4,1

Моя оценка

Эта книга - рассказ об английской девушке, которая отправилась в Китай учить язык. Однако сила любви к еде изменила судьбу иностранки, ставшей с годами настоящим знатоком восточных кулинарных…
Развернуть
Серия: Клуб путешественников
Издательство: Амфора

Лучшая рецензия на книгу

ListiFideliti

Эксперт

В кошачьих искусствах (^• ω •^)

19 апреля 2023 г. 15:06

188

4 Гастро-тур по Сычуани и другим провинциям Китая

Текст отзыва — чистое «имхо» и игровой отчёт. Коть никогда особенно не интересовалась Китаем. Хотя волей игровых судеб и парочки познавательных программ, хоть какое-то представление о стране коть уже имела. Поэтому-то мне стало интересно попробовать окунуться в историю любви англичанки (с интересным именем Фуксия) к указанной стране.

Роман переведён достаточно адекватным русским языком. Стиль изложения: от первого лица в стиле воспоминаний о своих путешествиях. Описания вышли достаточно подробными, а изложение мыслей шло в соответствии с логикой повествования. В тексте встречались все необходимые разъяснения (выражения, особенности культуры, меры веса). Каждая глава предваряется небольшим чёрно-белым рисунком, стилистически подсказывающим основную тему нового рассказа. В конце глав даются…

Развернуть

ISBN: 9785367013382

Год издания: 2010

Язык: Русский

Количество страниц: 544
Переплет: мягкий
Формат: 76х100/32
Тираж: 5000 экз

Переводчик Никита Вуль

Фуксия Данлоп – известный в Британии кулинарный обозреватель, будучи очарованна китайской культурой и китайской кухней, создала классическое автобиографическое кулинарное путешествие, предельно подробное и дотошное, когда дело касается рецептов и фактов, тонкое и бережное во внимании к особенностям чужого менталитета, нежное и восторженное до предвзятости, если речь идет об эпитетах и эмоциях. "Китай: суп из акульего плавника" захватывающе описывает её первое путешествие в Сычуань 1992 года, положившее начало её увлечению этой страной, а так же годы её учебы и жизни в столице китайской провинции Ченчди. Онf поступила в местный Университет Высшей Кулинарии на факультет профессиональных шеф-поваров, организовав там попутно программу по культурному обмену секретами национальной кухни Китая и Британии. Её успехи в исследованиях и кулинарии привели её в Запретный город, куда закрыт путь большинству обычных туристов.

Отрывок из произведения:

