Случай Зощенко. Пришествие капитана Лебядкина

Жил на свете таракан, Таракан от детства, И потом попал в стакан Полный мухоедства. Место занял таракан, Мухи возроптали, Полон очень наш стакан, К Юпитеру закричали. Но пока у них шёл крик, Подошёл Никифор, Благороднейший старик ... * * * Любви пылающей граната Лопнула в груди Игната. И вновь заплакал горькой мукой По Севастополю безрукий.

Дальше много текста.

Вы, конечно же, помните этого гения слова – капитана Лебядкина из романа ''Бесы'' Ф.М.Достоевского. Смешнее и страшнее стихов я не читала, страшнее потому, что это апломб необразованного человека возведенный в высшую степень пошлости, даже не столько дело в том,что необразован, а потому что бесчувственен, потому что без точки отсчета морали – у него ее просто нет. А вот еще стихи: навстречу мне гробики…

Герои Зощенко живут, не отбрасывая тени ни в Царство Божие, ни в Вечность, ни в Историю.

Эту книгу я читала долго, начала еще в августе, а закончила только в ноябре. Поначалу ощущение было сродни приезду в совершенно незнакомую страну без какой-либо предварительной подготовки. Сарнов постоянно ссылается на произведения, которые я не читала, авторов, о некоторых из которых даже не слышала, ну и о Зощенко я до этой книги знала крайне мало (только то, что читала когда-то у Чуковского), а некоторые из его рассказов в юности мне были просто органически неприятны.

Это удивительное свойство зощенковского героя представляет собой как бы зеркальное отражение проклятия, тяготевшего над царем Мидасом: тот любую груду мусора прикосновением своим мгновенно обращал в золото, а этот обладает таким же…

Абсурдный и страшный мир, в котором жил Зощенко, никуда не делся. Я читаю на форуме livelib: "Вкус - это любовь к классике. Все, что относится к современности - это уже вкусовщина". Ага. Это ситуация как будто бы из Зощенковского рассказа, в котором Пушкина чевствуют, а жалобы поэта, который в соседней комнате жалуется на печку, игнорируют. Если бы они точно знали, что из него Пушкин получится, тогда да, тогда ему почет и уважение, а так - извините, все равны, все одинаковые, все состоят из мяса и костей. Но Пушкин, конечно нет, Пушкин - это другое; но где мы, а где Пушкин! Спасибо Сарнову за то, что он нашел вечное в антиутопии, которую всю жизнь писал Зощенко. Бога, конечно, нет, и любви тоже нет, но есть автор и в нем целый мир. Это не конец искусства; это тоже…

Книга выходила совсем не такой, какой я её замыслил. Неожиданно для меня в неё стали вторгаться другие темы, герои, персонажи. А главное, сам Зощенко и созданный им художественный мир постепенно переставали быть единственным предметом повествования. Они превратились в нечто вроде способа постижения издавна волновавших меня свойств и закономерностей окружающей меня реальности. Говоря проще, книга, задуманная как книга о литературе, помимо моей воли превращалась в книгу о жизни. Бенедикт Сарнов

В первый раз я читала эту книгу в бытность свою студентом (это было недавно, а такое чувство, что в прошлой жизни). Внимала Сарнову, как неопытный ученик мудрому учителю. Со всем восторженно соглашалась и только кивала в нужных местах. И не до анализа мне тогда было, и не до осмысления отдельных…

Наверное, это не совсем литературоведение. Это больше читателеведение, и для меня оказалось увлекательным даже более, чем многие произведения художественной литературы. Хотя и "Случай Зощенко" для меня - художественная литература. Это картина целой эпохи, история не только литературы, но и судьбы многих людей, слившихся в судьбу всего народа, к тому же - очень хороший язык, огромные знания автора, и такая аристократично благожелательная манера изложения, при всей объективности и даже нелицеприятности оценок - ни следа раздраженного "клеймения позором" или брезгливого плевания в сторону капитанов Лебядкиных. Прочитала, перечитала, передохнула - и опять принялась читать. Просто интересно. Просто страшно интересно каждый раз находить что-то новое, что-то тонкое, не замеченное…

Ходасевич ощущал себя деятелем старой, великой русской культуры. Поэтому он искренне полагал, что, прививая советскому дичку классическую розу, он тем самым оказывает этому безродному и сомнительному "дичку" великую услугу. Что касается тех русских писателей, которые остались жить и работать в новой России, то они, напротив, гордились тем, что оказали услугу обреченной на увядание "классической розе": в дряхлеющую кровь великого языка влили новую, свежую струю. Зощенко не собирался заниматься ни тем, ни другим.... Зощенко стал писать единственно разговорным языком не потому, что он, как говорил Пушкин, не знал языка, а потому, что считал это знание мертвым, ненужным, неприменимым в новых условиях. Зощенко не то чтобы "не брезговал" советским говорком. Он решил рассматривать…