Любовь - книга золотая

Замаялся преподобный отец Лаврентий с жителями усадьбы князя Серпуховского. Как пришел с самого утра, так и не сесть, ни пот вытереть: всё приходилось слушать исповеди и покаяния грешноватых. А случай самый подходящий: только-только из столицы вернулся с позором опростоволосившийся там князь Серпуховской с царским адъютантом под ручку.

Княгиня Дарья Дмитриевна:

«А я-то чаво? Я виновата! Виновата в том, что столько лет терплю этого кровожадного турка, глупого мавра, противного пингвинуса! Могла бы блистать в высшем обществе, за меня каждая вторая собака в околотке замуж хотела, ан нет, я за этого упыря рогатого вышла замуж, загубила свою судьбинушку! Все эти мужчины козлы и негодяи, а я виновна только в том, что слаба на передок к их злодействам окаянным!»

Нинфа Наташка:

«А я-то чаво? Каюсь…

Я не виновата! В молодости я была так красива, так свежа: белее снега, чище родниковой воды. Была я невинна и доверчива, а посему отдалась вся без остатка во власть лысеватого человечка в очках, думая, что он превратит меня в источник мудрости. О! Как я была глупа! Откуда мне было знать, что человек, представившийся писателем графом Толстым, оказывается действительно граф, действительно Толстой, да вот только не писатель... Я так мечтала, что меня с упоением будут читать по всему миру, восхищаясь мудрости, которую я несу. Как до дыр будут зачитывать избранные отрывки, вроде таких, что про небо над Аустерлицем или про дуб какой-нибудь. И что же получилось? Какими местами можно во мне зачитываться? Про комаров, кусающих девичьи прелести? Про свистение носом? Горе мне! Зачем! Зачем я…

прошла пора теперь качели без страха можно облизать но оттого что стало можно на вкус они уже не те Денёк сегодня взбалмошный. Ветерок утренний нас покачивал ласково, мы уж разнежились, задремали, замечтались, как там чуткие руки мастера с нас сучки срезали, оглаживали, кисточками ласкали и расписывали, как вдруг разбудили нас гомон и шаги. Стоит бледнокожая барышня возле нас истуканом, точно заноз языком нахватала – лица нет, окаменела, платочек бледными пальцами теребит. Всё наблюдает, как крепкая барыня с суровой бровью перекидывается воланчиком да пошлостями разными с напомаженным прощелыгой. Разве же это дело? Хорошо ещё, если шпагу он своими руками держать может, потому что этим руками нас бы он не вырубил, не выточил, не ошкурил бы. Расписать, пожалуй, смог бы, да только…

Ох и тяжела участь клячи старой! Мало того, что с возрастом все суставы так и ноють, да и галоп мне только снится, на днях Фёдор меня в поле непоеной оставил. Так от жажды чуть Богу душу и не отдала! Но, на спасение моё, явился-таки в конце дня. Водицы дал, и сахарку. Мужик он добрый, хоть и глуповат. И поговорить со мною любит. Вот и в этот раз, оправдываясь за опоздание, поведал мне о его причине. Ишь, грит, чё удумали барины енти. Нет им покоя от безделия своего. Микитка с рогами бегал по двору, девок местных за ляхи жамкал. А девки-то девки! Думала, старика моего удар хватит, пока рассказывал. Девки енти чуть ли не голыми бегають, ни стыда, ни совести… И средь всей ентой срамоты барин в повязке и молодая княжна ругается на него, пунгвинусами (али как-то так – Фёдор-то глуховат)…

Летними вечерами, когда золотые лучи солнца становятся нежными и конопатыми, в обретающих все более глубокие и свежие благоухания садах все тоньше становится ткань мироздания, ветер все ласковей щекочет своими пальчиками человеческих существ, а мы, нимфы, выходим из-за кулис пронизываемого человеческим разумением мира. Преграда эта в здешней усадьбе стала настолько тонкой, что, взгляд на то, что творится во дворе, почти не обнаружил разницы с тем, что находится по сю сторону, казалось бы, погибшего с синкретическим мышлением бытия: по траве за девушками скачет настоящий сатир, и кипят совсем нехристианские страсти.

