Бессмыслица, мультфильмы и моя постсоветская юность

Автор: Naré Navasardyan
Иллюстрации Марии Рублевой для российского издания «Алисы в стране чудес» (1989)

Я выросла на жестокой истине советских мультфильмов. Затем я обнаружила «Алису в стране чудес».

Героем первой книги, первой, которую я прочитала самостоятельно, был Айболит, незамысловатый персонаж, который может вылечить все и вся. И не важно, крокодил ты или бандит, его лекарства – которые иногда имели вкус шоколада, а иногда ленинградских пряников – поставят вас на ноги в кратчайшие сроки. Я до сих пор считаю, что моя сегодняшняя железная настойчивость появилась благодаря влиянию доктора Айболита на ранних этапах моего развития. Как и у любого ребенка, истории и образы моего детства сформировали основы моего взгляда на вещи.

Когда-то я была довольно смышлёной маленькой девочкой. Согласно одной народной теории, я была умной благодаря бунтарски вьющимся волосам, напоминающим взрыв на макаронной фабрике. Так как будучи взрослой, я безжалостно выпрямляю свои волосы, это, возможно, объясняет мой немного низкий IQ. Дело в том, что те теории, которые я нынче предпочитаю, имеют мало общего с логикой, и гораздо больше с бессмыслицей. Я рассказываю своим друзьям о влиянии фаз луны на уровень мелких преступлений. Я выдыхаю дым в их печальные лица, заявляя, что только те люди, которые статистически имеют больше шансов умереть от рака легких, склонны к тому, чтобы начать курить, а поэтому им не о чем беспокоиться. Я ежедневно высмеиваю первый постулат о человечности моих друзей-экономистов, который заключается в том, что люди по своей сути разумны. Удивительно, что у меня еще остались друзья.

Но как это произошло, могли бы вы спросить? Почему бы и нет? Что могло бы заставить меня отказаться от детского ощущения сказки, а вместо этого отстаивать анархизм абсурда и бессмыслицы?

Я была не только умной, смышлёной маленькой девочкой, но и культурной. Когда моя мама привела меня на пьесу, сюжет которой заключался в путешествии льва, который в конце концов возвращается домой к тому времени, как опускаются бархатные шторы, впоследствии я свела все к одной, сжатой строчке: «Только выйдя из дома, можно понять, где он находится».

Вполне логично. Конечно, к тому времени я привыкла к идее, что смысл историй — научить меня, как правильно себя вести. Взять, к примеру, историю про маленького мальчика-грязнулю, которого наказали, но к тому же ожила огромная раковина:

14:59

Какой бы фантасмагорической ни была ситуация, мораль совершенно ясна, и совершенно точно влечет за собой много мыла. Как ненасытный мультипликационный наркоман в начале 90-х годов – иронично, что как только советская анимация получила широкое распространение, с растущей доступностью телевизоров, советская эра закончилась, – я стала, не осознавая этого, пятилетним критиком российского формализма, школы литературной мысли, которая рассматривала произведение искусства, не связывая его с культурным или историческим прошлым. Если бы у меня тогда был больший словарный запас, я бы, возможно, присоединилась к Троцкому в пропаганде контекстуализации социально-психологической реальности в виде мультфильма. Должна сказать, что все мои любимые мультфильмы тогда были тесно связаны с отрезвляющей и малопривлекательной реальностью:

18:38

По всей видимости, мой любимый детский мультфильм включает в себя маниакального, суицидального, непрерывно курящего сценариста; злоупотребляющего таблетками режиссера; бесконечные бюрократические проволочки; самую противную девушку-актрису в мультипликационном мире; и финал, где вся команда оплакивает свою награду — тощий и неприглядный букет. Опять же, послание ясно: кинопроизводство, как и многое другое в жизни, это большая и напряженная работа в обмен на поверхностный приз мимолетных аплодисментов – реальная ценность заключается в самой работе. Другими словами: делай работу, но не ищи награды.

