Так жили (сборник)

Из парикмахерской выскочила знакомая дама. — Безобразие! Жду три часа. Все парикмахерские битком набиты… Вы уже завились? — Нет,— отвечаю я растерянно. — Так о чем же вы думаете? Ведь большевики наступают, надо бежать. Что же вы так нечесаная и побежите?

Оленушка стала убежденной вегетарианкой, ва­рила для себя какие-то прутья и таскала кусочки мя­са у мужа с тарелки.

Много на Руси встречалось и встречается таких не то что мечтателей, а духом живущих другой жизнью и порой столь напряженно и реально, что даже не знаешь, какое за таким человеком существование следует утвердить – помощник ли он провизора или реорганизатор русского флота?

Любил говорить фразами одного персонажа из «Леона Дрея» Юшкевича. — Сегодня очень холодно. Подчеркиваю «очень». — Удобно ли вам в этой комнате? Подчеркиваю: «вам». — Есть у вас книги для чтения? Подчеркиваю: «для».

— Ну что ж,—успокоила ее другая.—Писатель должен многое испытать. Максим Горький в молодо­ сти нарочно пошел в булочники. — Так ведь он в молодости-то еще не был писа­ телем,— заметила собеседница. — Ну, значит, чувствовал, что будет. Иначе за­ чем бы ему было идти в булочники?

Уверенность, что буквально никто не со­бирается нас расстреливать, наполняла душу радостным удивлением и довольством.

Сами знаете - еще Тютчев сказал, что «умом Россию не понять», а так как другого органа для понимания в человеческом организме не находится, то и остается махнуть рукой. Один из здешних общественных деятелей начал, говорят, животом понимать, да его уволили.

Да, голубчик, не разглядел, видно, кого садишь? Теперь вези. Страшный, черный, бесслезный плач. Последний. По всей России, по всей России… Вези!.. Дрожит пароход, стелет черный дым.

Жизнь пишет свои произведения по формуле ста­ринных романов. С эпилогом: «Ирина вышла замуж и, говорят, счастлива. Сергей Николаевич нашел забвение в общественной деятельности…» Все быстро, торопливо и все ненужно.

Милое, вечно женственное! Эдельвейс, живой цветок на ледяной скале глетчера. Ничем тебя не сломить!