Синтия Бонд: «Я понимаю, почему среди писателей столько алкоголиков!»

«Я действительно проживаю эту историю, стараюсь распробовать ее…» Синтия Бонд. Фото: Дэвид Левен для «Guardian»

Автор: Шиан Кейн (Sian Cain)

Автор романа «Руби» рассказывает о том, как погружалась в мучительную историю насилия, перекликающуюся с ее собственной жизнью, чтобы написать свой известный дебютный роман.

«Черт, нет ничего странного, когда цветные сходят с ума, – замечает один из персонажей дебютного романа Синтии Бонд "Руби". – Странно, когда этого с нами не происходит». Но когда мы впервые знакомимся с Руби Белл, перспектива безумия кажется невероятной. Как черная женщина 1960-х, достаточно привлекательная и светлокожая, чтобы получать привилегии, о которых другие только мечтают, заканчивает свой путь, завывая и мочась на улице и убегая от призраков?

Оказывается, в сумасшествии вовсе нет ничего странного: «Руби» – это тяжелая книга о сексуальном насилии, религиозном ханжестве и сатанизме. Разумнее всего было бы игнорировать цитату из рецензии, помещенную на обложке британского издания и позиционирующую книгу как отличный вариант для пляжного чтения.

53-летняя Синтия Бонд – нетипичный автор-дебютант, но и «Руби» – нетипичный дебютный роман. 900-страничная книга создавалась 15 лет. По совету своего агента Бонд разделила ее на три части. «Руби» – первый том, в котором рассказывается об удивительной красоты женщине, которая сбегает из родного городка и бросается в пресную гламурную жизнь сливок Нью-Йорка. Вскоре после ее вынужденного возвращения в Либерти, штат Техас – «Она не только ведет себя так, словно ее дерьмо не воняет, она готова продавать его по унции», как раздраженно замечает один из героев – весь город злорадствует, наблюдая, как ее захватывает в буйное безумие, порожденное воспоминаниями об ужасном детстве.

Книга без особого шума поступила в британские книжные магазины в 2014 году: отзывы были положительными, но продажи не слишком воодушевляли. Так продолжалось, пока в доме Бонд не раздался звонок, кардинально изменивший ситуацию.

– Привет, Синтия, это Опра Уинфри, – рассказывает Бонд о своем впечатлении от того разговора. – Я буквально завизжала! Она сказала, что ей понравилась моя книга. Это была первая книга за последние полтора года, которую она сама выбрала для чтения в своем книжном клубе.

Когда стало известно, что «Руби» вошла в программу клуба Опры "2.0", роман оказался в списке бестселлеров "New York Times", а продюсерская компания Уинфри "Harpo Films" получила права на кино- и телеадаптацию. Затем Бонд попала в шорт-лист премии "Baileys" за женскую прозу. Неплохо для первой книги.

"Руби" совсем не похожа на дебютный роман. Книга Бонд очень лирична, в связи с чем сразу вспоминается Габриэль Гарсиа Маркес и, может, еще Изабель Альенде. Смесь креольской культуры, южной звонкости, вуду и даже еврейской мифологии делают «Руби» насыщенной и временами волшебной. Речь даже самых отвратительных героев полна звучного очарования: «Такое ощущение, что тебя обмакнули в кляр и обжарили в беззаконии», – говорит один из них. Той картине Либерти, которую нарисовала Бонд: грязь и нищета идут рука об руку с набожностью и ханжеством – безоговорочно веришь, а ужасам, которые она живописует – тем более.

Бонд родилась в Техасе и выросла в окружении книг и тех, кого она называет «черным литературным бомондом». Ее родители трудились в академической сфере, и в их доме в центре внимания всегда были культурные и политические события. Ее покойный ныне кузен Джулиан Бонд был лидером движения за гражданские права. К ним порой заходила Майя Ангелу «попеть блюз и перекусить рисом с фасолью». «Я была не по годам развитой, – вздыхает Бонд. – Я забиралась к ней на колени и спрашивала: "Мисс Ангелу, а почему на самом деле поют птицы в клетке?" [Майя Ангелу знаменита своей автобиографической книгой «Я знаю, почему поют птицы в клетке» – прим. перев.] Должно быть, это смущало моих родителей».

Отец Бонд расхаживал по дому, цитируя Шекспира, а сама она то и дело заглядывала в книги вроде «Долины кукол» и «Лолиты», но именно мать заложила в нее то, из чего впоследствии родилась Руби. Мать Бонд выросла в настоящем Либерти, одном из старейших городов Техаса, на ферме, где выращивали хлопок и сахарный тростник. «С тех времен у мамы осталось много маленьких шрамов… Мы иногда показывали на какой-нибудь и просили рассказать о нем. И она рассказывала свои истории снова и снова. Каждый шрам был главой в любимой нами книге ее тела. Я выросла, чувствуя, что сама родилась в Либерти, и там прошло мое детство». Работая над романом, писательница впервые посетила этот городок: реалии этого места и окружавшие его сосновые леса заставили ее переосмыслить картинку, которая сформировалась в ее голове, и совершенно иначе взглянуть на книгу.

