Андрей Рубанов: Я видел войну, и мне не понравилось

Текст: Клариса Пульсон
Фото: PhotoXPress

Книга Андрея Рубанова «Патриот» выдвинута на премии «Большая книга» и «Ясная Поляна»

Новый роман писателя и сценариста Андрея Рубанова («Сажайте, и вырастет», «Готовься к войне», «Хлорофилия», «Стыдные подвиги») вошел в шорт-лист одновременно «Большой книги» и премии «Ясная Поляна» в номинации «Современная русская проза». Похоже, «Патриот» — лидер читательского интереса нынешнего литературного сезона.

К названию «Патриот», за которое все сразу сладостно зацепились, мы вернемся попозже. Начать хочу со счастья. Ты пишешь то, что принято называть поколенческой прозой. Роман — про тебя. Это поколение — счастливые люди?

Андрей Рубанов: Я родился счастливым. Мне кажется, родители учат детей быть счастливыми, и дети потом всю жизнь счастливы. Вспоминаю рассказы людей про то, что их в детстве и юности унижали, гнобили. Они ненавидят школьные годы, университеты. Они ненавидят 90-е годы. Они ненавидят работу. Что-то еще ненавидят — власть, чиновников, реновации… Они всех или ненавидят, или презирают. Я так не умею. Хотя критично отношусь к действительности, но я счастлив.

Если говорить про поколение, то деньги в какой-то момент были для меня важным условием счастья. Да, я психологически завишу от денег, скрывать не буду. Когда их нет, я болею, переживаю, грущу. Но к счастью это никакого отношения не имеет, просто бзик такой. Солнце светит, дети растут, бомбы не падают, поесть есть что — слава Богу. Давайте будем минималистами, и тогда все будет здорово у нас. Те вещи, к которым стремился, я получил. Моему поколению, тем, кто родился в 68—69—70-м, повезло прокатиться на машине времени. Мы росли в домах без горячей воды, с угольным отоплением, с жалкими шмотками. И что мы сейчас видим вокруг себя! Я как технократ и мечтатель считаю, что мы оказались в будущем. И в этом наше счастье, если говорить в том числе и про моего Знаева, героя «Патриота».

Что же тогда героя романа, счастливого человека Знаева, так свербит и терзает?

Андрей Рубанов: Разрушительный демон, который его уничтожает. Как и меня в свое время уничтожал. Но мне повезло, ко мне пришли новые люди, поменяли мою жизнь. И я сам поменялся. А к нему не пришли, он остался там, где был. Из-за этого и погиб. Это первое. И, второе, безусловно, этот персонаж живет в парадигме созидания и не может не созидать. Если обстоятельства мешают созиданию, он гибнет. Мне все время задают вопрос: что такого необычного он создал, этот парень? Когда я пишу, что он создал банк, потом супермаркет, мне отвечают: «Ну, это чепуха, фигня, ерунда, это не созидание! Вот если бы завод!» Но до завода он просто не дорос. Я тебя уверяю, что сделать банк, например, для меня — у меня был свой банк — это вскроешься! Палатку поставь с сигаретами — вскроешься! Палатка, кабак, банк — тяжкий труд, уважаю! Кто, скажи, у нас с нуля создал завод? Может, только Коркунов свою шоколадную фабрику или Тиньков — пивной бренд. Остальные заводы, рудники молибденовые, скважины нефтяные, трубы газовые не скажу, украли — заполучили в готовом виде. А, например, шоумен Фоменко создал автомобиль «Маруся», вбухал в него сотни миллионов долларов — не получилось, обломался.
Так тоже бывает. Но уважения достойно. Я за таких людей. И Знаев — такой.

Какие его демоны терзают?

Андрей Рубанов: Знаешь, Сальвадор Дали сказал: если ты не способен на жестокость, ты не способен и работать. Трудоголики всегда люди жестокие. Притом что это на себя направленная жестокость. Себя не заставишь — ничего не сделаешь. Большая нагрузка на волю. Вот почему они все бывают тяжелыми в общении, желчными, они спиваются, они не выдерживают, ругаются с близкими товарищами. Такая нагрузка разрушает. Нельзя же всю жизнь только работать и ничего больше не делать.

Оборотная сторона силы воли?

Андрей Рубанов: Оборотная сторона, ты правильно сказала. Над собой не сделаешь усилия — ничего не создашь. Я фанат этого всего. Сила воли, целеустремленность… Сейчас такое не в моде.

А что сейчас в моде?

Андрей Рубанов: Хипстерские идеалы в моде. Работать в меру. Наслаждаться тем, что есть. Ни в коем случае не рваться за миллионами.

Тебе это не по душе…

Андрей Рубанов: Сел в ракету. Полетел. Погиб. Прославился. Памятник. Герой Советского Союза. Меня так надрессировали. Что я могу с этим поделать. Мой Знаев полностью зациклен на своем труде и на его результатах.

