Шрифт
Source Sans Pro
Размер шрифта
18
Цвет фона
ЧАСТЬ 1
ГЛАВА 1
– Разнесу деревню дрыном
до последнего венца!
– Ты не пой военных песен,
не расстраивай отца!
Признаюсь, с самого начала имел я к этому избраннику народа, владельцу заво-дов, газет, пароходов, самолетов и прочего дорогостоящего добра очень нехорошие чувства. Очень. С подобным эмоциональным настроем не в телохранители, а только в киллеры бесплатные идти.
Когда же я его, поганца, живьем увидел… Словами тут делу не поможешь, нету таких слов, чтобы мои чувства описать. Ну, у меня нету. Этакий жирный коротышка неопрятный: все пальцы в шерсти и перстнях, головешка наоборот плешивая, а уж харя – чисто блин масляный, такая же плоская и лоснящаяся. Аскер Мамедович Аскеров. Личность известная, уважаемый человек в высоких кругах. В баньку собрался, дарагой. Девки с ним, аж целых три штуки, поголовно в блондинок крашеные. Коньяк, закусь и прочие атрибуты полусветской жизни городской элиты – в достаточном количестве. Он, значит, гулять будет, а я оберегать его от народных масс и сподвижников.
В общем-то, я бы, наверное, не обратил внимания ни на его внешность, ни на девок – повидал таковских во всяких видах – и стерег бы Аскеровский гигиенический процесс не хуже пса цепного… если из-за дежурства этого внепланового не пролетел бы с давно намеченной вечеринкой. И сколько угодно можно убеждать себя, что Аске-ров тут совершенно ни при чем, раз уж Никола прихворнул, что гневаться грешно, а вот поди ж ты – один черт кулаки чешутся шею депутатскую намылить докрасна. Без мыла. А девкам продажным – задницы надрать. Ремнем. У меня для такого дела как раз подходящий – из натуральной буйволовой кожи. “Ливайс”, фирменный.
Ну, приехали в баньку загородную. Лес, речка, заборчик – не бетонный, а чугун-ный, под Каслинское литье. Шестерки сразу забегали, коробки таскаючи, мы с напар-никами все окрест обнюхали, внутри пошарили, приглашаем: «Все чисто, мил человек, иди, парься!»
Вывалился он из своей «Вольвы», девки за ним. Мы, как раньше договорились, рабочие зоны занимаем. Мне выпало при входе работать. И то благо, до конца помывки рожу противную видеть не придется.
Бдю. Скучаю. Час прошел, другой проходит. Депутат продолжает широко отды-хать, о чем меня перманентно извещает задорный женский визг. Щекочет он их, что ли? “Щекотун, блин!” – хохотнул я. И сразу снова приуныл. Вспомнил, что кабы не он, так и мне бы нашлось, чем сейчас с девчонками заняться. Со своими, понятно, не с этими, прости их, Господи…
И только я приготовился пустить из глаза горькую слезу обиды, как на улицу одна из тех ночных бабочек выпорхнула. Покурить. Слово за слово, разговорились. Я бдительности стараюсь не терять, за то мне и платят. Но трудно нести службу по уста-ву, когда рядом красотка полураздетая в шубке короткой на аппетитное тело, вполне вероятно голенькое; а принципал – в свою очередь гад, каких мало. И которого ни одна баня в мире уже не отмоет.
Да ему это и ни к чему.
Жанна, как представилась девчонка, блондинкой оказалась натуральной, на это дело глаз у меня наметан. К великому моему изумлению, не обделена она была и кое-какими мозгами и даже чувством юмора. Вдобавок выяснилось, что она – выпускница той же Alma mater, что и я. Случится же такое! Как все-таки тесен мир… (Кажется, это еще до меня наблюдательные люди заметили.)
Признаюсь, размяк.
И совсем мне стало не до караула, когда, приблизив ко мне горячее лицо и водя нежно ноготками по рельефной груди моей, начала Жанна намекать, что я – как раз тот самый славный парень, с которым она готова и невинность потерять, и даже на Аскера положить. С прибором. Прямо тут. Надоели мол, ей до чертиков желеобразные пузаны. И что мои стальные мышцы приласкать – самое ее заветное желание с детсадовских еще времен.
