SWGOLD: Бомбардир из Поднебесья. О романе Р.Хайнлайна «Космический кадет»

Я спрыгнул со стены и остолбенел. Рядом с Таей гулял по садику незнакомый мальчишка в форме воспитанника военного кадетского корпуса. Он был гораздо старше и выше меня. У него были настоящие погоны, настоящий штык, и вообще он зазнавался.

— А! — воскликнул он, увидя меня. — Это и есть ваш шваброман?

И я понял, что Тая все рассказала ему… Она даже не смотрела на меня.

— Послушайте, — развязно продолжал кадет, — вы, штатский юноша… Вам не стыдно называть барышню такими неприличными названиями?!!! Вы знаете, что такое Каскара Саграда?.. Это пилюли от запора, извините за выражение. Эх вы, шпак несчастный!.. Сразу видно — докторский сынок…

Это напоминание взорвало меня.

— Кадет, на палочку надет! — крикнул я и полез на крышу.

Половинкой пирожного я запустил в кадета. Полтора пирожных я съел сам.

Потом я лёг на крышу и стал переживать.

Собственно, в этом кусочке «Кондуита и Швамбрании» заключалось всё, что я знал и думал о кадетах долгие годы. Ветхозаветные конституционные демократы (задолго до ПАРНАСА организовавшие свою Партию Народной Свободы) и лощёные юноши в военной форме слились в голове моей в единое целое, и никакие уроки истории не смогли поколебать это единство. А застрявшее в памяти и заматеревшее с годами ироничное отношение к кадетам помешало воспринять всерьёз описание школы юных джедаев в романе Хайнлайна. «Космический кадет» — не самый лучший, мягко говоря, роман в скрибнеровской серии, его вполне можно было бы пропустить, если бы в нём не было зерна, из которого позднее вырос «Космический десант», да и сам роман был весьма важной вехой на пути писателя.

Дело в том, что «Космический кадет» создавался в условиях не просто некомфортных, но даже жестоких и драматических. Это был серьёзный вызов профессионализму писателя, но он сумел превозмочь обстоятельства и выдал роман к сроку. Собственно, у него просто не было другого выхода.

1. Развод

Война катком прошлась по жизни Леслин Макдональд-Хайнлайн и всех её родственников — одних унесли болезни, других сожгли заживо японцы, её сестра с детьми оказалась в японском концлагере, а свой гражданский долг она отдавала в центре переквалификации демобилизованных по здоровью солдат, где её с утра до вечера окружали слепые, калеки и не вполне адекватные люди. Она не выходила из депрессивного состояния, она выпала из литературного процесса Роберта, а её собственные перспективы постепенно схлопнулись в одну-единственную альтернативу, быть тенью собственного мужа. Разумеется, этого Леслин было недостаточно. Так в её Вселенной образовались пробелы, которые не желали зарастать и со временем соединились в один огромный зияющий провал в пустоту. Алкоголь оказался неэффективным лекарством, и весной 1947 года Леслин сказала Роберту, что пыталась покончить с собой. Это стало последней каплей, переполнившей чашу его терпения. Роберт ответил жене, чтобы она позвонила их семейному адвокату и подала документы на развод — в любое время на любых условиях, какие сочтёт нужными. Писатель упаковал дорожную сумку, взял пишущую машинку, кое-какие рабочие бумаги и съехал жить в гостиницу. 20 июня документы были оформлены, но на развод Леслин подала только в августе. Ей не нужен был развод, ей нужна была поддержка, которой она не могла найти — на все попытки восстановления отношений Хайнлайн ответил ей: «Нет».

Леслин Макдональд Хайнлайн, 1933 г.

Наличность и ценные бумаги супруги поделили поровну. Боб оставил Леслин дом (~10000$) и забрал себе машину (~500$). Взамен Леслин отказывалась от алиментов и всех прав на литературные произведения, написанные до 1947 года. Это было нетрудное решение — все основные публикации под именем Хайнлайна, Макдональда и Сандерса были сделаны в журнале «Astounding», и все права на них принадлежали его издателям, компании «Street&Smith». А издательство сидело на них, как собака на сене, и наотрез отказывалось уступать кому-либо права на их перепечатку. Так что Хайнлайн не мог заработать на них ни цента. Неофициально Хайнлайн обязался выплачивать Леслин 40$ ежемесячно.

Боб несколько дней занимался разборкой своего огромного архива. Вирджиния помогала тем, что относила мешки с бумагами к мусоросжигательной печи и скармливала огню письма и черновики, которые в данный момент не представляли для Хайнлайна никакой ценности. Она и думать не могла, что полвека спустя уцелевшие бумаги она сама будет подписывать в печать — в виде томиков в коричневом кожаном переплёте с золотым тиснением.

Жизнь в гостинице была писателю не по карману, поэтому Хайнлайн погрузил остатки имущества в машину и скитался по пригородным мотелям (по закону он не мог задерживаться ни в одном из них на срок более пяти дней). Вирджиния не могла сопровождать его. Супругам давался год до окончательного утверждения развода — т.е. с точки зрения закона Боб и Леслин всё ещё оставались супругами, а адюльтер карался тюремным заключением. По этой причине Хайнлайн на год прервал или ограничил контакты с друзьями и знакомыми, он не упоминал имя Вирджинии даже в письмах к близким друзьям. Любой слух, помимо риска угодить в тюрьму, мог поставить крест на его писательской карьере в «Скрибнер». Боб всерьёз учитывал возможность того, что Леслин наймёт детектива проследить за супругом и получит хороший рычаг давления на него.

