Рецензии

Жутко больно и запредельно страшно

К таким книгам нельзя ставить звёздочки и оценивать их по какой-либо шкале. Такие книги созданы не для того, чтобы их разбирали по кусочкам или наслаждались гениальностью постмодернисткого текста, который, действительно, гениален. Такие книги не для развлекаловки: не для того, чтобы поглазеть на картинки и поискать ошибки в тексте, выделяя их красными чернилами. Такие книги.

Почему мы не можем перемотать плёнку жизни назад?

Нам бы ничего не угрожало.

Почему мы не можем летать? Может, стоит изобрести рюкзаки-парашюты или птиц, способных помочь падающему человеку?
Почему, когда нам больно, мы не можем об этом сказать? Почему, когда страшно, мы утаиваем это в себе? Проглатываем, забываем язык, разучиваемся говорить, и только односложное "да" или "нет"...
Любим? Эгоистичны? Настолько внутренне сломлены, что боимся разочаровать этим других?

Я люблю тебя.
Это так сложно сказать. Сложно, потому что думаешь, что будет еще одна ночь, еще тысяча ночей, когда ты сможешь признаться в этом любимому человеку.
Это так сложно сказать. Потому что боишься стать уязвимым, боишься своих слез, которые потекут наружу, а не внутрь.

Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя.

Эта книга не только об 11 сентября, она вообще обо всех войнах, которые когда-либо были. Она о Хиросиме и Нагасаки. Она о Второй Мировой, о бомбардировке Дрездена. Она о боли, о смерти, о разрушении, об огне, о том, что факты есть факты, а людские жизни и смерти - это не факты, это больше, чем просто ошибка, которую можно исправить красной пастой.
Зачем столько боли? Зачем столько страха? Как излечиться, когда все мы покалечены, избиты? И если у нас не оторваны руки или ноги, то это еще не значит, что у нас всё в порядке. В душах столько боли, которую не пережить тем, кто когда-либо побывал в подобных мясорубках. И эта кровавая резня продолжается и по сей день.

Мне было страшно тогда, в 2001 году, когда мы сидели на кухне, смотрели на дымящиеся башни, и папа сказал: "Началась третья мировая война". "Как хорошо, что не у нас", - подумала я. А потом: "Если мировая, то и у нас?" И мне было страшно за всех тех людей, запертых в дымящихся небоскрёбах. По правде говоря, я была вместе с ними тогда. И мне было страшно. И мне было больно.
Мне было страшно, когда сейчас, в 2012 году, бомбили Израиль. Мою любимую страну, в которой находятся мои родственники и мои друзья, которую я мечтаю увидеть в мире и спокойствии, а не с разрушенными домами и полными страха и боли людьми.
И вот это "как хорошо, что не у нас" больше не срабатывает. Потому что моя планета - мой дом.

Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя.

Можем ли мы перемотать и начать снова?
Увы, нет. Люди не летают.
Так почему же мы не учимся на своих ошибках? Сколько еще нужно смертей, сколько еще нужно вытерпеть боли и страха? Сколько, чтобы понять, что уже хватит?

Мне больно. Мне страшно.

Знаете, мне очень нравятся люди, которые в курсе, что такое беды и лишения. Кто месяцами питался одной китайской вермишелью, кто вытягивал из запоя отца, кто работал на улице при минус 20-ти, кто кидал три комка земли. Таким людям я скорее и охотней прощу проступки и копошение тараканов в голове. Люди, которым были посланы испытания, имеют право сами испытывать этот мир. Ведь страдания облагораживают вовсе не потому, что создают романтический ореол, а потому что добавляют нам мудрости и формируют жесткий, волевой внутренний стержень, а это само по себе уже повод для уважения. Человек-фиалка может быть сколь угодно красив, умен, и начитан, но внутри он мягкий и водянистый. И это безошибочно чувствуется.

Вот почему я буду всегда «за» таких, как Грейс Маркс, и всегда буду оправдывать их. Да-да-да. И даже не важно: была ли она сумасшедшей или ехидно прикидывалась, хладнокровно убила Нэнси или была оклевечена завистливым Макдермоттом, была невинной жертвой или озлобленной маленькой стервой. Плевать.

Потому что мне страшно представить, каково это: попасть в тюрьму в 15 лет, не видев ничего, кроме каждодневной тяжелой работы, не познав ни любви, ни материнства, а выйти в 46. Каково это: с младенчества готовить-стирать-убирать и нянчить младших братиков и сестричек, а после похоронить мать и сбежать от пьянчуги-отца в служанки. Сбежать! В служанки! В 13 лет! А там стоять и протягивать экономке свои детские ручонки, дабы она удостоверилась, что те красные, натруженные и мозолистые.

И не надо мне говорить, что тогда времена были тяжелые, и детский труд был в принципе узаконен. Ведь и тогда были те, кто драил сковородки, и те, кто вышивал павлинов и примерял новые платьица с тремя оборками.

По той же причине я «за» несчастную Нэнси, и Мэри Уитни, и даже мисс Хамфри. Ведь каждая из них хотела всего лишь свой маленький кусочек счастья. Именно кусочек, убогенький, несовершенный, за который пришлось бы расплачиваться трудом, слезами, и презрением пуританского общества. Всего-то домик с огородом, муж, который не слишком часто бьет, и несколько ребятишек. Господи, неужели это так МНОГО?!

Лично я всех оправдываю, всех прощаю. Не имею права никого судить. Хотя бы потому, что у меня есть тот самый муж, ребятишки, и я уже давно вместо китайской вермишели ем хорошую копченую колбасу.

Как же нам, русским бабам девушкам, далеко до этих меланхоличных англичанок и типичных американских домохозяек.
В наших жизнях нет места детям из пробирок, бесконечным депрессиям и друзьям-психопатам.
Нас лупят мужья (ну или наоборот), наши дети не хотят учить этот мудреный английский, а борщ в холодильнике стоит уже неделю и пока ты его не доешь, Леша, я ничего другого готовить не буду!

Наша жизнь возможно гораздо прозаичней, не спорю.
Но лучше уж так, чем хоронить себя заживо в своих бесконечно-депрессивных мыслях.

Эта книга оставила после себя пустоту. Не потому что опустошила или удивила, а потому что вместо впечатлений о ней в голове — пустое холодное место, без эмоций, без мыслей, которое даже заполнять не хочется. Не знаю, почему так произошло, поэтому просто расскажу, что понравилось, а что не понравилось.

Итак, плюсы.
1. Этот роман, безусловно, следует читать только на бумаге, потому что это радость визуала и кинестетика. Очень правильное оформление, не то чтобы необычное, но вводящее с книгой в резонанс. Стильно, броско, по-хорошему цепляет. Сразу подумалось, что именно такая интерактивная подача печатной книги и спасёт в будущем бумажные издания, надо только подойти со вкусом, чувством, толком, расстановкой.
2. Читается очень легко, в отличие от «Полной иллюминации». Да и вообще видно, что автор «вырос» и упрямо гнёт и развивает своё собственное литературное зрение. А вот переводчик остался тот же, хотя здесь он радует меньше, может быть, не хватает знания сленга?
3. Сам сюжет романа любопытный: девятилетний мальчик идёт по следам своего отца, который погиб в Торговом Центре Нью-Йорка, переживает несколько любопытных встреч со странными людьми, выясняет отношения с членами семьи, попутно рассказываются истории-вкладки от лица других персонажей. Продумано, довольно любопытно, но...