Я решил, что покажу, как он прошел через прекрасные чудовищные 90-е, сытые комфортные нулевые и теперь сам разрушил всё и погиб.

Может, дело в том, что наступило не его время?

Андрей Рубанов: Смотри, 90-е были попыткой создания либерального проекта, капиталистического, прозападного. Мы верили, что создадим капитализм по американскому образцу. Что у нас людям инициативным, предприимчивым будет везде открыт зеленый свет, что им дадут все возможности для развития. Но это длилось недолго — до середины нулевых. А потом закрутили гайки и обложили все запретами.

Почему?

Андрей Рубанов: Это государственная традиция. Нам нужен контроль. И сущностью нашего государства является контроль. Там, где контроль, все нормально. Как только контроль ослабляется, все начинает падать, разворовываться.

Кто контролирует?

Андрей Рубанов: Государство должно контролировать. Лидер должен контролировать. Мы исторически тяготеем к сильному лидерству. На этом историческом этапе это так. Что будет потом, не знаю. Почему умер мой персонаж? Потому что тот проект завершен. Либеральный капитализм у нас не будет построен. Это невозможно. У нас будет построен капитализм по восточному образцу, по корейскому, китайскому, отчасти японскому. Потому что мы восточные люди в западной обертке. Внешне мы европейцы, внутри азиаты. А для любого азиата приоритет личности ничего не значит. Азиаты все за идею.

Индивидуализм не пройдёт?

Андрей Рубанов: Ни в коем случае. Идея спускается сверху, если ты служишь идее, если ты самурай внутри себя, все сразу хорошо в России.

Какая идея?

Андрей Рубанов: Служение. Приоритет идеи над собой. Готовность пожертвовать собой за идею, которая выше личности.

Служение — не идея, какая идея?

Андрей Рубанов: Любая.

Ради любой идеи жертвовать собой?

Андрей Рубанов: Везде, где мы видим приоритет идеи над личностью, мы побеждаем. Как только мы начинаем кричать, что личность выше всего остального, мы тут же проигрываем.

Ты правда так считаешь?

Андрей Рубанов: Да, я так считаю. Везде, где кричат: а как же я? где интересы моего организма? где мой желудок? где мои удовольствия? где моя милиция? где моя бесплатная скорая помощь? — жизнь становится тухлой. И там, где наоборот, там, где идея выше личности, все налаживается. В Китае это работает. В Японии это работает. Ты думаешь, Япония свободная страна? Там ты шагу не ступишь, пока тебе старший не разрешит. Одна из самых несвободных стран. Несмотря на то, что внешне демократия буржуазно-капиталистическая.

Не могу успокоиться: неужели идея не важна?

Андрей Рубанов: Она у каждого своя. Я в интеллигентской идее воспитан: сеять разумное, доброе, вечное. Живу по кодексу интеллигента.

Кодекс интеллигента и контроль в противоречие не входят?

Андрей Рубанов: Если почитать Некрасова, там все эти противоречия сняты. Я же из Некрасова вылезший парень. Помнишь, «сошлися, и заспорили, кому живется весело, вольготно на Руси». Я, как вменяемый взрослый человек, выросший в деревне, потом в одном городе, потом в другом городе, понимаю, что без контроля эта страна стоять не будет.

Предыдущая книга «Стыдные подвиги» вышла пять лет назад. Такой большой перерыв между книгами связан с кино?

Андрей Рубанов: Я обнаружил, что прежний материал уже уработал, и надо взять паузу. А тут кино возникло, и я с удовольствием туда ушел. Документальные фильмы делал, потом художественные, авторские вещи, потом «Викинг» случился. Это смежная профессия, которая позволяет жить — я материалист, у меня семья. За книгу тоже что-то платят, но на это не проживешь. Понимаешь, трудно себя замотивировать на то, чтобы год сидеть не разгибаясь, а потом… сама знаешь. К слову сказать, давай похвастаюсь, очень доволен, как пошел этот мой роман, с апреля уже больше 10 тысяч экземпляров. Мне сейчас роялти светит, впервые с 2008 года!

«Патриот» — название по нынешним временам рискованное. В нём есть ирония?

Андрей Рубанов: Иронии нет, есть полемика. Это полемическая книжка. Знаев — не положительный персонаж. Он амбивалетный — не хороший и не плохой.

Он создан не для того, чтобы с него брали пример. Его не надо любить, его надо понять.

Что в нем надо понять?

Андрей Рубанов: Что коммерсанты тоже люди. У нас же их ненавидят люто. Если бы любили, я бы продавал не 10, а 150 тысяч экземпляров. Слова даже нет такого в русском языке.

Барыга. Купец.

