The Guardian: 2016-ый – год женщин-писателей

Автор: Алекс Кларк
Берил Бейнбридж, май 1967-го. Фото: Richard Chowen/Getty Images

В дни, когда в свет выходят интереснейшие биографии, происходят впечатляющие художественные переосмысления многих явлений в мире культуры, угасают еще недавно сиявшие звезды, мы хотим поговорить о шести женщинах – женщинах-писателях, чье творчество продолжает жить

Рекомендации начинающим авторам, как правило, включают в себя совет нарастить толстую кожу, которая послужит им щитом на многих этапах карьеры, таких как: поиск агента, поиск издателя, работа с многочисленными замечаниями и сомнениями редактора, чтение грубых рецензий, ответы на письма недовольных читателей, парирование идиотических замечаний членов жюри различных литературных премий. Однако существует ли кожа, способная защитить начинающего романиста от подобной оценки:

Честно говоря, я не думаю, что подобная рукопись пригодна к публикации… Вряд ли из нее может получиться роман… Думаю, издатели будут недовольны отсутствием деления на главы, огромным количеством слов с искаженным написанием, очевидно, что большая часть этих слов существует исключительно в твоем воображении. Когда я размышляю об этом беспристрастно, забыв о том, что мы друзья, мне вообще начинает казаться, что в этой книге нет особого смысла. Особенно меня раздражает то, каким языком написана эта вещь – в нем отсутствуют образность и сила, необходимые, чтобы вытащить эту вещь из пропасти.

Адресатом данного «любовного послания» от литературного агента Нины Фрауд была Берил Бейнбридж, которая показала мисс Фрауд рукопись «Уикенда с Клаудом», ее первого, опубликованного в апреле 1964 года, романа (роман «Харриет сказала», ее более ранняя проба пера, был опубликован третьим). Текст этого письма приводит Брендан Кинг в последней биографии Бейнбридж под названием «Любовь любыми средствами», одной из ряда последних работ, посвященных попытке по-новому посмотреть на жизнь женщин-романистов, которые до сих пор не были оценены должным образом.

Описывая десятилетие, или около того, предшествовавшее началу карьеры Берил Бейнбридж в качестве романиста, Кинг изображает довольно бурный период – многочисленные романтические связи, включая пылкую и целомудренную увлеченность, забросившую ее в Париж с мужчиной старше ее на 35 лет, ради которого Бейнбридж вместе со своей школьной подругой притворялись выдуманными личностями; замужество и развод; рождение двух детей (в самые счастливые годы), а затем рождение третьего ребенка; роль в телевизионном сериале «Улица Коронации», ставшая основной темой любого интервью на всю оставшуюся жизнь, и две неудачных попытки самоубийства.

Часто есть ощущение присутствия рядом мужчин, ожидающих своей очереди, чтобы как-то упорядочить ее жизнь. Кинг рассказывает об одном примечательном эпизоде: приятель, живущий по соседству, архитектор, ведущий бизнес с мужем Бейнбридж, Остином Дейвисом, посоветовал супругам такое решение их проблем в их отношениях: Остин, по мнению соседа, должен был занять гораздо более сдержанную позицию в вопросе измен и, конечно, бывать дома хотя бы раз-два в неделю; Берил, в свою очередь, должна обеспечить домашний уют, включая приготовление изысканных блюд, воспитание детей и поддержание безупречного порядка в доме. Кроме того, Берил может не спать с Остином. К чести мужа, Бейнбридж нужно сказать, пишет Кинг, что оба супруга были шокированы таким предложением. Берил же, оставив остальное без обсуждения, перешла к самой сути вопроса: по этому сценарию, как она будет заниматься сексом? В ужасе от мысли, что женщина могла сама заинтересоваться столь низменным вопросом, незадачливый психотерапевт спешно ретировался.

Пожалуй, неудивительно, что брак не вынес всех штормов и распался. Через некоторое время Бейнбридж вступила в отношения с романистом Аланом Шарпом, о работах которого говорили с тем же восторгом, что и о Джойсе и Лоренсе; именно Шарп представил Берил упомянутой выше Н. Фрауд. Бейнбридж признавала, что это немного угнетает – жить с кем-то столь успешным, каковой она только пыталась стать, тем более с кем-то кто, кажется, и усилий то никаких к своей работе не прилагает. Ей ничего не оставалось, кроме как «вести жуткую, непрерывную битву с самой собой в стремлении создать бестселлер и плакать от неудач».