Минусы.
1. ...без души. Не увидела я её здесь, увы. Чётко рассчитанный маркетинговый ход — да. Чёткие аллюзии, на которые автор дрессирует читателя, — да. И вроде всё добротно и славно, но слишком холодно. Не спекуляция, нет, совсем другое, что-то новое и другого уровня.
2. Главный герой — абсолютно неправдоподобная кукла. Это не девятилетний мальчик. Это не Оскар из «Жестяного барабана», о котором так вопиёт контекст. Больше всего он мне напомнил главного героя из «Наивно. Супер»: слова и поступки взрослого, который пытается притвориться ребёнком, который хочет вести себя, как взрослый.
3. Различные детали, которые я про себя называю «хипстерскими»: мелочи, которые не несут никакой смысловой нагрузки, если копнуть глубоко, но на поверхности кажутся такими все из себя глубокомысленными и необычными. Вычурные и бессмысленные, вроде татуировок на ладонях дедушки «Да» и «Нет». Надо было бы тогда уж написать, что дедушка не только из-за зуда эксцентричности в одном месте отказался говорить, но и принципиально отказывался кивать и качать головой, считая это ниже своего достоинства. О, божечки, какая концептуальная идея, убиться веником. Ну, серьёзно, без такого ненужного пафоса произведение стало бы лучше, а так это воспринимается исключительно как свистелки-перделки для восторженных закатывателей глаз над light-псевдофилософией.

В принципе, неплохо. По сравнению с самим собой ранее автор заметно окреп, так что я бы поставила ему четыре звёздочки, но я всё же ставлю именно по собственному отношению к роману. Интересно будет смотреть, сможет ли он путём проб и ошибок через энное количество лет вывести идеальную формулу для романа, которую, как мне кажется, он сейчас и выводит с коммерчески-тщеславными целями. Нейтрально, ровно, никак, но приятно было подержать в руках и о потраченном времени не жалею.

Книга из не очень густо наполненной ниши в литературе: качественного, но чтива. Подумать в ней абсолютно не над чем, восхититься красотами тоже негде, но вроде и сюжет какой-никакой, и язык нормальный, и полного бреда нет. Лёгкая соевая пища для мозгов, нуждающихся в отдыхе, не занимает лишнего места в памяти и чувствах. И всё же книга до последней строчки если не вымученная, то выдуманная, насквозь искусственная: как будто из книжек Нотомб перевели её эго в третье лицо и дали несколько другой набор писательских приёмов.

1. Герои. С героями тут явно какая-то проблема. Пафосные и карикатурные, особенно неудачные из-за того, что говорят от первого лица. Маленькая девочка, которая по задумке должна быть няшечкой и умняшечкой, явно не понимает разницы между умом и эрудицией (впрочем, как и другие герои в романе — может быть, автор тоже искренне считает, что чем больше книг ты прочёл и чем больше вопросов в викторине угадал, то тем ты умнее?), а больше всего похожа на брюзгливую старуху с лавочки у подъезда, которая пристально таращится на соринки в чужих глазах, абсолютно не обращая внимания на собственные светлые очи. Единственный момент, делающий её похожей на подростка это «Вот как умру всем назло», но и он описан совсем не так, как это чувствуют подростки. В общем, не верю. Вторая половинка этой героини — она же сама, только в более старшем возрасте. Вместе: скопище стереотипов — тёплые пледы, жасминовый чай, псевдоумные разговоры о философии и книгах, снисхождение до простых смертных и обывателей, жуткая тоска. Остальных персонажей, по сути, вообще нет, только слабые схематичные штришки где-то на заднем фоне. В лучших традициях самолюбования персонажи не знакомы с понятием развития, поэтому нисколько не изменяются за все несколько сотен страниц романа (разве что с девочкой происходит то, в чём читатели были уверены с самой первой страницы).

2. Сюжет. Теоретически, он есть. На практике дело обстоит хуже, потому что он никакой и довольно скучный, а якобы шокирующий финал ничем кроме «Эх, как я вас сейчас всех буду эмоционально потрясать!» не обусловлен. Большая часть книги — то, что мы уже видели и слышали тысячи раз, начиная от сказок про Золушку и заканчивая всеми голливудскими фильмами про наставников и «не_таких_как_все». Растянуто всё неимоверно и непонятно зачем.

3. Язык и детали. Ну, вот, пожалуй, лучшее, что есть в романе, что делает его пригодным для чтения, чтобы разгрузить мозги. Лёгкая и грамотная речь, неплохие и образные описания, детали, декорации. Мысли гениальных див, конечно, подкачали по качеству, но по форме вполне себе интересные. Мне даже понравилась идея «теста Мирабель» для книг, когда определяешь степень вовлечённости себя в книгу (и, следовательно, её субъективного для тебя качества) при помощи сливы: трескаешь их, пока читаешь и если более явно ощущаешь вкус спелой сливы, а не концентрируешься на происходящем в тексте или собственных мыслях по этому поводу, то книга не очень. Боюсь, претенциозная «Элегантность ёжика» такой тест не прошла бы.

Мне кажется, это книга для двух случаев: 1) как уже упоминалось, для того, чтобы разгрузить мозги после трудного чтения; 2) для переходного периода между чтением всякой ерунды и шлака к чтению хорошей литературы — я постоянно сталкиваюсь с тем, что читатели хотят, но не могут перепрыгнуть эту пропасть с разбега, поэтому подобная беллетристика вполне подходит в качестве мостика. Ну, ещё есть третье применение: 3) если у вас в знакомых есть приятная, но очень ванильная дама с, в общем-то, не слишком большим умишком, но огромным самомнением, то можно ей подарить эту книжку, многозначительно подмигивая.

Когда я варю макароны, я всегда вспоминаю Мураками.

Когда зазвонил телефон, я варил на кухне спагетти, насвистывая увертюру из «Сороки-воровки» Россини, которую передавали по радио. Идеальная музыка для спагетти.

Первый раз я прочитала эти строки лет 10 назад. Сюжет напрочь забыла, а вот спагетти помню. Бывает же.

Что за магия в его книгах? Он рассказывает какие-то совершенно сумасшедшие истории, но ему веришь.
Вот, например, наш главный герой - Тору Окада. Тридцать лет и два месяца на начало истории. С работы уволился, кот пропал, жена ушла, детей нет, деньги кончились. Всё признаки кризиса на лицо. Что делает в этом случае обычный человек? Ищет новую опору в жизни в меру своих сил и фантазии. Кто-то на дне бутылки, кто-то под юбками случайных любовниц, кто-то в газете «работа для вас» и т.д. Есть умельцы, которые прекрасно совмещают всё перечисленное. Тору Окада же ищет его на дне соседского пересохшего колодца. И будьте уверены, найдет! И, что самое интересное, вы его тоже там найдете.

