Рецензии

Добро пожаловать в Омелас!
Эти слова крупными буквами выгравированы на рекламном туристическом буклете. Солнце, горные пейзажи, морское побережье, вкусная еда и атмосфера постоянного праздника разлитая в воздухе. Яркие дома и старинные сады, улыбчивые люди, готовые всегда прийти на помощь.
Всё это и много другое обещается потенциальному визитёру.
Нас уверяют, что жителям Омеласа - города с прекрасной природой, развитой инфраструктурой и невысокими ценами - удалось невероятное. Они каким-то образом открыли формулу счастья. Теперь они счастливы 24 часа в сутки и семь дней в неделю. Поговаривают, что они открыли какой-то чудесный способ, но иностранцам его никто разглашать не собирается. Население Омеласа не только умеет радоваться и наслаждаться жизнью, но и бережно хранит свои тайны.

Далее можно ознакомиться с множеством положительных, почти восторженных отзывов от посетивших сей град туристов.
Оказалось, что если правильно выбрать время, то можно стать свидетелем, а может, и участником, какой-то невероятно весёлой оргии. Ощущения, словно вы заново родились.
Однако должна же быть какая-то теневая сторона? Не бывает всё так гладко… Услужливый Гугл подбросил парочку негативных отзывов. В них мало конкретики.
Кто-то обращается к высказыванию Достоевского о бесценности слезинки ребёнка. Другая хвалит тех, кто проголосовал ногами и покинул Омелас и не принял цену, якобы уплаченную за безмятежное существование большинством жителей города. Несколько раз упоминается тот самый козёл отпущения, древний как подлунный мир. Упоминается философ Уильям Джемс.
Один отзыв приковывает к себе внимание своим заголовком - «Скелет в шкафу».
Автор почему-то вспоминает жизнь в тоталитарных странах. Говорит о том, что жители Омеласа - в общей своей массе самые обычные люди, такие же, как мы с вами. Они ни плохие и ни хорошие, в меру эгоистичные, занятые своими переживаниями и в общем-то не желающие никому зла.
Люди эти знают, что пока они спокойно живут свои жизни, дружат, влюбляются, выбираются на пикники, где-то там материализуется настоящий ад. Они смутно догадываются, а может и хорошо понимают, что это неправильно и страдания причиняются невинным. Но поделать ничего не могут. Слишком сложно попытаться что-то изменить. Слишком привыкли они к установленному порядку. Слишком трудно выбраться из убаюкивающего кокона обыденности, неотъемлемой частью которой стало принятие целесообразности, как им кажется, сравнительно маленькой жертвы. Пойти на сделку с совестью, пожертвовать чем-то или кем-то ради высшего блага, как это ни раз бывало в истории.

Салем это шалом, это солям, это мир. Мелас. Омелас. Омелас. Ноmmе helas.

Как говорила одна много повидавшая на своём веку женщина, «особенно легко с жертвами примиряются те, кто в число жертв не попал».
Однако и примирение это может оказаться лишь частичным, с самого начала каким-то ущербным.
Справедливости ради, надо отдать должное тем жителям города, которые не готовы мириться с предлагаемым им раскладом. Почему?
Возможно, всё просто. Голос их совести стал слишком громким и властным.
Не исключено, что несогласные не верят в тот эффект, которому слепо доверяет большинство и боятся, что иллюзия счастья лопнет в один момент.
А возможно, они надеются на лучшую, более справедливую жизнь вдалеке от Омеласа.
Впрочем, это может быть не так важно, да и все эти причины вполне могут сосуществовать.

Ещё один вопрос кажется не менее занятным. С кем идентифицируют себя читатели? С большинством, которое принимает правила игры, мало задумываясь над тем, есть ли в них логика, или с теми единицами, кто не соглашается с происходящим? Второй вариант соблазнителен, не правда ли? Однако современные социальные науки нас, скорее всего, разочаруют. Большинство из нас, с высокой вероятностью, пополнили бы ряды внешне довольных жизнью жителей Омеласа.
Но и здесь припрятано второе дно. Можно ли быть уверенным в том, что уйти из Омеласа означает проявить силу духа или выбрать из двух зол меньшее?

В заключение остаётся добавить, что это лаконичный и хорошо написанный рассказ.

Неординарный взгляд на мир, на его сотворение. Вот, что захватывает сразу и до последней строчки. Бог. Кто он? В произведении «Птица смерти» Богом называет себя Безумец, говорящий о собственной заслуге в создании мира. Оставив героя на планете и приставив к нему наблюдателя, Галактический судья положил начало интереснейшей истории.

Завораживает описание жизни человека, обязательная цепь событий, которую каждый должен пропустить через себя. Единение с Матерью-природой, видение смерти, полное изменение сознания и представления о, казалось бы, самом устрашающем – смерти. И именно так первый человек на земле, Адам, становится, как говорится, «одним из…». Данный фрагмент заставляет переосмысливать, думать и много анализировать над собственной жизнью. Тот ли ты человек, которым пришел на свет этот?

«Змей… унес человека вниз, дал искре света измениться и стать энергией, а человек слился в одно с Землей. Плоть его растеклась и стала спокойной, холодной почвой, глаза засияли тем светом, что вспыхивает в глубинной тьме планеты, и он увидел, как мать пестует своих малышей: червей и корни растений, многомильные каскады рек, кору деревьев. Он находился в лоне великой матери Земли и понимал радость ее жизни.»

Безумец, знавший Адама, изгнав его за всем известный проступок, не остановил собственное наблюдение за ним. Смотритель Безумца, Змей, не пожелал страданий первому на земле человеку и усыпил его ради спасения. Четверть миллиона лет спасенный (если это можно так назвать) Адам находился в самом центре Матери-земли, в аду. Как только Земле понадобилась помощь, Натан Стек (именно в этой стадии был усыплен Адам) был возвращен. Она ужасно страдала от хаоса и разрушений, агония внушала страх, Земля не хотела быть одинокой в такой страшный момент. Змеем был отдан Корабль Смерти Натану Стеку, а тот был приведен к Матери-Земле.

«Он перекатился на спину, выставляя реснички навстречу земле, и на мгновение понял, что смотрит глазами иного создания, иной формы жизни, которую ему не описать. Но он был под открытым небом, и это порождало страх, его окружал воздух, что стал смертельным, и от этого возникал страх, он терял зрение, и от этого возникал страх; и он был… он человек, и он не поддастся страху, он выстоит.»

Человек – могущественное существо, которому подвластно изменить мир, убить все живое. Именно так он и обращается с собственной Землей. Мать-Земля захотела находиться рядом с самым близким существом в этот ужасающий момент, с человеком. И погибнуть от его руки. Натан Стек оборвал эту тонкую натянутую нить страданий вместе с собственной жизнью.

Совершенно неоднозначная мысль, которая просто переворачивает сознание. Первый и последний человек, взращивавший и лелеющий Мать-Землю, убил ее.

«Все застыло. Замерев в воздухе, повисли вокруг них обломки дворца. Время остановилось. Замерло движение Земли. Все было недвижно, когда Натану Стеку было позволено узнать.»

♰ ♰ ♰ ♰ ♰ ♰ ♰
На грязной корявой улице торговали рабами, и тощий негр, язвительно подмигнув мне, соединил взглядом горевший неподалёку факел и забранное рогожей окно лавки работорговца. Я легко претворил желаемое и бросил факел под рогожу, пламя начало медленно пожирать внутренности дома.

Потом в голубом небе над деревней материализовалось огромное белое облако в виде романского храма. Центральную часть венчал купол, по бокам реяли два массивных придела. С тихим шелестом один из приделов соскользнул вниз на грешную землю и с оглушительным грохотом и грибообразным пылевым взрывом рухнул невдалеке от деревни. Земля сотряслась и немногочисленные жители в ужасе залопотали, пытаясь устоять на ногах. Тут нас настигла волна пыли и со скоростью летящих из эпицентра настоящих каменных осколков храма. Уворачиваясь от крупных кусков, я подхватил один такой, убедившись, что это действительно фрагмент некой лепнины, сунул его в карман, и тут возгласы ошеломлённых снова обратились к небу – оставшийся придел облачного храма тоже медленно съезжал вниз. Не дожидаясь второй волны обломков, я нырнул за стену обгоревшего сарая и ломанулся сквозь кусты в лес под защиту деревьев. Земля сзади содрогнулась во второй раз.

В тёмном хвойном лесу пролегало длинное изогнутое озеро, вокруг которого было приятно ходить, я шёл по тропинке и собирал разбросанные по ней монетки. Тропинка привела к стоящей на берегу баракообразной постройке – видимо, сельской поликлинике. В дверях стоял мальчик в фуражке и при входе кольнул меня сзади в ляжку какой-то иголкой. Попререкавшись, я отсыпал ему найденных по дороге монет, и он пропустил меня к доктору. Усатый доктор в очках осведомился о моём месте жительства и начал заполнять каллиграфическим почерком медицинскую карточку. Я тем временем осматривал ветхое убранство его кабинета и, проходя мимо зеркала, узнал в отражении самого себя в тринадцатилетнем возрасте. На выходе пригрозил мальчику в фуражке, что поколочу его, если снова примется колоться, и через широкий мост направился к себе домой на остров. За рекой маячил настоящий, не облачный, храм из красного кирпича.

