Интервью с Александром Староверовым

Александр, вы окончили Московский авиационно-технологический институт имени К. Циолковского, затем Академию бюджета и казначейства при Минфине РФ и Академию народного хозяйства при Правительстве РФ, до недавнего времени работали в финансово-банковской сфере. Почему вдруг вы резко сменили род своей деятельности – стали писать?

– Не вдруг и не резко. Между первыми попытками выразить свои мысли на бумаге и написанием романа прошло больше двадцати лет. В институте я писал сценарии для КВН, ещё раньше – стихи. Я думаю, все пишущие люди укушены каким-то неведомым мне кровожадным комаром. Зудит постоянно, чешется, жить не даёт. Но все ведь помнят начало девяностых? Нужно было элементарно выживать, появилась семья, дети, потом бизнес закрутил, возникли новые обязательства. А следом случилось одновременно несколько событий. Мне исполнилось сорок, я чуть не отдал концы от внезапно ударившего гипертонического криза. Наконец я понял, что всех денег не заработаешь и даже стремиться к этому глупо. Знаете, между жизнью и смертью как-то вдруг сразу понимаешь главное. Я понял и начал писать. Видимо, писательство для меня и есть главное.

Помните ли вы тот момент, когда пришло решение взяться, старомодно выражаясь, за перо?

– Отлично помню. Сюжет первого романа жил во мне к тому времени года полтора. Я долго не решался начать. Тяжело, согласитесь, почти в сорок лет браться за незнакомое, далекое от приобретённой профессии дело. И вот однажды в декабре 2011 года, когда у всех финансистов наступает сумасшедшее время и за день нужно успеть сделать больше, чем за иной месяц, сидел я в редкую спокойную минуту у себя в кабинете и неожиданно, как вы выражаетесь, взялся за перо. Контраст с окружающей суетой был потрясающий. Часа на полтора я просто выпал из реальности. А когда очнулся, так мне тоскливо стало, так возвращаться не захотелось к рутинным делам. Но пришлось вернуться. Роман писал урывками на работе, пока не свернул из-за болезни дела и не переоценил свою жизнь.

Был ли у вас до этого литературный опыт?

– Небольшой. Стихи, сценарии для институтской команды КВН.

Как вы пришли в издательство «Эксмо»?

– В эту невероятную историю я до сих пор не могу поверить. Если бы не со мной случилось, не поверил бы никогда. Я написал роман и дал почитать его своему приятелю-банкиру, кстати, прототипу одного из героев романа. Ну где читать банкиру художественную литературу? Только в самолете по пути в очередную командировку. Он знакомился с текстом романа по пути в Новосибирск. Поскольку у моего приятеля плохое зрение, читал он не на гаджетах, а на распечатанных секретарем листах. Рядом сидел другой пассажир и все время косился на него, а потом спросил:

– Я вижу, вы читаете какую-то неизданную художественную литературу, извините, пожалуйста, за любопытство, но что это?
Мой товарищ объяснил, что его приятель написал роман, и он, приятель, не может от него оторваться уже третий день.

– О, как кстати! – сказал сосед по самолету, – А я как раз издатель, совладелец издательства ЭКСМО, Андрей Гредасов, не дадите ли почитать несколько глав, пока все равно летим?

Друг дал. И через несколько дней я уже начал работать с издательством. Я даже никуда не успел послать свой роман. Этот невероятный случай, конечно, укрепил правильность выбранного пути. Правда, дальше этот путь был усыпан отнюдь не розами, но это нормально. В любом случае я благодарен Вселенной за это на самом деле не маленькое чудо. После этого ЭКСМО для меня не просто Издательство, а нечто приближающееся к руке Провидения.

Названия ваших романов говорят сами за себя: «Баблия. Книга о бабле и Боге», «РодиНарод». О Боге, о деньгах, о родине, о народе. Налицо некоторая державность в выборе тем. Вас волнуют только глобальные проблемы? Может быть, стоило, работая над ними, обратиться к публицистике?