Чуть медленнее, но мотели тоже истощали активы писателя. Хайнлайн пытался подправить своё финансовое положение литературным трудом, но из редакций непрерывным потоком шли одни отказы. «Saturday Evening Post» вообще дал понять, что не испытывает энтузиазма по поводу дальнейшего сотрудничества. Наконец, в середине июля журнал «Colliers» опубликовал статью «Космический флот», написанную Хайнлайном совместно с Ланингом. На долю Хайнлайна пришлось 562.50 $. Всё-таки глянцевые журналы были писательским Эльдорадо, и Хайнлайн не зря рвался туда всеми силами. Полученный гонорар Боб вложил в крошечный трейлер. «Думаю, в прежней жизни он был коробкой из-под фортепиано, — вспоминал Хайнлайн. — На самом деле, это был прицеп для поездки на рыбалку, а не настоящий домик на колёсах, но это был максимум того, что мы могли позволить себе в то время». Хайнлайн отвёз свой новый дом в трейлерный парк в тридцати милях от города и стал ждать суда.

22 сентября в 9:00 утра открылось слушание дела о разводе. Через 15 минут слушание завершилось подписанием документа, который должен был вступить в силу ровно через год. Боб больше не был привязан к Лос-Анджелесу, и он немедленно покинул его — с незаконной гражданской женой и ветром в карманах. Вирджиния начала эту походную жизнь с чистого листа: она продала пианино, единственную ценную вещь, которая у неё была, и бросила учёбу в Калифорнийском Университете, перечеркнув все альтернативные возможности устроить свою жизнь. Они отправились на восток — через пустыню, в Аризону, Нью-Мексико и Техас.

2. Скитания и муки творчества

Содержание второго романа для «Скрибнер» было предварительно согласовано с издателем — год назад при встрече с Алисой Далглиш Хайнлайн предложил историю о космонавте-стажёре, который проходит учёбу, преодолевает различные трудности и, наконец, получив путёвку в жизнь, покидает Космическую Академию. Но чем больше он думал над сюжетом, тем меньше он ему нравился.

«Hayworth Hall» (Хэйуорт Холл — здание Космической Академии в романе) не должен был стать обычной школьной историей в космическом антураже. В его основе лежали ужас, паранойя и мечты о сильной руке, которая пасёт народы. Хайнлайн позаимствовал идею у Уэллса: фильм «Облик грядущего» в своё время произвёл на него большое впечатление. Писатель просто слегка модернизировал прогрессоров из «Крыльев над миром» — поднял их на орбиту и вручил им в руки вместо усмиряющего газа атомную дубинку. «Стоп-стоп! — скажет внимательный читатель. — Пилоты Уэллса никого не убивали! Они усмиряли агрессоров и перевоспитывали диктаторов». Всё так. Но на Земле только что отгремела Мировая Война, и диктаторов было принято вешать, а не перевоспитывать. Кроме того, Хайнлайна весьма впечатлил эффект, произведённый атомными бомбардировками, и ужаснула мысль о том, что таким же бомбардировкам может однажды подвергнуться США. Он не верил, что секреты или запреты могут быть сдерживающим фактором. Джинна выпустили из бутылки, и обратно его уже не загнать.

17 июля 1947 г. Роберт Хайнлайн — Калу Ланингу

…а время на исходе, Россия ясно показала, что рано или поздно, она полезет в драку. Думаю, у них уже есть Бомба, и они успеют скопить достаточное их количество к тому моменту, когда разработают эффективный дальний бомбардировщик. Полагаю, они нас размажут. Конечно, ты больше в теме, чем я, но, честно говоря, я не вижу, на что мы можем надеяться, кроме как на слепую удачу или политический переворот. Я всё твержу «Один Мир», но это глас вопиющего в пустыне…

Начиная с конца сороковых, Хайнлайн непрерывно жил под страхом Бомбы, этот страх породил его знаменитое бомбоубежище, «Свободное владение Фарнхэма» и многие другие вещи — в том числе «Космического кадета». Сразу после войны он, как и многие, был уверен, что эта война должна была стать самой последней. Но для этого атомное оружие нужно было передать под международный контроль — поскольку Штаты не могли сохранить на него монополию. Так возникла идея о международном жандарме, мудром, решительном и неподкупном. Идея космического патруля к этому времени уже была не нова. Бравые парни в форме многим были знакомы по «Ленсмэну», но то были всего лишь «неприкасаемые» фэбээровцы, заброшенные Доком Смитом в космос. Хайнлайн же возложил на Патруль функцию мирового политического контроля. По сути, он придумал «голубые каски» ООН и отправил их служить в космос.

Ключевой сценой романа должны были стать мучительные раздумья курсанта Мэтта Додсона, получившего приказ бомбить его родной город Де-Мойн…

24 ноября 1947: Роберт Э. Хайнлайн — Лертону Блассингэйму

…С этого момента я должен посвятить всё своё время исключительно подготовке второй детской книги для «Charles Scribner’s Sons». Я работал над этим романом для мальчиков время от времени в течение нескольких месяцев. Я немного опасаюсь сесть и сделать черновой набросок к нему, потому что у меня нет того жизнерадостного настроения, которое должно присутствовать в любой книге, предназначенной для молодёжи. Прямо сейчас мне легче накропать с полдюжины трагедий, чем написать одну весёлую историю.

Кое-какие душевные резервы у него всё же нашлись. Половину романа Хайнлайн написал за две-три недели. Это главы были посвящены учёбе, и для работы над ними он просто использовал свои воспоминания об Академии ВМФ. Разумеется, он кое-что приукрасил, а кое-какие мелкие детали были результатом довольно долгих и серьёзных раздумий. Поэтому в романе мельком появляется обычный сотовый телефон, а сцены тренировок в невесомости живо напоминают документальные кадры с борта станции «Скайлэб». Некоторые вещи в романе проявляются очень косвенным образом — например, время подъёма на орбиту, длительность орбитального трансфера или перелёта в пояс астероидов, а оттуда к Земле и Венере, все числа, на которые читатели редко обращают внимание, были результатом точного обсчёта с жёстко заданными параметрами. Три дня Боб с Вирджинией чертили и обсчитывали Гомановские орбиты, по которым двигались корабли в романе. Они решали эти задачки независимо друг от друга, а потом сверяли результаты. Как выяснилось, Вирджиния считала лучше. Но если с техническим бэкграундом всё было в порядке, то с персонажами дела были неважнецкие.

