проблем, и она, как и прежде, искренне, по-детски радовалась новому украшению. На её косметическом столе стояли две больших шкатулки, в одной – заколки, в другой – броши. Оля любила их перебирать, особенно когда надо было восстановить душевное равновесие.

– Павел Андреевич, я вам приготовила еду, думаю, дня на три хватит. Всё в холодильнике. Если что захотите ещё, то скажите, я принесу.

– Спасибо, Оля. Много ли мне надо? То, что ты наготовила, мне за неделю не съесть.

– Прекращай, отец, кушать надо хорошо, а то сил не будет.

– А на что они мне?

– Не хандри, ты нам нужен. За здоровьем правнучки надо будет следить, а то сейчас дети какие-то хилые растут. А там, даст Бог, и на замужество её благословишь,– повернувшись к отцу, заботливо и тепло проговорил Сергей.

– Ну, это ты загнул, – улыбнулся Павел Андреевич, и в его глазах сверкнули искорки, – значит, девочка будет.

– Да-а-а, – с удовольствием протянул сын,– внучка!

И все трое удовлетворённо улыбнулись.

Заморосил дождь. Июнь заканчивался, но тепла ещё почти не было. У солнышка, видимо, не было настроения, и оно особенно не пригревало. Остановились на светофоре возле рынка, и Павел Андреевич обратил внимание, как быстро переходили дорогу люди, даже пожилые женщины с ведёрками спешили продать свой выращенный урожай.

«Ничего не меняется, все куда-то торопятся, у всех какие-то дела и интересы, – подумал он, – а я как то солнышко – ни осветить, ни согреть не могу».

Оставшийся путь проехали молча, видимо, каждый задумался о своём.

– Ну, вот и приехали, – сказал Сергей, подъезжая к подъезду.

Павел Андреевич приезжал раньше к внуку, но сейчас всё воспринималось по-другому. Двор был небольшой и тихий. Высокие деревья и палисадник добавляли ему уюта. В жару, по-видимому, здесь было прохладно. В доме всего два подъезда, и весь двор был «как на ладони» с любого вида. На лавочке, под балконом новой квартиры деда, сидели две женщины с раскрытыми зонтиками, которые, видимо, прожили со своими хозяйками не один десяток лет, и выглядели они одинаково выцветшими. Павел Андреевич вышел из машины и направился к подъезду, следом за невесткой, которая уже держала в руке запасные ключи от квартиры. Сын достал из багажника две сумки и последовал за ними.

– Значит, ты и есть Димкин дед? – вдруг раздался грубоватый голос одной из женщин.– Теперь будем соседями. Познакомиться надо.

Павел Андреевич вздрогнул от неожиданности. Сам он был человеком общительным и обязательно при случае представился бы, но сейчас ему очень не понравилась эта фамильярность. Он быстро пришёл в себя, подошёл к женщинам с высоко поднятой головой и, глядя на них сверху вниз, ответил таким же тоном, одновременно разглядывая женщин:

– Отчего же не познакомиться с местными авторитетами. Разрешите представиться: дед Димки. А вас как величать?

Женщины не ожидали такого ответного напора и на секунду притихли.

– Я Лариса Степановна. Соседка снизу, – ответила полноватая женщина в ярком цветастом платье, поверх которого была надета шерстяная кофта коричневого цвета того же возраста, что и зонтик. Весь фасад этой женщины украшали крупные бусы на шее. Эти бусы напоминали мелкие абрикосы на нитке, как на празднике урожая. Губы у бабы Лары были неровно подкрашены помадой розового цвета, видимо, она пользовалась ей редко. Обута она была в растоптанные чёрные туфли, а синие носки поднимались под подол платья. Пучок давно не крашенных волос был закручен на затылке в маленькую шишечку, а седые корни обрамляли широкое лицо, покрытое морщинками. Жёсткий взгляд почти чёрных глаз выражал одновременно и вызов, и смущение.

Её вид рассмешил нового жильца, но он догадался, что они принарядились к встрече с ним. Вторая женщина сидела тихо, с опущенными глазами. Она была худее первой, но всё равно с лишним весом. На ней были однотонного синего цвета юбка и голубая тёплая вязаная кофта, застёгнутая на все пуговицы до самой шеи. Её туфли были более женственны и помоложе. Волосы на голове были совершенно седыми, аккуратно коротко острижены и открывали её маленькие уши, в которых красовались маленькие золотые сережки. Руки её были более ухожены, чем у подруги.

– А вас как величать, милая барышня? – обратился Павел Андреевич ко второй женщине, не меняя интонацию.

– Она Клавдия Петровна, – ответила за неё подруга.

– А она что, немая, или вы за всех отвечаете?

Клавдия Петровна покраснела и разозлилась одновременно.

– Я умею разговаривать, и ответить на ваши колкости смогу, – сказала она с вызовом, открыв свой беззубый рот.

– О, да у вас проблемы, – съязвил новый сосед и замолчал, сдерживая себя, чтобы не рассмеяться.

– Да, проблемы. Вот зубы вставлю и укушу.

Её лицо раскраснелось уже не от смущения, а от неловкости ситуации, и она мысленно пыталась себя успокоить.

– Папа, ты не очень приветлив, – вступил в разговор сын, наблюдая за перепалкой отца с соседками.

– Да, ты прав, – ответил он, осознавая свою бестактность, – извините меня. Ещё поговорим. До свидания.

Женщины посмотрели ему вслед, чуть склонив головы, и интуитивно признали своё поражение. Их дерзкие выражения лиц менялись медленно, как на замедленной съёмке, сначала– растерянность и сожаление, а потом – покорность и подчинение. На пьедестале авторитетов двора безоговорочно, негласно, без всяких голосований, без единой пролитой капли крови, сменился предводитель. Женщины осознали, что их вольное и надменное отношение к жителям дома теперь будет зависеть от участия или неучастия нового соседа. Против него они не пойдут, хотя побороться ещё попробуют.