Пересказывать книги Мураками все равно, что пересказывать выступление симфонического оркестра. Как бы я не старалась, получится полный бред. И только в исполнении Мураками этот абсурд становится искусством.

Мучила, мучила и наконец настал конец этому безумию!!! Пойду умоюсь и смою всю ту грязь, что влилась в мою голову. Мерзкий герой, гнусные поступки, тупые диалоги. Буквально с первых строк поняла, что через книгу буду продираться, не понравился ни слог автора, ни рваные предложения, ни скучность повествования.
Папаша, пустоголов и пустобрех, решил вспомнить о своем сыне и взять его в поездку, показать свое место работы-киностудию. Тут и начинается наше приключение, прибрежные кафе, официанточки, флирт (и не только), мутные знакомые и знакомства. В какой-то момент папаше сносит крышу, и из списка действующих лиц произведения можно поочередно вычеркивать одного за другим, т.к. все отправляются по воле нашего горе-папаши к праотцам.
Например сцена, как отец с сыном решили навестить дедушку:
– Не надо, папа! Не бей его! Пожалуйста! – взмолился я.
Когда дедушка выпрямился, рот у него был разбит в кровь. Он выплюнул выбитый зуб, и отец загнал его ногой под плинтус.
– Из его рта никогда ничего путного не выходило, – бросил он
От выстрела дедушку вместе со стулом отбросило на пять метров назад

Мерзко? И такого добра тут вагон!
Такое путешествие мальчик запомнит на всю жизнь, в чем мы и убедимся в последних главах книги. Ребенок уже не ребенок, а взрослый дядя, но видимо из болота воспоминаний ему не выбраться.
Я очень люблю жанр триллер и драма, но это было слишком…
Есть один плюс, это произведение нельзя отнести к разряду «прочитал и забыл». Я точно не забуду!!!)

"Но часы-то все равно остаются, правда? Сначала один, потом другой, и, когда ты кое-как проживаешь один, тут же, бог ты мой, начинается следующий..."

"А как замечательно было бы просто исчезнуть. Как замечательно было бы навсегда перестать волноваться, сражаться, терпеть поражения..."

Осень, похоже, наилучшее время года для чтения подобных меланхолических книг, по крайней мере, сейчас, когда за окном сумрачно, прохладно, сыро, тоски они не вызывают...

С творчеством Майкла Каннингема знакома по его прекрасному роману Майкл Каннингем - Дом на краю света (описать ЛГБТ-отношения непошло, а деликатно - это отдельный талант, и у автора он точно есть). С творчеством Вирджинии Вулф тоже знакома не понаслышке. Очень впечатлили меня в свое время ее книги: Вирджиния Вулф - Орландо и Вирджиния Вулф - Миссис Дэллоуэй . А вот о трагической судьбе писательницы я и не догадывалась...

Кажется, причем здесь Вулф, когда роман за авторством Каннингема? Все гениальное, как всегда, просто: перед нами художественная биография британской писательницы (при этом она будет здесь не единственной главной героиней). Думаю, нескоро избавлюсь я от этого яркого образа, начинающего книгу: тело женщины, плывущее по реке...

Три героини, три женщины (даже четыре - Смерть тоже неистово напрашивается в подруги, мелькая тенью, нашептывая на ухо тихие обещания вечного покоя и избавления от всяческих бед и житейских треволнений), упорно пытающиеся жить, победить скуку, найти себя и смысл жизни: в профессии, в отношениях с людьми, внутри себя.

Вообще говоря, книгу, в которой центральной, сюжетообразующей темой будет самоубийство и мечты о нем, очень трудно назвать жизнеутверждающей, однако, как ни странно, это так. Она ведь действительно по-своему учит ценить краткий миг жизни - когда перед глазами так и манит эта заветная для героев черта, поневоле станешь зорким буквально ко всему. Шелест листьев, мягкость ткани, блеск отражений - мельчайшие детали пытается подметить мозг - подметить и полюбить, впитать, чтобы навечно, и там, за последней чертой, помнить, если больше ничего не будет. Когда же перед тобой необъятные просторы жизни, вряд ли уж так сильно это все ценишь...

Она учит быть благодарными и никогда не стыдиться собственного выбора, каким бы он ни был. Порою это действительно наилучший для уставшего, обессиленного, измученного и разочаровавшегося во всем человеке, не желающего причинять страдания близким (не понимающего, правда, при этом, что страданий с уходом человека станет больше...)

Отчасти могла понять Вирджинию - очень ярко автор живописал ту боль, что она испытывала ежедневно, эти настойчивые, изматывающие голоса, звучащие в голосе, галлюцинации, изможденность тела и духа - она просто устала жить, это был вполне осознанный шаг, на что явно указывает предсмертная записка:

"Я больше не в силах бороться. Я знаю, что порчу тебе жизнь, что без меня ты мог бы работать. И ты сможешь, я уверена. Видишь, я даже не могу подобрать нужных слов. Я не могу читать. Я просто хочу, чтобы ты знал — за всё счастье в моей жизни я обязана тебе. Ты был безмерно терпелив со мной и невероятно добр. Все это знают. Если кто-нибудь и мог бы спасти меня, это был бы ты. Всё ушло. Всё оставило меня, кроме уверенности в твоей доброте. Я просто не могу больше портить твою жизнь. Я не думаю, что в этом мире кто-то был бы счастливеe, чем были мы. Вирджиния".

Голос здравомыслящего человека, не вижу я в том никаких признаков безумия... Прекрасно понимаю, что тема добровольного ухода из жизни довольна провокационна по своей сути, но все равно на стороне героини - не от хорошей жизни человек решается на этот страшный, бесповоротный шаг. Так и вижу ее бестелесным ангелом, улетающим после смерти туда, где не будет этой пронизывающей боли.

А вот другую героиню, Лору Браун, понять мне было куда сложнее: счастливая замужняя женщина, жена, мать очаровательного малыша, ждущая второго ребенка. Но когда-то, видимо, что-то надломилось в ней, заставив поверить в собственную никчемность и беспомощность. Стремление к идеалу - во всем и везде - погубившее Вулф, отчаянно требует новой крови. Спусковым механизмом к подобному побуждению стала книжечка Вирджинии - вот таким причудливым образом сплетаются иногда судьбы читателей и писателей. Определенным образом повлияла книга Вулф и на судьбу третьей героини, Клариссы - всю жизнь ей отравляла мысль о несостоявшейся любви с человеком, который дал ей когда-то забавное прозвище "Миссис Дэллоуэй" (по имени героини романа Вулф)...