♰ ♰ ♰ ♰ ♰ ♰ ♰

♰ ♰ ♰ ♰ ♰ ♰ ♰
Я еду на Сапсане из Москвы в Петербург и с трепетом жду действия ускорения на грудь, только вот сижу спиной к окну и приходится изворачиваться, чтобы посмотреть что там. Потихоньку вдавливает в кресло, но по настоящему разогнаться не дают, поезд въезжает в громадные крытые мастерские, уходящие на много ярусов вверх, в стенах горят закопченным светом окошечки мастеровых, колеса гулко бьются о рельсы. Наконец выезжаем из мастерских на свежий воздух – поезд на горе, поросшей зелёной травой, под горой виднеется город с маленькими золотыми навершиями церквей. Внешняя стена мастерских отделана под вполне приличное желтоватое барокко, напоминая здание вокзала. Всех пассажиров выгоняют на улицу на предмет проверки багажа, и в стене вокзала сбоку от главного проезда замечаю массивную дубовую дверь и вывеску книжного магазина над ней. Потихоньку отстраняюсь от основной массы людей и просачиваюсь в эту дверь а затем на второй этаж по мраморной лестнице. Внутри обычная вокзальная суета и ларёк старой книги, к которому я тотчас прилипаю и вряд ли теперь успею на уже отходящий поезд.

♰ ♰ ♰ ♰ ♰ ♰ ♰
Мы в старинном особняке со скрипучими полами и лифтами для поднятия блюд в хозяйские покои. Ютимся на чердаке, стараясь производить как можно меньше шума – территория захвачена оборотнями. В лифт для еды вполне помещается один человек и с риском для жизни мы по очереди ходим в экспедиции за пропитанием. В один из таких рейдов я напарываюсь на парочку оборотней, и, отбиваясь от них заострённой палкой, понимаю, что место нашего укрытия уже давно вычислено. Пытаемся бежать – неподалёку от особняка есть вход в медные копи. Глупо закапываться так глубоко под землю, но другого выхода нет. Руша за собой деревянные перекрытия, несёмся от толпы зверолюдей к шахте, впрыгиваем в шаткую хлипкую, но единственную вагонетку и сигаем вниз. Я зажигаю факел и звери, нахально тявкая, остаются наверху. Они боятся огня.

♰ ♰ ♰ ♰ ♰ ♰ ♰
Курим с ирландцем где-то в районе Свинемюнде. Всё смутно.

♰ ♰ ♰ ♰ ♰ ♰ ♰
Очень сильно напился, снов не было.

♰ ♰ ♰ ♰ ♰ ♰ ♰
Ленитроп сидит на корточках в тамбуре скрипучего поезда и, чуть отклоняясь в стороны при мерзких ржавых поворотах рельс, курит трофейную венгерскую папиросу, что таскал около недели в кармане и она каким-то чудом не рассусолилась. Над головой его мигает торчащая из потолка лампочка, скудно освещая заплёванный пол. Он пытается подластиться к лампочке, дабы уяснить для себя некоторые сведения. Лампочка кокетливо что-то вымигивает ему морзянкой, но что конкретно – поначалу понять абсолютно невозможно. Пытаясь заслужить доверие, он встаёт, растирая по полу советским каблуком могучего чичеринского сапога остатки картонной гильзы. Лампочка ближе к лицу, она что-то шепчет, спираль её отчётливо-тонко видна, пульсирующая и хрупкая как позвоночник ребёнка. Ленитроп ощущает возбуждение, затем стояк. Нежданно-негаданно накатило. Тут поезд начинает неуклюже-неотвратимо оттормаживаться, Ленитроп мудохается вперёд лицом об стену, лапмочка запинается и гаснет.

В наступившей темноте по небу проносится торжествующий вой V-2.

♰ ♰ ♰ ♰ ♰ ♰ ♰
Вчерашней бомбёжкой оторвало ногу, штанину зашили, где-то надыбали вполне сносные костыли и отправили из лазарета в госпиталь. Госпиталь расположен в возвышающемся над строгим французским парком бывшем казино, тут тебе и отель, и лечебные воды, и полуночные развлечения для взрослых. Уже довольно устойчиво ковыляя, спускаюсь вниз к разномастным кустам, обрамляющим подвысохший бассейн и некий остеклённый павильон, хермитаж или вроде того. С намерением лишь прогуляться, ошарашено слышу доносящийся из выбитого уголка широченного окна кокетливый смех. Бесшумно, насколько это возможно, подкрадываюсь. Подглядываю за чьим-то несомненным адюльтером – по полу разложены вполне солидный докторского вида саквояж, френч, а лебёдушка, что сейчас по идее должна дежурить в нашей палате, и по которой вся палата, уж сколько кто там времени лежит, изнывают – прям сейчас милуется с кем-то. Подглядываю, сколько могу, затаив дыхание и не шевелясь. Потом понимаю, что весь затёк и надо сменить ногу. Но сменить ногу не могу – её же оторвало. С другой стороны сделать это давно пора, потому что мне осточертела война, и потому что в ноге у меня мурашки.

Артур Кларк писал свои произведения, наблюдая за звездами в телескоп.
Вас манит бескрайность и притягательность звездного пространства? Что в распоряжении человечества, одиночество или нам в будущем предстоит контакт с Вселенским Содружеством? Вариантов направления развития человечества множество. Автор предлагает испытать притяжение неведомого, полностью нам неизвестного, но так почему-то манящего иного Мира, представителем которого в книге является летающий объект огромнейшего размера.

Посмотрим вместе с автором на звезды, ощутим себя в межпланетном Космическом патруле. Представим, что наша Солнечная Система заселена людьми, что существует Организация Объединенных Планет, штаб-квартира которой находиться на Луне, комитет которой обсуждает общие вопросы.

После ряда катастроф, связанных с астероидами, происходит отслеживание каждого космического объекта с момента его появления в зоне наблюдения Солнечной Системы. Однажды появляется новый объект, которому присваивается номер 31/439. Необычность орбиты этого астероида и его размеры, стали причиной назвать его собственным именем – Рама.

Для исследования этого объекта направляется корабль. Межпланетный союз следит за ходом экспедиции и по мере поступления новой информации, ученые и специалисты выдвигают гипотезы и дают советы команде исследователей этого космического объекта.

Вместе с командой мы приближаемся к объекту, исследуем его с наружи, понимаем, что этот объект искусственного происхождения, находим вход внутрь космического аппарата и открываем для себя неведомый мир иной цивилизации.

Книга читается легко, события происходят достаточно динамично. Повествование ведется попеременно от лица командира экипажа и некоторых членов команды. Периодически переключаемся на совещания межпланетного совета.

Главным центром внимания читателя является тайна неизвестной цивилизации, которая постепенно раскрывается перед нами, открывая себя небольшими частями. Автор всё внимание уделяет этому неизведанному. Люди изображены символически, они как средство для раскрытия тайны, обладающие необходимыми чертами характера. Хотя были моменты толи шутка, толи социальные фантастические эксперименты. Капитана автор обременил двумя женами, одна живет на Земле, другая на Марсе. Идея особо не развита, только иногда герой встает в ступор, вспоминая с какой из жен, что было общее. И звуковые письма делает сначала общие, в конце дописывая каждой в отдельности. С учетом того, что А.Кларк говорил о себе, что не предназначен для женитьбы (был женат неудачно один раз), подобный эксперимент можно простить.
При чтении стоит настроиться, что вся душа должна быть отдана раскрытию неизведанной цивилизации и простить автору недостаточное уделение внимания человеческим героям.

Книга оптимистична, автор не шокирует читателя, не пугает, в конце остается теплое, влекущее чувство к Раме, почти как к живому существу, положительный настрой как к будущему, так и к Космосу.

Как читать книгу Томаса Пинчона?

1. Расслабьтесь.
Если вы решили прочитать роман Пинчона, то чтение вам, вероятно, нравится. Однако, недобрая слава автора может наполнить вас опасениями. Если вы заранее ждете стресса, вы его получите, так что приступайте к роману так, будто бы это обычная книга. В процессе пообвыкнетесь.

2. Устройтесь поудобнее.
Сядьте в креслице помягче. Если вам будет неудобно, вы не сможете наслаждаться чтением. Не читайте в спешке, потому что тогда вы не сможете уследить за повествованием. И никакого книжного запоя – так вы лишите себя удовольствия.

3. Читайте быстро, но без фанатизма.
Некоторые люди заранее планируют потратить на чтение определенный отрезок времени, другие – специально стараются читать медленнее, чтобы вникнуть. Первые не вписываются в график, а вторые все равно все путают. Книга Пинчона это просто книга, и воспринимать ее следует соответственно, так что читайте ее в нормальном темпе, следите за ходом повествования и не пропускайте абзацы.

4. Не нервничайте.
Продолжайте читать, даже если ничего не понимаете. Томас Пинчон – постмодернист, а значит, его книги полны рефлексии, их изложение отрывочно, а его форма и стиль то и дело меняются. Если вы не понимаете, что происходит, события следующей страницы прояснят ситуацию.

5. Не пытайтесь запомнить всех и вся
Томас Пинчон беспардонно обращается с хронологией, так что некоторые читатели даже пытаются делать заметки и диаграммы. Это нездоровый путь, так что лучше сконцентрируйтесь на том, что уже поняли, и попробуйте получить удовольствие от того, что еще поймете. Женщина, решившая составить схему с описанием всех персонажей и их связи между собой, все еще «дочитывает».

6. Не относитесь к Пинчону слишком серьезно
События в романах Пинчона могут быть логичны и полны смысла. А могут и не быть. В конце концов, автор несколько раз появлялся в Симпсонах. Видно, не слишком-то он серьезно относится к Пинчону.

7. Относитесь к Пинчону серьезно
Ну да, сказка – ложь, но в ней намек. Пинчону прекрасно удается пробуждать в читателе радость узнавания. Увидели в повествовании близкую вам тему? Сконцентрируйтесь на ней!

8. Забудьте все, что знали.
В некоторых рецензиях присутствуют жалобы вида «это невозможно читать». Их пишут люди с четким представлением о том, какой должна быть литература. Упорство – для идиотов, так что позвольте книге идти туда, куда она намерена, потому что она все равно отправится именно в том направлении.

9. Наслаждайтесь.
Как ни крути, читать Пинчона приятно и весело. Те, кто, вроде бы, всё понимают, получают удовольствие, а те, кто целенаправленно пытаются понять, остаются ни с чем. Вы сами решили потратить на чтение свое свободное время, так что не нойте.