– А какие ещё проблемы могут заставить человека писать? Я бы добавил ещё сюда Любовь, Жизнь и Смерть. Как пел Окуджава, «каждый пишет, как он дышит». Я этим дышу. Да все этим дышат – выражают по-разному. Даже самый, казалось бы, легкий, но хорошо написанный детектив – об этом же. Что касается публицистики... Писать в Фейсбуке или газетах о Боге, Любви, Родине, Народе по меньшей мере пошло. Настоящая литература, по моему мнению, – это осознание подсознания людей определенного времени. Публицистика – это слова, просто слова...

Известно, что рекламная кампания романа «Баблия» была с купюрами: в метро не разрешили повесить рекламный стикер с названием произведения. Как вы думаете, почему?

– Тогда, в начале четырнадцатого года, очень модной темой было оскорбление чувств верующих. Вот и перестраховались. Я, честно говоря, не очень понимаю, как можно оскорбить чьи-либо чувства. Чувства ведь не обладают сознанием. Боль – чувство, голод – чувство, жажда – тоже чувство. Как их можно оскорбить?! А вот разум оскорбить легко. И подобные этому запреты оскорбляют мой разум. На всякий случай напоминаю: Библия по-древнегречески – книга. Не больше и не меньше. Отсюда слово «библиотека», например. А «Баблия»– не более чем каламбур, обозначающий книгу о бабле (деньгах) и Боге, о чем честно написано на обложке. Если кто-то думает, что слово «Бог» нельзя упоминать со словом «деньги», перечитайте Библию, хотя бы заповеди, хотя бы первые десять. Больше трети из них – об имущественных отношениях.

Известно также, что сайт, созданный для потенциальных читателей романа «Баблия», в одночасье рухнул. Не могли бы вы подробнее рассказать, что стало этому причиной?

– О, это забавная, немного стыдная и очень поучительная история. Её стоит рассказать. У меня в первом романе действие происходит то в Москве, то в стране под названием Либеркиберия, то ли выдуманной, то ли созданной главным героем – казнокрадом и жуликом Аликом. В этой стране он в свободное от расхищения казны и семейных неурядиц время трудится богом. Либеркиберия – это такая утрированная мечта технократов-либералов из Силиконовой долины, мечта с налетом воззрений русского среднестатистического жулика. При выпуске романа у меня возникла идея провокационной рекламной акции. Я создал специальный сайт под названием star-over-off.ru, который вольно перевёл как старый хакерский мем: «через тернии к звёздам». На сайте утверждалось, что группа легендарных инвесторов и хакеров из Силиконовой долины (туманно намекалось на создателей бит-койнов) купила у государства Науру в Тихом океане несколько островов и создала первое в мире интернет-государство в офф-лайне. И они готовы предоставить паспорта и гражданство этого государства, позволяющие передвигаться по миру без виз ста тысячам счастливчиков. Квота на Россию – три тысячи. Отбор граждан должен был осуществляться по интеллекту в результате многоступенчатого экзамена, первая стадия которого – прохождение теста на IQ. Дата экзамена – день релиза романа: 6 марта 2014 года в 12 часов дня по Москве. В это время, по моей задумке, мистификация должна была раскрыться, и на сайте в этот момент должна была появиться реклама книги. Идея имела оглушительный успех. Десятки тысяч людей записались на экзамен, а в 12 часов на сайт зашли 120 000 человек одновременно. И он рухнул, потому что не был рассчитан на такое количество посетителей. И это падение сайта, по-моему, было вполне заслуженным. Нельзя играть с огнём. До сих пор помню письмо одного мужчины из Украины на почту сайта. Он долго рассказывал о тяжелой, невыносимой жизни в этой стране и писал, что получение гражданства Либеркиберии – это его последняя надежда. Мне стало стыдно. Короче, испортил я себе карму. Но Вселенная, видимо, ещё не совсем поставила на мне крест. Просто взяла и обрушила сервер, чтобы я слишком не шалил. За что я очень ей благодарен. Я, кстати, извинился потом публично на том же сайте перед всеми и в качестве добровольной епитимьи перестал оплачивать доменное имя. Теперь это имя принадлежит компании, осуществляющей честные грузоперевозки. Она купила имя сайта и рекламирует там свои честные услуги. Ошибка исправлена.