Трудно, кажется, найти в мире этой книги счастливых людей, хотя они, безусловно, здесь есть: та же Вирджиния всегда отдавала всю себя работе и писанию книг и безумно любила то, чем занималась... Лора Браун все же нашла себя, путем ошибок, часто непоправимых, Кларисса сумела наконец понять, что нет в жизни сослагательного наклонения "а что было бы, если...". Все сложилось так, как сложилось, как должно было сложиться, к наилучшему результату для всех - порою прошлое действительно стоит оставить в покое, оно тоже должно нести радость, а не грусть.

Финал книги несказанно удивил и переплетением судеб героев меж собой, и непосредственной - трагической - концовкой. В романе, где все столько говорят о смерти, кто-то должен был все же умереть (помимо Вирджинии).

4,5, очаровал меня не только сюжет и посыл романа (сила духа иногда в том, чтобы просто уйти), но и великолепный в стилистическом отношении слог, которым он написан. Погрузиться в эту грустную, по-своему волшебную историю было очень увлекательным делом - до того нежно выписаны автором перипетии жизни его героинь, у них тоже есть чему поучиться...

Михаэль познакомился с Ханной при весьма неромантичных обстоятельствах. Он и представить себе не мог, чем обернется для него эта случайная встреча. Ему пятнадцать, ей больше тридцати. Он школьник, она кондуктор в трамвае. Что может быть общего? Не так уж и мало – секс и книги. Конечно, Михаэль прибывал в эйфории от своей тайной жизни после уроков, а Ханна увлеченно слушала, когда она читал ей вслух. Но продолжался роман не долго. В один из дней Ханна просто исчезла.

Если взять за отправную точку, что Шлинк в первую очередь юрист, то его суховатый язык вполне оправдан. Для договора он, безусловно, цветист, но для прозы скуден. По-немецки бережлив. В этом есть свое очарование. Как в поздней осени. На общем унылом и сером фоне пейзажа особенно заметны островки оставшегося цвета.
Итак, юрист во-первых, мужчина во-вторых. Поэтому чувственная составляющая романа и будет тем самым ярким пятном. Ярким, но не четким. Образ Ханны настолько размыт (назову это туманной дымкой), что если бы не кинообложка, то она так и осталась бы для меня кем-то неопределенным. И полбеды, если бы это касалось только внешности. Прискорбно, что это затрагивает и её историю в целом. И это действительно прискорбно, потому что как персонаж она необычна и крайне интересна. Сильная, яркая личность. Хотелось бы узнать о ней больше. О её детстве, мотивах, мыслях, желаниях. И почему она так распорядилась своей жизнью? Неужели проще каждые два-четыре года начинать всё с нуля, чем решить свою проблему? Вполне решаемую, как оказалось.

Из образа Михаэля получился реальный человек без ложной романтики и прикрас. Одно из немногих его достоинств - он честен с собой. Второе - не винит Ханну во всех своих жизненных неурядицах. На этом достоинства закончились. Из милого мальчика вырос вполне себе пустой дядя. Он и не отрицает этого. А его отношения с дочерью лишнее тому подтверждение. Допустим его любовь к Ханне, а точнее то, что он за нее принимал, прошла. Но здесь вопрос обычной человечности. Ханна совершила личный прорыв, победу над своим недугом. Я не понимаю, как можно было не ответить ей ни единым словом. Бессердечный человек. Его посылки - бездушная гуманитарная помощь в том виде, которая удобна ему самому. Чтец и не более того. Безликий голос на плёнке.

Одна из важнейших тем романа – принятие своего прошлого. Как жить в стране с такой историей? С историей нацизма, лагерей и мирового террора. В то время, как мальчишки других стран с гордостью рассказываются про своих отцов и дедов – героев войны, послевоенное поколение немцев ищет для себя ответы и решает, как нести этот груз. Увы, внимание этому вопросу тоже уделено скупо. Говорят, что этот вопрос поднимается в других романах Шлинка.

Замысел большой и интересный, но ему отчаянно тесно в рамках двухсот страниц. Зато этого вполне достаточно для сценария. Фильм великолепен и самодостаточен.

"Поправки" - главный роман всея Америки начала нулевых, написанный интеллектуалом средних лет стал культовым по одной простой причине. У них нет Толстого.

У нас Толстой есть, поэтому жанр "семейная сага" в её классическом значении знаком всем, кто пробовал ходить в школу. Кому в школе нравилось - тот наверняка знаком и с другим образчиком этого жанра (который, впрочем, не злоупотреблял объемом - господином Достоевским). А те, кто после окончания школы забрел в гуманитарный ВУЗ, тот, возможно, даже что-то слышал о двух британцах - Голсуорси и Джойсе, которые написали две очень длинные книжки, которые каждый считающий себя интеллектуалом джентльмен прочитает за стаканчиком 18-летнего односолодового МакАланна лет через 35.. Вне зависимости от того, сколько ему лет на этот момент.

Но в 2001 году Америка наконец-то встала с коленок. Америка получила шанс наконец-то восхититься кем-то из своих, кто взял вот так и исписал буквами почти что 900 страниц. И тут важно сказать о двух важных вещах, чтобы было все еще яснее:

1) Американцы боятся больших объемов. Мы все в курсе - это стремительно развивающаяся страна, где нет места чему-то монотонному и скучному. Ты снимаешь кино? Взорви все и вся за полтора часа иначе зритель заскучает. Ты поешь в микрофон приятные песни? У тебя есть 3, максимум 4 минуты, потом слушатель включит другую радиостанцию, при этом

2) Американцы обожают большие объемы. Большие груди, большие гамбургеры, "Титаник". Те смельчаки, которые осмелились бросить вызов американской натуре стали богачами и успешными парнями. Это все утрировано, конечно.. Но американцы реально обожают Толстого и Достоевского. При чем, ни какой-то там Брет Истон Эллис, который пихает цитаты и отсылки к Dostoevskomu почти в каждом романе, а даже рядовые жители звездно-полосатой страны, которые раскупали "Войну и Мир" с такой скоростью, что она стала абсолютным бестселлером (!!!). Ровно, как и "Анна Каренина", "Преступление и Наказание" и так далее. Это все к тому, что

Джонатан Франзен - народный герой. Его рецепт оказался скандально прост. Это как джин и тоник, испортить такой коктейль более чем сложно. Так вот, записывайте:

Франзен взял Толстого; он взял его, простите, объем, он взял его "семейность", огромное количество героев, огромное количество сюжетных линий, героев, которые все одновременно являются главными (это 3/4 тоника Schweppes со вкусом имбирного эля)
и смешал его с Тургеневым, у которого взял главное - проблему "отцов и детей" (это джин Cadenhead’s Old Raj Gin крепостью 55° с содержанием небольшого количества шафрана) и
PROFIT!

Постойте, не забудьте налить воды, тьфу ты, положить льда, и как следует встряхнуть, что сделал бармен, тьфу ты, писатель Франзен. И все, с таким рецептом коктейль не может быть плох.

Читать всем, новая классика по старым рецептам.