10. Перечитывайте.
Скорее всего, вам захочется это сделать, так что смело возвращайтесь к началу и наслаждайтесь деталями.

Come on with me through ruined liplock
Across Tangian deserts we'll flock
Madcap Medusa flank my foghorn
We'll change four seasons with our first born.

Скандал на игре «Долгая прогулка»! Одна из участниц печально известной команды «Бабы и борщ» решила поступиться моральными принципами на финишной прямой. Команде судей с помощью программы антиплагиат, которая подчеркнула не всё, удалось обнаружить, что рецензия была бездарно скопирована с англоязычного ресурса wikiHow (ссылка). Забыв про перспективу ада, участница приписала текст себе. Стыд и позор, Марина, ты же девушка!

All ships of sense on hyper ocean
All kinds of chaos still in motion
My culture vulture such a dab hand
I'll steal you from the year 4000

И вообще, не слушайте эти советы. Читайте, копаясь параллельно в pinchonwiki, читайте, сложившись буквой z прямо на полу у ноутбука, прилипая коленями к холодному линолеуму, читайте на ходу, едва проснувшись и почти засыпая, у стиральной машины и в поезде, замерзая до дрожи, до момента, пока начнут расплываться буквы. Ну или вообще не читайте, бросьте, ну его, не надо. Например, если вы ищете в книгах дидактичность или, пусть и закрученный, но более-менее измеримый геометрически звучащими понятиями вроде линейности сюжет.

Come with me, come with me
We'll travel to infinity
Come with me, come with me
We'll travel to infinity
I'll always be there
Uh-oh my future love
I'll always be there
For you, my future love

Здесь содержание в равных пропорциях с неким посылом автора сочетается с бесконечностью отсылок, полускрытых цитат, намеков и углублений в интересные Пинчону темы. Поэтому чтение превращается в полное поощрения путешествие для тех, кто зачем-то читал, смотрел, слушал и изучал все то же самое, что и автор. Жизни часто безразлично, сколько там у вас в списке книжек, но Пинчон совсем не такой. Стряхните пыль с самых экономически нерентабельных знаний, в ход пойдет все, и процесс будет наполнен совершенно оправданным удовольствием от того, что вы тоже в курсе, например, того, чего же хотел надоедливый валлиец с луком-пореем или о чем задается вопросом Никсон. Да что там, пусть за меня скажет Вики: «Объединяющими темами на протяжении романа являются ракеты Фау-2, взаимодействие между свободой воли и кальвинистской предопределенностью, разрыв естественного круговорота природы, поведенческая психология, сексуальность, паранойя и теории заговора о «Картели Феба» и иллюминатах». Так-то.

Your tears leave trails of Tick fall blur room
Autonoma the room is bloom groom
Those crippled lines that I can't get to
You'd slip through time but I won't let you

Тот, кто справился с Улиссом, но по-прежнему чувствует себя лишь жалким кожаным мешком для кишок перед «Поминками по Финнегану», приступает к «Радуге тяготения» с трепетом. А вдруг допрыгну? Тут, конечно, парадоксальным образом выше взлетают обладатели багажа поувесистее, но кто же не хочет ущипнуть луну за угреватую щечку?

Come with me, come with me
We'll travel to infinity
Come with me, come with me
We'll travel to infinity
I'll always be there
Uh-oh my future love
I'll always be there
For you, my future love

О этот текст, позволяющий некоторым ученым специалистам разного рода радостно и польщенно узнавать в той или иной его части знакомые термины, а другим, при случае отсутствия необходимых теоретических и практических знаний, хотя бы гуманитарно смаковать если уж не что, то как, хотя Пинчон, при всей привлекательности формы, это все же гораздо больше что! О, этот лаконичный, выверенный с математической точностью синтаксис! О, это точное попадание лексических ракет, несмотря на premature Brennschluss!

Come with me, come with me
We'll travel to infinity
Come with me, come with me
We'll travel to infinity
I'll always be there
Uh-oh my future love
I'll always be there
For you, my future love

Честно говоря, не совсем представляю, каков эффект от чтения на русском, потому что из тех кусочков, на которые мне хватило терпения, на меня жалобно взглянули переделанные потому-что-ты-же-сам-не-додумаешься-глупенький-русский-читатель антропонимы, калькированные без задней мысли или просто искривленные зачем-то ономатопические штучки, окутывающие заклятия и внезапные маршмаллоу с уэльцами и органограммами (я придумаю свой вариант даже для тех слов, у которых уже есть утвердившаяся в речи форма, громко хохотался Немцов, а потом просто скажу, что издатель не захотел издать поясняющий текст комментарий и все так плохо только потому (да-да, и зависть во мне сейчас говорит тоже – художественную литературу я не буду переводить никогда, как бы страстно я не любила именно это направление (для справедливости – различия причастных и деепричастных оборотов в русском и английском усложняют все при любом раскладе))), а также прочий бестиарий.

Come with me, come with me
We'll travel to infinity
Come with me, come with me
We'll travel to infinity
I'll always be there
Uh-oh my future love
I'll always be there
For you, my future love

Как насчет отделяющих главы друг от друга рядов квадратиков? Я предпочитаю думать, что это все-таки имитация перфорации на кинопленке, пусть и не слишком глубокий, но такой образный вариант. Мне 3, я провожу узким ногтем мизинца по пленке диафильма, с треском раскручивая вереницу кадров и пытаясь разглядеть запертое в них содержимое без привлечения проектора. Щ-щ-щелк, отпускаю ленту и она, усталый уж, скручивается в упругую спираль. Щ-щ-щелк, мне на пару десятков лет больше и я перебираю пленки, бережно подклеивая названия к потерявшим свои бумажные удостоверения бочонкам, эти пленки хранящим, а потом лежу, ощущая кожей гудение болезненно зеленого проектора, направленного на потолок – белой простыни, которая послужила бы билетом в далекое детство, у меня нет.

Come with me, come with me
We'll travel to infinity
Come with me, come with me
We'll travel to infinity
I'll always be there
Uh-oh my future love
I'll always be there
For you, my future love…

Now that’s what I call modernism, bitches.

Рассказ прочитал по рекомендации Дмитрия Быкова. Чтение, по его мнению, обязательное для подростков.
Нашему вниманию в очередной раз предлагается дилемма "слезинки ребенка" или, по-другому, "козла отпущения". Этично ли жить в прекрасном мире, построенном на страдании, пусть и одного ребенка?
Ле Гуин подсказывает свой выход — уходить из этой цивилизации. Куда?
Понятно, что в этом рассказе в художественной форме зашита оппозиция Первого и Третьего миров. Те пресловутые детишки, трудящиеся на азиатских потогонках за плошку риса, дабы нью-йоркеры могли носить крутые кроссовки.
Или социальное расслоение внутри одной страны — работяги обеспечивают безбедное существование богатеям.
Давайте сначала подойдём к вопросу логически. Есть четыре варианта:
Всем хорошо;
Всем плохо;
Меньшинству хорошо;
Большинству хорошо.
Всем хорошо по условиям быть не может.
Всем плохо быть может с лёгкостью — так было после Революции, когда решили освободить "козла отпущения", русский пролетариат.
Меньшинству хорошо — уже лучше, но приводит к соцпотоясениям.
Большинству хорошо. Собственно, так в рассказе.
На самом деле, человеческая цивилизация уже это проходило, а Ле Гуин сознательно вынесла это за скобки: просто "козла отпущения" надо сделать "искупителем грехов людских". Он страдает, мы это ценим и превозносим его.
Уход же из этой дихотомии, как предлагает автор, обесценивает жертву. Ребёнок в застенках продолжает страдать, но ты не хочешь пользоваться плодами его "искупления".
На самом деле этот парадокс не имеет решения. Прекраснодушные идеалисты освободили бы ребенка, дабы он не страдал, и тем самым, по условиям рассказа, ввергли бы цивилизацию в пучину катастроф. Тогда бы страдало много людей и детей.
Короче, как и хотел Быков, мне пришлось поломать голову над этой задачкой.
8(ОЧЕНЬ ХОРОШО)

Этимология названия Омелас. Это Салем, штат Орегон только наоборот.

Забавно, но я всегда считала Урсулу Ле Гуин писательницей в жанре подросткового фэнтези. Это связано с тем, что самым известным и самым узнаваемым ее произведением является «Волшебник Земноморья» - интересный роман-фэнтези о приключениях волшебника Геда. Правда, проблема «Волшебника Земноморья» заключается в том, что написан он как сказка-легенда о могущественном волшебнике с присущими для таких историй чертами – быстрая динамика повествования, минимально необходимое раскрытие персонажей, множество эпичных событий и минимум объяснений и погружения в мир. Кто-то считает «Волшебника» наивным, кто-то скучным, для кого-то цикл «Земноморье» является символом беззаботного детства (жалею, что данный цикл не попался мне в детстве – я бы влюбилась в него на всю жизнь). Мне же в целом «Волшебник» понравился, но продолжать знакомство с творчеством Урсулы Ле Гуин желания не возникало – для меня в чтении фэнтези и фантастики важнее всего именно погружение в мир истории, мне важна мифология, история и подобное, и прочее, составляющее важнейшие части жизни героев. Может ли данный автор чем-то удивить в этом плане? Мне казалось, что нет. А потом я узнала о Хайнском цикле.

Хайнский цикл – это серия из нескольких романов, повестей и рассказов, объединенных между собой общим миром, общей вселенной, но мало связанных хронологически, так что порядок их чтения не имеет особого значения, читать практически с любого произведения. Что важно, написан он в жанре фантастики, что уже отделяет его от прочих произведений автора. События каждого из произведений цикла происходят на разных планетах, на каждой из которых автор рассматривает разные модели общественного устройства. В каждом из романов и рассказов есть «общие» для всего цикла моменты, определяющие его единство (Лига Миров, планета Хайн, в честь которой назван цикл, планета Земля, ансибль и т.д.), но в остальном произведения разделены местами действия, героями и невероятными временными промежутками между их сюжетами.

