20 декабря 2016 г., 14:17

550

Что это за чувство? Патти Смит о том, каково было петь Дилана на Нобелевской церемонии

45 понравилось 4 комментария 8 добавить в избранное

o-o.pngЯ родилась 30 декабря 1946 года в Чикаго, в тот день бушевала снежная буря. Мой отец помогал таксисту ориентироваться на Лэйк-Шор-драйв, окна машины были распахнуты настежь, и роды у мамы начались прямо в такси. Я была тощая, и папа выхаживал меня, держа над тазом с кипятком, чтобы помочь мне дышать. Я буду вспоминать их, когда в день моего семидесятилетия поднимусь на сцену Riviera Theatre в Чикаго со своей группой, сыном и дочерью.

Несмотря на ужасающе напряженную атмосферу вокруг президентских выборов, я постаралась провести декабрь, погрузившись в приятную работу, помогая родным и готовясь к новому году. Но до выступления в Чикаго мне пришлось исполнить последнюю важную миссию в этом году. Ещё в сентябре меня пригласили спеть на церемонии вручения Нобелевской премии в честь лауреата по литературе, ещё не объявленного на тот момент. Это должны были быть несколько дней в Стокгольме, в красивом отеле с видом на воду — почётная возможность блистать, созерцать, творить. Я выбрала одну из своих песен, которую сочла подходящей для исполнения с оркестром.

Но когда объявили, что лауреатам стал Боб Дилан, мне показалось неуместным петь свою собственную песню. Я была в непредвиденной ситуации, и мной овладели противоречивые чувства. Имела ли я право так поступать в его отсутствие? Вызвало ли бы это недовольство Боба Дилана, которого я никогда бы не хотела обидеть? Но убедив себя и взвесив все «за» и «против», я выбрала “A Hard Rain’s A-Gonna Fall”, песню Боба, которую я полюбила, будучи ещё подростком, и которую так любил мой покойный муж.

И с того момента я каждую свободную минуту репетировала, следя за тем, понимаю ли я и правильно ли передаю каждую строчку. Так как у меня самой есть голубоглазый сын, я пела, обращаясь к себе, снова и снова, в исходной тональности, с удовольствием и всей уверенностью. Про себя я решила петь эту песню в точности, как она была написана, и в силу своих возможностей. Я купила новый костюм, подстриглась и почувствовала, что готова.

картинка Felosial
Фото: Филип Монтгомери / THE NEW YORK TIMES / REDUX


Утром, в день Нобелевской церемонии, я проснулась с некоторым беспокойством. Лил без остановки дождь. Одевшись, я уверенно отправилась петь песню. В фойе отеля мне повстречалась милая японка, одетая в традиционное платье – вышитое кремовое кимоно в пол и сандалии. Её волосы были тщательно причёсаны. Она сказала мне, что приехала почтить своего начальника, который получал Нобелевскую премию по медицине, но погода в тот день явно не благоволила ей. «Ты выглядишь прекрасно, – сказала я, – и дождь с ветром этому не помеха». К тому времени, как я добралась до концертного зала, пошёл снег. Мы с оркестром провели превосходную репетицию. У меня была своя гримёрка с пианино, куда мне принесли чай и тёплый суп. Я знала, что люди ждут выступления. Всё было передо мной.

Я думала о моей матери, которая купила мне первый альбом Дилана, мне тогда едва исполнилось шестнадцать. Мама нашла его в корзине с уценёнными товарами во «Всё по одной цене» и купила на свои чаевые. «Выглядит как то, что должно тебе понравиться», – сказала она мне. Я заслушала его до дыр, и моей любимой песней была “A Hard Rain’s A-Gonna Fall”. Тогда я поняла, что хоть мне и не довелось жить в эпоху Артюра Рембо, но зато я жила в эпоху Боба Дилана. Я также вспоминала мужа и как мы выступали вдвоём, как его руки брали аккорды.

ВИДЕО: Патти Смит исполняет “A Hard Rain's A-Gonna Fall” на церемонии вручения Нобелевской премии 2016

И вот настало время. Оркестр разместился на балконе, сверху сцены, где сидели король со своей семьёй и лауреаты. Я сидела рядом с дирижёром. Вечер шёл по плану. Я сидела там и будто видела перед собой лауреатов минувших лет, идущих к королю за своей медалью. Герман Гессе, Томас Манн, Альбер Камю. Затем объявили Боба Дилана – лауреата Нобелевской премии по литературе, и я почувствовала, как забилось сердце. После прочтения трогательной речи в его честь объявили меня и я поднялась. Как в сказке: я стояла между королём, королевой Швеции и величайшими умами со всего мира, вооружённая песней, в каждой строчке которой были зашифрованы опыт и стойкость сочинившего её поэта.

