The New York Times: Бросая Анну под поезд

Автор: Тодд Гитлин, Секретарь-корреспондент, Комитет по литературной пурификации
Источник: Adoc-Photos/Corbis, via Getty Images

Уважаемый господин Толстой,
нам стало известно, что Вы выставили на продажу книгу, которая имеет целью описать мир с точки зрения женщины – в то время как на практике сами женщины повсюду забыты. Вы пытаетесь замаскироваться, используя её имя в заголовке своей книги. Но женщины всего мира видят Вашу уловку насквозь. Анны Каренины из реальной жизни понимают, что Вы проецируете свои невежественные, высокомерные фалоцентрические фантазии на женский персонаж, которого Вы напрочь лишили человечности.

Иными словами, Вы присвоили себе переживания подчинённой группы, уничтожив её настоящий опыт, чтобы извлечь выгоду из Ваших привилегий и превознести своё имя. Настоящие женщины молчат, в то время как Вы присваиваете себе самонадеянную роль чревовещателя.

Судя по доступным свидетельствам, Вы мужчина, более того, Вы – белый мужчина. Даже если Вы не кавказец в прямом смысле этого слова [1], нам известно, что Вы вторгались на Кавказ во времена своей молодости. Вероятно, там Вы и обучились последней мужской способности – убивать.

Хотя Вашу книгу хвалят за обнажение несправедливости русской феодальной системы, более внимательное чтение показывает, что Вы отказываетесь представить какую бы то ни было альтернативу этой системе. Кроме того, женщина, которая больше всех от неё пострадала, в конце концов должна быть поражена смертью, поскольку живёт лишь для того, чтобы служить ролевой моделью для женщин!

Будь Вы и сами женщиной, Вы смогли бы проникнуть, так сказать, в страдания женщины, у которой отсутствуют какие-либо независимые средства поддержки, которая сведена к зависимости от мужчины, беспомощно мечась от её жёсткого престарелого мужа к удалому военно-промышленному любовнику; она вынуждена отказаться от своего ребёнка, когда пытается удовлетворить свои самые глубокие желания, желания, которые были вписаны в неё распорядителем её жизни.
Даже Ваше знаменитое вступление: «Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастная семья несчастлива по-своему» – служит патриархальным интересам, скрывая то, как это несчастье на самом деле – в настоящей жизни – устроено. Несчастье не распределяется ни по принципу справедливости, ни по случайному принципу. Обуславливается же оно, на самом деле, доминированием мужчины и подчинением женщины в буржуазной форме, если не сказать в форме до-буржуазной семьи – образования, которое, в конечном счёте, подкреплено угрозой применения силы и закреплено в экономике, контролируемой мужчинами.

Хуже всего то, что Вы неспособны обнаружить и раскрыть сложную силу, присущую сильной женщине. Правда, что Анна Каренина в своём роковом приключении с графом Вронским какое-то время кажется активно действующей, но вы создаёте этот эффект лишь для того, чтобы подготовить её к последней капитуляции. Ваши слова о том, что не Вы бросили Анну под поезд, но что она сделала это сама, неоднократно цитировали. Какая недобросовестность, граф Толстой! Вы утаили свои импульсы к убийству, ложно приписав их героине!

Нет, не Анна, во крови и плоти, контролирует свою жизнь. Это Ваши – стоит ли повторять? – мужские фантазии о слабой, беспокойной, самой себе ненавистной неврастеничке, изнурённой и истощённой этим золочёным, элегантным щеглом Вронским. Когда он смотрит на неё, как на собственность, которой можно хвастать, когда мучает её и в конечном итоге уходит, лишив её сил на поддержание собственной свободы, Вы приговариваете её за нарушение патриархальных норм.
Если этого не достаточно, отметим, что Вы оставляете право последнего слова в своём романе либералу Николаю Левину, который присваивает себе силы добра, объявляя о своём желании «разумом и словами выразить это знание». Так, в Ваших глазах, именно мужчина должен выражать знание разумом и словами, пока бедная Анна оставлена на растерзание эмоциям – мучениям, которые не могут помочь – но могут толкнуть под поезд.

Без сомнений, граф Толстой, Ваше привилегированное воспитание ведёт Вас к злоупотреблениям. Вы можете возразить, что в своём порицании мы переходим на личности. Но мы вовсе не осуждаем Вас за то, что Вам случилось родиться в так называемой благородной семье. Нам хорошо известна сила каст. Мы осведомлены, что Ваши крепостные были освобождены, когда Вам было 33 года. Мы также знаем, что, несмотря на Ваши благородные заявления, Вы продолжили жить в экономическом излишке, пожиная плоды их неоплачиваемого труда. Мы знаем, что у Вас есть ребёнок от крепостной – несчастной женщины, у которой, разумеется, не было свободы, чтобы отвергнуть Ваши ухаживания. За Ваше бездонное тщеславие осуждаем мы Вас.

Не думайте также, что мы не знаем о самоотверженном служении Вашей супруги Софьи, или о том, какой отвергнутой она чувствовала себя, когда, во время написания своей книги, Вы лишили её привычной радости копирования Ваших рукописей. Вы использовали её и выбросили, как сделали это и с придуманной Вами Анной. Удивительно, на самом деле, что Софья и сама не прыгнула под поезд.

[1] Слово Caucasian («кавказский») используется для описания белой или светлокожей расы