Пришло время, и Шарп иммигрировал в США, где построил удачную карьеру сценариста. Бенбридж удалось опубликовать 19 романов (20, если считать вышедшее в 1981 году существенно переработанное издание «Уикенда с Клодом»), кроме того, она преуспела в документалистике, написании рассказов и журналистике. Она была, несомненно, самым плодовитым номинантом на премию Букера, побывав в шорт-листе премии пять раз и ни разу не выиграв. Через год после ее смерти в 2010 г. Букер присудил свой приз «Лучшее из Берил», решение было принято путем народного голосования. Победителем стал роман Мастер Джорджи, крымская одиссея Бейнбридж, которая в 1998 году была отодвинута с призового места «Амстердамом» Иэна МаКьюэна.

Конечно, сложно угадать, какой была бы реакция непредсказуемого автора на посмертную награду, однако дочь Бенбридж, Жожо Дэвис, в свое время рассказывала, что мать очень хотела победить, несмотря на ее заверения в обратном. Также трудно сказать, являлись ли эти заверения проявлениями особенностей характера – чуждости любым условностям, немного грустного чувства юмора, аутсайдерства или обычной неуверенностью, появившейся из-за отсутствия веры в возможность признания.

Подобное специфическое отношение к достижениям женщин на литературном поприще касалось не только Берил Бейнбридж. Еще одна героиня этого года, возвратившаяся из забытья благодаря энтузиазму ее биографа Эдмунда Гордона – Анджела Картер. Гордон цитирует одно из интервью Картер, которое она дала в 1980-м, в нем Картер жалуется на «клуб стариков», существующий в британской литературе, в него входят Малкольм Брэдбери и Кингсли Амис, признанные наиболее значительными британскими писателями современности. При этом все почему-то пренебрегают Дорис Лессинг, единственной, по словам Картер, кто действительно пользовался огромным международным признанием. Другое упущение, замечает Картер, – это Бенбридж. Затем, как пишет Гордон, Картер умолкла, не упомянув, что за дверями этого клуба избранных осталась и сама Анджела Картер.

Картер пользовалась огромным уважением и поддержкой многих коллег, включая Салмана Рушди и Кадзуо Исигуро, с которыми довелось побеседовать Гордону в ходе его биографических исследований: Рушди отдавал должное благородству Картер, при этом замечая, что ему всегда казалось, что Анджеле всегда хотелось, чтобы люди воспринимали ее работу более серьезно. Исигуро рассказывал о том, что хотя Картер и была уверена в себе как в писателе, ей пришлось смириться с тем, что она никогда не станет широко известна.

Незадолго до смерти А. Картер в 1992 году ее роман «Умные дети» был обойден вниманием жюри при составлении шорт-листа Букера, при этом в номинации вообще отсутствовали произведения, вышедшие из-под пера женщины. Пожалуй, эта ситуация и стала предпосылкой к возникновению исключительно женской литературной награды — премии Оранж. Когда А. Картер не стало, Лорна Сейдж написала о ней некролог-эссе к изданию написанной Грантом биографии. Оно было озаглавлено «Смерть Автора» и сообщало, что ответом Картер на отсутствие внимания к ней со стороны жюри всех крупных литературных премий на протяжении всей ее жизни, вплоть до наступления тяжелой болезни, было едкое: «Мне, конечно же, не удалось получить ни одного сочувствующего голоса».

В отличие от Бейнбридж, дорога которой к литературной карьере была довольно извилистой и которой были свойственны приступы отсутствия вдохновения, Картер встала на писательскую стезю довольно рано, а слова и идеи, казалось, лились из нее рекой. Ее первый роман, «Призрачный танец», был выделен из массы второсортных рукописей редактором, который счел каждое его предложение выдающимся. Хотя последующие ее книги и другие литературные проекты порой терпели неудачи (например, ее работа в жанре культурной критики «Женщина по Маркизу де Саду» (The Sadeian Woman) вынашивалась очень тяжело), ощущение ее уверенности в себе как в профессионале, о котором говорит Исигуро, кажется верным. Почему же Картер даже допускает мысль о том, что мир не воспринимает ее работу всерьез, так, как она того заслуживает? И почему Бейнбридж вынуждена была делать хорошую мину при плохой игре, безрезультатно просиживая одну церемонию награждения за другой?

