Проклятые замки

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ЭПОХА КВИЛИВИТРА

Чтоб быть справедливым возмездье могло,

Лишь злом воздавать подобает за зло.

Абулькасим Фирдоуси

Глава 1

Поздним августовским вечером лица членов семьи пожилого графа Лишки казались чуть более светлыми и чуть менее угрюмыми, нежели обычно. Такие семьи радость посещает весьма редко, а в те внезапные дни, когда она все же заглядывает в их потускневшие от времени и мутные от разводов дождя решетчатые окна, они предпочитают не принимать гостью. Впрочем, в тот день повод был совершенно особенным – их младший сын, Роберт Лишка, вернулся в отчий дом из путешествия по Западной Европе, которое заняло долгие шесть лет.

Замок графов представлял собой узкое строение из темно-серого камня с тянущимися к самым облакам острыми шпилями башен – строение, правда, уже несколько обветшалое. На территории, обнесенной высоким забором-укреплением, располагались основная, Большая Башня, принадлежавшая хозяину Константину Лишке и его жене Аннете, и пристроенная к ней Малая Башня, в которой жил старший сын Франтишек со своей молодой женой и личными слугами. Ужин проходил именно в Большой Башне, так как ее помещения больше подходили для приемов – большие гобелены с узорами, вышедшими из моды уже двадцать лет как, укрывали холодные стены от завывающего во внутренних каналах ветра. Малая же Башня уже не могла похвастаться подобными удобствами. Они располагались в просторной гостиной за длинным прямоугольным столом; множество канделябров освещали их трапезу. Столовые приборы звенели редко, так как члены семьи были больше заняты разговором, нежели поеданием свежепойманной дичи. Хозяин и его старший сын не представляли жизни без охоты, а, как известно, каждый заядлый охотник хотя бы однажды выстрелит в самую ценную породу, и с тех пор только и будет думать, что о ней, вспоминая тот самый момент собственного триумфа над загнанной в ловушку несчастной жертвой. Младшему сыну подобная жестокость не приходилась по душе, и вряд ли его руки когда-либо уверенно держали оружие. Перо и чернила – вот единственное, с чем он умело управлялся. Конечно, у остальных мужчин это вызывало разве что только снисхождение.

Молодой человек делился с родными впечатлениями, полученными в разных странах и городах. Как дворянин, вышедший из славного европейского рода, который насчитывал уже не первый век, он бывал допущен ко многим знатным балам, даваемых даже при королевских дворах. Однако, тщеславие совсем не чернило его душу, а чужая роскошь не пробуждала зависть.

– Самое особенное, что я запомнил из этого путешествия, – говорил он, – записано мною здесь.

Он протянул матери небольшую книгу, с твердой коричневой обложкой, пожелтевшими листами, исписанными мелким аккуратным почерком. Аннета принялась листать, с улыбкой рассматривая строки знакомого стиля письма. Константин только несколько раз бросил равнодушный взгляд через плечо жены; казалось, содержимое тарелки интересовало его намного сильнее, чем записи сына.

– Я был не только во дворцах; я бывал и в деревнях, как зажиточных, так и совсем не богатых. Я спрашивал крестьян, их мужиков и жен, стариков и детей о том, какие легенды ходят в их селениях. Я записал почти все, что рассказывали мне эти малообразованные люди, сердца которых полны суеверий и сказок, что они с таким упоением ценят.

– Походу, языческую натуру крестьян не искоренит никакая другая религия, – заметила Аннета. – Недостаток образованности всегда ведет к мистификации и ложным смыслам.

– Верно, мама. Однако, для них это – жизнь. Какой фольклор: сказки, песни, стихи рождаются из этих верований!

– Роберт с детства любит сказки, – добавил Франтишек. – Помните, как он мечтал стать бродячим поэтом или музыкантом, исполняя стихи собственного сочинения о русалках и ведьмах?

– Многие дети верят в мифических существ. Это один из этапов взросления. Позднее, под влиянием правильного воспитания, прививания веры в Бога, потребность верить в русалку отпадает. Главное, чтобы увлечение сказками в нежном возрасте не переросло в юношескую одержимость, – пояснила графиня.

– А разве уже не переросло? – впервые за вечер подал голос Константин, не отрываясь от еды.

Роберт выжидающе посмотрел на отца, желая поймать его взгляд, но тот так и не поднял головы.

– В нашем веке религия вновь переживает кризис. Люди не находят в ней того утешения, какое она давала нашим предшественникам. Все больше из них понимают, что вера – не гарантия счастья и покоя. На многие вопросы современный человек больше не может найти ответы в христианстве – и кто-то смотрит, так скажем, вперед, интересуясь научными открытиями, а кто-то неизбежно оглянется назад, возвращаясь к историческим народным легендам и преданиям. Возможно, не просто так они однажды появились и столько лет живут? Может, это нечто большее, чем просто выдумки?