И далее в том же духе.
Я зубы скалю, но чувствую, слова ее на благодатную почву падают.
Только одно меня, некурящего, и удерживало от злостного нарушения всех и всяческих правил да предписаний охранной службы – то, что от нее табачищем здорово припахивало. Но и этот редут готов был уже сдаться на милость победителя, когда…
– Нет, блин, этот господин Аскеров точно задумал стать моим личным врагом! – заорал я в лицо высунувшейся из предбанника серенькой личности депутатского рефе-рента, пригласившей меня на срочную аудиенцию «ки шефу».
– Не имею права, понял! – добавил я и демонстративно отвернулся.
Жанна с безразличным видом прикуривала сигаретку, делая вид, что совершен-но со мной не знакома. «Все-таки боится», – понял я и выказал не меньшую индиффе-рентность к хорошенькой блондинке, уставившись сквозь стеклянные двери на осен-нюю хмарь. Вместо сигареты я кинул в рот ментоловый леденец.
Референт обругал меня нехорошо по-своему, упоминая мою «баши», которая неоднократно кем-то «сичмэ». Исчез он прежде, чем я успел рассказать ему, где видел недавно его родственников, и что такое занятное делал там с ними многочисленный крупный рогатый скот, грязные ослы и линялые вшивые верблюды.
В ожидании второй серии (а что она обязательно последует, сомнений не было), я припоминал кое-какие тюркские выражения, способные стать в горных местах при-чиной затяжной клановой войны. Меня от этих мест, к счастью, отделяли многие сотни километров, и я готов был рискнуть.
Рисковать, однако, не пришлось. Скоро на месте приемного сына всех племен-ных ишаков губернии появился Юра по прозвищу Долото, наш старшенький. Он торо-пливо затолкал в карман штанов что-то, напоминающее денежку, и мотнул мне голо-вой:
– Ты это, того… под мою ответственность.
Я нехотя потащился во влажную жару предбанника.
Аскер Мамедович возлежал на широком топчане, мало-мало прикрывшись мах-ровым полотенцем с журавлями (или цаплями?) и Фудзиямой. От жары его блин по-крылся обильным потом и показался мне еще менее привлекательным, чем раньше.
– Иэ, ты пачэму не слюшаешь старших, да? Иэ, сказали «иды», надо пабегом па-бежать. – Он щелкнул пальцами, и референт подскочил ко мне, протягивая ключи от машины. – Хател, тебе, панимаешь, каньяк-маньяк угощать, а щас нэ хачу! Иды, да, на рынок Заречный поедь. Тофика Муртазова найди, зелень-мелень возьми, сюда вези. Пабегом давай! – взвился он, видя, что я не реагирую. – Пабегом, гаварю, пока не пас-тавил тибе раком и не изделал питухом!
– Плохой ты, дядька, психолог. И как только таких тупиц в депутаты берут? – преувеличенно спокойным тоном поинтересовался я. – Потому что был бы хорошим, заткнулся бы на половине своей безрассудной речи. И в рыло бы не получил. Ну а те-перь уж поздно, пришло время камешки собирать!
Я быстро метнулся вперед, схватил его за маленькие крепкие ушки и пару раз приложил мордой об колено. За спиной задвигались. Я обернулся, поводя стволом «Макарова» от Юры к референту и обратно. Серегу, третьего бодигарда, я не боялся, он патрулировал периметр бани и внутри появиться не мог. По крайней мере, пока не под-нимется стрельба. А она не поднимется: Долото на пару с братом копытных сноровисто занимали положение лежа на полу с заложенными за голову руками. Вот что значит опыт, и объяснять ничего не понадобилось! Юра, ясное дело, видывал, как я стреляю, и решил просто не нарываться. Референт же, видимо, был сам по себе человеком умным и осторожным.
Чего не скажешь о его шефе.
