Уроки горы Сен-Виктуар (сборник)

До этой тетралогии знакомство с творчеством Петера Хандке ограничивалось фильмом "Небо над Берлином" и любимым стихотворением из него "Когда ребенок был ребенком...". Тетралогия "Учение горы Сен-Виктуар" оказалась очень разной, каждая часть со своим настроением. "Медленное возвращение домой" это северные просторы, ландшафты, геологические разрезы, племена, живущие своей самобытной жизнью рядом с надвигающейся "цивилизацией". И если читатель проберется через этот насыщенный и плотный текст, то он будет вознагражден. Непосредственно "Учение горы Сен-Виктуар" - это путешествие по югу Франции, связанное с творчеством Сезана. Также это Париж и Берлин с их ритмами жизни и настроениями.

Для меня это было межвременье: целый год без определенного места жительства. ... Все это время я нигде…

Недели две тому назад начала читать Питера Хандке  «Уроки горы Сен-Виктуар», и постепенно оказалась на распутье: с одной стороны вроде бы хочется поближе познакомиться с кем-то из современных авторов, к которым меня - не знаю по какой причине - не тянет совершенно; а с другой, я лишний раз понимаю почему меня к ним не тянет.

И это не из упрощённой серии «нравится/не нравится» или «моё/не моё». Вам может не нравится арахисовое масло, намазанное на хлеб, но чтобы понять что оно из себя представляет, и какой имеет вкус, его нужно, как минимум, попробовать. Примерно так и с этой книгой Хандке.

Выбрала её, взяв по абонементу на Литрес, но фамилия самого писателя мне была уже знакома – она всплыла всвязи с присуждениемс Хандке Нобелевской премии по литературе в 2019 г. и, как сдедствие,…

Размеренный, спокойный, созерцательный; лауреат Нобелевской премии Хандке — идеальный кандидат для медленного чтения. Мне посчастливилось быть редактором этой книги, и теперь я могу поделиться, что представленные в сборнике тексты, во многом разные, но схожие в своей медитативности, — настоящие сокровища. Всем, кто любит вдумчивое чтение, наполненность смыслами и многослойность языка, я бы посоветовала прочесть эту книгу. Она медленно погружает в литературный транс и любого превращает в изящно мыслящего философа.

Ты ещё ребёнок или уже немка?

Детская история , третья книга тетралогии Петера Хандке, не связана с предыдущими двумя и посвящена опыту отцовства писателя. Во многих отношениях уникальному. Дело в том что Хандке воспитывал дочь Амину практически в статусе отца одиночки. В шестьдесят девятом году, когда она родилась, брак писателя трещал по швам и появление ребенка только усугубило проблемы. Нет жена не была матерью-кукушкой, ни одного худого слова в её адрес в книге не сказано. Просто они всё обсудили и пришли к совместному решению, что большую часть времени ребёнка будет воспитывать отец.

И началась для него новая жизнь весёлая и интересная, не понаслышке знакомая женщинам которые растили ребенка в-одиночку. Со всем комплексом сопутствующих переживаний. Это когда у ребенка газики.…

Зелень лавра, доходящая до дрожи. Дверь распахнутая, пыльное оконце, стул покинутый, оставленное ложе. Ткань, впитавшая полуденное солнце.

Тетралогия, вопреки ожиданиям, не цикл произведений, объединенных общим сюжетом или сквозными героями. Все книги в ее составе автономны, "Учение горы сен Виктуар" не составляет исключения. Однако после тяжко депрессивного "Медленного возвращения домой", второй роман читается удивительно бодро. Не роман в привычном смысле, скорее сборник эссе, объединенных фигурой автора.

Хандке выраженный синестетик, рассказывает о своем восприятии живописи, главным образом пейзажной, и собственно о ландшафтах - главном источнике восполнения жизненных сил. Его синестезия ориентирована на восприятие света, цвета, перепадов высоты, взаимного…

Назови мне такую обитель, Я такого угла не видал, Где бы сеятель твой и хранитель, Где бы русский мужик не стонал?

Гражданский пафос Николая Алексеича, обращенный на русского мужика, к австрийскому применим не в меньшей мере. Вопреки утверждению, про "хорошо - смерть" люди повсюду примерно одинаковы и непосильный труд в тяжелых условиях везде ведет к одному: ранний износ физического тела, преждевременное старение, болезни. "По деревням", четвертая книга Тетралогии Питера Хандке - повесть-пьеса о маленьких людях. Повесть-пьеса это как? Это список действующих лиц в начале и четкое ощущение сцены, на которой луч прожектора выхватывает из темноты очередного говорящего, все время, пока читаешь.

Сестра Софи, продавщица в местном магазине и два брата. Старший, Грегор, сумел выбиться в люди,…

Лишать корней других величайшее преступление, лишать корней себя - величайшее достижение.

У него вязкая, тягучая, напрочь лишенная занимательности проза с уникальным свойством забываться тотчас после того, как отводишь от прочитанного глаза. Последнее наблюдение не мое, но соглашусь с ним полностью. Входить в текст Петера Хандке было очень непросто, некоторые фрагменты перечитывала по два-три раза, чтобы комфортно разместиться внутри этого пространства и позволить ему уместиться внутри себя. Но оно того стоило. И речь не о снобском желании скоренько составить представление о новом нобелианте (по крайней мере, не только о нем). Дело в особом читательском чутье, отчасти положенном изначально, частью выработанном многолетними экзерсисами, уже на старте позволяющем предполагать…

Зогер - исследователь ланшафта, он для него и научный интерес и религия. Контуры, линии и неровности помогают ему бороться с "Великой Бесформеностью, с её опасными капризами и настроениями". Он - образцово-показательный профессионал (так он ъво всяком случае себя назвал), который однако пока что ничего полезного не сделал.

«Вера Зоргера была ни на что не направлена; просто благодаря ей он мог, когда это ему удавалось, превращаться в часть «своего предмета» (дырчатого камня, а иногда и башмака на столе, какой-то ниточки на микроскопе), и она же наделяла его, часто такого подавленного, только теперь ощутившего себя настоящим исследователем, чувством юмора, и тогда, погрузившись в состояние тихой вибрации, он принимался просто более пристально рассматривать свой мир.»

Львиная доля…

Чего невозможно не заметить и не отметить, так это великолепный русский литературный язык (хвала переводчику!). Масса визуально-материальных образов, высокая наполненность красками и оттенками, запахами, ароматами и фимиамами, природно-геометрическими формами и звуко-шумовыми пятнами. Точность и обилие деталей описываемого Хандке мира — как у непревзойдённого Золя! Невероятная плотность мелочей, буквально присутствуешь в описываемом автором месте, и видишь и рассматриваешь, наблюдаешь и созерцаешь вместе с ним те пространства и виды, о которых он рассказывает с фотографической точностью. И если первая часть тетралогии «Медленное возвращение домой» грешит переусложнёнными литературными формами, засилием многажды сложносочинённых и сложноподчинённых предложений, сидящими друг на друге…