«Обделенные», первый роман Хайнского цикла, попавшийся мне в руки, повествует о двух планетах, две сотни лет назад отделившихся друг от друга. Первая, Уррас, богата ресурсами и комфортными климатическими условиями, жизнь на ней похожа на Рай, люди не испытывают вынужденных лишений и стихийных бедствий – люди на Уррасе могут позволить себе иметь предметы роскоши, могут покупать ненужные, но крайне дорогие вещи, общество делиться на бедных и богатых. Вторая планета, Аннарес, является полной противоположностью Урраса. Жизнь на Аннаресе трудна, ведь на планете (вернее, луне-спутнике) нет ни животных, ни обилия воды, ни комфортных условий – все, что добывают и изготавливают жители Аннареса, достается им большим трудом, ради малых достижений они вынуждены работать сплоченно, каждый обязан выполнять любую посильную для него работу. В обществе Аннареса нет богатых и бедных, нет нищих, нет власти, нет собственности – на Аннаресе равенство превыше всего.
Две планеты имеют общую историю, но абсолютно противоположны друг другу – две сотни лет назад революционеры с Урраса добились признания и отделились от непонимающих их соотечественников, построив новый мир с новым государственным устройством на Аннаресе. Если говорить языком терминологии, то государственным строем на Уррасе является государственный капитализм, а на Аннаресе анархо-коммунизм.

В начале путешествия по миру романа может показаться, что «Обделенные» являются очередной историей о плохом и хорошем с четким разделением между добром и злом. На самом деле структуру романа мне хочется назвать изящной – в «Обделенных» чередуются главы «Аннарес» и «Уррас», поочередно рассказывая о жизни каждой из планет.

Главный герой, ученый-физик Шевек, вырос на Аннаресе и является патриотом своей планеты. Мы видим коммунистическое общество аннарасти изнутри, с точки зрения постоянно растущего и меняющегося персонажа – сначала детский сад и школа-интернат, куда родители добровольно отдают своих детей, после институт, многочисленные работы, как связанные с физикой, так и «неспециализированные», которыми занимается каждый житель Аннареса, а после семейная жизнь и даже революция. Мы погружаемся в жизнь общества Аннареса «с головой», мы понимаем как героя, так и большинство жителей планеты, мы начинаем сопереживать проблемам этого общества, мы радуемся маленьким победам, которых достигает Шевек и его революционный Синдикат.

Одной из побед Шевека становится посещение планеты-соседа. На самом деле это большой шаг в истории обеих планет – отделившийся Аннарес когда-то поставил условие, что никто из пришельцев не ступит на его поверхность. Это стало действовать и в обратную сторону, когда жители Урраса стали запрещать соплеменникам посещать другие планеты и покидать собственную. А Шевек взял да и улетел на Аннарес.
Аннарес, мир, сильно схожий с нашей Землей (нынешней, потому что в романе есть собственная «разрушенная» Земля), мы видим с точки зрения «чужака-инопланетянина». Что-то его удивляет, что-то кажется нелогичным, что-то восхищает – все-таки миры слишком отличаются друг от друга.

Урсула Ле Гуин не показывает одно идеальное и одно ужасное общества. Нет, каждая из глав, посвященных мирам-планетам, рассказывает и о достоинствах, и о недостатках каждого из них. На Уррасе нет тех, кто занимается грязной работой за минимальную заработную плату? Людей по должностям сортирует компьютер? Посмотрите, как легко лишить неугодного человека любимого дела, как легко убрать с глаз долой неудобных и возмущающих спокойствие уррасти. На Аннаресе женщины являются «предметом роскоши», они не имеют права трудиться и работать? Посмотрите на девушек, которые довольны таким положением в обществе и имеют в чем-то власти гораздо больше, чем мужчины.

Но не только модели общественного устройства исследует в своем романе Урсула Ле Гуин. Важным вопросом «Обделенных» является вопрос свободы личности и свободы человека. На Аннаресе, на первый взгляд свободном и равноправном, свобода сильно ограничена. Неугодных обществу заставляют молчать, изгоняют все дальше и дальше от цивилизации, подвергают гонениям и травле (правда, в «мягком» варианте – на Аннаресе с трудом понимают термин «насилие»). Иронично, что именно планета, на которой свобода и равенство, настолько сильно ограничена свобода отдельно взятого человека, если он не попадает в рамки общества. Уррас же, с четким классовым делением на богатых и бедных, по большей части просто не обращает внимания на возмутителей спокойствия.

А ведь помимо Урраса и Аннареса в Лиге Миров состоят множество других планет. Например, кратковременно в «Обделенных» появляются прогрессивные миротворцы с планеты Хайн (а может не миротворцы, слишком мало нам дали о них информации). Или же земляне, живущие на практически разрушенной ныне планете, с ужасной экологией и невозможными условиями для жизни. И это только планеты, населенные обычными людьми. В следующих произведениях Хайнского цикла появляются и раса гермафродитов, и раса с ярко выраженными ментальными способностями, и неизвестно кто еще.

Хайнский цикл поражает своей яркостью и индивидуальностью даже несмотря на то, что ознакомилась я только с одним романом и нескольким рассказами из цикла. И одновременно Хайнский цикл интригует. Чем еще сможет удивить автор? На какие еще темы она готова порассуждать в своих произведениях?

Вечерний отзыв, плавно переходящий в ночной.

В оригинале Direction of the Road (Направление дороги)

Вышел в свет в 1973 году.

Рассказ философско-физический. Гениальный.

О чем рассказ?

Каждый день проезжая по дороге, где стоит старый дуб, люди и не подозревали, сколько всего полезного он делает для них.

Пролог.

Слушал в модели для сборки, так как найденные пару текстов онлайн, содержали не полную версию книги.

Рассказ на 17 минут. Или как говаривал Шерлок Холмс, не много перефразирую Великого Сыщика - рассказ на одну трубку.

Подробнее

А вы, когда нибудь задумывались над теорией относительности. Я вот по своей философско-фантазерской натуре, задумывался.

Лежа на диване, думал, почему кружка с кофе стоящая на столе не переместиться ко мне в руку, изменит свое положение относительно меня.

Но увы. Приходилось вставать и брать её самому. Но может было все не так. А вот как в рассказе Урсулы Ле Гуин.

Мне, как любителю творчество В.С. Высоцкого сразу вспомнились две его песни.

О вкусах не спорят: есть тысяча мнений -
Я этот закон на себе испытал,-
Ведь даже Эйнштейн, физический гений,
Весьма относительно все понимал.

Тут будет про теорию относительности.

и

Я "як" - истребитель, мотор мой звенит
Небо - моя обитель.
А тот, который во мне сидит,
Считает, что он - истребитель.

Рассказ в стиле предмета, вещи, и или чего то еще, но не человека.

Они как раз, отлично описывают все, то что происходит в рассказе.

А там есть вяз, который каждый день двигается по своей дороге,

Проходят годы, а он то увеличивается, то уменьшается перед повозками, машинами людей. Ему приходится двигаться все быстрее и быстрее.

Мне этот рассказ очень сильно понравился, просто он как раз в таком стиле, как мне нравиться самому писать свои небольшие рассказы, как я это называю другая точка зрения.

Всё, что говорит в рассказе Вяз(дуб) вполне может быть правдой. И это не мы движемся сами, а скажем предметы, растения и тп.

Это как с мультипликацией, вы наверное рисовали так в тетради. Потом берете быстро пролистываете, и рисунки начинают двигаться.

Сейчас, это называется ФлипБук. Продаются специальные тетради.

0:00

Так, вот для нас изображение начинает, двигаться. Но, если бы брать каждый листок отдельно, и убрать скорость и время. То там изображение не двигается.

Или для картинок в тетради двигались бы мы, а они стояли.

Одно время, когда еще была популярна эта технология, говорю про flash анимацию.

Занимался, изготовлением различных рекламных баннеров или небольшой анимации.

Так вот скажем, надо было сделать так, что бы машина ехала.

Если не большой отрезок ей надо проехать, то задний фон статичный, а задаешь направление машине. А если надо движение. То двигается как раз фон, а машина стоит. И создается такой эффект движения.

Вот так и это дерево из рассказа, оно двигалось, и изменялось, а люди стояли.

Или еще мне вспоминается, сериал "Флэш" , там по моему в 4 сезоне, была серия, где террористы взрывают ядерную бомбу, а Барри Ален(Флэш), входит в форму сверхскорости, известную как Flashtime, он просто двигается так быстро, что весь остальной мир застывает. И он пытается, часами всех спасти. И не выходит. Вот дерево, вполне себе такой Флэш.

Как вот этот рисованный кот.

Нам кажется он не двигается, а коту кажется он двигается, а мы стоит.

Надеюсь не утомил, но мне кажется это важно для понимания, рассказа.

Что, еще мне понравилось. Что деревья же многие живут дольше людей. Например этот Вяз(дуб \ разные переводы) .

В раннем возрасте растут быстро. Продолжительность жизни 80—120 лет, доживают до 400 лет.

Он рассказывает, о том как родился, как начал свою гонку. Как менялся мир, пропали повозки, появились машины, и они становились быстрее и быстрее, как появился асфальт, и вся природа изменилась вокруг.

Он слушал, разговоры людей. Целая история пробегала у него перед глазами.

Их всегда было двое в машине: молодой мужчина за рулем и недовольная пожилая женщина, закутанная в меха, на заднем сиденье. Может быть, они и говорили друг с другом, но я никогда не слышал ни слова. Я был свидетелем многих бесед на дороге в те дни, но ни одна из них не была рождена в этой машине. Верх ее был открыт, но она производила столько шума, что перекрывала все голоса, даже песенку остановившегося у меня в тот год воробья. Шум был почти так же отвратителен, как тряска.

Но пожалуй финал, получился еще более крутой, его не сразу понимаешь. Возможно, у вас было или будет если прочитаете, по другому. Но, я прослушал в аудио. А потом пошел искать финальную часть в тексте. Что бы переварить.