Мы знаем, что роман «РодиНарод» писался вами особенно тяжело? Почему?

– Потому что мне было плохо, потому что темное подсознание, я не уверен даже, что моё собственное, рвалось наружу. Я написал этот роман быстро, как будто рукой моей кто-то водил. Но я буквально болел, когда его писал. На коже выступила экзема, в некоторые моменты мне казалось, что меня посещают видения. Есть такие глубины, куда лучше не нырять. Можно не вынырнуть. Это очень концентрированный роман, я бы сравнил его с чистым спиртом. Его спокойно можно развести пожиже, и тогда хватило бы на три полноценные книги. Этот роман – лекарство. Горькое, но читатели пишут, что действенное. Об одном жалею, что на обложке не написал предупреждение. Примерно такое: «Если вам хорошо, если вы хотите развлечься и поднять себе настроение, ни в коем случае не читайте этот роман. Последствия опасны и непредсказуемы. Это книга для тех, кто запутался и блуждает во мраке, у кого болит душа и сердце, кто парализован ощущением ужаса жизни. Таким людям книга может помочь». Будет больно, но, когда врач вправляет вывихнутое плечо, тоже сначала больно, – потом становится легче. Такой роман не может быть популярным, тем не менее он очень нужен страдающим и заблудшим душам. Мне самому он сильно помог. Я переболел и выздоровел. И что-то понял для себя. Я рад, что написал эту книгу.

Первоначальное название «РодиНарод» было «Не Божья матерь». Почему вы изменили его при публикации?

– Очень не хотелось повторять опыт с «Баблией». Мало ли чего нездоровым людям в голову взбредёт...

Творчество каких писателей оказало на вас сильное воздействие?

– Достоевский, Толстой, Стивенсон, Дюма, Булгаков, Ильф и Петров, Фейхтвангер, Гроссман, Сартр, Маркес, Довлатов, Буковски, Пелевин, Роулинг... Я могу долго продолжать. Их всех можно, пожалуй, объединить одним словом – честные. На меня оказали воздействие честные писатели. Пускай заблуждающиеся иногда, но честные. Я имею в виду – оказали влияние как на человека. А как на существо, сочиняющие истории, на меня никто не оказал влияние. Не думаю, что писатели оказывают влияние друг на друга. На них влияет жизнь и время, в котором они живут. И они, в свою очередь, влияют на время. Как говориться, Пушкин не читал Достоевского и ничего, сумел при этом стать Пушкиным.

Назовите, пожалуйста, три самых главных романа русской или мировой литературы в своей жизни. Почему они оказали на вас такое воздействие?

– «Война и мир» Л. Толстого, «Золотой телёнок» И. Ильфа и Е. Петрова, «Мастер и Маргарита» М. Булгакова – это из русской. «Три мушкетера» А. Дюма, «Таинственный остров» Ж. Верна, «Иудейская война» Л. Фейхтвангера – это из мировой. Я вполне допускаю, что это не главные романы в литературе и, может быть, даже не лучшие. Но я прочёл их в детстве и юности, они сформировали меня как личность. Это, так сказать, моя предустановленная операционная система, и поэтому для меня они главные.

В каком жанре, стиле вам органичнее всего работается?

– Ну если загонять себя в рамки какого-то формата, то фантастический или магический реализм.

Все три ваших романа написаны в этом жанре?

– Пожалуй, да.

Как вы думаете, кто ваш читатель?

– Разумное существо, человек, не отталкивающий от себя вопросы, а пытающийся на них ответить, стремящийся жить осознанно.

Давайте представим ситуацию. К вам на встречу в книжный магазин пришла студентка-первокурсница. Ваша задача добиться того, чтобы она купила одну из ваших книг. Какую вы ей порекомендуете? Какие слова найдете для того, чтобы ее решение купить было бесповоротным?