Ваш CoffeeT

Если бы меня попросили ответить на вопрос, какую самую необычную книгу я прочла за последнее время, думаю, ответ бы нашелся быстро - Бернардин Эваристо - Девушка, женщина, иная . Начиная с оформления текста в книге и заканчивая (почему, собственно, заканчивая? "начинка" книги - все же самое основное:) ее сюжетом. Но - обо всем по порядку.

Графическое и символьное расположение текста в данном издании может поначалу ввести читателя в ступор: здесь нет (абсолютно!) точек, нет заглавных букв, нет знаков "тире" для обозначения диалогов и каждое предложение начинается здесь с красной строки. Непривычно (и это еще мягко сказано), но уверяю вас, что как только втягиваешься в сюжет, погружаешься в этот замысел писателя, воплощенный столь необычным образом, на какие-то там знаки препинания (вернее, их отсутствие) не обращаешь внимания. Все кажется естественным, логичным. Чем-то напоминает зафиксированный поток сознания (хотя это не он, в книге будет много действия, а не только наблюдения за окружающей действительностью и своим внутренним миром); скорее всего, думается, это отраженный голос поколения, непрерывный, незатухающий ни на минуту - оттого и знаки препинания уже не нужны...

Еще нас ждет несколько семейных саг сразу в одной книге, причем многие из судеб переплетутся между собой (из разных ветвей), а под конец ждет невероятный хэппи-энд: женщина найдет свою дочь, в разлуке с которой была почти 80 (!) лет. Вот даже одного этого стоило прочитать роман, вот такой должна быть, на мой взгляд, настоящая литература: давать вдохновение и надежду...

А если уж мы заговорили о сюжете произведения, то сразу скажу, что она мне открыла новый мир. Говоря о новом удивительном мире, обычно подразумевают книги жанров фэнтези/фантастика, здесь же книга реальна до невозможности и вместе с тем - новый мир. Необычный, удивительный. местами странный, местами даже пугающий мир феминизма, гендерного самоопределения, нетрадиционных отношений, эмиграции, борьбы за расовое равноправие. В этой книге столько всего, и так причудливо все это перемешано. Очень много действующих лиц (и все главные!), но читается до странности легко, ты никого не путаешь, их трудно спутать, непростые и очень драматичные судьбы почти каждого из персонажей не оставят вас равнодушными...

5/5, не только самый необычный, но и , безусловно, один из самых лучших романов, который я прочитала за последнее время...

Бесконечно тянущиеся минуты склеиваются в летящие года (вот так обернешься - и не заметишь), а десятилетия вдруг молниеносно рассыпаются на секунды, далекое прошлое становится близким настоящим, выдумка - былью для героев. Фантастический сон подменяет реальность, или, возможно, даже она его. Выныриваешь из собственных кошмаров, чтобы однажды стать главным действующим лицом сна чужого, запутанного и столь же страшного, непонятного. Сложно, подчас и вовсе невозможно отличить одно от другого. Красота в квадрате и загадка в кубе.

Пелевинские тексты (и этот не исключение) подарят вам море философии, забросают загадками, но ответов, как водится, снова не дадут - всё сам, сам, милостивый читатель, неглупый, разберешься. И так слишком много красноречивых подсказок и глубоких тем для размышлений к вашим услугам. И хочется ничего не делать и только лишь внимать мудрости, с которой невзначай делится с нами автор. Удобно так устроиться в палате №6, занять теплое местечко и вникать, слушать про японцев с их харакири, обсуждать просто Марию и Шварценеггера, хохотать над анекдотами про Петьку и Чапаева, а уноситься при этом мыслями далеко-далеко... туда, где мужчины стреляются на дуэлях за прекрасных дам, где костры и загробный мир, где случай решает русская рулетка, где все еще верят в справедливость, где красные вот-вот победят и столько еще надежд на лучшую жизнь не развеялось!..

Из дома для умалишенных вообще удобно за всем этим наблюдать - классика, знаете ли. Как удобно - прикинуться ненормальным и, хитро посмеиваясь про себя, вглядываться в былое, находить в нем новое, неведомое остальным, удивляться всему и восклицать... А потом и вовсе переместиться в прошлое на постоянное место жительства - там даже с гражданской войной на поверку оказывается уютнее, чем в российских девяностых. И я даже почти не шучу при этом. Приметы времени на страницах романа живо переносят нас в ту эпоху, тоже уже успевшую стать историей, показывая много нелицеприятного об обществе и стране. На контрасте с этими мрачными картинками постреволюционные двадцатые смотрятся ярче, вдохновленнее.

А может, дело, как всегда, в любви? И никакая самая спокойная и счастливая эпоха не сделает тебя умиротворенным, если обделен прекрасным чувством... И самое страшное время - время войны - станет прекраснейшим, если в жизнь войдет восторженная девушка Анна, красивая совсем не женской красотой (странно понять мне было мысли героя, изъяснявшегося порою слишком туманно, когда речь заходила о красоте)... Две жизни Петра Пустоты перемешаются по воле автора, а читателю остается лишь догадываться, где она - правда, есть ли она вообще... Странным образом, к концу книги мне это стало абсолютно неважным (хотя и следила за этим все чтение, пытаясь отыскать подсказки).

Он слишком живой и настоящий, чтобы существовать лишь в одной из возможных реальностей. Их ведь тысячи... Как и осколков душ, путешествующих по Земле. Путешествующих одновременно в прошлом, настоящем, будущем - трудно разорвать ленту времени.

Мне было интересно с ним что на вечере, когда он декламировал стихи собственного пошива, что в доме для безумцев, что на фронтах гражданской войны. Мы оба с ним, раскрыв рот, слушали Чапаева, не понимая, наверное, и сотой доли сказанного, но, черт возьми, как же это было красиво! Как это было вдумчиво и глубокомысленно... Как странно было размышлять о сущем, о пустоте и об истине - вот там, в двадцатые. Или не странно. Идеальный фон, когда смерть совсем близко...

Мы проживали каждый свою жизнь. Моя тоже проносилась на глазах: слишком долго книга была у меня в виш-листе, но это ожидание того стоило. Могла уж раз десять перегореть и разувериться, добралась лишь сейчас и не жалею. Писательский гений Пелевина столь велик, что книга из девяностых удивительно свежо и актуально смотрится и в наши дни. Потрясающий роман, в котором грань между галлюцинацией и здравым смыслом становится нелепой условностью. Писатель создает свою реальность, а читатель ее тут же дополнит на свой вкус и согласно собственному воображению. Бесполезно писать, о чем эта книга. И для кого. Можно лишь с уверенностью сказать, для чего она - для наслаждения слогом, сюжетом и экспериментами со стилем и жанрами. Приятного погружения в мир пелевинских смыслов!

"Я не покину тебя, Господь с нами, Агнес. Он все, что нас окружает. Я никогда не покину тебя"

"Убийца!" - извивается шепот за спиной.
"Убийца!" - выносит приговор судья.
"Убийца!" - матери запугивают тобою детей, ведь ты теперь - воплощение зла и ада на земле.
И тянется черно-красный след дымно-кровавый твоих злодеяний...