Что такое вечность. Никогда вот так не думал, как в этом рассказе показано. Вечность и смерть.

Но есть о чем задуматься.

Если они хотят созерцать смерть воочию — это их дело, а не мое. Я не желаю изображать собою Вечность для них. Пусть они не обращаются к деревьям за смертью. Если они хотят увидеть именно ее, пусть вглядятся в себя и ищут ее корни в своих душах.

Кому интересно, был вот такой советский научно популярный фильм, там рассказывают про теорию относительности, общими словами. Но хотя бы будет немного понятно.

0:00

Спасибо, что прочитали.

От паремий параноиков - к пинчоновскому панегирику! Не будет преувеличением сказать, что "Радуга тяготения" является наиболее сложносочиненным и замысловатым произведением, прочитанным мною со времен "Улисса". Сравнение с Джойсом тут отнюдь не случайно, напротив, это общее место в данном случае. Полифонический роман-гигант, вобравший в себя больше, чем вообще можно вместить, сверхсложный и изменчивый авторский стиль, разрывающий плоть реальности аки Самсон пасть одному фонтану под Питером. Однако есть и отличия: там где Джойс концентрирует все в малозначащих бытовых событиях одного дня, становясь таким образом творцом нового мира, Пинчон берет мир уже готовый и обширный, наполненный ревущими историческими событиями. Вместо уютного мещанского Дублина - бомбы, падающие на Лондон, и скитания по руинам послевоенной Европы. Вместо созерцательности и рефлексии - деловитость подпольщика и контрабандиста. Странные и тревожные вещи происходят за занавесом привычной жизни. Весь мир превращен в гигантскую стратегическую игру, и люди в ней - пешки, и война не есть конец, она лишь начало этой игры. Все гуще и гуще становится мгла паранойи вокруг главного героя... И при этом все гуще и гуще растут перепутанные строительные леса вокруг этой вавилонской башни, этого восхитительного романа.

Что абсолютного нового принес Пинчон в литературу на мой взгляд - так это небывалое и беспрецедентное по своему масштабу взаимодействие точных наук с художественным, литературным текстом. Пожалуй, это первая в моей жизни книга, в которой мне пригодилось физико-математическое образование для того, чтобы пробиться через лихозакрученные метафоры. Да что там, в тексте даже уравнения встречаются. Еще из неожиданного - в книге довольно широко представлена русская тема, и, представьте себе, при этом нет никакой клюквы.

"Радуга тяготения" - это, конечно, безусловный шедевр. Я мог бы бесконечно долго расхваливать эту книгу, рекламировать отдельные сценки - порнографическо-техноложеские лимерики, описания английских конфеток в качестве боевых отравляющих веществ, детальное изложение устройства немецких ракет, смакование наркотиков и сексуальных извращений, тревогу и отчаяние изгоя между трех армий летом 1945 года, слабопредсказуемый и параноидально-шизофренический сюжет... Но вы ведь уже и сами поняли, что к чему, верно? Must read.

«При чтении "Радуги" — как и любой другой книги — лучше пользоваться мозгом, глазами, ушами и носом. Остальное опционально».
Максим Немцов

Акт первый. Абсолютно Правдивые Сведения О Романе Пинчона (с разоблачением)

Всем известно, что «Радугу Тяготения» сложно читать. Увесистый том, сопровождаемый десятками путеводителей, комментариев, комментариев к комментариям и разборов полётов – разумеется, противоречащих друг другу. Неясная конструкция – то ли петляющая, то ли кольцевая, то ли чёрт его знает какая. Чехарда со временем и местом действия, чехарда с высоким и низким стилем, чехарда даже с точками зрения: не дочитав главу, нельзя быть уверенным в том, что же в ней произошло (окей, и дочитав, тоже не стоит). Наконец, знаменитые четыре сотни персонажей, главных и второстепенных, реальных и выдуманных, людей и леммингов: Пират Апереткин и белокожая Катье; Свиневич и Его Изумительный Осьминог Григорий (отличное название для группы, между прочим); Джеймс Максвелл со своим демоном и Фридрих Кекуле со своим бензольным змеем, и это не считая множества упомянутых, но не поименованных. В общем, запутаться, бросить, плюнуть и продолжить существовать без Пинчона, как и раньше существовали – при необходимости с ленцой вворачивая в разговор какую-нибудь нелепость вроде «ну читал я этого вашего американского пелевина. Ничего особенного»).

Хорошая новость: прожить без Пинчона действительно можно. Более того, поразительная часть населения Земли делает это постоянно и не особо страдает. Есть много других книг, чтение которых не требует таких усилий. Тех же, кого возмущает вопиющая нелёгкость чтения («Очень общо и непонятно!» – кричал один известный ценитель искусства), переадресуем к встречному вопросу самого автора – заданного по поводу другой книги, но не в этом суть: Why should things be easy to understand?

Тем более что сложность Пинчона не бессмысленная и не всеобъемлющая. Да, плотность его текста чрезвычайна, и по диагонали в переполненном метро его пролистать не выйдет – но покажите мне хорошую книгу, в которую не стоит вчитываться? Да, придётся поначалу выписывать имена героев и чертить схемы связей между ними (правда, пользуясь такой стратегией до конца, рискуешь оказаться с нелепой прической у огромной стены с хаотичными обрывочными заметками, как герой триллера из девяностых). Да, лучшая стратегия после прочтения первых, скажем, пятидесяти страниц – закрыть книгу и начать заново, уже в пойманном темпе и не отвлекаясь на мелочи. В том-то и соль: сложность «Радуги» провоцирует на то, чтобы читать её внимательно, а если не хочется – мир полон значительно более доступных удовольствий.

Зато тех, кто не испугается и заберётся в роман по самое не балуйся, ждут удивительные открытия. Во-первых, оказывается, что Пинчон пишет не только хорошим, но и нормальным человеческим языком. Он виртуозно жонглирует казалось бы несовместимыми элементами, и каждую возможность использует до предела: грязный и похотливый секс у него будет грязным и похотливым (а не брезгливо-скучным, как у большинства «мастеров» этого дела), комедийные реминисценции – смешными, а порой поэтичность будет уносить в такие вершины, что вопрос «учился ли Пинчон у Набокова» перестанет иметь смысл: какая разница, если ткнув в любую страницу, начнёшь читаешь что-нибудь такое:

На прудике негр — прибыл из Лондона, катается на коньках, невероятный, как зуав, скользит на лезвиях, высокий и горделивый, словно рожден для них и льда, не для пустыни. Городские детишки бросаются перед негром врассыпную, и все равно слишком близко — всякий раз, когда он разворачивается, щеки их обжигает изогнутый кильватер ледяной крошки.

Или:

Улицы этого утра уже стучат вблизи и вдали под деревянными подметками гражданских. Вверху на ветру копошатся чайки, скользят, легкие, бок о бок, крылья развешаны недвижно, то и дело слегка пожимают плечами, только чтоб набрать высоту.

Боюсь себе представить, как же хорош оригинал, но даже по переводу можно учить писателей складывать слова в предложения.

Ну и да: Пинчон исключительно, гомерически, оглушительно остроумен. И здесь уже выдержки тем более не помогут – ничто так не портит хорошую шутку, как скомканный пересказ. Верьте на слово и читайте сами.

Интерлюдия.

На телеэкране прыгают с ужимками бодрые The Klaxons, призывая отправиться с ними в бесконечность, на заднем плане тихонечко мямлит что-то про Ангела Притяжения Лори Андерсон. Впрочем, ну их, давайте лучше о книге.

Акт второй. Попытка Связного Анализа (Абсолютно Провальная)

Было бы здорово сделать вот какую вещь: собрать в одном месте нескольких человек, только что прочитавших «Радугу», и заставить пересказать сюжет. Поначалу хор будет более или менее стройным: Вторая Мировая, Фау-2, Ленитроп и его (воображаемые?) женщины… но чем дальше, тем больше будут расходиться голоса, распадаясь на полную какофонию: все бесчисленные сюжеты романа охватить взглядом с одного раза невозможно, но охватить нужно – и потому каждый читатель будет выбирать для себя те, что особенно по нему прошлись, неизбежно упуская из виду прочие; складывать в единую картину то, что никак не складывается. И вот в этом-то, кажется, одна из главных характеристик «Радуги».

Ракеты ракетами, а книга, кажется, всё-таки о паранойе, параноиках – и, конечно же, теориях заговора. Не зря на исходе второго действия на заднем плане пробегают, среди прочих, агенты Аллена Даллеса – того самого, кому самые неизобретательные из любителей conspiracy приписывают Зловещий План Вырождения России.

А каким ещё может быть главный мотив книги, чей мир настолько даже не кислотен, но натуралистичен до абсурда? Пинчон выкручивает до предела ручки контраста и насыщенности, доводит ситуации до абсурда, диалоги – до афористичности, насыщает пейзаж деталями, заставляет героев то и дело разыгрывать сценки с песнями, плясками и охотой на гигантского кракена. Неудивительно, что ни одного полностью вменяемого персонажа в книге нет: плотность текста провоцирует их на психоз. Их мир – это крысиный король из средневековых легенд; сюжеты, картины, места и люди пытаются с писком разбежаться в стороны, но вместе с тем крепко связаны хвостами.

Умберто Эко как-то заметил, что мы предпочитаем структурно воспринимать жизнь как «Трёх Мушкетёров», в то время как она куда больше похожа на «Улисса» (вот, кстати, вопрос: можно ли описать ощущения от Пинчона, не сославшись на Джойса? У меня всё-таки не вышло, простите). И паранойя всех и каждого в «Радуге» – это как раз доведённая до предела попытка найти связь в бессвязном, направить энтропию в созидательное русло, разложить по полочкам и ящичкам заведомо необъятный хаос. Потому что альтернатива этой паранойе – смирение с тем, что мир неподконтролен разуму («Паранойя утешительна — фанатична, если угодно, — пускай, однако есть ведь и антипаранойя, когда ничто ни с чем не связано — немногие из нас способны терпеть такое подолгу»). И вот они балансируют на тонком лезвии между диктатом рассудка и диктатом безумия, и, разумеется, то и дело не удерживаются, валясь пачками в бездну.