ГЛАВА 1

Рты, любящие поесть

Влажным октябрьским утром я выползаю из кровати, что стоит в маленькой комнатке общежития для иностранных студентов Сычуаньского университета. Моя соседка-итальянка уже встала и ушла. Все так же полусонной, еще окончательно не проснувшись, я натягиваю подбитую куртку и выглядываю в окно. Как обычно, небо затянуто глухой серой пеленой. Местная поговорка гласит, что сычуаньские собаки лают на солнце. Видать, от удивления, что они испытывают при виде столь редкого зрелища. За стеной, предназначенной для того, чтобы удержать иностранных студентов на территории кампуса, одновременно оградив их от внимания любопытных китайцев, я вижу ряды акаций, а за ними — реку Цзиньцзян («Парчовую»). Там какой-то рыболов с бакланами, пытая удачу, надеется что-нибудь выловить в темных водах. На шеях у его птиц, хлопающих огромными черными крыльями, — кольца. Когда бакланы схватывают рыбу, которая оказывается слишком большой, чтобы проскользнуть вниз по сжатой кольцом гортани, она достается рыбаку. Тот бросает добычу в корзину, а в награду дает птицам рыбешку поменьше. Я смотрю, как он трудится, плененная еще одной из бесконечной череды мелких, но при этом завораживающих миниатюр, скрашивающих мои будни в Чэнду.
Когда лодка с рыбаком и его птицами смещается дальше по течению и пропадает из виду, я иду принять душ, одеваюсь и отправляюсь на поиски местечка, где можно было бы позавтракать. Выходя, желаю доброго утра пожилому вахтеру у ворот общежития для иностранных студентов и не спеша прохожу вдоль высаженных в ряд платанов. Мимо меня, предупреждая звонками, проносятся на велосипедах студенты и преподаватели. На балконах приземистых домов развешано белье и висят клетки с птицами. Вся эта картина слегка приглушена мягкими полутонами сычуаньского тумана. Кампус — тихое, окутанное листвой место — являет собой оазис спокойствия посреди города, где то и дело раздаются сигналы такси, перекрывающие крики и гомон уличных торговцев.
Невдалеке, сразу за административными зданиями университета, есть палатка-закусочная, которую я могу отыскать по запаху. По всему общежитию расползается божественный аромат гокуй — лепешки, в которую завернута смесь из рубленой свинины, зеленого лука и сычуаньского перца. Эти лепешки готовит пожилая супружеская пара, не отличающаяся многословием. Женщина на деревянной промасленной доске месит тесто и скручивает из него шарики. Основанием ладони она давит каждый шарик, превращая его в длинный, напоминающий язык, кусок теста, который потом смазывает топленым салом, а поверху кладет перченую свинину. После этого она его скатывает, придает округлую форму и передает мужу. Обжарив гокуй до золотистого цвета в масле, он кладет его на раскаленную решетку, под которой тлеют горячие угли. Токуй обязательно надо есть горячим — он хрустящий, сочный, острый:
сычуаньский перец жжет губы, отчего они начинают подрагивать. Ничего вкуснее на завтрак влажным осенним днем и придумать нельзя.
В Китай я поехала не из желания познакомиться с местной кухней, в чем пыталась себя убедить. Мне предстояло заняться изучением китайской политики в отношении национальных меньшинств. Через год после моей первой поездки в Поднебесную, состоявшейся в 1992 году, я слетала в Тайбэй, где поучилась на двухмесячных летних курсах китайского языка, а потом еще месяц путешествовала по континентальному Китаю и Тибету. По дороге домой из Лхасы я заехала в столицу Сычуани, город Чэнду, прибыв туда в один из редких пьянящих дней, когда ярко сияющее солнце лишь слегка подернуто неизменной сычу-аньской дымкой. С собой у меня была измятая визитная карточка Чжоу Юя, сычуаньца, профессионально занимавшегося игрой на эрху (китайской двухструнной скрипке). Мы познакомились на одной из улиц моего родного Оксфорда. Когда я впервые его увидела, Чжоу Юй как раз был окружен толпой, завороженно внимавшей исполняемой им музыке. «Отыщи меня, если вдруг окажешься в Чэнду», — сказал он. Я оставила вещи в гостинице «Транспортная», взяла напрокат велосипед и отправилась на поиски Чжоу в Сычуаньскую консерваторию.