"Говоришь, тебя ненавидят? Так не подавай нового повода для ненависти"

Сложно читать эту книгу: сознание словно раздваивается, пытаясь одновременно и разобраться в сути и наказать виновного, и в то же время оправдать эту, такую хрупкую и изможденную на вид, женщину. Возможно ли, чтобы эта Агнес была хладнокровной убийцей? - вопрошают окружающие. И мы вместе с ними не можем до конца поверить, что женщина - которой на роду написано давать жизнь - смогла эту самую жизнь забрать...

Автор хочет заставить нас пожалеть ее, бедняжку, описывая все новые и новые страдания и унижения, которые Агнес, этой незаконнорожденной служанке, пришлось испытать. Да разве ж может тяжелая жизнь служить оправданием для злодейства и кровопролития?

Но было ли убийство? - задаешься вопросом вновь и вновь, видя, как спокойно относится наша героиня к происходящему. Ведь ни капли раскаяния, даже намека на него нет. Напрасно бьется преподобный Тоути, пытаясь обратить - ох, как же поздно все-таки все происходит в нашей жизни - ее в веру. Вся жизнь Агнес - череда роковых ошибок, заблуждений, непомерной гордости и гордыни. Вырваться из нищеты и заполучить мужчину себе не по статусу, наслаждаясь минутами страсти в грязном коровнике - даже жизнь матери ее ничему не научила...На что променяла они свои способности, свой ум?

Даже страшно читать про то, как некоторые спускают свою жизнь - бесценный и уникальный дар - на какую-то грязь, называя это " любовью"...

За все в этой жизни наступает расплата - в этой ли жизни иль в следующей. Книга как урок для всех юных дурочек: ничего в этой жизни просто так не дается...

"Мы сами творим свою судьбу", - слова Тоути улетают в пустоту. Слышит лишь тот, кто хочет услышать...

Не ищите логики и последовательных рассуждений в этой книге; произведение Эмили Раскович скорее территория чувств, диких, сносящих все на своём пути, подобно разрушительному ветру, загадочных даже для их обладателей...

Переплетение нескольких и очень трагичных историй абсурдно и вместе с тем магически притягательно для читателя: как же интересно все-таки обыгрывается автором такая банальная на первый взгляд тема любовного треугольника. Уэйд в одночасье потерял и любимую жену Дженни, и обожаемых дочек, Джун и Мэй. Теперь Дженни в тюрьме отбывает пожизненное наказание за убийство одной из дочерей, вторая дочка навсегда исчезла. Ко всем потерям прибавляется еще одна (или то долгожданное избавление от свербящей изнутри боли? Как знать...) - постепенная утрата памяти. Но где-то там, в глубине сердца, изо дня в день кровоточит эта незаживающая рана, напоминая - только вот о чем?...Новый брак счастья не принес: ни ему, ни Энн, которая намного моложе его. Разве можно чем-то заглушить боль, разве время лечит? Оставьте эти наивные попытки облегчить страдания неисправимым романтикам, добро пожаловать в суровый мир Айдахо.

Само начало книги уже явственно готовит читающего к тому, что повествование будет мрачным, безысходным, не оставляющим ни капли надежды. Рассказы о смерти и последующее описание сцен жестокости еще более убедят нас в этом. Любовь не всесильна, как бы нам не хотелось верить в обратное: Энн не в силах перечеркнуть прошлое любимого мужа или хотя бы чуточку облегчить его страдания, Уэйд же не в силах отвернуться от былого - ужасающего-кровавого - но все же его былого...Это мучительное сосуществование, называемое отчего-то любовью и браком, больше похоже на поле битвы. И занять место соперницы оказывается невозможно: ненависть так же, как и любовь, трудно вывести из сердца. Там же, в исправительной женской колонии, одна потерянная женщина все так же ждет его посещения...

В этой истории нет объяснений, нет логики, нет сколько-нибудь вразумительного финала. Скорее это беспросветная история боли, которая ожесточает сердца и выматывает душу, почти ничего не давая взамен.

Дни Энн, впрочем, как и ее воспоминания, большей частью скрашены музыкой и песнями (она преподает в школе игру на фортепиано и вокал), и вот это - единственное светлое, что есть в книге. Одна песня рефреном проходит через весь роман, токая и удивительно прекрасная, одинаково подходящая всем невольным участникам этого любовного треугольника:

Любовь сама как ветерок,
И вот мы в осень сметены.
Ты улетаешь, как листок,
Сними портрет с моей стены...

Забвение - радость или боль - такой вопрос будто бы задает автор читателям, только вот ответ на него у каждого свой...

"Если жизнь чему-то меня и научила, так это тому, что если она идет в нашем после, то она идет и в наших мирах, которые до..."

Сложная для чтения книга: и из-за сюжетного построения (перехлест событий из настоящего и прошлого, рваное повествование, обрывочность фраз), и из-за основного настроения произведения (психологически сложно читать, когда на каждой странице - боль и смерть, которые словно никогда не заканчиваются и не притупляются, снова и снова расковыривание ран прошлого, до слез - "Слишком больно терпеть столько умирания...").

"Не оглядывайся. Не возвращайся".

Автор то погружает нас в прошлое (отнюдь не безоблачное), то вытаскивает в настоящее (непонятное, хаотичное), умалчивая о важном, что стало причиной размолвки отца с сыновьями, но, впрочем, потом это станет и не так уж и важно: темой книги станет, на мой взгляд, прощение. Простить не легко, потому что сложно понять другого человека, его мотивы, но вот когда ты сам попадешь в аналогичную ситуацию, прощать будет легче (вроде бы). Иногда на это требуются годы...

"Если упадёшь, не ищи сочувствия"

А еще это роман о том, что все-таки есть в нашей жизни место предопределению. Мы отчего-то часто уверены, что можем влиять на события и контролировать ситуацию, но ведь это же не так, многое не в наших границах...Встреча Пенни и Майкла была случайно-неслучайной (вот как тут не поверить в судьбу:) И еще банальное "мечтайте осторожнее - мечты имеют обыкновение сбываться))" Пенни мечтала о 5 ребятишках - сбылось же. 5 потрясающих мальчишек Данбаров, озорных и добрых, повзрослевших раньше времени (Мэтью, Рори, Генри, Клэйтон, Томас).

Да, ведь тут не одна, а целых 2 истории любви (Пенни-Майкл, Кэри - Клей), прекрасных и грустных...(к концу книги появится еще одна...)

И такая потрясающая история с мостом (полумистическая - из легенды о сделке с Дьяволом; очень метафористичная - мост как связь между людьми, между прошлым и будущим).

4/5, интеллектуальное чтение и красивая книга, хотя как же тяжело было ее читать...

"Мы были пацаны Данбары, мы жили дальше..."