Графиня смущенно улыбнулась.

– Сын мой, прошу, будь осторожнее в высказываниях. Твои рассуждения в определенных кругах могут истолковать как еретические заблуждения.

– Нет, отец, мама, ни в коем случае. Я верю в нисхождение Святого Духа от Отца и Сына Его, а также непогрешимость Папы Римского, – он погладил под блузой нательный крест. – Я всего лишь стараюсь смотреть на мир безотрывно, сливая наше прошлое, настоящее и будущее воедино.

– И все-таки, – вновь заговорил граф, – будь осторожнее с тем, что говоришь, а тем более с тем, что думаешь. Неосторожные мысли – первопричина неосторожных поступков.

– Папа так говорит, дорогой брат, – Франтишек оттянул рукава, – потому что вокруг все внезапно сходят с ума. Какого бреда я сегодня только не наслушался на охоте! Якобы, кто-то регулярно выпивает кровь у куропаток, а потом они оживают! Что за ерунда? А ты такой доверчивый: тебя убедить в чем-то – раз плюнуть. Смотри, будешь гоняться за своими фантазиями – тоже поверишь в загробную жизнь для дичи.

– Довольно на сегодня говорить о подобном. Ребята, принимайтесь, наконец, за еду: сегодня утром наши мужчины отстреляли великолепную партию уток. Жареное мясо точно не оживет.

Тарелки зазвенели громче, а слуги забегали более суетливо. Франтишек же помрачнел; он и то и дело посматривал в сторону распахнутых дверей гостиной. Рядом с ним пустовал стул, а столовые приборы так никто и не тронул. Роберт понял, что жена брата так и не спустилась, а ведь прошло уже достаточно много времени.

– Франтишек, вы с мамой писали, что у тебя появилась семья.

– Верно.

От внимания Роберта не ускользнуло недовольство на лице Аннеты, вдруг появившееся, как только он задал вопрос. Женщина даже вымученно кашлянула, давая понять, что поднятая сыном тема представляет собой некий неудобный разговор.

– Место, которое пустует, должно быть, принадлежит твоей супруге?

– Да, да, – закивал Франтишек. – Моя жена сегодня не смогла поужинать с нами. Она с утра жалуется на сильные головные боли. Я решил, что ей лучше отдохнуть, а ваше знакомство мы отложим до более удачной минуты.

– Единственное, о чем я жалею из поездки, так это то, что не успел на твою свадьбу. Я получил письмо будучи в Риме; новость меня поразила. Не ожидал, что это случится столь скоро и быстро.

– Роберт, сын мой, кажется, я не смогу долго молчать об этом, – жалобно заговорила графиня, и слова полились, словно никто с ней не беседовал несколько лет. – Все равно скоро ты сам все поймешь, ведь, живя здесь, рано или поздно в твою душу закрадутся определенные вопросы и сомнения. Не хотела портить наш вечер, но кое-кто уже умудрился это сделать; пусть даже своим отсутствием. Некоторые люди настолько темны в своей душе, что ореол неприятностей исходит от них даже когда их вовсе нет рядом. Франтишек разрушил свое сердце, Роберт! Ты спросишь, почему, а я отвечу. Как ты знаешь, еще давным-давно мы присмотрели невесту из состоятельного рода, и помолвка наших детей считалась делом времени. Время пришло, но какой-то демон напал на моего сына: он второпях женился на никому не известной девушке с не очень хорошей родословной. Причину столь скорой свадьбы он объяснил просто: случилась любовь. А своенравность невесты переходила всякую границу – ты можешь поверить, что она еще не сразу приняла ухаживания Франтишека? Мы с отцом чуть ли не на коленях умоляли этого мучителя одуматься, ведь любовь имеет свойство проходить, а происхождение и знатность с тобой навсегда; мы просили его повременить хотя бы до твоего возвращения, но все тщетно, все было тщетно! Франтишек завязал глаза, заткнул уши и повел под венец свою возлюбленную!

– Как же тогда вы дали благословение?

Графиня прижала ладони к груди.

– Я готова на многое ради своих детей. Рассудила: если он будет с ней счастлив, пусть! Быть может, второй сын окажется более благодарным и сделает хорошую партию, прославляя наш род и дальше. Но он не счастлив!

– Мама! – воскликнул Франтишек. – Я счастлив: я женат на любимой женщине! Ее жизнь была довольно тяжелой, поэтому она такая черствая к нам, но я клянусь, я сделаю так, что ее сердце растает!

– Не путай лед и камень, сын. Льдину ты сможешь растопить; камень навечно останется гранитом.

– Каролина ледяная, но вовсе не каменная, матушка.