Чжоу Юй был радушен и обаятелен — он ничуть не изменился с момента нашей предыдущей встречи. Вместе со своей кипучей женой Тао Пин, которая тоже была музыкантом, он встретил меня как старую знакомую. Все втроем, оседлав велосипеды, мы отправились осматриввать достопримечательности города. Сначала прогулялись возле «хижины» знаменитого поэта Ду Фу, а потом Чжоу Юй и Тао Пин пригласили меня пообедать в скромном ресторанчике неподалеку от автобусной станции. Ресторанчик занимал одну комнату на первом этаже небольшого дома с деревянным каркасом. Внутри стояло несколько столиков и стульев, а стены, словно в ванной, были выложены обычным белым кафелем. Чжоу Юй сделал заказ, и мы стали ждать, когда его нам принесут из маленькой кухоньки в дальнем конце зала, где что-то уже скворчало и шипело. Ресторанчик наполнился самыми изумительными ароматами.
Я до сих пор в мельчайших подробностях помню тот вкуснейший обед. Нам подали холодную курятину в пряном соевом соусе, остром масле и с сычуаньским перцем; целого карпа, тушенного с тертым чили и бобами и приправленного имбирем, чесноком и зеленым луком; свиные почки, нарезанные вычурными, изящными кусочками и на скорую руку обжаренные на большом огне с сельдереем и маринованным острым перчиком. Кроме того, я отведала так называемые баклажаны с ароматом рыбы — одно из самых восхитительных блюд, что мне доводилось пробовать в жизни: золотистые, обжаренные в масле баклажаны были приготовлены в темно-красном остром соусе. Рыбы там не было, а вот чарующие оттенки кислого и сладкого вкусов присутствовали. С такой китайской кухней я имела дело впервые. Для меня тот обед стал настоящим откровением.
Несколько месяцев спустя коллега из Би-би-си подкинула мне мысль подать заявку на стипендию Британского совета, чтобы отправиться на учебу в Китай. Она помогла составить достойный план по изучению китайской политики в отношении национальных меньшинств — темы, которая меня интересовала. При заполнении анкеты-заявки я привела несколько убедительных доводов, обосновывающих причину, почему мне необходимо отправиться именно в Чэнду. Я не хотела ехать в такие крупные города, как Пекин и Шанхай, где и без меня было полно иностранцев. Моей мечтой было целиком и полностью погрузиться в китайскую среду и язык, и даже то, что сычуаньский диалект сильно отличается от литературного образца, нисколько не пугало — помеха невелика. Сычуань к тому же находилась на самом краю ханьского Китая, у приграничных земель, населенных тибетцами, народом цян, а также другими малыми национальными группами. Все это звучало весьма правдоподобно. Однако должна признаться, что при заполнении анкеты я также думала и о кисло-сладких баклажанах, о рыбе, нежащейся в соусе из бобов и чили, о жареных свиных почках и о сычуаньском перчике. К счастью, Британский совет и китайское правительство сочли, что Чэнду и вправду походящее место для моих изысканий, и я получила грант — счастливый билет, дававший мне право в течение года знакомиться с Китаем без всяких обязательств с моей стороны.
Осенью 1994 года иностранный отдел Сычуаньского университета устроил собрание, чтобы поприветствовать новую партию иностранных студентов, приехавших учиться в Чэнду. Мы собрались в актовом зале общежития, где строгий представитель Бюро общественной безопасности зачитал нам принятые в Китае законы, касающиеся «инородцев» — именно так перевел его слова местный преподаватель английского языка. Нам объяснили, что «подрывная деятельность» доведет до беды, а в случае серьезного нарушения закона нас ждет депортация из страны. Когда полицейский закончил, преподаватель английского добавил, что скоро в университет приедет бригада врачей, чтобы взять у нас анализы крови на СПИД. Учитывая то обстоятельство, что согласно требованиям властей еще до приезда в Китай мы все прошли всестороннее медицинское обследование, в том числе сдав анализы на СПИД, нашему возмущению не было предела. (Мой доктор от всей души расхохотался, узнав о том, какие данные о состоянии собственного здоровья должна была предоставить китайским властям обычная молодая девушка. Особенно его развеселило требование о наличии электрокардиограммы). Это послужило нам напоминанием: думы о жизни в Китае могли у некоторых из нас вызвать волнение, но вместе с этим и Китай, медленно открывающий двери миру после десятилетий маоистского хаоса, не в меньшей степени нервничал при мысли о нас.