Истинная история тяжелым грузом лежит на плечах Бонд, равно как и на ее книге. Автор ясно дает понять, что «Руби» – это вымысел, но также совершенно очевидны и отсылки к ее собственному прошлому и прошлому ее семьи: как и Руби, члены семьи Бонд были светлокожими, так что «когда они отправились на север, их принимали за белых». Ее дед, родившийся в год принятия манифеста об освобождении рабов, поправил бы водителя, услышав, что ему необязательно сидеть в хвосте автобуса. В одной из сцен романа Руби мельком видит Марш на Вашингтон 1963 года под руководством Мартина Лютера Кинга. Сама Бонд, которой было семь, когда Кинга убили, в детстве часто «играла в "похороны", ведь в новостях все время показывали сюжеты о докторе Кинге и Кеннеди».

В книге тетю Руби линчевали члены Ку-клукс-клана. Это событие тоже имеет под собой реальную основу. Когда Бонд было девять, она услышала историю своей тети Кэрри: «Она работала в доме белого человека, который увлекся ею. Это случалось так часто, что кто знает, была ли это любовь? Но он построил для нее дом, так что, думаю, это был тот самый случай, а не просто секс. Именно тогда все и произошло…» – ее голос затихает. Кэрри было восемнадцать, когда ее убил шериф Либерти вместе со своими приятелями-куклуксклановцами. «"Руби" – выдумка, – объясняет Бонд. – Правдой я восполнила пробелы в своем рассказе, а потом добавила то, чего никогда не было. Но да, в основе лежат реальные события».

«Чтобы можно было писать, у женщины должны быть деньги и своя комната», – написала как-то Вирджиния Вулф. Для Бонд такой идеал смехотворен. Она писала «Руби» везде: сначала на местных курсах писательского мастерства, потом в кафе (в послесловии она благодарит трех бариста) и даже в частично отреставрированной церкви, куда приходила во время перерывов на работе. Она часто говорит о писательстве, словно ощущая себя его объектом, а не субъектом; рассказывает о болях в руках и голове, которые испытывает, описывая сцены избиения героя до полусмерти; о том, как торгуется с вымышленным педофилом, уговаривая его отпустить ее домой, к дочери.

– Я знаю, это звучит безумно, – говорит она, хотя ее, судя по всему, не волнует чужое мнение на это счет. – Но я действительно проживаю эту историю, стараюсь распробовать ее. Вот почему все так сложно. Мне нравится заглядывать в самую ДНК предмета. Но приходится порой пропускать через себя страшные вещи… Влечение педофила к детям, садистское удовольствие от причинения кому-то боли. Я чувствую все. Господи, мне бы хотелось уметь пить, – смеется она. – Я понимаю, почему среди писателей столько алкоголиков! Но сама обхожусь шоколадом.

По мере развития сюжета становится ясно, что, как и Руби, многие отверженные в Либерти – адекватные люди, изгнанные из богобоязненного общества, контролируемого тайной сетью сатанистов. Читать это нелегко: в книге один только раз изображен секс по взаимному согласию, зато насилие над детьми встречается очень часто. Но весь ужас таится не в самих действиях, а в осознании того, что люди, совершающие их, так же неприметны, как и в реальности. Как отрешенно замечает Руби: «Волки тоже были нормальными людьми, и это самое ужасное… Эти люди были частью колеса мира, они помогали ему вращаться».

– Как бы жутко это ни звучало, никого нельзя назвать абсолютным чудовищем, – считает Бонд. – Большинство людей ни хороши, ни плохи. Те, кто совершает ужасающие поступки, не прячутся во мраке, пуская слюни. Они вокруг нас, скрываются на виду.

Кажется, «Руби» переполнена злостью, но сама Бонд с этим не согласна. Она чернокожая бисексуалка, пережившая насилие, и потому не понаслышке знает, что такое предрассудки. Но ее прежде всего волнуют несправедливости, с которыми сталкиваются другие, особенно бездомные молодые представители секс-меньшинств, с которыми она работает в Лос-Анджелесе. Руби же в лучшем случае критикует прикрываемое американским правом на свободу вероисповедания лицемерие с его одержимостью сексом и страстным стремлением к осуждению. Мать, выросшая в «убеждении, что апокалипсис состоится в следующую субботу», воспитала ее атеисткой. Бонд не допускает мысли, что зло предопределено: «Я уверена, что у каждого из нас есть выбор. Жизнь может быть очень тяжела, но всегда наступает момент, когда нужно определиться, каким ты хочешь быть. Я не верю в существование зла. Существуют чудовищные поступки, но всегда есть выбор, совершать их или нет».

Бонд работает над второй частью трилогии о Руби и должна представить издателю готовую рукопись к сентябрю. «Пока меня не одолел страх второго романа. Когда дело дойдет до окончательной редакции, может, он меня все-таки настигнет, – предполагает она с улыбкой. – Пока я просто счастлива вернуться к своим героям». Предыдущий писательский опыт научил ее, «очень самокритичную» женщину, что нужно позволить книге идти своим чередом. «Никогда не испытаешь полного удовлетворения, – рассуждает она. – Думаю, у каждого писателя иногда возникает желание пойти в книжный магазин и еще что-нибудь приписать на полях. Теперь я понимаю, как мало зависит от автора после того, как книга завершена – внимание читателей, продажи – нельзя слишком зацикливаться на этом, иначе можно сойти с ума».

Перевод: Scout_Alice
Совместный проект Клуба Лингвопанд и редакции ЛЛ