Но почему «они»? Пинчон вводит читателя в повествование не ради позёрского взлома четвертой стены; он (я, вы) – не только полноценный участник представления, но главное действующее лицо, которому суждено прорываться сквозь ткань разнородную текста суровой нитью, сшивая её в повествование.

Впрочем, возвращаясь к хору голосов – это лишь моё видение безусловно знакового романа. Если вы прочли его по-другому, это значит лишь одно: вы тоже попались на крючок ТРП, вы тоже сыграли по его правилам, теперь вы тоже персонаж его романа. Поздравляю.

Эпилог

Проанализировать эту махину у меня, разумеется, не получилось (хотел бы я посмотреть на того, кто с размаха без труда сможет разложить её по полочкам), пересказывать – и вовсе занятие для клинических идиотов, но хочется поделиться своей любимой сюжетной линией из всей книги, благо она вся целиком умещается в одну, пусть и несколько обширную, цитату:

В «Белом явлении» есть, знаете ли, один давний шиз, который считает, будто он-то и есть Вторая мировая война. Не выписывает газет, отказывается слушать радио, но все равно — в тот день, когда началась высадка в Нормандии, температура у него отчего-то подскочила до 40°. Теперь же, когда клещи с востока и запада продолжают медленно рефлекторно сжиматься, он говорит, что в разум его вторгается тьма, об истощении «я» говорит… Правда, наступление Рундштедта его несколько взбодрило, эдак вдохновило…
　　— Прекрасный рождественский подарок, — признался он ординатору своей палаты, — время рожденья, время новых начал. — Когда бы ни падали ракеты — те, что слышны, — он улыбается, отправляется мерить шагами палату, слезы вот-вот брызнут из уголков веселых глаз, он захвачен чертовски высоким тонусом, который не может не подбадривать собратьев-пациентов. Дни его сочтены. Ему суждено умереть в День победы в Европе.

Тема встречи с представителями инопланетного Разума волнует человечество с самых давних пор. Очень много споров и различных гипотез и мнений было по поводу самого факта существования другого Разума во Вселенной вообще и в нашей Галактике в частности. Причём были весомые и авторитетные мнения как в пользу множественности разумных миров, так и об уникальности Земли как носителя Разума в Галактике (в частности этого мнения придерживался И.С. Шкловский).

Так вот если допустить, что этот самый пресловутый Разум является довольно распространённым явлением в космосе, и если представить себе, что такие планеты имеются в относительно ближнем соседстве с Солнечной системой, и если к тому же инопланетяне имеют развитую космическую технику, и если наша и их цивилизации совпадут во времени своего существования, и если наши будущие космические пути пересекутся с их галактическими трассами... (чувствуете, сколько много собирается разных "если"!), то проблема встречи нас с ними и их с нами становится чрезвычайно любопытной и интересной, актуальной и волнительной.

Естественно, что многие авторы-фантасты писали на эту тему и по этому поводу. Начиная с маститых отцов-основателей современного фантастического жанра и заканчивая самыми низкопробными бульварными брошюрками. Нет смысла даже пробовать вспомнить и пытаться перечислить тут всех авторов и все книги — любители космической научной фантастики наверняка тут же навскидку предложат список как минимум из пары десятков произведений и авторов, и пополнение этого списка будет продолжаться кавалерийскими темпами. И всё-таки, интересно представить ситуацию, что в Солнечную систему прилетел чужой космический корабль...

С подросткового возраста помнимая и с тех же времён любимая научная фантастика. Самой большое впечатление, сохранившееся с тех пор — вот это явственно прочувствованное и буквально увиденное едва ли не глазами, а уж внутренним зрением, помноженным на мальчишеское умение фантазировать, нутро нашего Рамы. Как раз в тот момент, когда внутри корабля (или рукотворной планеты?) внезапно включился свет. Это ощущение очешуительного восторга и сладкого ужаса одновременно, так хорошо схваченное и описанное автором, буквально пронзило и сохранялось практически незапятнанным фактически в течение 40 лет. Собственно говоря, и само вот это стремление наново перечитать эту книгу наверное и возникло только от желания ещё раз испытать вместе с героями книги тот восторженный ужас и запредельный восторг.

Что ж, все ожидания оправдались с точностью хронометра. Потому что, как оказалось, прихотливая память только и сохранила от книги, что вот это эмоциональное состояние, напрочь стерев событийный ряд, так что перечитывание книги фактически превратилось в её новое прочтение едва ли не с нуля. Однако это только добавило и интриги к чтению, и неожиданностей к сюжетным эволюциям и пертурбациям — книга засияла новыми, не менее яркими чем предыдущие красками и оттенками.

Помимо всего этого великолепия самой идеи, помноженной на грандиозное и впечатляющее описание внутренностей Рамы, Артур Кларк воспользовался возможностью просветить своего читателя и познакомить его с максимально уместными и возможными (и совсем не лишними и не гибельными для художественности сюжета) фактическими знаниями и сведениями, как из астрономии и космогонии, так и теоретической и практической космонавтики, а также популярными на тот момент теоретическими изысканиями и вполне научными гипотезами по проблематике внеземного Разума и прочих чрезвычайно интересных и завлекательных схожих тем. Что закрепило научность в определении жанра повествования.

А вот эта загадочная финальная фраза о том, что раманцы всё повторяют трижды, сразу делает понятным, что будут Рама-II и Рама-III — автор это своё обещание выполнил, и даже с лихвой, сотворив ещё и Раму IV, а вот я узнал о существовании этих продолжений космической Рамаяны только сейчас, увы мне и ах!
Зато впереди радость открытия новых, неведомых приключений от Кларка!

Книга, обозначенная как первая в Хейнском цикле (хотя сама Урсула считала несколько иначе). Ну, да ладно, будем разбираться по мере продвижения вперёд и вглубь.

Итак, перед нами яркий образец социософской фантастики. Причём не сразу и поймёшь, чего в этом романе больше — социо- или -софии, а может и просто фантастики. На самом деле этот трёхкомпонентный литературный коктейль конечно же состоит из трёх равновеликих (по пропорциональности) вышеназванных ингредиентов.

Для раскрытия своего творческого замысла Урсула придумала совершенно необычную форму существования тау-китянского социума: материнская планета Уррас с высокоразвитым обществом производства и потребления (по типу нашего родного капитализма) и её сотоварищ по планетарной системе Анаррес, на котором во времена оные поселились беглецы-переселенцы с Урраса, придерживающиеся коммунистических анархических взглядов и убеждений и решившие на практике доказать своим собратьям (или со_врагам) жизнеспособность и прогрессивность своего образа жизни. Вот и вся фабула: с одной стороны — общество едва ли не благоденствия (которое террийцы-земляне считают едва ли райским), с другой — испытывающее (в силу особенностей своего планетарного мира) постоянные затруднения коммунарско-анархическое общество.

Чтобы описания того и другого общества не были скучными и тягомотными, Урсула делает это, включая в сюжет главного героя физика-теоретика Шевека и прослеживая вместе с читателем все перипетии его жизненного пути. И конечно же, постепенно перед этим самым читателем вырисовываются все детали и подробности организации как общественной жизни на Анарресе (напомним, что государства как такового там нет), так и личной тоже. Причём получается, что одно неотделимо от другого, и что даже такие негосударственные институты, как сексуальное партнёрство (вариант брака) вынуждены всё-таки подчиняться суровой действительности, и вместо полной свободы (помним, что тут анархия) получается сплошная «осознанная необходимость». Мало того, постепенно открывается, что хотя официальной бюрократической машины здесь нет, однако всё равно в ходу и влияния на те или иные решения, и принуждения к тому или иному. Индивидуальная свобода становится, по-сути, фикцией. И даже в области научного творчества все эти моменты живут и царствуют.

А на материнской планете, казалось бы, всё должно быть иначе, ведь это общество полной личной свободы. Однако прилетевший туда Шевек постепенно обнаруживает, что все показные и декларируемые свободы на Уррасе являются точно такой же фикцией и показухой. И в конце-концов наш революционер вынужден отправиться назад, на свою неродную родину, на Анаррес. Увозя с собой…

А вот тут открывается уже фантастическая составляющая книги, ибо Шевек занят ничем иным, как теоретическими выкладками относительно свойств Пространства-Времени; практическим результатом его открытий стало бы создание нуль-транспортировки (т. е. мгновенного переноса материальных тел) и ансибля (устройства для мгновенной связи) — всё то хозяйство, что послужило научно-материальной технологической основой для создания будущей Лиги всех миров. Правда в тексте романа мы мало что узнаём о том и другом, просто и нуль-Т и устройства мгновенной связи иногда мелькают в тексте романа в качестве понятий.

Чтобы не было простого схематического линейного развития сюжета, Урсула излагает предшествующие события и текущие актуальные поочерёдно, при этом мы то читаем главы о нахождении Шевека на Уррасе, то возвращаемся в его прошлое на Анарресе: таким образом одновременно и параллельно друг другу развиваются две сюжетные линии. Что, конечно же, придаёт ощущение интриги и тайны.

На мой нынешний взгляд и вкус этому роману чуть-чуть не хватает динамичности. Зато с лихвой насыпано той самой социо- и -софии. И потому любители экшенов могут чуть подзависнуть в местах с довольно многословными рассуждениями. Однако в конечном счёте овчинка выделки-таки стоит.

P.S. В тексте отзыва частично использован текст песни В. Высоцкого «В далёком созвездии Тау Кита».