Зазвучали первые аккорды, и я запела. Первый куплет был спет неплохо, немного неуверенно, но я знала, что справлюсь. Но эмоции нахлынули с такой силой, что я не смогла противиться им. Краем глаза я видела огромный микрофон телевизионной камеры, и всех высокопоставленных лиц на сцене, и людей за ними. Не привыкшая к таким чрезмерно волнительным событиям, я не могла продолжать. Я просто не могла излить песню из себя.

Это странное чувство не прошло и не стихло, но безжалостно осталось со мной. Я была просто обязана остановиться и извиниться, а затем начать сначала и петь со всей душой, но я всё равно спотыкалась. От меня также не ушло то, что текст песни начинается со слов «Я проковылял, спотыкаясь, двенадцать туманных гор» и заканчивается строчкой «И я буду знать свою песню до того, как начну её петь». Когда я села, то почувствовала оскорбительный укол неудачи, но вместе с тем странное осознание того, что я каким-то образом вошла в мир текста песни и прожила её.

Позже, на банкете, я сидела напротив посла Америки – красивой, красноречивой иранки Азиты Раджи. В её обязанности входило прочесть письмо от Дилана перед завершением банкета. Она читала так безукоризненно, и я не могла отделаться от мысли, что Боб заручился поддержкой двух сильных женщин. Одна дрогнула, а вторая нет, и всё же обе старались как можно лучше отдать ему дань уважения.

Когда наутро я проснулась, шёл снег. За завтраком мне повстречались многие Нобелевские лауреаты, они выразили мне свою признательность за общественную инициативу. Сказали, что я молодец, на что я ответила, что могла бы сделать лучше. Нет, нет, нет, уверяли они меня, никто из нас и не желал большего. Говорили, что им моё выступление показалось метафорой их собственной борьбы. Весь день я слышала добрые слова в свой адрес, и, в конце концов, я осознала истинную природу возложенной на меня миссии. Зачем мы делаем нашу работу? Зачем мы выступаем? Прежде всего, это всё для развлечения и изменения людей. Это всё ради них. Песня ничего не требует. Тот, кто написал песню, ничего не требует. Так почему же я должна что-то требовать?

Когда умер мой муж Фред, папа сказал мне, что время не лечит раны, но даёт нам что-то, что помогает всё пережить. И я поняла, что это верно как для величайших, так и для незначительных происшествий. Заглядывая в будущее, я уверена, что сильный дождь не прекратится, и что нам всем нужно быть начеку. Год подходит к концу; 30 декабря я спою “Horses” вместе со своей группой, сыном и дочерью в городе, где я родилась. И всё, что я когда-либо видела и всё, через что я прошла, будет со мной, и глубочайшее раскаяние радостно сольётся с другими мгновениями. Семьдесят лет мгновений, семьдесят лет жизни на земле.

Совместный проект Клуба Лингвопанд и редакции ЛЛ

Источник: HOW DOES IT FEEL
В группу Клуб переводчиков Все обсуждения группы
45 понравилось 8 добавить в избранное

Комментарии 4

Патти Смит так часто упоминает здесь мужа, а ведь Фред Смит умер в 1994 году. Время действительно не лечит, но "дает то, что помогает все пережить".
Спасибо за статью.

pintado, Спасибо за отзыв!
Патти вообще удивительная сильная женщина. В "Just kids" рассказывает столько всего, до мельчайших деталей, это какое уважение к прошлому, к своему опыту. И сколько смертей она видела...

Felosial, А я столько лет собираюсь прочитать "Just Kids", и все как-то не получается. Тут уже и "M Train" давно вышел, так что пора уже обе книги прочитать. Недавно смотрела выступление Патти Смит на праздновании юбилея Democracy Now — в 70 лет она все тот же пламенный борец, трибун с поднятым вверх кулаком. :)) Она молодец.

Помню, когда увидела ее фотографии на выставке Корбайна, удивилась -- когда она успела так состариться? 70 лет... Прекрасная эпоха уходит :-(
Статья прекрасная, спасибо)

Читайте также