Андрей Рубанов: Негативную коннотацию несет. Буржуй. Купец — немножко не то. Купи-продай, торгаш. Все негативное. Точно так же, как и «патриот» — слово латинское, оно ничего не значит, кроме как «человек, который любит своё Отечество, свой народ, свой язык».

«Патриот» — слово изначально нейтральное, обыкновенное, стало сомнительным, фальшивым, заюзанным. Оно превратилось в уродливый штамп.

Как и многое другое в нашей жизни.

У тебя этот человек, раздираемый изнутри невозможностью реализовать свою творческую энергию, рвется повоевать, пострелять, всем вокруг об этом рассказывает. В итоге он едет в совсем другую сторону, на теплые моря… Патриот?

Андрей Рубанов: Да, патриот, он действительно этого хотел. Начнем с того, что это моя собственная проекция. Я тоже был таким. В 2014-м, когда все началось, я тоже подскочил: «Хочу, знаю, умею, поеду!» И не поехал. По разным причинам: отговаривала родня, отговаривали друзья, благоразумие, возраст. И я не стыжусь того, что я пронес очка и не поехал на этот Донбасс. Был импульс, потом он как-то исчез.

Можешь считать, что мы с моим героем Знаевым струсили, мы оба. Притом что я был в 2000 году в Чечне, я все это уже видел, проходил. Я видел войну, и мне не понравилось. Я милитарист, но смотреть на это невыносимо. Там все было порушено к чертовой матери. Не то что провода — крышки канализационных колодцев украдены, едешь на машине, объезжаешь эти дырки. Магазинов нет, воды нет. Йода, аспирина нет. Мародеры уже все украли к тому времени. А смотреть, например, на баб? У каждой пропал без вести или брат, или сын, или муж, отец, кто-то из семьи, они с утра приходили к мэрии Грозного — черная толпа женщин с заявлениями: прошу найти… А потом каждая шла раздобыть где-то муки и на какой-то печке во дворе лепешки делать. Реально Средневековье было. Сначала это все надо увидеть и понять: а в кого ты будешь, за что ты будешь стрелять, а против кого ты будешь стрелять? Я понял тогда, что оружие в руки не возьму, не хочу. Нет кайфа. Правда, я и стрелок плохой, у меня плечевой пояс слабый. Это к вопросу о войне. Знаев не поехал. Вот я попытался разобраться в этом человеке, который, с одной стороны, патриот, а с другой стороны, не поехал. И патриот ли он после этого.

Патриот он или нет, любит ли он страну или нет. Вот в чем полемика.

Ответы есть?

Андрей Рубанов: Не знаю. Мое дело вопрос подвесить. А ответ пусть каждый сам ищет. До какой степени мы должны любить Родину? До степени безумия, до степени убийства? Нацисты тоже Родину любили.

Сквозной вопрос, который задаю всем финалистам «Большой книги». В 17-м году он очевиден: не возникает ощущения, что мы только и делаем, что разбираемся, подводим итоги, влезаем в чужие шкуры, а выводы не получаются?

Андрей Рубанов: Ничего нового не скажу. Есть дефицит идеологии в стране, который подменяется интересом к истории. Мы просто должны уважать предков. Те, кто делал революцию, расстреливал буржуев, были живые люди, и мы их должны уважать по праву их рождения. По праву того, что наши предки. Что произошло — уже произошло. Много всего наворотили. Но что мы сейчас можем с этим делать? Кому сейчас нужны все эти дискуссии про Сталина, двадцать лет назад это уже все отгремело. Вынесли, закопали, оценку дали. Всё. Мой дед, заслуженный учитель Советского Союза, 13-го года рождения, всё хапнул — две войны прошел, от НКВД бегал, один только раз в жизни сказал, что Сталина надо бы подвесить за ноги и возить по деревням. Да, он говорил, что Сталин был плохой, но ненависти мне мои родители не привили, а привили мне любовь. Поэтому нет выводов. Мы свободные люди, никто никому ничего не диктует.

Невозможно адекватно прошлое оценить — и зачем? Будущее надо делать.

Лучше спроси меня про творческие планы!

Спрашиваю!

Андрей Рубанов: Есть такая сказка «Финист — ясный сокол», которую записал в свое время Платонов. Сказка страшная, недетская. Я вдруг решил взять эту сказку и расписать в полноценный роман. В жанре исторического фэнтези. Действие происходит где-то во II веке нашей эры, в дохристианские, дописьменные времена. Занимаясь сценарием «Викинга», я набрал огромное количество материала, который в кино не вошел, а он дико интересный — просто чума, другого слова не подберу. И вот сейчас весь этот материал — туда, в этот роман.

С возрастом начинаешь понимать, что от тебя нужно миру и в каком качестве ты нужен миру. Я нужен миру в качестве такого писуна, сочинителя, бумагомарателя. В других качествах мало что из себя представляю. Так что летом начал новую книгу и вот сижу пишу «Финиста — ясна сокола».