Писатели-женщины, чьи работы сейчас стали оцениваться столь высоко, ни в коем случае не представляют из себя однородную группу. Их влияние в литературе, интересы и стиль весьма различны. Их карьеры складывались очень по-разному: достаточно сравнить ранние полу-автобиографичные работы Бейнбридж – все эти несчастливые браки, бегство из дома, где все угнетает, и любовные интрижки с проходимцами – с ее поздними дерзкими опытами использования в сюжетах исторических фигур, таких, например, как Сэмюэл Джонсон и команда исследователей Арктики под командованием Скотта. Фирменная чудаковатость – странная смесь легкомысленности и опасности, поверхностной интонации, которая навела Нину Фрауд на мысль, что Бейнбридж нечего сказать, в сочетании с холодной жестокостью – присуща как ранним, так и поздним романам и может говорить о присутствии нервной пульсации в ее работе.

Репутация писателя может пошатнуться от подобного рода эстетической неопределенности, а в случае, если писатель – женщина, можно говорить о том, что на ее пути половая принадлежность встает дополнительной проблемой.

Образ Бейнбридж – колоритной, богемной, не выпускающей из рук сигарету, много пьющей, непоследовательной, установившей в холле собственного дома чучело бизона – отразился на ее работе. Пребывание Картер в Японии, ее увлечение сказками и женским эротизмом своеобразно соединялись с ее внешним обликом дамы с буйной седой шевелюрой и взглядом, одновременно пронзительным и мечтательно-отстраненным. Однако если есть что-то обескураживающее в намеках на потребности женщин-писателей – потребностей не только в работе, но и в сексе, в выпивке, в путешествиях, то и отсутствие подобных потребностей тоже вызывает тревогу.

Безукоризненно выглаженные, застегнутые на все пуговицы блузы Аниты Брукнер, ее безупречная прическа и невозмутимое лицо в сочетании с получением ею Букера в 1984-м за роман Отель «У Озера» (что особенно примечательно, она обошла Джеймса Балларда с его «Империей Солнца»), способствовали мгновенному возникновению определенного имиджа. Когда в марте того же года А. Брукнер умерла в возрасте 87 лет, Джулиан Барнс написал превосходную, вызывающую очень сильные чувства статью, в которой описал те надежные барьеры, которые писатель воздвигла между собой и внешним миром, который ограничивался посещением издательских вечеринок, на которые она ходила изредка и по необходимости; ее крайний аскетизм в еде, напитках, общении. Отчасти, это объяснялось личными предпочтениями Брукнер, отчасти связано с тем, что она уже насладилась «настоящей» и любимой карьерой преподавателя, писательская же деятельность, как говорила Брукнер в одном из интервью, была «просто заполнением времени».

И все же ее самообладание и самоограничения были неправильно восприняты. Барнс писал: «Пресса (в основном в лице журналистов мужского пола) окрестила ее «Скромница Анита» и, игнорируя ее звездную карьеру искусствоведа, отнесла ее к разряду одиноких старых дев, чья жизнь не удалась, и которые утешаются написанием романов, по одному за год, как неким стремлением к комфорту, как изысканной альтернативой покупки самой себе коробки дорогих конфет.

Анита Брукнер получила Букера в 1984. Фото: Times Newspapers/Rex/Shutterstock

Учитывая, какие произведения оставила после себя Брукнер, совершенно неважно, какие характеристики давали ей газеты, жаль только, если из-за таких характеристик ее работа осталась недооцененной. Например, роман «Отель "У Озера"» может быть поверхностно истолкован как история женщины, которая, разочаровавшись в любви, отправляется в шикарный, но лишенный приключений заграничный вояж, разочаровывается вновь и возвращается домой. Зачастую о ее романах говорят как о неком учебном пособии по переживанию неудач. Тем не менее, их нравственный посыл был гораздо значительнее. Барнс писал: «Она знала, что мир несправедлив, и считала наивным любого, кто этого не замечал». Пожалуй, лучшей характеристики для работ Брукнер и не придумаешь.

