Лифт в небо

Дорога

Все пройдет, как с белых яблонь дым. Сергей Есенин прав, все прошло.

Двигатель заглох. Вот и все. На улице минус двадцать. Вокруг лес. Сколько времени я продержусь? Через полчаса я стал рвать бумажки, кинул их в чайник и поджег. И стал греть руки над чайником. Когда то давно отец говорил, что жизнь сложная штука. А я в свои двадцать лет усмехался. Да нет, жизнь простая, как дорога. Просто надо идти по ней, высоко подняв голову, и все. Не ползти, не крутить головой во все стороны. А поставить цель, и иди. А еще лучше ехать на машине. Вот я и приехал, в свои сорок лет. В русском языке есть замечательное слово из трех букв, которое хочется сказать сейчас. Слово «нет», только буквы в этом слове тоже три, но они другие. Я не собираюсь сдаваться.

Из леса на обочину выскочила лиса, понюхала воздух, опасливо посмотрела на стоящую, на дороге огромную машину как дом, и убежала обратно в лес. Тихо, даже птиц не слышно. Вековые сосны стоят в снегу. Будто бы охраняют лес от нас, от людей.

– Кукушка, кукушка, сколько мне жить осталось?

– Еще много, иди, работай. Сказала мне кукушка по секрету, и пропала.

А вокруг тайга на десятки километров в обе стороны дороги. И я опять иду по краю жизни. Да кто мне поверит? Что именно так, а не иначе.

Остановился старенький «москвич», Вышел пожилой мужчина, спросил:

– Может помочь чем?

– Можно я у вас в машине погреюсь пять минут. Попросил я, и рассказал;

– Сломалась машина, за мной выехал тягач из автобазы, только доедет сюда он, наверно, только завтра. А я не могу оставить фуру, она с ценным грузом. Сейчас наберу валежника, разведу костер, как-нибудь продержусь. Еда, вода есть, все нормально. А сам подумал, завтра никто не приедет, да и послезавтра тоже.

– А, вы, езжайте дальше, спасибо, что остановились. У пожилого мужчины что-то промелькнуло в глазах, он все понял, но промолчал, пожелал удачи и уехал.

Очистив от снега небольшой круг, я развел костер. Машин больше не было. Только пронеслась фура на московских номерах, она даже не притормозила.

Вспомнил историю. Работал на большом четырехосном самосвале. Загрузились ночью грунтом, со стройки в центре Москвы и поехали на карьер. Ехали по Семеновской набережной, три полосы в одну сторону. Красота, машин совсем нет. И мы с другом решили устроить гонки. Да, да, гонки на огромных перегруженных самосвалах в центре Москвы. И погнали почти восемьдесят километров по пустынной извилистой набережной. Дорожные полосы на набережной не широкие, как раз точно по габаритам самосвала. И тут впереди показался старенький москвич по средней полосе. Мы его быстро нагоняли. Водитель москвича, когда в заднее зеркало увидел, что его сзади догоняют два огромных рычащих монстра, нажал полный газ, но старенькая машина выдала сзади себя клуб дыма, только быстрей не смогла поехать. Старый москвич мы догнали одновременно. Представьте себе на месте водителя, его одновременно обгоняют два самосвала. Расстояние от колес самосвала до боковых зеркал машины, примерно двадцать сантиметров, и это на скорости восемьдесят километров. Мы, с другом, улыбаясь, смотрели друг на друга. Нам было весело и интересно, кто ж обгонит из нас. И тут я посмотрел на водителя москвича. Это был старенький дед, который вцепился из-за всех сил в руль и прижал лицо к рулю. А рядом сидела бабушка и крестилась. Они, наверно, побоялись ехать по Москве днем, и решили проехать ночью. А тут мы, два идиота, на огромных самосвалах устроили гонки. У меня сразу испортилось настроение, как будто я какую-то подлость или глупость совершил. Не специально, но совершил. Благополучно обогнали «москвич» и уехали вдаль.

Мне и страшно и смешно. Вот и сейчас мне встретился старенький «москвич», и дед в нем. Как будто моя жизнь бежит по кругу, только круг все время другой.

Все будет хорошо. Не сразу. И, наверно, не у меня. Жизнь грязь, но я с лопатой. Сердце все равно верит в чудеса, сколько на грабли не наступаю. Хотел позвонить жене, сказать, что у меня все нормально. Но не стал, она догадается, что все очень плохо. Написал на бумажке:

– Скажите моей жене, что я ее люблю. И положил бумажку в бумажник.