Хайнлайн никогда не придерживался жёстких схем, он определял ключевые точки сюжета и пускал персонажей свободно перемещаться между ними. Но на этот раз персонажи оказались более живыми, чем экипаж ракетного корабля «Галилей». Они не хотели идти из точки «А» в точку «Б», где на родной город падали Бомбы.

Момент с понуждением к миру атомной бомбардировкой внезапно перестал вписываться в сюжет и дух романа. Сам персонаж отказывался участвовать в этом жутком экзамене, а мудрые, решительные и неподкупные руководители Патруля просто не желали взваливать на неоперившегося кадета такое решение. Автор, говорили они, ты что, рехнулся?

Приближалась зима, трейлер катился всё дальше по пустыне, пианино Джинни было почти съедено, а Хайнлайн застрял на середине романа и больше не мог выдавить из себя ни одной строчки. Примерно две недели писатель пластом лежал на диванчике, бессильно стонал и рычал на Джинни, когда она предлагала ему какую-нибудь идею. Они жили в трейлере, в ужасающей нищете (4$ в сутки, и ни цента больше), но Боб не позволял Джинни искать работу — это противоречило его принципам.

«У нас было настолько плохо с деньгами, что мы даже не могли купить бензин, чтобы податься куда-нибудь на юг, где теплее». На остатках бензина Хайнлайн привёл свой дом в Форт-Уэрт и бросил якорь в трейлерном парке. Там они с Джинни намеревались пережить зиму.

Сентябрь 1947 г. Роберт Хайнлайн и Вирджиния Герстенфельд
в трейлерном парке Сан-Фернандо Вэлли.

Зимой в пустыне было очень холодно. Роберт укутывался во всю одежду, которую мог на себя натянуть, но его пальцы быстро цепенели от холода, и он не мог подолгу печатать на машинке. Новости с большой земли его не слишком радовали. Фэндом встретил выход «Космического корабля «Галилео» более чем прохладно, а профессиональной критики в американском гетто в тот момент просто не существовало. Хайнлайн скрипел зубами и раздражённо писал друзьям, что «эти любители просто не понимают специфики детской литературы». Но худо-бедно, роман всё же двигался вперёд. Венерианские приключения закрыли дыру в сюжете, а советы Вирджинии начали идти в дело. Конечно, всю структуру романа пришлось пересмотреть — она была заточена под ключевую сцену, от которой пришлось избавиться, а в романах Хайнлайна никогда не было случайных деталей.

На Рождество Джинни сшила ему халат, а Боб купил ей в аптеке бутылку духов за два доллара. Эту бутылку Джинни хранила до конца жизни.

Наконец, в январе 1948 г. свежеиспечённое издательство «Шаста» захотело приобрести «Детей Мафусаила», но в расширенном варианте. Аванс составил 200$. А вскоре «Argosy» купил рассказ «Присаживайтесь, джентльмены». Имея деньги на руках, они смогли оставить трейлерный парк Форт-Уэрта и двинуться к побережью, в Новый Орлеан. Там осточертевший им трейлер был продан какой-то молодой парочке, а они окунулись в атмосферу Марди Гра, и наконец-то позабыли ледяные ужасы кочевой жизни. В съёмном жилье Хайнлайн завершил «Хэйуорт Холл», переименовал его в «Космического Кадета» и начал сокращать. Обычная рутина — из 73000 слов сделать 70000.

3. Литературовидение

Что же было в этих семидесяти тысячах слов? Безусловно, это был шаг вперёд, по сравнению с «Галилеем». Хайнлайн перестал максимально упрощать сюжет, и в «Кадете» происходит множество разных событий и сплетаются множество разных тем и разных сюжетных линий. К сожалению, в нём маловато приключений. Дети этого, похоже, не заметили, а вот многие взрослые дяденьки были этим обстоятельством очень недовольны.

В отличие от «Галилея», «Кадет» — уже полноценный роман взросления. В нём впервые, очень осторожно, поднимается проблема отрыва от корней, то, что Хайнлайн сам испытал на своей шкуре, вернувшись на побывку в родной дом — стены стали уже, потолок ниже, а разбег интересов с родными больно ужалил в сердце. Хайнлайн убрал из сюжета душераздирающую сцену бомбардировки, заменив её чисто умозрительной дискуссией с родителями, но моральный гнёт, нависший над героем дамокловым мечом, оставил. Очень жаль, что Хайнлайн не вставил в роман несколько подобных сцен — в разных местах, с разными людьми, но писателю, конечно, виднее, а мне остаётся только сожалеть, что в «Кадете» не нашлось места для хорошей социально-психологической драмы. В целом же роман уже приблизился к универсальной ювенильной формуле Хайнлайна:

наука + приключения + социология

В «Кадете» Хайнлайн впервые выводит своих подростков из-под опеки старших — погрузив капитана в кому. Ну, не он первый, не он последний прибегает к этому трюку. Именно этот кусок самый запоминающийся в романе. В дальнейшем он сделает тему автономного плавания подростков во взрослом мире магистральной.

Хайнлайн оконтуривает период взросления героя симметричными ситуациями с приёмом новичков на станции: в первой из них герой сам новичок в новом незнакомом мире, его сопровождает старший курсант, во второй - он уже представитель принимающей стороны и сам вводит новичков в курс дела. Позднее писатель ещё не раз использует замкнутую в круг композицию для того, чтобы подчеркнуть возмужание главного героя.