Аскер Мамедович, беспрестанно ругаясь на двух и более языках и отплевываясь выбитыми зубами, поднимался с пола, сжимая в волосатом кулачке красивый блестя-щий кинжал. Хорошая вещица. Вероятно, им разделывали баранов и врагов еще депу-татские предки, настолько кинжал был настоящим. Прадеды-то, может и сумели бы вспороть мне брюхо или горло, но, увы, у их цивилизованного потомка сноровка была не та. Резать колбасу и резать людей – вещи абсолютно разные. Не знаю, успел ли во-инственный депутат понять это, прежде чем снова рухнул на пол, картинно раскидав руки и непристойно – ноги. Блин его стал выглядеть совсем богато, густо украшенный красной икрой разбрызгавшейся крови.
Я брезгливо набросил полотенчико на шерстяные чресла. Немного полюбовался гравировкой перекочевавшего ко мне оружия настоящих джигитов. Признаюсь, едва удержался от мародерства.
– Ты чё, Капрал, гребанулся? – подал голос залежавшийся в неудобной позе Юра. – Ты чё – кретин? Не втыкаешься, на кого залупился?
Я весело подмигнул блондиночкам, бесстрастно плескавшимся в бассейне. При-ставив палец к губам, прошептал: «Тсс!» Блондиночки слаженно кивнули. Затем по-добрался с наиболее безопасного направления к заботливому Долоту, опасному своим рукопашным мастерством. Постучал его слегка по бритому затылку стволом пистолета и менторским тоном сообщил:
– Иные, может, и зовут меня Капралом – так это мои друзья. Ты, Юра, мне те-перь уже не друг. Я тебя больше и знать-то не хочу. Доставь мне удовольствие, Юра, обращайся ко мне в дальнейшем по имени-отчеству. Отчество моё, если помнишь, Ар-тамонович. Иначе я стукну тебя по голове и очень больно.
Юра доставить мне удовольствие не захотел и решил лучше промолчать.
Только пыхтел недовольно.
Я осторожненько собрал все оружие (у референта оказался «Вальтер ПП», а у Долота – «Макаров» и электрошокер) и средства связи. Разрядил пистолеты и шокер, полюбовался еще раз на кинжал и булькнул скопом в бассейн, под ноги девочкам. По-том посоветовал мужчинам «не шутковать» и с достоинством пятясь, покинул поле боя.
Жанна все еще курила. Она обернулась на звук запираемой мною двери в «апар-таменты» и сделала неуверенную попытку к сближению. По лицу ее почему-то бежали слезы. Я отрицательно покачал головой. Потом запихал в парилку ничего не понимаю-щего банщика, подпер дверь крепким с виду деревянным креслом и вышел на свежий воздух.
На зов брелока автомобильных ключей отозвалась красная «Хонда» референта. Я забрался на место водителя, завел двигатель и посигналил.
Серега не заставил долго ждать.
– Увольняюсь, – кротко объяснил я ему, вручая казенный ПМ с заклиненным двумя ломаными спичками затвором. Затем газанул и с пробуксовкой рванул с места, оставив позади спокойную жизнь, а может и жизнь вообще…
Водитель из меня никудышный. “Чайник”. Гроза пешеходов. К счастью, их было немного на улицах в этот поздний час.
Автомобиль остановил в квартале от институтского общежития.
Дело в том, что телохранителем я только подрабатываю. Подрабатывал, то есть, до сегодняшнего инцидента. Вообще-то я инженер-конструктор в престижном еще не-давно и полудохлом нынче Императрицынском НИИ тяжелой прокатки. Молодой спе-циалист. Надежда, стало быть, отечественной металлургии.
Сначала моя научная карьера складывалось, как будто, неплохо.
В этом самом ИНИИТП, куда я устроился после института с громким званием «инженер-механик», встретили меня более чем радушно. Сходу приняли в подотдел зубчатых и обгонных муфт, положили умеренно приемлемый для недавнего студента оклад и обласкали местом в чистеньком и уютном общежитии. Однако сразу предупре-дили, что блюминги и слябинги сейчас мало кому нужны даже задарма, а поэтому, если я желаю достойной моего высокого образования жизни, придется подрабатывать где-нибудь еще.