Утром я проснулась в твёрдой уверенности, что отзыв на «Чапаева и Пустоту» уже написан, но то ли кто-то случайно задел его за ночь бесшумным залпом из глиняного пулемёта, то ли его написала не я, а какая-нибудь Мария Пустота в 1864 году, в общем, и следов его не бывало. А теперь я не знаю, как вновь собрать в один пучок ощущения от того, что ты уже однажды описывал.

Дурочка я, что не читала «Чапаева и Пустоту» раньше при всей моей любви к Пелевину. Мне кажется, что это лучший его роман, а всё, что было после — лишь его тени разной степени яркости. При этом всю его успешность понимаешь не сразу. Во время чтения мысли такие: ну неплохо, неплохо, изящно, едко, остро, неплохо… И лишь после последней страницы собираешь воедино все сюжетные линии, все обрывки впечатлений и понимаешь, что вот оно: и император, и бабочка — одно целое.

Сюжет довольно изящный. Есть поэт Пётр Пустота, который волей судьбы становится связан с Василием Чапаевым, который потихоньку пинает его сапожками в сторону просветления. Где-то рядом маячит демиург Котовский, а вокруг — война. Этот Петька видит сны, в которых он Пётр Пустота в 1996 году. И есть этот самый Пётр Пустота 1996 года, который лежит в психиатрической лечебнице, и его глючит, что он тот самый Петька. Врачи пытаются его вылечить, а пациенты-«соседи» делятся своими чудными историями сумасшествия.

Реальность — зыбкая вещь, говорит нам Пелевин. Трудно с этим спорить, когда ты не знаешь, какой ты именно Пётр Пустота, да и Пётр ли ты вообще.

Длинная и годная телега, после которой начинаешь сомневаться сам в себе. И в то же время одна из прозрачнейших в своей неоднозначности вещей и хранилище огромного количества пасхалок, которые связывают «Чапаева и Пустоту» с другими книгами Пелевина. Очень круто.

О чем.
Я боюсь многих вещей: смерти близких, войны, болезней, экономического кризиса, революции, дураков, эскалаторов, глубины. И старости. Нет, не так. Дряхлости. В каком-то смысле эта книга нашпигована моими страхами.
Язык.
Мне хотелось втопить газа на полную и нестись сквозь страницы. Но нет, милочка, тут такой самолет не полетит. Наберись терпения и иди лабиринтом времени и сюжетов. Не спеши. Посиди, подумай. Дай себе время проникнуться. Не сразу у меня это получилось. Иногда чувствовала себя застрявшей в пробке. Только разогнался, только почувствовал азарт от событий, как приходится останавливаться и перестраиваться в другой ряд. Не скоростное чтение. Прогулочно-созерцательное. Вглубь времен, вглубь душ человеческих. А там ох как темно.
Просто так.
И почему это благополучных дамочек всегда тянет к нищей богеме или того краше – революционерам. Наверное, сидя в шелковом пеньюаре перед зеркалом, кажется что варить кислые щи в дырявом фартуке очень романтично. Это ж для любимого, ради него и маникюрчик подпортить не жалко. А для богатой циничной сволочи мужа и тост маслом намазать рука не поднимается. Я уверена, что вся эта «романтика на сухариках» испарится через полгода. Если, конечно, не вмешается смерть. Вот тогда ореол большой и светлой любви будет не угасаем и храним в памяти до гробовой доски. Ну-ну.

В порыве он способен ради неё умереть, но жить ради неё – совсем другое дело.

Этвуд реалистична и правдива. В её книгах нет ничего идеального и совершенного, как нет его и в жизни. Кроме самих её книг, пожалуй. Просто немыслимо, как можно так писать. Восторг аж в носу щекочет.

Перечитала отзыв. Сплошной сумбур. Не стоит тратить на него время. Лучше потратить его на Этвуд.

Читать Этвуд. Читать и перечитывать.

Оказось, что с Фоером я уже знаком, правда через третьи руки - фильм Everything is Illuminated снят по его книге. Фильм, наверное, запредельно говенный и мутный, если позволить себе быть честным человеком - но мне фильм понравился.

Интересны в фильме два факта: то, что вокалист Gogol Bordello под усами носит лицо жлоба и угарные телеги деда. Этот дед мне сразу напомнил моего дедушку,
от которого я впитал абсурдный и иррациональный антисемитизм. С этим ничего не могу поделать, хотя и пытался не раз.

К Фоеру как к таковому, это отношения никакого не имеет.

Теперь давайте перейдем сюда. Повествование от лица ребенка с первых же страниц вгоняет в тоску. Вымучено до безобразия. И я ассцоиациативно начинаю представлять своих воображаемых наполовину подросших детей, когда они соображают уже, но сами собой заняться не могут, и с ними надо проводить время, общаться, играть, вдалбливать ну и т.п., чтобы они не выросли жлобами или там наркоманами. Это, должно быть, одно из самых скучных занятий в жизни.

И такие вот "любознательные дети", которых из себя писатель пытается изрыгнуть - ходячий сгусток раздражения. Из них обязательно должны вырастать гуманитарные интеллегенты и вегетарианцы.

Все время читал и пытался прорваться через вот этот "детский" шум, но никак не выходило - шум оказался усугублен казусом перевода и моей умственной отсталостью: с большим трудом получалось собрать в голове сложное предложение состоящие из 50 простых, каждое из которых о разном.На некоторых страницах я просто брал и рассматривал запятые, не отвлекаясь на чтение дурацких букв, и выходило не так уж и плохо.

Потом я вспомнил фильм "Амели", который я пытался посмотреть 2,5 раза, то ли из-за обилия французского, но скорее из-за бессвязности происходящего, абсурдности поведения героев, и
отсутствия малейшего намека на связность.

Уже затем я опять включился в чтение, но через 5 минут мне уже надоело и я начал выхватывать отдельные предложения, потом перелистнул пару страниц, потом опять повыхватывал, почитал подряд и так далее, и так далее.

Прочитав четвертую часть я чтение забросил навсегда.

В конце-концов хорошая книга эта та, которую вы читаете отключаясь от окружающего мира, а уж никак не страдая и мучаясь и перебирая в голове бесчисленные образы и ассоциации.

Очень жаль, что всем эта книга понравилась, а мне нет. А знаете ли вы, что значит иметь своё собственное мнение
в мире запрограмированных типовых роботов? Иметь своё собственное мнение означает тотальную свободу, а это безумие.
Вы обращаетесь к врачу и сообщаете ему, что вы - Бог, он смотрит на вас, как будто бы вы сумасшедший. Он и в Бога-то не верит, вот поэтому он и психиатр.

"Когда-то нас привычно называли уличными индейцами. Мол, пообтесались в городе, ряженые, беженцы без культуры и корней. Но мы - поступки наших предков. Их способ выживания. Мы - воспоминания о том, чего мы не видели своими глазами, но эти воспоминания живут в нас, мы их чувствуем, и именно они заставляют нас петь, танцевать и молиться так, как мы это делаем сегодня".