– Если на встречу ко мне пришла первокурсница, значит, меня наконец-то настигла слава, и книгу девушка, конечно, купит, любую. Опытным путём выяснено, что первокурсницы весьма позитивно реагируют на «Баблию». Сомневающиеся могут посмотреть Инстаграм – хэштэг #Баблия#

А если к вам за советом обратиться пожилой мужчина, давно вышедший на пенсию. К примеру, водитель троллейбуса? Что порекомендуете и что скажете вы ему?

– Всем, кроме первокурсниц, я рекомендую мой новый роман «Я в степени N».

Как семья относится к вашему писательству?

– Отношение постоянно эволюционирует и очень похоже на отношение к любой гениальной идее. Первая стадия: «какая чушь!», вторая: «в этом что-то есть», и третья: «да кто же не знает, что это дар божий!». В настоящий момент семья прошла первые две стадии и приступает к третьей.

Вы – бизнесмен. Для всякого бизнесмена любое дело – источник прибыли. Является ли прибыльным писательство? Как можно повлиять (и нужно ли?) на рост тиражей и продаж ваших книг?

– Писательство – это любовь. Разве может любовь быть прибыльной? Даже для бизнесмена? Если и может, то только выродившись в проституцию. А повлиять на рост продаж можно многими способами. Скандал, интриги, расследования, ругань в социальных сетях. Но это то самое, о чем я говорил двумя предложениями выше. Ни в коем случае не сравниваю, но… представьте на секунду увеличение таким способом тиража, скажем, Евангелия?

Как возник замысел третьего романа – «Я в степени N»?

– После первых двух романов я решил не писать вообще, никогда. Каждый раз после окончания романа даю себе такое слово. Кажется, уже все сказал, эмоции умерли и фантазия иссякла. Выжимать из себя ничего не хочется. Да и трудное это дело, писательство, и в общем – неблагодарное. В блаженном состоянии отрицания творчества я нахожусь, как правило, несколько месяцев. Но вдруг что-то происходит. Я не могу описать что, в голове неожиданно появляется сюжет или начало сюжета. А потом этот сюжет начинает жить своей, почти не зависящей от меня жизнью. Я только редактирую его и записываю. На самом деле я не писатель, а редактор. Только вот кого или что я редактирую, до сих пор разобраться не могу.

Сколько редакций было у этого романа?

– Три с половиной. И это меня пугает. Предыдущие два романа были написаны на одном дыхании и нуждались только в небольших правках. Видимо, я превращаюсь в «профессионала», а хорошо ли это – не знаю. «Я в степени N» была тоже написана на одном дыхании. Но композицию я менял как минимум два раза. Причём весьма радикально. Один раз сам, второй раз под воздействием своего прекрасного редактора Ольги Аминовой. Я её за это воздействие минут пять ненавидел, а все остальное время сильно любил. Потому что роман стал намного лучше. Хотя до сих пор сомневаюсь, не исчезла ли из него цельность и естественность. Единственное, что утешает, – я ничего не дописывал и не переписывал, просто сокращал и менял куски текста местами.

Не могли бы вы в трех словах определить специфику «Я в степени N»? Кто этот «я»? Что это за «степень N»?

– «Я» – это мы. Все мы, ненавидящие друг друга, а на самом деле – ненавидящие себя. А «степень N» – это степень самообмана, степень ненависти к другим людям, из-за которых все могло сложиться иначе. На самом деле – степень ненависти к себе.

Как вам кажется, у кого из современных авторов появляются темы, подобные тем, что вы поднимаете в новом романе?

– Тяжело себя с кем-то сравнивать, поэтому отвечу политкорректно: я таких авторов не знаю, но это не значит, что их нет.

Как вам кажется, есть ли у российского народа шанс вырваться из хождения по кругу в решении вечных русских вопросов?

– Выход из хождения по кругу есть у всякого существа и у всякого народа. И называется он «смерть». Вполне возможно, что ходить по этому кругу и есть смысл жизни русского народа. У современных немцев, например, – «Мерседесы» делать, а у русских – по кругу ходить. Что более важно для Вселенной, кстати, неизвестно.