Я, признаться, ленив. И достаточно неприхотлив – после студенчества-то. А еще, как выяснилось несколько позднее, безумно наивен. Лучше потерплю, решил я, чем сверх нормы горбатиться. А вечерами буду лаборанток в общаге тискать да в спортзал ходить – мышцы накачивать.
Терпел я эдак, терпел, месяца три, не меньше, а потом и без того поджарый мой живот окончательно подвело. И спортивные тренажеры тут ни при чем. Голодно, дя-денька, голодно… Да и лаборантки предпочитают, оказывается, сперва выпить шампан-ского, покушать шоколада и фруктов, а уж только после этого подставлять прелести под ищущие человеческого тепла руки. В пристойный тренажерный зал и подавно бес-платно не пускают…
Н-да… Присел я как-то перед своим кульманом и пригорюнился, вперив в чис-тый лист ватмана невидящий взгляд. Начальник группы, многомудрый пятидесятипя-тилетний к.т.н. Вадим Петрович, видя такое дело, похлопал меня по поникшим плечам и предложил не дурить, а попробовать себя в роли консультанта по интимным круже-вам:
– И ходить далеко не надо, и дамы будут в явном восторге от такого мальчика, ма-о-денького да кудрявенького.
Почему он вспомнил про кружева, спросите? Как же, весь первый этаж НИИ от-дан был по причине общего безденежья в аренду двум шикарным салонам: компьютер-ному и дамского белья. Что, понятно, служило благодатной почвой для не иссякающего потока однообразных шуточек.
Я решил, что черт чем только не шутит, и отправился вниз. Пытать счастья.
На дамский салон решительности у меня, конечно, не хватило, но в компьютер-ную лавку я завернул, ведомый мнением о себе, как о неплохом знатоке представлен-ного там товара.
Прилизанный молодой человек с глянцевым бэджем на кармане белоснежной рубашки, оглядев меня с ног до головы и обратно, радостно затряс головой.
– Великолепно, юноша! Вы чрезвычайно верно поступили, обратившись именно к нам! Идемте, я представлю вас управляющему. Если вы ему понравитесь, а так скорее всего и будет, то отдел кадров вот здесь, а костюмерная – здесь, – сообщил доверитель-но прилизанный.
При чем тут костюмерная, я понял только в кабинете компьютерного босса.
Думаю, правда, сам он одевался преимущественно в соседнем салоне.
Вылетев, как ошпаренный, из его неумеренно ласковых объятий на волю, я пу-лей промчался через все местное подразделение Содома, вытирая носовым платком за-лапанные престарелым геем ладони и отмечая боковым зрением то, на что не обратил внимания раньше. Среди персонала не было ни одной девушки…
Еще с месяц я толкался там да сям, но безрезультатно.
И пришлось мне, горемычному, двинуть туда, куда двигать хотелось меньше всего. Но где ждали таких как я удальцов, богатых боевым армейским опытом, с рас-простертыми объятиями. По крайней мере, я подыскал фирму, согласную на совмеще-ние моей инженерной деятельности с работой, предоставленной ею. Без заметного ущерба для обеих. Называлась фирма частным охранным агентством «Булат». Стерег я, ночь через две, небольшую лавочку, наживающуюся на ночных любителях горячих блюд от хорошей кухни.
Тем и жил. До сего несчастливого дня.
Подменил Николу, называется!
Ручки мои уже здорово дрожали, а место, грубо называемое “очком”, выполняло рефлекторное движение «жим-жим». Я забросил ключи в ближайшую сливную решет-ку и крадучись двинулся к месту обитания молодых специалистов ИНИИТП. Сегодня я по своей дурости пренебрег одним из главных спецназовских правил выживания: «Не суй голову туда, откуда не сможешь ее высунуть». Пока эту пустую баклагу еще не прижало окончательно, нужно было «ложиться на тюфяки». Рвать когти, одним словом. И чем дальше, тем лучше.
Вариантов, к счастью, было целых два, и я пытался спокойно взвесить каждый из них.