В середине девяностых иностранная община в Чэнду вряд ли могла похвастаться особым многолюдьем. Нас, студентов-«инородцев», всего было сто двадцать человек. Плюс к этому в городе проживало несколько американцев, сотрудников консульства, иностранных преподавателей, да еще пара работников благотворительных организаций, а также загадочный бизнесмен из Перу. Японские студенты, которых насчитывалось около сорока, держались особняком и никого в свой круг не принимали. Остальные из нашей студенческой братии — итальянцы, французы, монголы, русские, эфиопы, поляки, иорданцы, лаосцы, гаитяне, немцы, датчане, канадцы и американцы — жили и общались вместе.
Огороженный участок кампуса и общежитие, где мы обитали, китайские студенты называли «Домиком для панд», поскольку им казалось, что к нам относятся как к редким животным, находящимся на пороге истребления. Сами же китайские студенты проживали в общежитиях, представлявших собой бетонные коробки. Университетская администрация набивала их по восемь человек в комнату — зимой там не было отопления, а о кондиционерах летом можно было только мечтать. До общих душевых китайским студентам приходилось идти, да и воду давали только в определенное время. Мы же, в отличие от них, располагались в уютных, застеленных коврами комнатах по два человека, у нас было и отопление зимой, и кондиционеры летом, на каждом этаже имелись и кухни, и стиральные машины, и душевые. В ресторанчике при общежитии готовили блюда сычуаньской кухни, которые были значительно лучше (и гораздо дороже) всего того, что подавалось в столовой для китайских студентов. У ворот в наше общежитие дежурил вахтер. Там же помещалась и контора, из окон которой мрачные работники иностранного отдела следили за тем, чем мы занимаемся.
Несмотря на то что мы жили в золотой клетке, дверь ее была открыта. Стоило нам переступить порог, как нас тут же подхватывал водоворот бурлящей Сычуани. Буквально за углом от ворот, ведущих в кампус, начинался рынок, заваленный свежими продуктами. В баках с водой билась рыба, извивались угри, в клетках кудахтали куры и крякали утки. На огромных бамбуковых подносах громоздились горы овощей и фруктов: водяные бататы и молодые побеги бамбука, головки чеснока и горькие дыни. В зависимости от сезона там можно было увидеть и трехцветные амаранты, локвы и «весенние побеги» — нежные листочки индийского красного дерева. В одной лавке продавалась дюжина разных сортов соевого творога тофу. Возле корзин, свитых из бамбука и набитых самыми разными дарами природы, на крошечных табуретках сидели крестьяне, которые были готовы отвесить вам все, что нужно, в цзинях1 или лянах2, держа наготове старомодные ручные весы, и тут же назвать цену, щелкнув костяшками счетов.
На такие рынки в Чэнду ходили все чуть ли не каждый день. Тогда супермаркетов в нашем с вами понимании в городе не существовало. Время от времени я встречала на рынке кого-нибудь из своих университетских преподавателей, пробирающегося сквозь толпу: корзина велосипеда набита зеленым луком, побегами фасоли, имбирем и шпинатом, а с руля свешивается полиэтиленовый пакет, в котором все еще дергается только что купленная рыба. Я быстро запомнила хозяев лавочек. Помню и косящую старуху в белом халате, которая сидела перед своими мешками со специями и торговала перцем: темно-розовым, сычуаньским и сухим, кроваво-красным чили — как молотым, так и в стручках. Не забыла я и красивого, щеголевато выряженного в деловой костюм торговца цветами, примостившегося на крошечном бамбуковом стульчике и мирно спавшего, прислонившись спиной к кирпичной стене в окружении моря изумительных роз и гвоздик.