В этом мире мне понравилось. Будущее не очень далекое от нас, всего 100 лет с хвостиком, но человечество успешно заселило некоторые из планет и спутников планет Солнечной системы. Для защиты обитаемых мест нашей системы, был создан Космический патруль, который в один прекрасный день заметил, вторгнувшийся в Солнечную систему, странный объект - астероид или метеорит, поражающий своими формой и размерами. Для его исследования был отправлен экипаж космического корабля "Индевор" во главе с капитаном Нортоном.
Сначала я ожидала нечто скучное, незамысловатое. Что там можно интересного найти на метеорите, пусть даже крупном? Начало романа мои ожидания только подогревало, но постепенно я втянулась и увлеклась не на шутку. Сильной динамики в действиях героев здесь, конечно, нет, но наблюдать за происходящим достаточно интересно, чтобы время за книгой пролетело незаметно. Мне понравились персонажи, их сплоченность, как команды, их рассудительность, их капитан. Он очень грамотно ими управлял, да и сам по себе являлся достаточно интересной личностью. Шутка ли, двое жен на разных планетах. Люди будущего и такое смогут себе позволить. Вот про само устройство Рамы мне было скучновато читать, сложно давалось понимание устройства всех неровностей, изгибов, расстояний, не складывалось у меня это описание в четкий образ, и очень часто я говорила просто: "ну, допустим" и продолжала читать дальше, ломая свой мозг, пытаясь визуализировать себе фантазию автора в полной мере.
Интересен и ожидаем был треш в конце романа, паника с людьми и не такое может сотворить, особенно неприятными выставлены в этой связи меркурианцы, такой злобный и мерзкий народец получился у автора. И комитеты, в них я напрочь запуталась, их тут много, каждый за что-то отвечает, собирает постоянно советы, но толку не так много. Я думаю, что так и было задумано автором, чтобы показать и обострить проблему излишней бюрократии таких сообществ.
Читать было легко, несмотря на то, что здесь есть технические термины; увлекательно, несмотря на небольшую динамичность сюжета. После себя книга оставила приятное ощущение и интерес к Раме.

Прекрасная книга, очень глубокая и весьма интересная с точки зрения анализа различных типов организации общества.

С одной стороны, перед нам общество Урраса, технологически превосходящее современный нам мир, но в социальном плане находящееся где-то на уровне развития человеческого общества начала конца 19-го - начала 20-го веков. Образование только для мужчин, женщина как объект и предмет торга, социальное и экономическое неравенство, угнетение бедных богатыми и так далее.

С другой стороны - Анаррес. Анархия с уклоном в коммунизм. Все равны в своим правах, все принимают равное участие в жизни общества. Женщины полностью освобождены от кабалы и власти мужчин, институт брака упразднен, собственности не существует, государства нет. По всем параметрам - для самих анаррести - это идеальное общество.

Но так ли это на самом деле? Глазами Шевека и его семьи мы видим, что оба мира так или иначе зависят от человеческой природы, которую не удалось победить ни одному экономическому или политическому строю.

Уррасти застряли в трясине социальных противоречий и не могут сделать ни шага вперед. Их общество находится в тупике этих противоречий, и разрешить их может только вооруженное восстание. Однако при этом уррасти свободны в своем индивидуальном выборе добра и зла, свободны от необходимости следовать за обществом. При всех очевидных минусах этого общества люди в нем по-настоящему свободны в духовном плане.

Анаррести же застряли в тупике нежелания видеть упадок общества. Декларируемая свобода воли и свободный выбор жизни в обществе скрывает подавление личной воли и индивидуальности. Разрушение института брака и свобода сексуального поведения скрывает невозможность поддержания личных связей. Никто не говорит об этом напрямую, но общество делает все, чтобы разлучить мать и ребенка, и как можно скорее включить ребенка в систему. Процветает травля инакомыслящих на уровне идеологии. Все свободны, но никто не может поступать так, как считает нужным.

Главный герой, Шевек, становится проводником между двумя мирами, попутно позволяя и представителям других миров взглянуть на миры анаррести и уррасти по-новому. Вслед за Шевеком мы идем по выженным землям Анарреса и видим, как прекрасная идея превратилась в скрытое подавление личности. Затем на Уррасе мы видим, как якобы несвободное общество свободно по-настоящему и каждый в нем может поступать, как ему велит его душа.

Замешательство Шевека, его попытки понять, так что же все-таки лучше для свободной личности, постоянно спотыкаются о его преданность учению Одо и Анарресу. До самого финала он не перестает верить в то, что еще можно изменить ситуацию. И читатель покидает этого героя в тот самый момомент, когда фактически решается его судьба.

Мне книга очень понравилась, теперь я хочу прочесть Хайнский цикл, прологом к которому и является этот роман. И еще я хочу отметить, как тонко Ле Гуин ухватила самую суть подавления личности в обществе, декларирующем братство, свободу воли и равенство. Конечно же, мне понравилось и описание решения проблемы с угнетением женщин - по мысли авторши, получается так, что ни включение в систему института брака, ни отказ от этой системы не делает счастливыми всех. Одонианцы, несмотря на то, что их правила жизни продумывала женщина, не смогли добиться полного раскрепощения женщин в обществе. По сути, получилось угнетение наоборот - если в традиционно-уррасском институте брака женщина ограничена семейной сферой, то в анарресском варианте женщина ограничена сферой общественной и теряет право на саму суть материнства.

Всем настоятельно рекомендую эту по-настоящему умную и качественную фантастику.

Совершенно случайно выбрал, этот рассказ. Хотя может это подсознание сработало. Что, где то уже увидел, это название.

Фантастическая утопия. В стиле, что в бочке мёда есть ложка дегтя.

Рассказ красивый и хорошо написан. За душу меня не взял. Но, как сказка вполне нормально.

В оригинале The Ones Who Walk Away from Omelas (Те кто уходит из Омеласа) написано было в 1973 году.

Сюжет.

Сюжета особо нет. Просто подумать, готовы ли вы пойти на некоторую подлость, что бы жить хорошо и счастливо.  Экскурсия по счастливому городу Омелас.

Подробнее.

В начале автор пишет

Вариация на тему Уильяма Джеймса

Но, если почитать разные источники, то она там пишет, что вообще то на нее так повлиял Достоевский его "Братья Карамазовы", а Джеймс потому, что она его читал последним, вот и запомнился больше.

«Центральная идея этого психомифа, некого «козла отпущения», — пишет Ле Гуин, — встречается в книге Достоевского «Братья Карамазовы», и некоторые с подозрением спрашивали меня, почему я отдала предпочтение Уильяму Джеймсу. Дело в том, что я не смогла перечитать Достоевского, хотя и любила его с двадцати пяти лет, и я просто позабыла, что и он использовал эту идею. Но когда я встретила её в книге Джеймса «Философ-моралист и нравственная жизнь» — это было настоящим шоком».

Как мне кажется, в этом и есть суть человека, учатся на чужом опыте и знаниях. Автору всё это не так просто в голову пришло, она впитала себя много знаний, выработала свои убеждения и попыталась всё это реализовать в рассказе.

Урсуле Ле Гуин было примерно 44 года, когда она написала этот рассказ. Чуть старше меня. Вполне себе мысли взрослого человека.

В рассказе мы знакомимся с неким городом, где все красиво и счастливо. Как писала автор правильно название города надо было произносить так  "OH-meh-lahss" , "О-ме-лахсс".  Потому, как проезжая в машине она так увидела в зеркале заднего вида дорожный знак города Салем, штат Орегон.

Так же,  её спрашивали откуда она черпала идею "Откуда вы черпаете свои идеи, мисс Ле Гуин? От забвения Достоевского и чтения дорожных знаков задом наперед, естественно. Где еще?"

Так она вам и сказала правду.

В этом городе Смех и Веселье.

Вот, как часто рисуют будущее, где бегают дети, все молодые и красивые. Солнце и  ветер и замедленная съемка.

Радость! Как можно рассказать о радости? Как описать вам жителей Омеласа?

От той радости, что там тошнить хочется, если честно. Бутафория. Не могут, быть люди такие счастливые. Может это я такое злой бука. Но, как бы сказал Станиславский, а он бы точно сказал "Не верю".

Пришел бы в такой город, то сразу бы искал в чем подвох. Может они там жертвоприношения приносят, или кровь пьют. Люди могут быть такие счастливые только в каком то наркотическом сне.

Так же, как они обошлись без монархии и рабовладения, жители города обходятся без фондовой биржи, рекламы, тайной полиции и атомной бомбы. Но, я повторяю, простота здесь ни при чем: они не безмятежные пастухи, не благородные дикари и не тихие утописты. Они не менее сложны, чем мы с вами.

Автор их пытается защитить. Точнее рассказчик. Гид по городу Омелас. Такие автобусики видно, катаются, и девушка или парень с микрофоном все это рассказывает туристам.

Сложности у этих жителей нет никаких. Они простые, сложность только на мой взгляд в их идиотском и не понятном счастье.

Как вам рассказать, вот как бананы ешь, постоянно, сразу нравиться, а потом надоедает, или смейтесь или плачьте весь день. Так и тут рано или поздно, от этого счастья , всех будет воротить. Это были не люди, роботы. В это бы я поверил. Помню смотрел сериал "Звездные Врата: Атлантида" - там была такая раса Репликаторы, это самовоссоздающиеся машины. Вот они от там от мелких похожих на пауков механизмов, потом начнут походить на людей. Полностью их воссоздав.  И там у них был, тоже был город, где они полностью воссоздали своих создателей. И жили какой то запрограммированной жизнью.

Вот и все жители города Омеласа мне такими показались, ничего человеческого в них не было. Люди не могут жить в одних эмоциях, быть только плохими или только хорошими. Мы где то все по середине.

Меня рассказчик не убедил. Постоянно были такие вот мысли, что вот вы не понимаете, они же не просто счастливые, а еще и думающие. Но не приводятся ни одного аргумента.

Просто мы имеем дурную привычку (подкармливаемую педантами и людьми якобы утонченными и искушенными) считать, будто счастье - это нечто довольно глупое: мол, только боль возвышенна, только зло интересно.