Можно махнуть в черт-те где лежащее, глухое и забытое властями лет десять на-зад село Шайтанкулово, в котором живет и трудится новый башкирский фермер, а мой школьный корешок Асхат. Надобно только иметь чуточку везения с электричками, по-путками и постами милиции.
Можно сгинуть на пасеке у дядьки Прохора. Для этого придется где-нибудь раз-добыть надувную лодку, так как плавать через не больно-то узкие лесные речки голы-шом в октябре дано далеко не всем.
«Ну, ладно, – пошел я на компромисс. – Для начала главное – удрать из города, а там видно будет».
Трудное решение было принято, и я несколько расслабился.
Вот тут-то и выскользнули из ближайшего подъезда три недобрых молодца со знакомыми лицами. Пока я колесил по городу, пытаясь не нарваться на дорожный пат-руль, мои недавние антагонисты выбрались, как видно, из баньки и настучали на меня в «Булат». Судя по тому, что не в государственные органы, меня собирались или сильно уродовать, или убивать.
Вел террористическую группу мой постоянный спарринг-партнер Никитка, ост-роумно прозванный Кожемякой. Других бойцов я даже по прозвищам не знал. Видать специально набирали тех, кто со мной знаком лишь шапочно – за исключением Никит-ки. Ну, с ним все было понятно. Уязвленное самолюбие. Кожемяка слишком часто страдал от невозможности порвать мне шкуру в тренировочных и аттестационных схватках. Силы хватало, а ума… Решил, значит, поквитаться.
У всех троих в руках были милицейские дубинки, и ухо надо было держать вос-тро.
Мы закружились по скупо освещенному далеким фонарем двору. Я, как того требовала тактика, держался крайнего варнака, старательно уходя от остальных. Мсти-тели за депутатскую честь тактике, видимо, не обучались, потому добросовестно бега-ли по выстраиваемой мною траектории. Она-то и завела двух безымянных героев за детскую избу на курьих ногах, оставив меня наедине с запыхавшимся Никитой. Пусть совсем ненадолго, но мне хватило и этого. Как одолеть Кожемяку, я отлично знал. И всего через мгновение от души вогнал отнятую дубинку в верхнюю треть его накачан-ного пресса. Дубинка оказалась гораздо тверже. Кожемяка завалился на пожухлую осеннюю травку и собачьи экскременты, безрезультатно хватая ртом холодный воздух. Минут десять на него можно было не обращать внимания.
Дальше дело пошло веселей. Я по мере сил отмахивался все той же дубинкой от супостатов, пытаясь снова завести их на выгодный мне ландшафт.
Удача не повернулась ко мне спиной. В отличие от одного из нападавших. Он неловко ступил на обломок кирпича и, пытаясь не упасть, подставил под удар голову. Я зевать не стал, приложился от души. Жаль, перестарался. Кожемякова дубинка по не-понятной причине выскользнула из пальцев налимом. Я остался безоружным.
Последний вояка, играя в кинобоевик, отбросил благородно свой “анальгин” и пошел на меня пригнувшись и покачиваясь на полусогнутых ногах. Цену его благород-ству я понял, когда он филигранным движением выхватил, будто из воздуха, нож-бабочку, одновременно раскрывая его в боевое положение.
Я почти обрадовался. Паренек, конечно, забавлялся в жизни ножичком, это было заметно. Но меня-то обучал владению холодным оружием и приемам защиты против бойца, вооруженного ножом, капитан Пивоваров! Да и многолетняя практика забоя скота в родной кержацкой деревне, где мальчишки с десяти лет приобщаются к этому непростому ремеслу, тоже кое-чего стоила. Я подался вперед, на самый клинок, однако в последний момент, когда противник уже торжествовал победу, повернулся вполобо-рота, одновременно захватывая его руку…
Отнятым ножом я кровожадно «пописал» обе его кисти. На долгую память. По-сле чего милосердно оглушил страдальца ударом кулака по темечку. Раны я оставил неглубокие, небось кровью не истечет. Зато будет в другой раз думать, прежде чем хва-таться за острые железки с целью членовредительства.