На чем зиждется ненависть работяг к бизнесменам? Интеллигентов к чекистам? Свидетельство ли это только российского уклада социальной жизни? Или это явление распространено и у других народов?

– Я думаю, что, по крайней мере, ненависть чекистов и работяг к интеллигентам зиждется на слове «зиждется». Вот как только интеллигенты употребляют это слово, вот тут ненависть сразу и возникает. И все они вместе – работяги, интеллигенты, чекисты – не любят богатых. А кто их любит? И где? И вообще, кто и где любит не похожих на самого себя людей? Другой вопрос – почему не любят? Высоко ценимый мною Сартр сказал: «Ад – это другие». И я с ним совершенно согласен, только дополню немного. Ад – это тот другой, которым ты хочешь стать, но не можешь. Работяга хочет научится употреблять слово «зиждется» и быть бизнесменом. Но не может. Бизнесмен мечтает перестать дрожать от вида зашедшего к нему на огонёк чекиста, хочет, чтобы от его собственного вида дрожали. Но не может. Интеллигент до дрожи жаждет быть таким же брутальным и решительным, как чекист. Но не может. И только, пожалуй, чекисты, как наиболее цельные и специальные существа, не прочь остаться чекистами. Но при этом им хочется правильно употреблять слово «зиждется», быть богатыми, как коммерсанты, и честными, как работяги. Но они тоже не могут. Все на самом деле ненавидят не других, а себя. И поэтому ад, он внутри, а не снаружи. Банальная истина. И верна она для всех людей планеты Земля, конечно. Ну вот, я почти и пересказал вам сюжет моего нового романа «Я в степени N».

Как сделать так, чтобы люди были счастливыми? Есть ли у Вас универсальный рецепт счастья?

–Универсальна для всех только смерть. Поэтому любой универсальный рецепт счастья убийственен. Даже если бы знал, никому не сказал.

Ваши тексты часто сопровождаются стихами. Например, в «РодиНарод» вы используете приемы рэпа. Зачем это вам? Есть ли стихотворения в «Я в степени N»?

– Стихи – это совершенно особое дело. Если литература в целом – это осознанное подсознание, то стихи – это просто подсознание, выведенное на свет божий, почти голая эмоция. Писатель Чарльз Буковски, в Америке больше известный как поэт, а в Европе – как прозаик, говорил, что стихи он пишет, когда ему плохо, а прозу – когда хорошо. Я с ним согласен, но у меня настроение в процессе написания романа меняется довольно часто. Вот и врываются в текст стихи... Когда писал «РодиНарод», мне было плохо, поэтому в этой книге много вставок, того, что вы называете рэпом. В новом романе только один стих в качестве эпиграфа, с чем я себя и поздравляю. Видимо, мне было хорошо...

Можете ли вы привести пример поиска единственного нужного слова в романе?

– Я слов не ищу. Это они находят меня, чему я очень рад. Но бывает, что находят не сразу. Как правило, это замечаешь при правке текста и редактуре. Многие говорят, что меня легко читать, хотя пишу я не о таких уж легких вещах. Раскрою маленький секрет: дело в том, что прозу я пишу, как стихи, то есть мне кажется, что она имеет присущий стихам ритм и размер. И каждое слово здесь должно быть на месте. Хотя, возможно, мне это только кажется. А пример... Вот в начале нового романа есть у меня такая фраза: «Я в жопу добрый сейчас, если можно быть в жопу пьяным, то почему и не быть в жопу добрым?» Моему редактору Ольге Аминовой слово «жопа» показалось грубым. Я с ней согласился. Но чем заменить, чтобы не убить фразу и мысль? Долго думал и придумал. Теперь фраза звучит так: «Я в зюзю добрый сейчас, если можно быть в зюзю пьяным, то почему и не быть в зюзю добрым?» «В зюзю добрый», ведь правда звучит лучше, более трогательно как-то?

Какие ваши творческие планы?

– Ответить ещё на несколько волнующих меня вопросов.