Во вступительной части Хайнлайн снова пишет о том, что хорошо знает на собственном опыте — ракетная лаборатория школьников в «Галилее» была отражением его собственных школьных экспериментов, учёба в Хэйуорт Холл отчасти отражает годы Хайнлайна в Аннаполисе. Но это не просто костюмная драма, Хайнлайн футурологически проецирует быт и занятия курсантов на сотню лет вперёд, и, видимо, делает это хорошо, поэтому ключевые моменты обучения кадетов, такие, как освоение скафандра, управление скутером или тренировки в невесомости уже полвека кочуют по книгам разных авторов.

Полёт в пояс астероидов погружает нас в бытовую рутину. Космический Патруль демонстрирует идеальный коллектив с идеальными отношениями. И идеальный командир отправляет своего идеального стажёра пропалывать грядки. Видимо, фермерство — максимально неприятная текущая работа, которой писатель нашёл место в космосе. Всё-таки Хайнлайн рос городским мальчиком, и возиться в земле он не привык. Позднее, в «Астронавте Джонсе», он откровенно даст понять, что работа в оранжерее — самое дно в иерархии космического корабля. Эпизод наглядно демонстрирует юным читателям одну важную мысль: бывают ступени, которые невозможно перепрыгнуть, их можно преодолеть только длительными и довольно однообразными усилиями.

Финальная, венерианская часть наконец-то посвящена подвигам и приключениям. Но писатель попутно решает в ней различные этические проблемы. Одна из тем, без которой не обходится ни один роман Хайнлайна, — расовые/этнические проблемы. Тема вновь была решена традиционным для Хайнлайна способом, отработанным ещё на «Галилее»: он выпускает на сцену пёструю в этническом плане компанию и тщательно скрывает расовую или национальную принадлежность героев, оставляя в качестве маркеров только их имена. Но на этот раз в одном месте он снисходит до того, что объявляет открытым текстом:

— Ос, ты несправедлив, — запротестовал Текс. — У Мэтта, как и у меня, нет расовых предрассудков. Возьми лейтенанта Петерса: разве для нас имеет какое-нибудь значение то, что он чёрен, как туз пик?

Напомню, у Хайнлайна не бывает случайных деталей. И эта фраза понадобилась в тексте для логического перехода от межрасовой толерантности к межвидовой. В последующих текстах писатель вновь прямо не указывает этническую принадлежность героев, щедро подкладывая читателям свои расовые пасхалки. А проблема межпланетной ксенофобии, высвеченная в венерианской части «Кадета», позднее станет одной из центральных тем «Двойной звезды», но уже на примере марсиан.

И ещё одна тема краешком появляется на горизонте. Напомню, что в «Кадете» на Венере царит матриархат, а самцы вообще не показываются землянам на глаза. Рассказывая об аборигенах, Хайнлайн впервые осторожно прощупывает зоны доступного в области, связанной с сексом. Редактор, по-видимому, отнёс эти биологические пассажи к безобидным элементам инопланетной экзотики. И Хайнлайн продолжил осторожно дёргать тигра за усы. К чему это привело, мы узнаем в одной из следующих глав.

Роман изначально был встроен в Историю будущего. Микросюжет о предотвращении мятежа позднее лёг в основу «Долгой вахты», история о курсанте с Ганимеда нашла поддержку в «Фермере в небе», а венерианские джунгли пришли в роман из недавно написанной «Логики империи». Правда, позднее, в «Кукловодах» и «Марсианке Подкейн» Хайнлайн пересмотрел вопрос о местном населении. Зато марсианская идея «двойного мира» затем использовалась в «Красной планете» и позже перешла в «Чужака». И только история о взорванной пятой планете так и осталась в подвешенном состоянии — она ещё всплывала в его текстах, но так и не получила развития.

Нет, не смогу промолчать. Потому что вижу явные параллели сюжетных находок «Кадета» и «Звездоплавателей» Мартынова: Фаэтон-Люцифер, который населяли разумные обитатели, превращённый в пояс астероидов, пленение землян венерианами-амфибиями, тюрьма в подводном городе, один из пленников болен, трудности коммуникации с аборигенами, отлёт с Венеры на древнем корабле… Вряд ли Мартынов читал Хайнлайна, просто эти совпадения мне кажутся забавными. Возможно, мне одному. Так же, как болото с трансурановыми элементами. Здесь оно куда меньше, чем в «Стране Багровых Туч», но корабль, погрузившийся в болото, имеет место быть.

И, в завершение отвлечённых разговоров, вернёмся к вопросу об идеальных рыцарях, которые держат в стальных перчатках наш хрупкий мир.

Голливуд учит нас, что воспитать высоконравственное существо, чтущее заповеди, проще простого: нужно в детстве запереть его в каком-нибудь бомбоубежище или на необитаемом острове и с младых ногтей учить только хорошему. Реальность подсказывает мне, что моральные догмы, не закалённые в горниле жизни, разбиваются вдребезги при первом же столкновении с настоящими проблемами. Хайнлайн описал в романе систему воспитания идеального человека, весьма близкую к голливудским рецептам. Но он не стал бы любимым детским писателем миллионов, если бы сам, своими руками не снёс эту пафосную картинку ко всем чертям одним-единственным эпизодом, когда кадет приходит к наставнику после тяжёлого разговора с родителями. И вот что отвечает ему наставник:

— Если бы необходимость бомбить свой собственный город оставила вас равнодушным, я бы немедленно вышвырнул вас с этого корабля. Патруль вовсе не рассчитан на идеальных офицеров. Если такая необходимость возникнет, ваш командир прикажет запереть вас в каюте или ещё более надёжном месте, но не станет из-за вас рисковать всей операцией.

Вот это внезапное исчезновение джедаев и появление живых людей мне кажется самым ценным в романе.

4.Клиф и Каморали

В «Истории Хайнлайна в картинках» есть несколько ключевых фигур, которые, однажды появившись, надолго определяли конфигурацию графического пространства. Одной из таких фигур был Клиф Гири, подключившийся к изданию ювенильной серии на выпуске «Космического кадета».