Несмотря на блестящую викторию, триумфатором я себя не чувствовал. Да, драчка на время закончилась, но!.. Что дальше?
Когда я подошел к общаговскому порогу, адреналин продолжал кипеть в моло-децких жилах. Поэтому я без излишних раздумий врезал по корпусу вставшему у меня на пути статному дяденьке. Врезал, да не попал… Зато дяденька очень умело и болез-ненно скрутил меня как ягненка и оттащил за выступ высокого крылечка.
Захват был так изумительно хорош, что я совершенно расслабился, не желая сворачивать себе шею и ломать руку.
Дяденька, показав боевой опыт, на мою хитрую уловку не поддался, и давление наоборот усилил. А потом удивительно звучным и красивым голосом предложил мне успокоится, заявив, что сам он «не с этими громилами». Я покорно пообещал в надежде на его честность и трофейную «бабочку» в рукаве.
– Филипп, – с неуловимым акцентом сказал он, отпуская меня и одновременно ломая крылышки отнятому стальному насекомому. – Я вижу, вы попали в очень непри-ятную ситуацию. Боюсь, что ваших бойцовских навыков надолго не хватит. Да и ни к чему они станут, когда за вас возьмутся не эти смешные любители, а специалисты из ОМОНА. Как вы думаете, Филипп?
Вопрос был риторическим.
Ответа я не знал, но, чтобы не оставлять слово за ним, заученно выдал:
– Иные, может, и зовут меня Филиппом, так это мои друзья и знакомые. Вы, дя-дя, мне не друг. Интересно, откуда вы вообще меня знаете? Я что-то не припомню, что-бы нас друг другу представляли. Поэтому, будьте добры, обращайтесь ко мне по име-ни-отчеству. Отчество мое Артамонович.
Мужик задумчиво дослушал до конца и спросил:
– Филипп Артамонович, можно, я все-таки стану звать вас как-нибудь попроще? Фил, например? Это ближе к моим речевым традициям и значительно короче…
Окинув его взглядом (речевые традиции, ишь ты!) и оценив разницу в возрасте, я нехотя согласился.
– Хорошо, пусть будет Фил.
– Замечательно! Я – Игорь Игоревич. Фил, вы не ответили на мой вопрос отно-сительно ваших дальнейших планов. – Он вопросительно уставился на меня, совер-шенно не мигая.
Мне, конечно, хотелось узнать, почему, собственно, я должен ему каяться “от-носительно дальнейших планов”. И звать его, явно нерусского мена, Игорем Игореви-чем. Но времени на пикировку, скорее всего, уже не оставалось.
Так что спросил я совсем о другом:
– А что вы предлагаете?
Нищему собраться – только подпоясаться.
Пока я кидал в спортивную сумку белье и прочую мелочь, Игорь Игоревич стоял у двери, бубня что-то в крошечный мобильник и немигающим взглядом вперившись в малость напуганного Димку – моего соседа по комнате. Димка старательно отводил от него глаза и шепотом выспрашивал меня, интересуясь «куда тебя понесло на ночь гля-дя с этим психом»?
Я признался честно:
– Димон, я свалял огромного дурака. За мной началась охота, и я сматываю удочки. Советую и тебе покинуть комнату. Отправляйся к своей Ксюше. Прямо сейчас и двигай. А то придут за мной, не найдут… Как думаешь, на ком захотят выместить злобу?
– На том, кто под руку подвернется, – сообразил Димка.
– Умничка, – похвалил я. – Не дай Бог, сломают тебе что-нибудь. Рёбра, к при-меру. Ногу тоже могут. Или шею, типун мне на язык. – Я взялся за блокнот, наскоро набросал несколько строчек. – Вот тебе записочка, отправишь моим папе-маме. Да не вздумай проболтаться, куда я свалил на самом деле.
– А куда ты свалил на самом деле? – Димка начал поспешно натягивать «выход-ные» штаны с наглаженными стрелками. Любопытства, понятно, не утратил.
– В иностранный легион, Димуля!