1 Цзинь — китайская мера веса, примерно 597 г.
2 Лян — китайская мера веса, примерно 37,3 г.

Когда покупатель будил его, деликатно к нему обращаясь, торговец, моргая, открывал глаза, добродушно улыбался, закуривал сигарету и принимал деньги за один из роскошных букетов всех цветов радуги.
По утрам и по вечерам рынок бурлил жизнью, но после обеда там наступало время отдыха, сиесты, сю-си, особенно если стояла теплая погода. Тогда торговец цветами уже не выделялся — казалось, все продавцы погружались в сон. Опустив головы на руки, среди кабачков и баклажанов посапывали крестьянки. Продавцы помидоров и фасоли подтягивали к телу колени и клевали носами. Тихо похрапывал, притулившись к стене, рыбник. Да и за пределами рынка весь город был словно охвачен дремой. Водители-рикши укладывались на пустые пассажирские сиденья, положив ноги на седла своих трехколесных велосипедов и мопедов. Свернувшись, как коты, на диванах, обитых искусственной кожей, спали офисные работники.
Несмотря на то что Чэнду меня сразу очаровал, первые несколько недель в этом городе я провела в смятении и растерянности. Я не имела ни малейшего представления о том, чем именно буду заниматься в Китае. До этого моя жизнь напоминала беговую дорожку, по которой я бездумно пронеслась от тепличных условий средней школы до Кембриджа, а потом уже и до Би-би-си. Долгое время мне не давала покоя идея стать профессиональным поваром, однако после университета у меня остались долги и, чтобы их оплатить, я заключила краткосрочный контракт с Би-би-си. Затем получила предложение занять место в штате компании, и мужества отказаться у меня не хватило. Мне перевалило за двадцать лет, и я застряла на скучной работе, предполагавшей проведение научных изысканий. Это меня ни на йоту не устраивало, а регулярные командировки по всему земному шару выматывали до предела. И как только моя коллега подкинула мне идею со стипендией, я тут же ухватилась за соломинку и сбежала.
Теперь, когда все сходят с ума по Китаю, не так-то просто вспомнить, каким захолустьем он казался в начале девяностых. Тогда никому даже в голову не могла прийти мысль поехать в Шанхай, чтобы пройтись по магазинам или с шиком провести отпуск. Всего лишь несколько университетов Британии могли похвастаться наличием отделений китайского языка и культуры, а сама идея преподавать китайский в школах могла вызвать лишь смех. Друзья в Лондоне сочли мое решение заняться Китаем чудачеством, чуть ли не поводом для веселья и шуток. Даже мне китайский язык казался тогда бесполезным.
Как только я прибыла в Китай, то практически полностью лишилась связи с остальным миром. Разговоры о появлении электронной почты и Интернета большинству местного населения казались слухами, причем невероятными, а письма до друзей в Англии шли по нескольку недель. В Чэнду было лишь три места с межконтинентальной телефонной связью, да и стоимость звонков была воистину астрономической (три минуты разговора с Европой стоили столько же, сколько званый ужин в ресторане). Блюда западной кухни подавали только в двух шикарных отелях международного класса, а единственным культурным развлечением для нас, иностранцев, оставался просмотр пиратских копий фильмов, которые крутили в разных кино-и видеосалонах, располагавшихся неподалеку от университета. Узнать новости было тоже непросто — до нас они доходили из официальных источников, после того как информацию обрабатывали цензоры. Мы с моими однокашниками чувствовали себя словно матросы, чье судно крепко село на мель, и за пределами золотой клетки, которой для нас являлось общежитие для иностранных студентов, нам не оставалось ничего другого, как погрузиться в пеструю жизнь китайской провинции.
Да, я уже определилась с темой исследований, однако не представляла, в каком направлении двигаться. Чтобы заняться серьезными научными изысканиями, мне все еще не хватало знания китайского, и, кроме того, тематика, на которой я остановила выбор, имела острый политический окрас. Книги и журналы в университетской библиотеке представляли собой сборники пропагандистских статей и сказок о гармонии в отношениях между тибетцами и китайцами, а также благодарности, испытываемые первыми к последним за мудрое руководство. Когда на лекциях затрагивались «неудобные» вопросы, университетские преподаватели явно начинали нервничать и спешили перевести разговор на банальные и более безопасные темы. Я не знала, с чего браться за работу. Китай вовсе не был тоталитарным государством, каким его рисовало воображение моих лондонских друзей, но вместе с тем о полной открытости речи тоже не шло, и новичок с трудом опознавал границы дозволенного. Да что там новичкам, даже местным это удавалось не всегда. Старый каркас государственной экономической системы трясся и разваливался, вместе с ним уходил в небытие тотальный политический контроль эпохи Мао. По сути дела никто толком не мог объяснить, по каким законам сейчас живет страна. А эти законы как раз в тот момент и формировались, складываясь в стране, которая, пробудившись от маоистского кошмара, уверенным шагом двинулась вперед. В культурном и социальном плане нам с моими однокашниками тоже было непросто. Мы, иностранцы, все еще были в диковинку, поэтому к нам относились как к невиданным существам или же знаменитостям. У нас брали интервью журналисты, нас приглашали на всякие важные мероприятия толкать речи, переливая из пустого в порожнее. Самые что ни на есть элементарные действия, даже приобретение билета на автобус, собирало толпы зевак. Чтобы привлечь к себе внимание, достаточно было просто проехаться на велосипеде по городу. Люди, мимо которых мы проносились, тут же бросали все дела и таращили на нас глаза, выкрикивая «Халоу!»1 или же «Лао вай!» («иностранец»). Горожане относились к нам с удивительной добротой и отзывчивостью, однако жить, чувствуя себя словно под микроскопом, никому не пожелаешь. Нам потребовалось несколько месяцев, чтобы наконец разобраться в происходящем. Если вы думаете, что можно с парашютом сигануть в Китай, встать, отряхнуться и тут же дела у вас пойдут в гору, — вы серьезно заблуждаетесь. Поживите с полгода, и тогда, быть может, начнете хотя бы отчасти разбираться в местной социальной и политической системе.
Да и сам город Чэнду существовал как бы погруженным в ленивую дремоту, которая со временем охватывала всех новоприбывших. Здесь было невозможно строить какие-либо планы, не говоря уже о том, чтобы приступить к их выполнению. Еще с Танской династии2 город славился непринужденной жизнью — результат мягкого климата и невероятной, буквально легендарной плодородности почвы. Чтобы вкусно есть и наслаждаться жизнью, обитателям Чэнду не требуется вкалывать до седьмого пота. Тут царит атмосфера южного, буквально средиземноморского города. Люди в Чэнду двигаются медленнее, чем в Пекине и Шанхае. Весь день и вечер они просиживают в чайных за картами