Веселые нимфы здешнего сада с радостью присоединились к веселью юности, но мне стало любопытно, что же произошло с этим местом, что оно обросло былой мифологичностью. К себе…

— Ильиииич, выныривай давай, перекур! — Дак я чо, пошли. Проснулся никак граф наш? — Ну не круглые ж сутки над нами изголяться. — Что поделать, работа такая. — Какая зарплата — такая работа. Тебе вон, поди, золотые горы отвалили за то, чтоб второй раз в такую шкуру влезть. И опять ведь к «толстяку» направили. — Да не говори, хоть с папой Карлой пронесло, счастье, что итальянца пригласили. А и фантазии у руководства нет, на имена. Как решат одно в дело употребить, так всё, пиши пропало, поминай, как на самом деле звали. Им-то что, из базы выберут примелькавшееся «Иванильич», а то что этот самый Иван Ильич ещё и человек живой, — я вот, что хожу, ем, сплю периодически — дело десятое. «Литературу» им, видите ли, подавай! О «высоком искусстве», мол, речь заходит, что им до сна какого-то там…

Эх вы, нинфы окаянные, будет уж дражнить! Не то не скажу, что за история со мной давеча приключилась! Э, ладно, слушайте. Заснул я в людской, а проснулся – глядь, а стены-то не деревянные, чудные да розовые, пол – доски, да не доски, а будто нарисованныя! В углу не печка, а срамота одна, вместо лавок стулья барские. И стоит передо мной то ли барыня, то ли барин, сам в портках, голова стрижена, а лицом и голосом – девица. Спрашивает меня, кто я и куда подевался Микита, на что я и отвечаю: я Микита и есть. И хвост свой тихонько поправляю. Тут барыня в портках лицом белеет, за книжку хватается, читает:

Из кустов появляется растерянный бородач. Княгиня. Любовник! Молодой! Ах, Купидон! Бородач. Где я? (стоит с выкаченными глазами)

Тут барин-девица и осел, а потом про депе чудное приговаривать…

Звать меня Федор, по отцу Микитич, хотя это не особо важно, в книге про это не было вовсе. Дело было так: работаю я в поле. Лето, надо всех кормить, кобыла устала, я устал, а что поделать, тут прибегают за мной, говорят барин зовет. Думаю случилось что, не угодил, оброк какой или еще чего удумали. Кобылу в поле бросил и побежал. Двенадцать верст бежать, со стороны коровьего брода караульные бегут, суматоха какая-то. Ну я это к поместью-то прибежал, а там малец - Микитка, как батюшку маво звали, хоть про батюшку в книге и нет, так вот Микитка бегает, да девок за голые зады щиплет, девки бегают визжат, а тут и князь бегает. ну как гусь среди котят, переваливается. У барина-то глаза платком завязаны, заболели может глаза от солнца или умопомрачение какое, тоже пытается девок ловить. Смотрю…

Посмотри это видео - и все нимфы твои!

Всем привет, с вами Никита, вы на канале Apollon1760, и в этом видео мы поговорим о том, как стать сатиром, чтобы познакомиться с нимфами. Итак, для этого нам понадобятся:

1. Хвост, обязательно козлячий, некоторые берут ослиные, но они совершенно не подходят, ссылку на магазин, где можно приобрести настоящие козлячьи хвосты, я оставлю в описании.

2. Золочёные рога. Если у вас нет таких рогов, но есть обычные, то их тоже можно использовать, но я предпочитаю золочёные.

2. Дудки. На дудках нужно играть, обязательно с меланхолией. Это часть образа.

3. Кусты шиповника. В них вы будете сидеть.

4. Средство от комаров.

Вот последнее - это самое главное: ни сатиров, ни паче того нимф, ни других греческих богов комары не кусают. Так что без средства от комаров у…