Прозвучало мое признание так весомо, что парнище, скакавший на одной ноге, с другой, продетой в штанину, закачался и рухнул на кровать.
– Ты гонишь… – затянул недоверчивый сокамерник.
Я кивнул в направлении двери, на каменную глыбу Игоря Игоревича. Димка оценил выражение его морды и приумолк.
– Жди открытки с видами Африки. – Я покрутил в руках старенькие комнатные тапочки и с сожалением бросил под койку. – Будь здоров, Димка. Будь ты здоров, черт старый!
– И тебе того же!
Мы крепко обнялись. Забросив сумку за спину, я шагнул к дверям.
На улице нас уже ждал старенький микроавтобус «УАЗ». Сквозь облупившуюся серую краску проглядывали красные кресты. Да и окна, забранные матово-белым стек-лом, не оставляли сомнения в том, что машина некогда принадлежала «Скорой помо-щи».
Игорь Игоревич забрался на место по соседству с водителем, радушно предло-жив мне весь остальной салон. Должно быть, потому что в нем было довольно про-хладно и неуютно. Трубчатая конструкция на месте, где прежде располагалась кушетка для «лежачих» пациентов да пара обтянутых вытертым дерматином сидений по бокам – вот и вся роскошь, полагающаяся рейнджеру-новобранцу.
Каркас бывшей кушетки я отверг сходу и выбрал левый стульчик. На мой взгляд, он был чуть менее продавленным. Затем я постучал в окошечко, отделяющее салон от кабины. Обернувшемуся водителю изобразил этакого бравого машиниста па-ровоза, подергав с дурашливым видом свисающие с потолка останки какой-то меди-цинской системы, и прокричав: «Ту-ту!» Я изо всех сил пытался убедить себя в собст-венной готовности к предстоящим африканским приключениям.
Получалось почему-то плохо…
«УАЗ» дернулся и покатил, рывками наращивая скорость. Водитель был нику-дышный, вроде меня, но машина вела себя на удивление хорошо, даром что древняя. Ни тебе скрежетания при переключении передач, ни бешеного рева дырявой выхлоп-ной трубы.
Игорь Игоревич вставил в потрепанную автомагнитолу кассету и прибавил громкости. «По дороге разочарований снова, очарованный, пройду. Разум полон смут-ных ожиданий, сердце чует новую беду», – ворвался в кабину знакомый голос.
Знал он, что ли, Игорь Игоревич этот, мои музыкальные пристрастия?
– Сердце чует новую беду, – пробормотал я. Крайне символично.
Сквозь матовые боковые окна, как и сквозь заднее, не было видно вообще ниче-го. Пришлось тянуть шею, выглядывать в лобовое стекло. Мои попутчики-наниматели были люди плечистые, но кое-что увидеть все-таки удалось. Оказывается, мы уже вы-ехали за город, вдобавок свернули на какой-то проселок. Вдоль дороги тянулись тоск-ливые заросли сухой полыни и чертополоха, освещаемыми «дальним» светом фар. Иногда промелькивали встречные машины. Однако вскоре и эта роскошь стала недос-тупна. Пошел снег, да такой густой, что казалось, будто я смотрю не на дорогу, а в эк-ран черно-белого телевизора, потерявшего настройку. Полынь была значительно живо-писнее. Встречное движение тоже почти прекратилось.
Я устроился поудобнее (удивительно, но это мне вполне удалось) и задремал…
Проснулся оттого, что мы остановились. Или потому что выспался? Когда толь-ко успел?
В окошечки проникал яркий свет. Я взглянул на часы – и огорчился. Китайская штамповка, служившая мне верой и даже некоторой правдой на протяжении добрых семи лет, впервые меня подвела. Дисплей был мертвенно пуст. И это после того, как я всего месяц назад поставил новую батарейку, да не барахло какое-нибудь, а «Варту»!
С первой же рейнджерской получки куплю себе хорошие часы.
Я приблизил губы к запястью и прорычал злорадно в стекло:
– Ме-ха-нические!