Клиффорд Гири (Clifford N. Geary) родился 26 февраля 1916 года в Соммервилле, штат Массачусетс. В колледже он изучал рисунок и живопись, и в 1940 году получил степень бакалавра изящных искусств. После чего молодой художник переехал в Нью-Йорк. В обойму «Scribner’s» он попал, скорее всего, случайно. Негативный отклик на художества Тома Вотера в «Ракетном корабле «Галилей» вынудили редакцию искать замену. И такой заменой стал Клиф, хотя его академическая манера мало подходила для радостных детских картинок. Многие детские художники использовали тушь и перо по бумаге, автоматически получая большие пространства света, но Гири перу предпочитал технику гравировки, а его scratchboard’ы с сочетанием позитива и негатива обычно создавали довольно мрачную картинку, в которой разомкнутость линий парадоксальным образом создавала впечатление ограниченных, замкнутых пространств. Трудно сказать, пошло ли это на пользу серии, если рассматривать её с точки зрения юных читателей. Зато более зрелая аудитория могла не стесняться, открывая книгу с картинками Гири — такая книга совсем не выглядела позорно детским чтивом. Работа над книгами Хайнлайна принесла Клифу известность, но на самом деле он предпочитал графике живопись и много выставлялся с ней в столичных галереях. После выхода на пенсию в 1981 году художник переехал жить в летний домик в горах Адирондак и двадцать лет занимался живописью в своё удовольствие. Овдовев в 2006 году, последний год своей жизни он прожил в борьбе с надвигающейся слепотой. Клиффорд Гири умер от инсульта 31 мая 2008 года.

Смену художника в издательстве Хайнлайн воспринял очень позитивно. По нашим деньгам это было что-то наподобие «сменил Калласа на Бондаря»:

4 марта 1949: Роберт Э. Хайнлайн — Лертону Блассингэйму

Взгляните на экземпляр «Галилео» в вашем офисе — Вы никогда не спутаете это с прекрасной работой, проделанной Гири для «Космического Кадета».

Посмотрим, что же это была за «прекрасная работа».

1948 «Scribner's». Художник Clifford N.Geary.

На суперобложке пузатый корпус ракеты в довольно странном обрамлении. Где кабель-мачта? Где лифт для техников и экипажа? Что за ерунда… Но тут стоит остановиться и получше присмотреться к картинке: видите горизонтальные полосы на поверхности? Из-за них картина радикальным образом меняется. Скорее всего, перед нами не стартовый стол, а транспортная платформа, установленная на рельсы. Так что все претензии к художнику придётся забрать обратно. В дальнейшем мы увидим, что Клиф очень внимателен к деталям и редко допускает технические ляпы. В этом отношении они с Бобом — два сапога — пара, и очень удачно вписались друг в друга. Поэтому тот факт, что ракета больше смахивает на авиабомбу, поставленную на стабилизаторы, вряд ли случаен. В нём, как мне кажется, отразилось ироничное отношение Клифа к описанному в романе способу поддержания мира. Художники редко прячут фигу в кармане, а чаще вытаскивают её на самое видное место в картине, туда, где её проще всего скрыть.

1948 «Scribner's». Художник Clifford N.Geary.

На саму обложку вынесен фрагмент внутренней иллюстрации. Обратите внимание: сочленения скафандра практически не выделены. Это технический ляп, который Гири исправил в последующих работах. И придуманные им скафандры стали его фирменным знаком, их легко опознать по характерным «гармошкам» на локтях и коленях и стеклянным колпакам гермошлемов с телескопической антенной на макушке.

1948 «Scribner's». Художник Clifford N.Geary.

Первая иллюстрация – памятник «Килрою» в фойе Хэйуорт Холл.

1948 «Scribner's». Художник Clifford N.Geary.

Затем сцена на космодроме. Первые scratchboard’ы, как видите, были не слишком выразительны — просто чорная клякса, внутри которой позитив переходит в негатив. В следующих картинках Клиф перешёл к более тщательной контурной прорисовке белым по чорному, практически отказавшись от фактурных частей.

1948 «Scribner's». Художник Clifford N.Geary.

Сравните это с первой иллюстрацией. Здесь уже нет бессмысленной чорной лужи пролитой туши, хорошо читаются все, даже самые мелкие фигуры, да и композиционно картинка гармонично сопряжена с текстом.

На последней — увы! — работе мы видим одну из финальных сцен на Венере — поход к древнему кораблю.

1948 «Scribner's». Художник Clifford N.Geary.

Здесь всё не так хорошо, да и, похоже, кусок текста при вёрстке уплыл из верхней части левой страницы. Сама-то картинка явно предполагала две колонки текста слева и справа, вверху и внизу.

Роман не был избалован вниманием художников, поэтому роль иллюстраций Клифа в графической жизни романа была достаточно велика. Многие зарубежные издательства использовали в оформлении «Кадета» его картинки.

А теперь немного о событиях, которые произошли вскоре после выхода романа из печати.

5. Не слишком радостный приём…

Алиса Далглиш была недовольна рукописью. Её не устраивали слишком тусклые характеры и обилие технического бэкграунда. Хотя её помощница, Виктория Фаулер, нашла книгу очаровательной, Алиса сделала несколько замечаний. Недоволен был и редактор журнала «Boys’ Life», Ирвинг Крамп. Он по-прежнему страстно желал печатать Хайнлайна, но его категорически не устроила сцена распития коктейлей в баре на станции. Бойскауты и алкоголь были несовместимы. Из-за этой сцены романа Хайнлайн лишился верных 1000 $ за журнальную публикацию и теперь смотрел на перспективы печати у Крампа без особого энтузиазма. Осенью 1948 года писатель снова был в Голливуде, там его и нашли шесть авторских экземпляров «Космического Кадета».