Кто регулярно читает мои отзывы и рецензии на книги, тот, наверное, уже знает, как я не люблю в последнее время мрачные тяжелые книги, произведения, от которых веет безысходностью. Почему же в таком случае мой выбор в итоге пал на книгу Томми Ориндж - Там мы стали другими ? Все просто: любопытство пересилило. Аннотация, вынесенная на обложку, недвусмысленно обещала развенчать в сознании читателей "романтизированный образ индейцев". Подобного образа представителей индейского народа у меня, к слову, и не было. В моем случае вообще не было никакого более-менее четкого образа современных индейцев, живущих в городах. Чистый лист, а пробелы всегда так интересно заполнять)

Сразу скажу, что книга непростая. Ярлычок-ценз "16+" здесь далеко не случаен; более того, людям более старшего возраста, но крайне впечатлительным я бы также не рекомендовала ее к прочтению: за жестокими и кровавыми подробностями можно не понять, не оценить всей ее прелести и глубины.

"Мы творили искусство, рожали детей и создавали для наших людей возможность перемещаться между резервацией и городом. Мы не переезжали в города умирать. Тротуары и улицы, асфальт и бетон впитывали нашу тяжелую поступь. Стекло, металл, резина и провода, скорость, вечно спешащие массы людей - город принял нас. Тогда мы еще не были городскими индейцами. Мы остались, потому что для нас город созвучен войне, а с войны не дезертируют, ее можно лишь сдерживать, а это легче сделать, когда видишь и слышишь ее рядом. В тишине резерваций, городков на обочинах шоссе, сельских общин еще более отчетливо звучит пылающий в огне мозг".

Философски глубокое и очень красивое по звучанию повествование, которое чуть-чуть приоткрывает нам завесу тайны. Порадовало в данном и случае и то, что автор сам является представителем "коренных американцев" и явно знает, о чем пишет. Это не досужие вымыслы и попытки выжать слезу у наивных и доверчивых читателей, это беспристрастный рассказ, это горькая правда жизни. Впечатление. правда, складывается весьма тягостное от нарисованной им картинки. Индейцам ведь столько пришлось пережить в своей истории, столько угнетения и притеснений. Казалось бы, должна же когда-то все-таки восторжествовать справедливость. Но нет, справедливости в этот мир опять не завезли, кончилась где-то на полпути, потому что в этой книге собрано как на подбор все, чего есть отрицательного и ужасающего в действительности. Наркотики, алкоголь, прочие зависимости, насилие, жестокое обращение и оставление детей, суициды, разбои, стрельба. Потомкам тех индейцев живется - увы! - ничуть не лучше, чем их предкам. И чья в том вина - если бы знать...

"Нас описывают все кому не лень, на нас по-прежнему льют ушатами клеветы, хотя в Интернете ничего не стоит найти факты из нашей истории и узнать о нынешнем состоянии индейского народа. К нам приклеился скорбный образ поверженного индейца; в нашем сознании засели головы, катящиеся по ступеням храма; нас спасает Кевин Костнер, расстреливает из револьвера Джон Уэйн; а итальянец, прозванный Железноглазым Коди, изображает нас в кино. Мы предстаем озабоченным охраной природы, плачущим индейцем в рекламе, или Безумным Вождем, чей голос рассказчика звучит в романе "Пролетая над гнездом кукушки" и кто пробивает умывальником стену. Наши лица нарисованы на логотипах и талисманах. Изображения индейцев можно найти в любом учебнике. Индейцев сначала вышвырнули вон, а затем уменьшили до пернатого изображения".

4/5, хотелось прочитать правдивую историю - я ее получила, из первых уст, от автора-индейца; желала увидеть - хотя бы в финале - что-нибудь светлое, обнадеживающее. А вот финал получился чуть смазанным. Не дождалась я морали и выводов. Их, видимо, придется делать самим...

Сложная, многослойная история о вине, стыде и ответственности, написанная ясно и просто, без ложного пафоса, заламывания рук, истерик и осуждения, с попыткой понять и переосмыслить историю своей страны, чудовищные жертвы Холокоста, концлагерей. Бернхард Шлинк делает попытку найти равновесие между осуждением и приятием черных страниц истории, найти баланс, чтобы можно было дальше жить в той стране, что сожгла в печах миллионы людей, ответить на вопрос: что делать, если те люди, что приспосабливались, молчали, охраняли, отправляли на смерть - твои родственники и любимые, близкие люди. Как уложить в голове то, что рядом с тобой они нежные, добрые и заботящиеся о тебе, а в другой, словно параллельной вселенной – они убийцы, даже если лично не отправляли на смерть людей, однако своим молчанием они становились соучастниками, а те, кто охранял в лагерях просто выполняли свою работу. Как принять это? Возможно ли это принять? Или личные проблемы всегда будут важнее проблем мирового масштаба, и частная судьба и отношения с одной-единственной женщиной, её скорбная судьба главнее неприглядных страниц мировой истории? Ведь существует вопрос о юридической и моральной ответственности, и между ними не всегда можно поставить знак равенства, как в случае с Ханной и остальными осужденными надзирательницами. Можно посадить в тюрьму пожизненно, но если не произойдет переосмысления, то всё напрасно.

Вообще, отношения Ханны и Михаэля – это аналогия на связь между двумя поколениями немцев, моральная пропасть между новым поколением ''сыновей'' и теми, кто приспосабливался с условиям той жизни: либо совершал преступления во времена нацизма, Либо был их молчаливым, не протестующим свидетелем, либо терпимо отнесся к преступникам после 1945 года. Шлинк не делает однозначных выводов, он предлагает вместе с читателем поразмышлять о способности любить человека/нацию, который/которая была замешана в военных и человеческих преступлениях: возможно ли это, возможно ли испытывая чувство стыда (а эротизм в связи Ханны и Михаэля, как аллюзия на этот стыд ), не принимая, любить человека/нацию. Вопросы очень непростые, сложные, однозначного ответа на них нет. Но самое главное, что личные проблемы всегда будут для человека важнее всех мировых трагедий и преступлений. Ханна считает более позорным разглашение тайны о ее неграмотности, чем прошлое надзирательницы, чем смерть заключенных в церкви, чем тот факт, что она отправляла женщин в Аушвиц на явную смерть – личная трагедия важнее чужих трагедий. Это её личные комплексы. Михаэля же больше всего мучает комплекс предателя - он за весь роман трижды предал Ханну, каждый раз отворачиваясь от нее, предавая, и эта навязчивая идея для него, лично для него, важнее всех трагедий мира, хотя он, как и все его послевоенное поколение, пытается разобраться в чувстве стыда за нацию. Это не роман о связи взрослой женщины и юного мальчика - это роман о связи двух поколений.

Мне бы очень хотелось, чтобы и мы наконец-то разобрались в своей истории, приняли ее, чтобы больше не повторились эти чудовищные преступления больше никогда. Разобраться в себе, как это предлагает сделать Бернхард Шлинк.

А что бы вы сделали на моем месте?