Женщины-писатели давно привыкли к тому, что их работа воспринимается как некое домашнее творчество, которое никогда не сравнится с произведениями авторов-мужчин; женщина должна приложить несравненно больше усилий, чтобы ее работа заслужила определение «масштабная». При этом то, как их жизнь и работа взаимодействуют между собой, в немалой степени из-за смешения семейных, сексуальных и социальных ролей, и, кроме того, чувство постоянной борьбы за индивидуальность, часто становятся отличным материалом для создания сюжетов. Конечно, чтобы понять и уловить всю сложность и тревожность такого пути, нужно обладать определенной проницательностью. Стороннему наблюдателю гораздо проще игнорировать особенности работы и жизни женщин-писателей и создавать в своем воображении их более примитивный и понятный карикатурный образ.

Пример такого упрощенного восприятия сопровождал в жизни и Элизабет Джейн Говард, чей роман «Хроника семьи Казалет» пережил много взлетов и падений на литературном рынке. Сейчас, возможно как раз по причине былой недооцененности, роман пользуется популярностью. А раньше эта запутанная история судеб и нравов состоятельной семьи воспринималась как превосходное занимательное чтиво, неглупая мыльная опера или запретное удовольствие, достаточно хорошо написанное, чтобы не испытывать чувства вины от его чтения. Но то, что в них описано, расшатывание строгих классовых границ и исчезновение многих социальных различий, часто ошибочно воспринималось как молчаливое сочувствие высшему обществу. Хилари Мантел, недавно написавшая работу об Элизабет Говард, так комментирует ситуацию: «Некоторые читатели спрашивают: почему я должен заботиться о проблемах богачей? На самом же деле, таких читателей не волнуют ни проблемы богатых, ни проблемы бедных… Романы Говард могут вызывать неприятие у тех, кто судит о них поверхностно и считает их буржуазными. Они могут вызывать неприятие у тех, кому не нравится кулинария, или кошки, или дети, или призраки, например, тех, кому чуждо удовольствие от прицельной точности в описании мира природы или мира, созданного руками человека… Но они несомненно будут высоко оценены теми, кто почувствует их шарм, их глубину и юмор, теми, кто умеет слышать послания мира, которому присущи ценности, отличные от его собственных».

Элизабет Говард. Фото: Associated Newspapers /REX/Rex Features

Биография Говард, написанная Артемисом Купером и изданная в 2016 году, утверждает значимость Говард как писателя, но одновременно рисует болезненный портрет женщины, чья эмоциональная жизнь часто определялась признанием и вниманием со стороны мужчин, в особенности, разумеется, со стороны Кингсли Эмиса, в браке с которым Говард состояла на протяжении 18 лет. Это жизнь, которая мало соответствует в нашем понимании потребности, даже обязанности, писателя ставить свою работу превыше всего. Но одновременно она демонстрирует всю разницу стандартов, применимых к мужчинам и женщинам, и ярлыков, навешиваемых на одних и на других. Как легко мы попадаем в ловушку, замечая в женщине-писателе лишь бунтарское пренебрежение гендерными ролями или, напротив, чрезмерное подчинение этим ролям!…

В своих мемуарах-зарисовках, написанных для Лондонского книжного обозревателя, которые впоследствии превратились в сборник под названием «С благодарностью», вышедший незадолго до ее смерти в апреле 2016 года, Дженни Диски размышляет о том, какой урон могут нанести человеку ярлыки и штампы. Она пишет о Дорис Лессинг, в дом которой Дженни переехала в 15 лет. После смерти Лессинг Диски написала: «Я знала Дорис на протяжении 50 лет. За все это время мне так и не удалось подобрать для нее подходящего определения, которое бы достаточно точно и емко описало ее роль в моей жизни, оставим в покое мою роль в ее…» Дженни отмечает, что Дорис не была при этом ни ее родной, ни приемной матерью, ни кем-то еще в этом роде, ее родители были живы и «к сожалению» даже общались с ней. Лессинг не была ей тетушкой, ни даже другом семьи. Переездом в ее дом Дженни обязана знакомству с сыном Дорис, Лессинг и Диски на тот момент даже ни разу не видели друг друга. И для Дженни, оказавшейся в подобной щекотливой ситуации, были очень важны понимание и поддержка.