Фэндом встретил «Кадета» столь же прохладно, как и «Галилея». Отклики в фэнзинах были, в основном, отрицательными. Студенты и инженеры чувствовали себя обманутыми, не находя в новых текстах писателя ни оригинальных фантдопущений, ни захватывающих сюжетов. Форрест Аккерман прислал Хайнлайну негативный отзыв писателя Роберта Блоха, который, похоже, вообще не понял, о чём эта история. К сожалению, отзыв был напечатан в каком-то фэнзине, поэтому у меня не было возможности его прочитать. А сам Форрест обвинял писателя в том, что своими новыми вещами для детей и рассказами, опубликованными в глянцевых журналах, он не только не приближает космические полёты, но загоняет их в ещё более отдалённую перспективу.

Форрест Аккерман.

Естественно, в ответ на подобную критику Боб мог только разозлиться:

Чёрт, вы же должны понимать, что вещи, которые покупает «Astounding», невозможно было продать в SEP [журнал Saturday Evening Post], что этими вещами я познакомил с космосом больше людей, чем любой другой писатель, за исключением Герберта Уэллса и Жюля Верна — больше, чем все ныне живущие писатели, вместе взятые… Я стал известен широкой публике только как автор, пишущий о полётах в космос, и это произошло потому, что я рассказывал им о космосе в той, форме, которая им была понятна, и заставил их верить моим словам. Вы бы так же стали критиковать меня, за то, что я кормлю детей кукурузными хлопьями, а не здоровенными непрожаренными бифштексами?

При этом обзоры, опубликованные в коммерческих фантастических журналах типа «Astounding», «Startling Stories» или «Other Worlds» были сплошь комплиментарные:

Поколение назад читатели научной фантастики требовали тщательной детализации в этих историях. Мы хотели, чтобы нам рассказали, на что похож космос, как он выглядит, и что происходит с нашими внутренностями, когда наступает невесомость или ускорение добавляет несколько «же»…

Постепенно ощущение новизны притупилось, мы видели, что писатели всё больше и больше начали увлекаться фантазиями… Однако нет такой старой формулы, в которую хороший писатель не может вдохнуть новую жизнь, и этого с большим успехом добился Роберт Хайнлайн в своём «Космическом кадете»… (P. Schuyler Miller «Astounding Science Fiction», май 1949.)

Этот восторженный тон неудивителен, ведь в те времена, как и сейчас, подобные обзоры были просто ещё одним сортом рекламных объявлений. Любопытно, что во всех трёх упомянутых обзорах авторы подчёркивали, что «Кадет» предназначен для более взрослых читателей, чем «Галилей». Это было попыткой снизить мощный негатив, вызванный в фэндоме первой книгой скрибнеровского цикла Хайнлайна. Всё-таки конец сороковых — совсем иная эпоха, и слово «дерьмо» критики старались не употреблять. Вместо этого они писали «слишком детский». Слишком детский сюжет, слишком детские характеры, слишком детский роман.

Корпус фантастической критики в те годы ещё только начал складываться, критики не получали рассылок от издателей, они были обычными читателями или писателями, членами фан-тусовки без привилегий и образования. Единственной площадкой фант-критики были фэнзины: любительская критика в любительских изданиях. И вся эта критика на первые два скрибнеровских романа была полна негатива. В конце сороковых Хайнлайн начал чувствовать смутное раздражение от фэнов, фэндома, да и от некоторых коллег-фантастов, подрабатывающих на общественных началах в качестве критиков.

И ещё одна проблема, которая в те дни краешком замаячила на его горизонте. Она выглядела то ли как досадный курьёз, то ли как следствие его бешеной писательской популярности: его родственники, знакомые и его читатели — все, как один жаловались, что не могут купить «Кадета» ни в одном книжном магазине, все экземпляры распроданы. Наверное, стоит упомянуть, что это происходило не в Советском Союзе, и книжный дефицит в условиях развитого капитализма выглядел… странно. Весь тираж «Кадета», вышедший в августе, был реализован в течение двух недель. В сентябре со складов ушли последние остатки. Хайнлайн не уделил тогда этому серьёзного внимания: он задал вопрос Алисе Далглиш, узнал, что тираж действительно быстро разошёлся, пожал плечами и выкинул этот случай из головы. В конце концов, подобная ситуация была и с «Ракетным кораблём «Галилео». О причинах книжного дефицита и о том, как эти причины скажутся непосредственно на нём самом, он не задумывался, пока не случились неприятности. Но это произошло много позже.

6. …И куда более радужная перспектива

Несмотря на отношение фэнов и фэнзинов, продажи «Кадета» успешно продолжались — уже помимо издательства «Скрибнер». В 1949 году Лертон Блассингэйм заключил контракты с итальянской «Bompiani» и голландским «J.W.Eides Forlag», чуть позже подсуетились немцы и финны. Обложки этих изданий вы увидите в обзоре иллюстраций, а пока стоит принять во внимание, что сам Хайнлайн к иностранным продажам поначалу относился как к какому-то маленькому, чисто символическому бонусу. Зарубежные права на романы Хайнлайна не уходили веером в десятки издательств, это был довольно длительный, растянутый во времени процесс. Роман вышел в Америке в 1947-м, а контракт с датским издательством, например, Блассингэйм заключил только через десять лет, в 1957 году. Поэтому на писателя не обрушивался единомоментный водопад денег, чеки приходили время от времени, но всё более и более мощным потоком. Отчасти это заслуга Лертона Блассингэйма, который умел находить нужных людей. Отчасти — самого автора, о чем литагент не забывал регулярно повторять Хайнлайну:

26 февраля 1959: Лертон Блассингэйм — Роберту Э. Хайнлайну

Очень немногие авторы продаются в столь многих странах, как Вы. В каждой стране я стараюсь составить рейтинг наиболее результативных агентов, я начинаю с ними работать во время визитов их издателей в Нью-Йорк, а через них стараюсь помочь нашим представителям в странах, откуда прибыли эти издатели. Но, как и у нас, во всех других странах решающим фактором является качество произведения. Высокое качество ваших историй сделало их настолько популярными. По счастью, Вы пишете о вещах, которые представляют интерес во всём мире. Мы испытывали бы большие трудности со сбытом ваших историй, несмотря на их качество, если бы Вы писали о бейсболе или о футболе.