Вряд ли это единственный моральный урок, который можно извлечь из советских мультфильмов. Взять хотя бы маленького Антошку, чей категоричный отказ присоединиться к другим работающим детям, копающим картошку, приводит к чувству голода и сожаления:

01:35:04

Или ленивый блондинистый ученик со своим котом, которые магическим образом переносятся в страну невыученных уроков, где он приходит к пониманию ценности работы:

19:07

Или история про бегемота, который предпочитал не прививаться как следует, и в конце концов заболел желтухой:

17:27

Или, немного более яркая нота, одомашненный кот и охотничья собака из Простоквашино, которые совместно узнают значение жертвенности и дружбы, когда ведут совместное домашнее хозяйство:

53:26

Послушная догме, я была образцовым ребенком начальной школы, делясь карандашами с теми друзьями, которые обладали менее выдающейся коллекцией карандашей. Моя перспектива радикально изменилась в тот день, когда мой дед, настоящий бунтарь – он был против СССР во времена союза, и за СССР после его распада – судьбоносно сказал мне выключить телевизор. В отсутствие телевизора я обнаружила Алису в стране чудес.

Комната моей бабушки всегда была для меня ходом в другие миры. Тускло освященная и с отчетливым ароматом старых духов, все это позволяло мне представлять себе, кутаясь в один из ее очаровательных платков, что я парижская танцовщица или богиня различных сезонов. Однажды на ее прикроватной тумбочке лежала не книга, а кусочек древнего сокровища, который произвел перемещающий эффект. Когда я наконец вынырнула из запойного чтения Льюиса Кэрролла, казалось, что время остановилось. Что повлияло на меня, и впоследствии сделало эту книгу моей любимой – то, как сильно отличается история от того, что я регулярно встречала в советских мультфильмах. В отличие от их настойчивости на рационализме и логике, смятение моей надвигающейся юности видело гораздо больше смысла в захватывающем абсурдизме книги.

По словам моих родителей, в мире, в котором они выросли – мир, отраженный в мультфильмах – было мало места для неопределенности или тревоги. Почти у всех была работа и достаточно денег (хотя если чего-то не хватало, было достаточно способов, чтобы это достать). Женщины едва ли задумывались о карьере, находя больше смысла в семье. Все уважали офисных рабочих и профессоров и смотрели свысока на тех, кто поставлял им средства к существованию, перепродавал или представлял продукцию. Дельцы – те, кто каким-то образом все добывали (их пренебрежительно называли «спекулянтами») – были особенно неуважаемыми фигурами в обществе.

Галерея обложек – Алиса вокруг света:

(Русское издание, 1958)

(Польское издание)

(Французское издание, 1980)

(Чешское издание, 1961)

(Голландское издание, 1979)

(Чешское издание, 1949)

Так что для меня было большим шоком, когда оказалось, что в книге Алиса выбирает Белого Кролика – нестандартное поведение. Она не выполняет благородный квест, не стремится к воссоединению с семьей или образцово-показательной дружбе, и не находит ничего примечательного в идее социального порядка (особенно выраженной в монархии короля и королевы червей). Она быстро адаптируется в мире, в котором, кажется, все шиворот-навыворот. С другой стороны, она отказывается от контроля: как она говорит Соне, она не может остановить взросление.

В то же время не было ничего такого неправильного и в моих советских мультфильмах, кроме того, что они пришли слишком поздно, пытаясь подготовить меня к миру, который больше уже не существовал. Нарисованные от руки и прекрасные стилистически, они рассказывали об анахронически медленной и легко усваиваемой жизни, которая не особо напоминала мою – и, возможно, ничью. В конце концов, я выросла и приняла решения, которые будут определять мой путь – из серии что изучать, с кем дружить и кем стать, – Алиса была идеальным спутником, не давая никаких обещаний о последствиях любого из ядов жизни.

Годами позже после «Алисы в стране чудес» я влюбилась в Мастера и Маргариту Михаила Булгакова, рассказ о сюрреалистической Москве, о цензуре, самопожертвованной любви и дьявольской стороне городского подполья, который при жизни автора был запрещен советскими властями. Роман Булгакова заставил меня думать о бессмыслице не только как об отсутствии смысла, но как о призыве к смыслу и отказе от порядка – призыв, дозволенный в рамках системы, которая оставляет пространство для бессмыслицы и неопределенности в воспитании своих граждан. Советская система была очень специфична в той роли, которую она закрепляла за искусством, как в определении, так и навязывании социального функционирования. Это была ирония, правда, в случае мультфильмов сообщение достигло своей целевой аудитории слишком поздно, только после наступления капитализма, внушая впечатлительным молодым умам устаревшие, неподходящие идеи. К счастью для меня, Алиса пришла мне на помощь – и как раз вовремя, – предлагая гарантию того, что ничто в мире не имеет смысла, так долго, как вы это позволите.

Совместный проект Клуба Лингвопанд и редакции ЛЛ