Стало темнеть. За несколько часов никто не проехал по дороге. Вдалеке показались фары. На обочине остановился бортовой грузовик, тяжело груженный промышленным оборудованием. Водитель открыл дверь и позвал меня. Мы с ним просидели до утра. Только стало светать, он поехал дальше. Если бы он не остановился, ночь для меня стала бы очень тяжелым испытанием.

Целый день я таскал валежник из леса. Даже соорудил небольшой шатер. Несколько раз ночью задремал, но спал чутко, боялся, что костер потухнет, и я замерзну. Ночью выли волки, один раз показалось, что где-то совсем рядом. Кое-как дождался утра.

Посмотрел в зеркало, и не узнал себя. Лицо темное от костра, только глаза блестят. Умылся снегом. Снег твердый и колючий. Попытался вспомнить, сколько дней, я стою на этой обочине дороги. Три, четыре? Ничего, я все выдержу, сколько надо, столько и буду сидеть тут на дороге.

На следующий день приехал тягач из нашей автобазы.

И я понял, что ничего такого героического не случилось. Ну, просидел несколько дней на морозе на обочине дороги в тайге. Ну и что. Это нормальная обычная жизнь в России. Только жаль, что людей, которые останавливаются помочь на дороге, становится все меньше и меньше.

– А знаешь… Если где-то ждут, то мы обязаны возвращаться.

Лифт в небо

– Что тебе надо, понедельник?

– Ничего, я просто пришел.

Днем работаю механиком по лифтам, а ночью мне снится, что я механик по небесным лифтам. Это те, лифты, которые в небо. Толпы людей подходят к небесным лифтам, толкаются, хотят опередить друг друга, первыми зайти в лифт, а их нет. Нет, для них лифта в небо. Все смотрят на меня, как будто это я виноват, что для них нет лифта. Я не Петр на воротах рая, я ни чем не могу помочь. Хотя очень хочу помочь, хожу туда-сюда. Даже пытаюсь пройти по лестнице наверх, Чтобы там, на небе попасть в машинное помещение, перезапустить небесные лифты, и они будут работать, и возить всех желающих наверх. Но нет лестницы наверх, только лифт. Я так и хожу среди развешенного чужого чистого белья в подъезде, перед лифтами. Нет служебного входа в рай. Женщины хватают чужое чистое белье, говорят мне:

– Протри лифт, и он появится и повезет нас наверх.

Нет. У меня ничего не получается. Нельзя взять чужое чистое белье, протереть лифт, и он отвезет тебя на небо.

Молодые женщины выстроились в ряд с пустыми детскими колясками перед лифтом. Но он не приходит к ним, может потому что коляски пустые? Не знаю.

Всем надо наверх. А у меня здесь работа. Только какая-то непонятная. Что от меня хочет работодатель?

Смотри в бездонное небо и тебе повезет. Может быть. А если вырастут крылья, не факт что ты стал ангелом.

Забудь. А что останется? Откажись от памяти. А разве можно жить без памяти? Сам для себя чужой. Пытаюсь хитрить, думать о чем то другом. Но от собственной памяти уйти ни куда нельзя, и заглушить нельзя, ни злобой, ни отчаянием. Мне бы несколько дней выдержать. А там? А там не знаю, как будет. Судьбе отдам долги.

Помоги. Нет не надо. Все вокруг так и живут. Судьбу свою не перепрыгнешь. Вера в себя закончилась. Придет что-нибудь другое. Забудь прошлое, там тебя уже не будет. Раньше судьба меня била, так чтобы убить. Не получилось, живой остался. А сейчас легонько пихает, вроде как развлекается. Лучше б она об меня ногу сломала. Говорят, чем сильней бьют, тем сильней становишься. Нет, не сильней, безразличнее к ударам. Я на судьбу зла не держу:

– Иди с миром, но в … вдаль.

Просыпайся и иди на работу. Ремонтировать настоящие лифты.

Пусто

– И если рыцарь не найдется, принцесса так и не проснется.

/Григорий Гладков/

На первый взгляд кажется, что я ку-ку, а потом я вам это еще и докажу.

Знаю ты где-то рядом. Ты ушла и не взяла меня с собой. Опоздал на жизнь. Лег спать рано утром. И больше не встал. Да нет, все-таки встал.