Кстати, одно из первых зарубежных изданий романа вышло, кто бы подумал, в Венгрии.

1953 «Ujvidek». Художник Mirko Stojnic.

Обратите внимание на год издания. Цифры от частого употребления имеют свойство превращаться в абстрактные черные фигурки, а между тем они означают очень конкретные вещи. Вы только попытайтесь сопоставить, в Советском Союзе происходит холодное лето 53-го, а в братской социалистической Венгрии в то же самое время издают «Космического кадета». Моё воображение отказывает, я не могу мысленно совместить два этих события на одном культурном поле. А венгры мало того, что перевели и напечатали, так ещё и выпустили роман с оригинальными иллюстрациями Гири:

1953 «Ujvidek». Художник Clifford N.Geary.

Вот это досаднее всего. Потому что русскоязычные издания Хайнлайна, вышедшие много, много позже, никакими графическими изысками не отличились.

Но, помимо переизданий и зарубежных публикаций роман «Космический кадет» обладал ещё немалым дополнительным коммерческим потенциалом, правда, ни Роберт Хайнлайн, ни Лертон Блассингэйм не сумели его вовремя разглядеть.

7. Том Корбетт

21 июля 1949 года, рекламная фирма «Kenyon & Eckard» организовала опцион для своего клиента «Rockhill Radio» на телевизионный сериал на базе романа «Космический Кадет». Опционный контракт, если не углубляться в детали — распространённая в творческой среде форма договора, по которой автор бесплатно предоставляет своё произведение для создания сценария фильма или постановки, а какие-то деньги получает только после продажи сценария продюсеру или после выхода программы в эфир — в виде доли в прибыли или фиксированной суммы. Разумеется, слово «бесплатно» немедленно повергло Хайнлайна в ступор. Он поискал глазами свой «Ремингтон», не нашёл его, и двумя короткими словами отказал гг. Кеньону и Эркарду в опционе. Гг. Кеньон и Эркард, вместо того, чтобы повернуться и очистить помещение, широко улыбнулись (они были прожжённые дельцы, и не таких видали) и предложили писателю продать права на словосочетание «космический кадет». За это фирма обязалась осыпать автора золотым дождём на сумму 50$ еженедельно — пока телешоу выходит в эфир.

Тут надо сказать, что Хайнлайн вовсе не был монополистом или первооткрывателем столь выгодного словосочетания, как «Space Cadet». В январе 1946 года в редакцию радио поступил сценарий Джозефа Грина под названием «Том Рейнджер и Космические Кадеты». Но Хайнлайн успел напечатать свой роман, а Джозеф Грин выпустить в эфир свою постановку не успел — поэтому в итоге пятьдесят баксов раз в неделю платили Бобу, а не Джозефу.

В тот момент, когда «Kenyon & Eckard» озвучили своё предложение, ни Хайнлайн, ни Блассингэйм не видели ни «Светлячка», ни «Игры престолов». Единственным примером фантастического сериала, который они видели, была экранизация комикса «Бак-Мать-Его-Роджерс в каком-то там веке». Боб презирал «Роджерса» во всех его проявлениях, а Лертон и вовсе получил классическое образование, поэтому они переглянулись, и сказали рекламщикам: «ага». Опыт Хайнлайна показывал, что 99% подобных предварительных соглашений ни к чему в итоге не приводят. А в этом варианте ему даже не приходилось ничего писать. Это было во всех смыслах выгодное предложение.

И тут он ошибся. В отличие от десятков предыдущих неудачников, «Kenyon & Eckard» занимались только реальными вещами. Они быстро нашли подходящий сценарий. Героя там звали Крис Колби, но его быстренько зачеркнули карандашом и вывели на титульном листе «Том Корбетт — Космический Кадет». А потом дали отмашку спонсору, которого тайно держали наготове — до оформления всех бумаг. И второго октября 1950 года шоу пошло в эфир. Пятнадцатиминутными эпизодами три раза в неделю.

Хайнлайн не увидел ни одной серии «Тома Корбетта», когда они вышли в эфир — они с Джинни были заняты строительством своего дома, и жили в довольно спартанских условиях, так что Хайнлайн попросил режиссёра прислать ему хотя бы сценарии эпизодов. В январе 1951 года он получил дюжину файлов, прочитал их — и пришёл в ужас:

5 января 1951: Роберт Э. Хайнлайн — Алисе Далглиш

Шоу настолько идиотское, мотивации и подразумеваемые этические нормы героев, настолько фальшивые, что я не могу себе представить, чтобы я по какой-либо причине захотел бы, чтобы моё имя упоминали в связи с этим шоу. Я очень доволен тем, что получил свои тридцать сребреников и остался неизвестным.

5 января 1951: Роберт Э. Хайнлайн — Лертону Блассингэйму

Я написал мисс Далглиш о телевизионных сценариях. Вы читали их? Если да, то Вы знаете, насколько они плохи. Я не хочу фигурировать в титрах этого шоу (как бы я ни ценил чеки за роялти!) и я имею все основания быть уверенным, что такой уравновешенный, солидный дом как «Scribner» будет чувствовать то же самое. Это просто адаптированная для детей мыльная опера.

