Святая Русь. Вечер столетия

Эта книга Балашова мне понравилась больше всех остальных. Здесь есть всё то, что мне понравилось в предыдущих книгах Дмитрия Михайловича: величие исторического полотна, органично вписанные в текст старинные слова и фразы и отлично прописанные сцены битв. Ещё одно, то, что стало прорисовываться в книгах цикла, написанных после 1991 года– это противостояние православия и латинства (католичества). Но именно в этом томе романа это противостояние особенно отчётливо выписано, на фоне крещения католиками языческой Литвы. Для атеистически настроенных читателей этого отзыва напомню: действие данной части романа происходит в конце 14 века – в христианстве либо ты православный, либо ты католик, третьего не дано (даже лютеран с кальвинистами ещё не было, они появятся в 16-м веке), хотя как«гуманно»…

Обалдеть! Кто-то «умный» отнёс эту книгу к категории «исторических приключений». Ещё бы написали, что это «юмористическое фэнтези»… Шутники!

Дмитрий Балашов, взявшись за эту архисложную тему, наверняка не раз испытывал сильные чувства. Потому что написать нужно было и максимально близко к историческим реалиям и достоверным фактам, и все выдвигаемые автором версии и варианты должны были хотя бы не противоречить документалистике и исторической логике. А ведь ещё необходимо было подумать и о таком критерии, как интересность книги для читателя — не для опытного знатока истории, а для рядового простого читателя. Причём и читатель этот явно был неоднороден и в своём гражданстве, и в своём собственном отношении к историческим реалиям, и наверняка были (есть и будут) те, кто имеет и свою…

Автор отчего-то невзлюбил Дмитрия Донского. И получился у него отчасти опереточный персонаж, вроде Индианы Джонса, который вроде бы и на главных ролях, но на деле не сделал ровно ничего полезного.

Но перед смертью своего героя Балашов сменил гнев на милость. И представился уже не бестолочь, но почтенный муж, который грамотно распорядился своим наследством, успокоил внутренние неурядицы и настолько преисполнился в своём сознании, что сама власть его мало интересовала.

Что мешало раньше отдать должное Донскому? Ведь никакого катарсиса не было.

После Ликуя и Скорбя, посвященному той же самой эпохе, глаз радуется русскому языку. Вместо советского канцелярита с толикой устаревших слов, живое русское слово буквально льется по страницам. То, что Балашов до сих пор мало известен широкой публике и…