1 Искаженное английское «Hellow!» — «Привет!». 2 Династия Тан существовала с 618 по 907 гг.

или мацзяном1, обмениваясь добродушными шутками на тягуче-медовом сычуаньском диалекте с долгими гласными. Такая мерная неторопливая манера сычуаньцев разговаривать называется байлунмэнъ гжэнъ. Пожалуй, самое многозначительное словосочетание у сычуаньцев — это хае вар («славно повеселиться»); оно произносится с ленцой и широкой усмешкой под аккомпанемент скрипа, что издает бамбуковый стульчик. «Народ с побережья, — пояснил мне один водитель, имея ввиду гуандунцев и фуцзяньцев, — честолюбивый и трудолюбивый, поэтому они первыми и разбогатели. А мы, сычуаньцы, не такие. Работаем, чтобы вкусно покушать, а большего нам и не надо».
В такой обстановке всеобщей расслабленности мне было непросто сосредоточиться. Однако не одна я испытывала подобные трудности. Мы с сокурсниками слышали от друзей из Пекина и Шанхая, что у них в университетах строго следят за посещаемостью: пара пропущенных уроков, и можно распрощаться со стипендией. В Сычуани всем на все было плевать. Несколько иностранных студентов, в основном те, кто уже бывал в Китае раньше, занимались очень серьезно. Остальные один за другим постепенно, но неумолимо начали забивать на уроки. Моя соседка по комнате Филомена большую часть времени проводила за игрой в мацзян. Молодой студент из Дании по имени Сорен торчал в парке, где постигал тайны боевых искусств, взяв себе в учителя пожилого, хрупкого на вид наставника. Немец Фолькер, успешно делавший карьеру в области кинопроизводства в Лос-Анджелесе и решивший отдохнуть от работы, проводил дни в беседах. Остальные играли в регби, влюблялись, пили и путешествовали по стране.

1 Мацзян — другое наименование маджонга.