Свои сребреники в размере 50$ Хайнлайн получал еженедельно, пока шёл сериал, и думал, что остался не в накладе. На роялти с «Тома Корбетта» он с Джинни смог прожить почти год, и это было очень кстати. Однако сериал был всего лишь предвестником. «Том Корбетт» стал ядром одной из самых успешных франшиз 50-х годов. В апреле 1951 начал выходить комикс «Том Корбетт Космический Кадет», затем продюсеры запустили целую линейку товаров под лейблом «Космический кадет», гермошлемы, скафандры, лучевые пистолеты, игрушки «уйди-уйди» и тому подобное. Дети по всей стране внезапно посходили с ума и потребовали купить им стеклянную банку на голову. Ну и разные другие предметы первой необходимости:

Ланчбокс

Мыло

Значки, нашивки и перочинный ножик

И, разумеется, Космический Пистолет.

25 июля 1951: Лертон Блассингэйм — Роберту Э. Хайнлайну

А ещё я слышал, что эти шлемы народ раскупает как безумный. В Лос-Анджелесе магазины охраняет полиция, дети выстраиваются в очереди длиной в квартал. Как жаль, что мы не придержали эти права у себя, или, по крайней мере, не потребовали за них больше бабла.

Сам Хайнлайн отнёсся к упущенной выгоде с философским смирением:

7 апреля 1951: Роберт Э. Хайнлайн — Лертону Блассингэйму

Что касается коммерческих прав, то деньги вещь относительная. Я помню, было время, когда я удавился бы ради пятидесяти центов — тогда я был полностью на мели, нищий и голодный. Я помню, ещё случай, когда я заложил своё (священное!) кольцо выпускника Аннаполиса за семь долларов. В тот момент, когда они заплатили мне за коммерческие права, их деньги стали выкупом, который вытащил меня из весьма неприятной финансовой дыры. Сам я нисколько об этом не жалею, но это, конечно, не справедливо по отношению к вам, если смотреть в долгосрочной перспективе.

30 сентября 1952 года Келлог прекратил спонсировать телесериал про Тома Корбетта и вереница еженедельных чеков временно прекратилась. Но продюсеры продолжали рыть землю, и сериал, в конце концов, возобновился. Он несколько раз менял студии, спонсоров и формат выхода, канал CBS сменил ABC, потом NBC, но сериал упорно продолжал выходить, вплоть до 1956 года.

Юридически непризнанный первооткрыватель «космических кадетов» Джозеф Грин, хотя и не получал 50$ в неделю, тоже не был обижен судьбой. Он заменил имя героя свой пьесы с Тома Рейнджера на Тома Корбетта, кое-что подрихтовал, и радио Rockhill запустило программу в эфир. Радиопостановки выходили шесть месяцев, а затем прекратились, но идеи Грина продолжали жить и легли в основу многих эпизодов телесериала. Есть подозрение (история тёмная, но поклонники продолжают рыть землю), что Джозеф Грин приложил руку и к книжному воплощению Тома Корбетта, которое выходило в издательстве «Grosset&Dunlop». По какому-то совпадению Грин работал редактором в этом самом издательстве. Научным консультантом всех восьми выпущенных книг стал давний друг Роберта Хайнлайна, ракетчик Вилли Лей. Видимо, ещё одно любопытное совпадение.

1953, «Grosset&Dunlop». Художник Louis Glanzman.

В 1954 году, путешествуя вокруг света, Хайнлайны посетили Сингапур, где остановились в отеле «Раффлз» (путевые заметки об этом путешествии черепашьими темпами переводятся на русский и выкладываются на самиздат, кстати, главу про Сингапур я уже перевёл). В лавке сувениров в холле отеля Хайнлайн с удивлением обнаружил тоненькие книжечки издательства «Dell» с надписью «Том Корбетт» на титульном листе.

Эта серия комиксов выходила в 1952 — 1955 годах, всего вышло 14 книг, но Тома Корбетта рисовал ещё и Рэй Бейли для последней полосы газеты «Chicago Sun».

Как ни печально, но всё это были объекты вторичного права, с которых Хайнлайн не получал ни цента.

А ещё были настольные игры, открытки, диски, песни и поп-группы.

Оркестр «Space Cadet Marching Band» выпустил пластинку с песнями о приключениях Тома Корбетта, а тридцать лет спустя по космическим кадетам прошлась своей бас-гитарой Suzi Quatro.

И только фильма, полноценного фильма по «Космическому кадету» не было снято ни одного.

8. От пафоса к иронии

Надеюсь, теперь вам понятно, что «Kenyon & Eckard» не зря обхаживали писателя по поводу прав на словосочетание «Space Cadet». Слова оказались золотыми, а бум вокруг «Тома Корбетта» поспособствовал тому, что понятие «космический кадет» прочно засело в американской национальной культуре. Правда, смысл этих слов с годами менялся. От пафосного «космонавта-стажёра» в 50-х он плавно продрейфовал к «энтузиасту космических полётов» в 60-х, а десятилетие спустя «space cadet» употреблялось уже только как обозначение человека, напрочь оторванного от реальности.

И когда Роджер Уотерс пишет в песне «In the Flesh» с альбома Pink Floyd «The Wall» слова

So ya

Thought ya

Might like to go to the show

To feel the warm thrill of confusion

That space cadet glow

он ироничен как никогда.

И когда в мультсериале «Гриффины» появляется эпизод под названием «Space Cadet», можно не сомневаться, что в название заложена изрядная доля иронии.

Нынешнее значение слов «space cadet» окончательно оторвалось от космических и иных первоначальных коннотаций и обозначает придурка, вечного лузера, витающего в облаках. И когда вымрет поколение, отстоявшее в пятидесятых часовую очередь за атомным пистолетом и стеклянной банкой на голову, слова «space cadet» окончательно перестанут кем-то восприниматься как символ героя и победителя.

Продолжение в блоге: Космический Кадет: Бомбардир из поднебесья. Часть 2. Ракурсы и дюзы