60-е. Мир советского человека

Прочитал. Достаточно интересная, легко воспринимающаяся. Объясняющая шестидесятые. Показывающая, что это был отдельный мир с жизнью, непохожей ни на то, что было до, ни на то, что было после.

Переслушал эту книгу несколько лет спустя после того, как впервые прочитал ее на бумаге, увы, в приемлемом, но не слишком удачном исполнении Игоря Князева, и не пожалел об этом. Все черты советского строя, описанные в книге, так или иначе проявлены до сих пор. Вайль и Генис остроумно анализируют причины и следствия их возникновения, и оказываются на удивление прозорливы. Практически все оценки, данные в тексте, написанном в начале восьмидесятых, не вызывают сомнений. Авторам удалось занять объективную позицию, и рассказывая про шестидесятые прошлого века, рассказать про годы двадцатые века нынешнего.

Эпоха 60-х осталась в народной памяти временем, когда СССР достиг пика своего развития, а специфика мышления Homo soveticus выразилась самым ярким образом. Это было противоречивое, эклектичное и возможно самое либеральное время в истории СССР. И вот именно о нем Пётр Вайль и Александр Генис написали книгу. Оба уже жили на тот момент в США и на 60-е смотрели не только ретроспективно, но и, в буквальном смысле, издалека. В итоге книга получилась не столько про быт и повседневность, сколько про дух, смысл и мифологию эпохи 60-х.

Авторы затрагивают множество тем. Тут и про Хрущёва, и про Кубу, и про Хэмингуэя, и про космос. А ещё про национальный миф, про диссидентов, про Север, про бардов, про Солженицына, Евтушенко и Стругацких.

Кстати, про Стругацких. Понимание факта, что построить…

Эта замечательная книга позволяет понюхать аромат шестидесятых, попробовать на вкус их богатый культурный букет, ощутить их расплывающееся по телу тепло. Но увидеть или услышать не позволяет. Это не справочник, не энциклопедия и не мемуары. И если вам нужна информативность, подробности быта, анализ и оценка событий, или, упаси боже, "скандалы, интриги, расследования", то книгу эту лучше не открывать. Это сборник эссе о культурной жизни советского человека из шестидесятых. Но авторы забыли упомянуть, что речь идёт не о любом человеке, а только об интеллигенции. Не думаю, чтобы все двести миллионов рассуждали о полётах на Марс, о кубинской революции или о еврейском вопросе.

Эссе эти очень афористичны. Над каждым предложением хочется подумать. Часто это оказывается безуспешной затеей и…

В обыденной жизни рецензент нередко сталкивается с тем, что в его окружении принято в качестве общей эрудиции разбираться в вопросах истории, политики и некоторых других гуманитарных знаний, часть из которых в силу разных причин (образования, приверженности точным наукам, а также просто отсутствие какого-либо интереса к данным дисциплинам) читателю чужда и не увлекает. Вероятно, данная книга таким эрудитам придётся по вкусу.

Чёткого изложения фактов по существу в произведении нет, зато хаотичного упоминания тех или иных событий без подробного описания контекста эпохи хоть отбавляй (возможно, читатель здесь всё же строг, и винить стоит его шаткие знания той же истории, а вовсе не плохо раскрывающих тему авторов, тем не менее при чтении отсутствие даже крошечных пояснений в виде хотя бы…

Никакие документы, никакие архивы, никакие мемуары не восстанавливают прошлое. Они формируют настоящее, создавая миф о прошлом.

Леонид Парфенов в заглавии неслучаен, его проект "Намедни. Наша эра" первое, что вспоминается, когда заходит речь о десятилетиях советской жизни. И думаешь сначала: "Зачем еще? Это ведь уже сделано и сделано эталонно хорошо". А потом: "Жаль только, мало, галопом-по-Европам и в формате новостной нарезки - видеоряд основное, текст второстепенное, аналитики минимум" Леонид Геннадьевич и сам говорит о том, что программа вместе с дополняющими ее книгами все-таки ближе к телевидению: богато иллюстрированные тома, в которых картинка не менее важна, чем текст и занимает едва ли не больший объем.

Где есть спрос, там явится предложение. Книга Петра Вайля и Александра…

Авторы в самом начале говорят, что собирали материал для своей книги по архивам, газетам, телепередачам и прочим официальным вещам, подверженным цензуре. Говорят, что уже по тому, что было зацензурено, можно сделать вывод об эпохе в целом. И я ожидала чего-то более острого, более интересного, чем то, что я получила. Здесь описывается мир сферических советских людей в вакууме, таких, какими они должны были быть по мнению тех, кто писал газеты, снимал телепередачи и тд. Всеобщее воодушевление от полета в космос, например. Или радость, царящая среди людей после оглашения пунктов программы постройки коммунизма. Общее романтическое настроение при освоении Сибири, вера в будущее и прочие прекрасные вещи. Может быть, проблема тут целиком во мне и моем времени, потому что я даже при очень…

Мужики, ищите Аэлиту! Видишь, парень, кактусы в цвету! Золотую песню расстели ты, Поджидая дома красоту. Семь дорог - и каждая про это, А восьмая — пьяная вода. Прилетит невеста с того света, Жениха по песне угадав. Все равно ты мальчик не сезонный - Ты поешь, а надо вычислять. У тебя есть важные резоны Марсианок песней усыплять. На чужой планете ты ведь не был, На чужой не сиживал корме. Марсианка знает: Сыну Неба Два крыла запутали в дерьме. М. Анчаров 1964 Однажды приняла решение в рамках игры Долгая Прогулка читать побольше документального. У меня есть склонность бросать скучную или написанную тяжелым языком книгу. Безусловно книгу, заявленную в ДП, все равно придётся прочитать, даже не буду объяснять почему, все это и так ясно и понятно точно и безусловно. Я каждый раз ожидаю,…

95% книги – невероятные словарные завихрения, 5% - информация. Авторы упражняются в изящной словесности. Немножко забыли, что, вроде как, хотели рассказать нам о 60-х.

Вот абзац из раздела про Хемингуэя:

«С Хемингуэем в Россию пришла конкретность бытия. Спор души с телом стал решаться в пользу тела. Верх и низ поменялись местами. И это была одна из многих микрореволюций 60 х. Грубость, имевшая много оттенков, стала ее приметой. Грубость – это не только отсутствие сантиментов, это и намеренное упрощение, отсечение полисемии: есть то, что есть, и не больше.»

Вот так всю книгу. Кустисты пассажи и заумь. Полезных знаний об эпохе – на ладошку.