Что же до меня, то первый месяц я искренне пыталась быть прилежной студенткой и кляла себя, что никак не могу сдвинуться с мертвой точки в моих научных изысканиях. Однако с течением времени поймала себя на том, что меня все меньше беспокоит стипендия и карьера. Итак, после нескольких мрачных недель депрессии я решила махнуть рукой на первоначальные планы и спокойно зажить в Сычуани. Пусть город и провинция примут меня такой, какая я есть. Выбросив из головы невеселые думы, что доселе не давали мне покоя, я наконец распахнула глаза, окинув взглядом представший передо мной полный очарования город, чувствуя, как он медленно начинает меня околдовывать. Так начался один из самых замечательных и счастливых этапов моей жизни.
Стоит в разговоре с китайцем упомянуть Чэнду, как он тут же практически со стопроцентной вероятностью в ответ скажет, что тамошняя кухня очень острая. Скорее всего, он вас спросит: «Ты боишься острого?» («Ни па бу пала?»). Это стандартное предупреждение путникам, которые направляются в Сычуань. Однако мгновение спустя ваш собеседник непременно улыбнется, с удовольствием вспомнив о том, как лакомился сычуаньскими блюдами и промурлычет что-нибудь о великолепии тамошней кухни. «Всякий раз, взяв в руки палочки, я вспоминаю милую сердцу Сычуань», — вздыхал Лу Ю, китайский поэт эпохи Сун1. «Если вы желаете покушать, отправляйтесь в Китай, но если вам хочется чего-то особенного, вам нужно в Сычуань» — именно так звучит мантра всех современных гурманов.

1 Династия Сун существовала с 960 по 1279 гг.

Рецензии

Всего 48
ListiFideliti

Эксперт

В кошачьих искусствах (^• ω •^)

19 апреля 2023 г. 15:06

188

4 Гастро-тур по Сычуани и другим провинциям Китая

Текст отзыва — чистое «имхо» и игровой отчёт. Коть никогда особенно не интересовалась Китаем. Хотя волей игровых судеб и парочки познавательных программ, хоть какое-то представление о стране коть уже имела. Поэтому-то мне стало интересно попробовать окунуться в историю любви англичанки (с интересным именем Фуксия) к указанной стране.

Роман переведён достаточно адекватным русским языком. Стиль изложения: от первого лица в стиле воспоминаний о своих путешествиях. Описания вышли достаточно подробными, а изложение мыслей шло в соответствии с логикой повествования. В тексте встречались все необходимые разъяснения (выражения, особенности культуры, меры веса). Каждая глава предваряется небольшим чёрно-белым рисунком, стилистически подсказывающим основную тему нового рассказа. В конце глав даются…

Развернуть
Mira_grey

Эксперт

Эксперт Лайвлиба

15 сентября 2022 г. 15:25

2K

4 Плач по Китаю

Назвать эту книгу аппетитной у меня язык не поворачивается, даже несмотря на то, что некоторые описания блюд всё-таки вызывали желание их попробовать. Только автор с самого начала позаботилась о том, чтобы представить кухню Китая с её самой жуткой и кошмарной стороны. Да уж, описание блюда из целого щенка с разрубленной головой никак не способствует дальнейшей любви к столь, мягко говоря, необычной кухне. Хотя в дальнейшем рассказывается не только о жутких рецептах, но и весьма привлекательных, в том числе и по нашим меркам, картинка с собачатиной так и стояла у меня перед глазами. Всё-таки есть вещи, которые лучше оставлять неприкосновенными, и домашние животные входят в эту категорию. Мне вообще по мере чтения хотелось как можно крепче прижать к себе свою кошку и не отпускать, чтобы…

Развернуть

Подборки

Всего 116

Похожие книги

Вы можете посоветовать похожие книги по сюжету, жанру, стилю или настроению. Предложенные вами книги другие пользователи увидят здесь, в блоке «Похожие книги». Посоветовать книгу

Популярные книги

Всего 731

Новинки книг

Всего 241