Последующие работы Диски – романы, рассказы, мемуары, путевые заметки, отличающиеся точностью описаний и характеристик, отражают особое внимание автора к расстановке границ между автором и остальными людьми, между здравым рассудком и помешательством, между внутренним и внешним миром.

В настоящее время готовятся к публикации и другие интересные биографии. В следующем году Салли Фиппс планирует выпустить биографию своей матери, ирландской писательницы Молли Кин. Салли расскажет о том, как мать всю жизнь писала романы и пьесы под псевдонимом М.Дж. Фарелл, пока не решилась в возрасте 70 лет опубликовать под собственным именем свою самую известную работу – роман «Хорошее поведение».

Молли Кин. Фото: Virago

Здесь же будет уместно вспомнить и другого автора, работавшего под псевдонимом, Энн Бронте, чья жизнь описана Самантой Эллис в готовящейся в выпуску книге «Мужайся!». В ней Эллис доказывает, что огромная популярность сестер, Шарлотты и Эмили, не позволила нам разглядеть и оценить достижения и талант Энн. Это наше огромное упущение, утверждает Эллис, и оно не единственное, то же самое можно сказать о многих других писательницах, которым мы позволили остаться в тени.

Но завтра будет новый день. В мир литературы приходят новые писатели, они имеют самое различное происхождение, есть огромная разница в том, к какому классу они принадлежат, в их социальной принадлежности. Несмотря на все сложности с публикацией новых работ, недопустимо, чтобы существовали игнорируемые обществом писатели, например, цветные, выходцы из рабочего класса, авангардисты. Их работу нам только предстоит открыть для себя. Давайте же постараемся сделать это.

Если вы хотите выбрать и прочесть...

Берил Бейнбридж
Каждый за себя (1996)

Бейнбридж преуспела в драме закрытых пространств, то, как мастерски она манипулирует своими таинственными, непостижимыми персонажами, позволяет ей создать невероятное напряжение. Главный из героев, Морган, молодой американец, который совершил нечто ужасное и, возможно, собирается совершить что-то еще…

Анджела Картер
Ночи в цирке (1984)

В центре этого роскошного романа Февверс, крылатая женщина, которая превращается в потрясающую воздушную гимнастку в цирке Полковника Кирни – на протяжении всего романа она плетет нить захватывающей истории, которая переносит нас из Лондона в Санкт-Петербург, а затем и в Сибирь.

Анита Брукнер
Посмотри на меня (1983)

Роман, который непосредственно предшествует написанию «Отеля "У Озера"», представляет собой душераздирающую историю жестокости и несчастья под масками аристократизма и социальных условностей. Фанни – сирота, которая становится игрушкой в руках гламурной семейной пары. Ей кажется, что жизнь ее изменилась, до тех пор, разумеется, пока она не надоедает своей новой семье...

Элизабет Джейн Говард
Долгий взгляд (1956)

Оставляя в стороне четыре романа, вошедшие в «Хроники семьи Казалет» (с эпилогом под названием «Все меняется», вышедшим 2013 году), лучшей работой Говард является роман «Долгий взгляд», в котором она анализирует продолжительные супружеские отношения, которые в конце концов терпят крах. Действие романа, начавшись на семейном званом вечере, постепенно движется назад во времени, к первой встрече Флемингов, к периоду до разрушения иллюзий и наступления скуки.

Дженни Диски
Skating to Antarctica (1997)

В своих мемуарах Д. Диски проводит параллель между чувством опустошения в психиатрической лечебнице и похожим состоянием среди бескрайних белоснежных антарктическим пейзажей. Своеобразие и сила подобного изображения выделяют данное произведение. В нем без лишних эмоций, с предельной ясностью отражены нестабильность развития и сложности взросления Диски.

Молли Кин
Хорошее поведение (1981)

В полуразрушенном доме в сельской Ирландии, в благопристойном семействе Сен-Чарльз в полной изоляции от окружающих живет Арун, некрасивая и незамужняя дочь главы семейства. За то, что роман, наконец, был издан, нам нужно благодарить актрису Пегги Эшкрофт – она получила рукопись в ответ на просьбу что-нибудь почитать, когда жила в доме М. Кин. А прочитав, поняла, что роману не место в ящике письменного стола.

Совместный проект Клуба Лингвопанд и редакции ЛЛ