Роберт удивился, не ожидая, что за женитьбой – событием, в его понимании, возвещающем о любви – может скрываться семейная распря. Ему стало интересно, что представляет собой Каролина, и графиня с удовольствием и не без язвительности в тоне рассказала все, как есть. Франтишек только добавлял в ее рассказ некоторые детали. Девушка была, что называется, сиротой. Она не знала родителей, потому что они умерли в нежном возрасте дочери. Воспитывала ее тетка; особа не знатная, из чего можно сделать вывод, что и родители не отличались благородным происхождением. Но тетка эта смогла, что называется, выбиться в люди, благодаря своей хитрости и хорошо подвешенному языку в правильных кругах, поэтому стала вхожей во многие семьи. Естественно, графиня Лишка никогда не принимала у себя подобное мещанство. Свою воспитанницу женщина беспрестанно возила по всем балам, надеясь сделать сироте хорошую партию. Франтишек встретил ее на одном из таких. Когда все танцевали, Каролина сидела у стены в небесно-голубом платье, и такая же голубая заколка перетягивала ее темные локоны. Красота девушки казалась такой дивной и далекой, что он не смог оставить незнакомку без внимания. Однако, его приглашение на следующий танец было отвергнуто. Франтишек опешил: он не думал о родословных, он тонул в ее голубом шлейфе и темно-карих глазах. Сопровождающая тут же окружила мужчину по-родительски заботливым вниманием, попутно выяснив его происхождение и некоторые детали о семье. Молодые люди несколько месяцев состояли в переписке; но письма девушки были преимущественно короткими и прохладными. Казалось, ее мало что интересует в этой жизни. Франтишек же решил непременно жениться на девушке и завладеть ее сердцем. Как оно бывает: чем больше она его отвергала, тем сильнее он стремился к ней.

– И, несмотря на все, я добился ее согласия. Мы с Каролиной обвенчались в городской церкви. Вошла она в наше имение как графиня Лишка-младшая. Как бы мать с отцом не заламывали руки, я думаю, что поступил правильно, послушав свое сердце. У бедной девушки не было ни отца, ни матери. Тетку ее интересовали только приемы и светские рауты; я знаю, она в корыстных целях способствовала нашей скорой свадьбе. Но кто-то должен был в этой жизни подарить Каролине искреннюю любовь.

Роберт, дослушав историю, выглядел вдохновленным, но отчего-то голос его казался грустным.

– Я хочу сказать вот что. Спасибо Господу за то, что он хранит покой в моем сердце. Оно свободно от любви, а значит, спокойно. Если бы страсть разгорелась в моей душе, я не знаю, как бы я поступил. Возможно, я бы пошел твоим путем, Франтишек.

Брат с благодарностью похлопал его по плечу.

– Но она ни на что не годная жена! – вновь застонала мать. – Она не интересуется своим домом, хозяйством, не дает указаний слугам. Крестьяне ее тоже мало волнуют, будь ее воля, она бы их всех распустила. А ведь сейчас мы переживаем обострение крепостных проблем! Знаешь, Роберт, что она делает целыми днями? Читает и лежит в постели.

– Мама. Ты же знаешь. У нее слабое здоровье.

– Воспитание у нее слабое, сынок. Хорошая жена, будь даже больной, всегда ведет себя как полагается. Она даже ребенка тебе не родила!

Франтишек изменился в лице. Последняя фраза ударила его по груди, словно брошенный камень. Вилка выпала из ослабевшей руки, громко звякнув о фарфоровую тарелку. Графиня, осознав, что причинила боль сыну, прикрыла рот рукой. Константин все так же отстраненно стал набивать трубку, будто вовсе не слушал, о чем говорили за столом.

– Ну что ты, мама. У нас обязательно будет большая семья и много детей, – пытаясь спрятать резкие ноты в голосе, ответил Франтишек. – Видит Бог, значит, еще не время.

И нельзя сказать, что ужин был испорчен только разговорами о Каролине Лишке, но атмосфера, воцарившаяся в гостиной, своей мрачностью превзошла старинное убранство замка. Доедали молча, в тишине; до десерта и не дошло – аппетит у всех внезапно пропал. Когда Константин Лишка последним встал из-за стола, слуги вновь кинулись, забегали, убирая тарелки, подсвечники, снимая скатерть. Одна из служанок, что ходила медленнее всех, с интересом рассматривала Роберта. Он перехватил ее взгляд; серые глаза девушки горели белым огнем, и юноша даже на мгновение смутился: нечасто ему доводилось рассматривать прислугу. Гувернер его, утомленный с дороги и промолчавший практически весь ужин, переплюнув по немногословности самого хозяина, предложил удалиться спать, что они с воспитанником и сделали. Несмотря на время года, в этом замке всегда ощущалась зябкость, ведь дело было отнюдь не в погоде.