Пока новых часов не было, и я прислушался к своему организму. Организм сиг-нализировал, что времени прошло уже достаточно много. Даже очень много – я чувст-вовал себя настолько бодро, словно проспал часов десять. Мочевой пузырь, кстати, из-вещал примерно о том же. Но не могли же мы за десять часов ни разу не остановиться? А я бы это сразу заметил и проснулся. Как, наверное, любой на моем месте – кроме, разве что, вдрызг пьяного.
И почему конечности мои не затекли и зад не отсижен?
Я снова постучал в окошечко, отделяющее салон от кабины. Доброхоты с той стороны задернули его плотненькой занавесочкой. Верно, чтобы не мешали моему бо-гатырскому сну фары встречных транспортных средств.
Занавесочка отодвинулась, я обалдел.
Наш «УАЗ» стоял перед громадными, теряющимися за пределами обозримой области, воротами. Ворота были насыщенного зеленого цвета и почему-то казались слегка изогнутыми – как если бы были частью огромной полусферы. Кроме того, стоя-ла самая настоящая ночь (это после десяти-то часов, прошедших в пути!), а свет, про-никающий через матовые окошечки, принадлежал невидимым, но угадываемым осве-тительным приборам. Чрезвычайно мощным осветительным приборам.
Шофер, открывший мне глаза на мир, откинулся в своем анатомическом кресле и со вкусом потянулся, широко зевая. Притомился, значит, родимый.
Игорь Игоревич разговаривал через приоткрытую дверь с привратником.
Я прислушался, прислушался… ПРИСЛУШАЛСЯ – и ни черта не понял. Ниче-гошеньки!
«Заспанные» было сомнения вновь полезли наружу: язык был незнакомым. Лад-но бы просто иностранным (я, в общем-то, даже и ждал, скажем, французского, хоть и не так рано); нет же – совершенно нездешним! Предложения были совсем короткими, одно-два слова, не более, а затем – долгая-долгая пауза. Но не это главное. Само по-строение слов лишало меня малейшего шанса вспомнить что-либо подобное. Начина-лось все с певучего гласного звука, тянущегося куда-то в поднебесную высь, и вдруг резко обрывалось дробью рассыпанных по металлу хрустальных шариков, шаров и ша-рищ. Шары скакали так долго, что не у всякого оперного Паваротти хватило бы дыха-ния вытянуть. А тут – на тебе: обычные мужички с улицы, разве что широкогрудые.
Привратник, впрочем, был очень хорош. Особенной, киношно-спецназовской статью: мышцы так и перли наружу, грозя разорвать облегающее трико того же цвета, что и ворота. На роже, и без того бандитской, красовался глубокий и страшноватый шрам, стягивающий левый глаз едва не до подбородка. Что там у него было на ногах, я не видел, а вот на бритой башке лихо сидел со вкусом и знанием заломленный берет ярко-малинового цвета без каких-либо знаков различия.
Тут мочевой пузырь меня доконал, и я бросился наружу, оставив прочее на по-том.
Боковая дверь, через которую я влезал, оказалась на замке (и когда только успе-ли запереть, на ходу, что ли?), ручки изнутри не было, и я бросился к задней. Благо-словляя внутренние запоры, которые всегда готовы выпустить человека в пику наруж-ным, вывалился на дорогу и метнулся к колесу. Всякий знает, что в дороге по-другому нельзя – удачи не будет. Отведенное в подобной ситуации законами Мерфи & Podlosty время повозился с молнией и прочими заслонами, одолел наконец… и чуть было не за-был, зачем я собственно, тут пристроился.
Мне открылась последняя деталь, подводящая черту под картиной, начатой чу-довищными воротами с их стражем и его непонятным языком.
Через весь обозримый небосвод сверкающей серебром дорогой струилось нечто.
Представьте Млечный Путь, сияющий в десятки раз ярче, нежели обычно. Моих зачаточных познаний в астрономии хватило только на то, чтобы сопоставить грандиоз-ную серебряно-туманную полосу с кольцами Сатурна.
Удовлетворившись этим объяснением, я наконец-то расслабился…