А кто так говорят, я лично, ничего против счастья не имею. Просто понимаю, что не может оно быть на 100% Так же как и вселенское зло. В том и беда, что хорошо было бы так, определять людей, ты вот плохой ,а ты хороший. Но вы же знаете, у каждого убийцы к примеру, есть, родители, жена дети. Может быть, какие то животные, которых он любит.  Он вот тоже счастливы, когда идет убивать.

Если честно, для меня в этом рассказе не было ничего такого, что бы я не видел в жизни. И их тайна, за счет, которой они живут. Так освободили бы, начали бы жить, как люди, работать и создавать всё сами, веселиться по настоящему, плакать и смеяться.  А так и те, кто живет в городе и кто уходит, одинаковые плохие люди.

Я говорю, про конкретный их случай. Каждый подобный случай надо рассматривать отдельно. Плюс, конечно, некоторых людей можно понять, даже захотели бы они избавить ребенка от страданий. Добрый бы и счастливые жители, просто бы их убили.

Мне весь сюжет так себе показался, а вот сама идея интересная. Это, как перевести на тот берег, козу, капусту и волка.

Решение всегда есть. И кто сказал, что должно быть всем хорошо. Кто - то всегда будет страдать, так или иначе. Может ему самому захочется страдать, а кто вы такие, что бы делать его счастливым насильно. Надо просто понять, что общего счастья нет, но и делать зло во благо добра, то же мне кажется не вариант.

По сути у всего города психологическая травма. То, что тут ребенка выбрали, ну выбрали, разве поменялось, бы что то если бы тут был мужчина, девушка, старик или старуха. Или какое то животное.  Это просто психотравма, и если проблему не решать, она будет просто и дальше развиваться и будет хуже и хуже.

Так, что им придется рано или поздно, что то решить с ребенком.

Мой отзыв он не ругательный. Скорее спорю с автором. Я верю в утопию, но только через изменения самих людей. Они могут быть не злыми или плохими, но так же он не будут безудержно счастливыми.

Мой любимый мир, хоть это и не утопия - Мир Алисы Селезневой, вот где мне бы хотелось жить. А в городе Омелас нет. Это не счастливое место, даже если про мальчика забыть. Это наркоманский рай.

А если просто рассказ оценить без сюжета. То написан очень хорошо, идея с рассказчиком интересная. По сути вся история мелькает перед глазами.  Город этот у меня точно был ясно и четко виден.

Многие идеи и высказывания они задевают. И вот с ними можно согласиться или как я спорить. но они цепляют.

Написать, такое не так и просто. Хотелось бы мне поговорить с Урсулой Ле Гуин в те годы. Что бы поспорить с ней. О ее городе. И понять, как же она всё это действительно придумала.

Спасибо всем, кто прочитал.

Радуга тяготения, Томас Пинчон (переводчики Максим Немцов и Анастасия Грызунова)
□□□□□□□
Есть форма и есть содержание. И одно по идее должно как-то сочетаться с другим. В смысле конфетка должна быть завёрнута в конфетный фантик и положена с другими конфетами. А какашка должна быть там, где ей и место. И если конфету изготовить в виде какашки, то не каждый человек возьмёт её в руки, не говоря уже о прямом употреблении с чаем или так просто. И если какашку завернуть в красивый фантик и положить вместе с конфетами, то первый же обнаруживший подлую подмену будет жутко негодовать и как минимум брезгливо отшвырнёт обманку прочь…
□□□□□□□
Безусловно это очень провокативная по своей литературной форме книга. В смысле по той изысканной манере, в которой она написана. Этот взорванный хаос слов и кашеобразная мешанина предложений, эта перебаламученная вакханалия смыслов и многоингредиентное ирландское рагу аллюзий, эти фантасмагорические словосочетания с размышлизмами и философизмами, читаются с невероятным трудом. И с ещё большим трудом как-то мизерно понимаются (хотя не раз и не два, а почти постоянно ловил себя на том, что уже давно потерял смысл читаемого предложения или абзаца и просто складываю слова друг рядом с другом в надежде как-то в этом всём понемногу разобраться, что-то понять, переварить, осмыслить, впитать и усвоить).
□□□□□□□
Другая неприятная и отталкивающая составляющая романа — масса неприятных же и отталкивающих деталей и подробностей самого разного толка и содержания. Изобилие нецензурно-матерных слов самого грязного заборноказарменного и уличносортирного пошиба; расчленённые на минутосекунды и мышечноволокные фрикции описания половых актов и разных физиологических отправлений в самых разнообразных видах и вариантах — классика, педофилия, гомосексуальность, садо-мазо, инцест, копрофилия и копрофагия, уринофилия … порой просто складывалось впечатление, что автор сам не то страдает, не то владеет всеми эти формами сексуальных перверзий, и изысканно наслаждается, описывая нам всё это дело. Буду честен — кабы не игра да не команда, так бросил бы книгу на довольно ранних стадиях и не вернулся бы к ней ни при каких условиях!
□□□□□□□
Сверхобилие куча-мала персонажей и героев — их количество явно зашкаливает и буквально выпирает и вываливается за пределы, а поскольку все они появляются на страницах пинчоновской трудописи с частотой неистово скачущих блох, то бедные читательскодолгопрогулочные мозги, и так вспененные и взмыленные особенностями пинчоновской манеры изложения, начинают терять изысканную форму и естественный цвет, и теряться в осознании — кого это тут нам ещё приплели?
□□□□□□□
Высокотемпературная плазма накручиваемых событий и хаос происшествий, мешанина диалогов и авторских великомногомудрых и буквально начинённых самыми разнообразными знаниями, сведениями, информационными кластерами и прочими знаниеобразными миазмами велеречивостей отнюдь не облегчают ни процесс чтения, ни процесс познания, но скорее наоборот всячески запутывают событийную канву повествования, заплетая её даже не в ариаднин путеводный клубок, но скорее в своеобразный гордиев узел, рубить который запрещено правилами и собственными внутренними установками — взялся играть, так терпи и читай! — орёшь ты на себя, преодолевая буквально мышечное сопротивление твоего тела, отрицающего сам факт существования этой книги и не желающего брать ридер с заключённой в него судорожной массой алогичных буквослов...
□□□□□□□
А всякого рода боковые ответвления от ствола основного содержания вообще воспринимаются то как попытки побега самого автора из этой реальности, то как соблазны для такового в отношении читателя — шаг в сторону, прыжок вверх будут восприниматься как попытка к бегству и огонь будет открываться на поражение... Как будто изломано/исковеркано само пространство-время книги, пронизано чёрнобелодырными червоточинами и сингулярностями, и в эти прорехи вторгается и вливается чужеродное вещество и энергетика другой Вселенной... беги, кролик, беги!
□□□□□□□
Тем не менее, в книге есть то, что заставило принапрячь загогулины своих собственных извилин и поковыряться в запасниках коварнодырной памяти.
Великолепная Идея о том, что вовсе не люди совершают свои технологические открытия и прорывы, но Оно, Нечто просто развивается через нас, эволюционирует и попросту использует людей как материал — великолепная и трудновыразимая простыми словами мысль, над которой думать и размышлять, тиская лоб и поверяя свои собственные потуги с настоящими, недоморощенными философами и мыслителями.
Или Идея (опять с прописной!) о теснейшей взаимодейственной и причинноследственной связи Всего со Всем — да, мысль не нова и не революционна, но отмахнуться от неё никак нельзя, невозможно, неправильно и не по-хозяйски расточительно.
Опять-таки, идея о живой Земле — конечно вторичная для этого автора, но напомнить о идеях и взглядах Вернадского отнюдь не лишнее... (и тут наша память услужливо подсказывает нам выходы на фильм Кэмерона «Аватар» или книгу Гаррисона «Неукротимая планета»).
Или вот эта вскользь проскочившая неявная мысль автора о том, что Ракета по сути является каким-то полуразумным или по крайней мере обладающим собственным пусть и ракетным разумом и сознанием существом/сущностью, продуктом эволюции Технологии, способным увязывать свою ракетную судьбу с человеком...
□□□□□□□
Наверное это и вправду самая лучшая американская книга, представляющая собой лучшие образчики американской современной литературы. Не берусь спорить, не специалист. Но только тогда и впрямь есть проблема взаимопонимания, потому что такое американское мышление явно перпендикулярноориентированно по отношению к привычному отечественному.
□□□□□□□
Наверное это и впрямь революционная и самая лучшая из всех современных постмодернистских книг. Не берусь спорить, мало знаю и авторов и книг этого направления. Но всё-таки вот и Атлас... Горана Петровича прочёл с совершенно другим отношением и послевкусием, и Патриарха... Маркеса, и даже Полицейского... О’Брайена...
НЕ ПОНИМАЮ!

Повесть показалась мне очень похожей на Час Быка - такое же "автор пишет о чужой планете, а на самом деле о нас с вами". И при этом совершенно ясно что нигде не лучше - оба варианта (благостный капитализм "с некоторыми перегибами" и сверкающая коммуно-анархия) равно прогнили. Потому, мне кажется, и финал открытый - выхода нет. Не завершать же роман сценой пробивания камнями, которая едва не состоялась в его начале.

А вот что мне категорически не понравилось - неявное, но очень ощутимое опасение, которое автор вкладывает в уста посла Терры: жители планеты Анаррес кажутся ей опасными фанатиками, насквозь пропитанными идеологией и в абсолютном большинстве не способными мыслить вне ее рамок. Уррасти как-то привычнее, они "просто люди". Отсюда очень подробные идеологические разглагольствования анаррести, и полное отсутствие таковых на Уррасе. Будто бы государственная идеология и пропаганда на последнем совершенно никак себя не проявляет.

В общем, чувства после прочтения смешанные - прекрасная история с так себе моральной начинкой.

Очень трудно разобраться, что за х..ня здесь вообще происходит.

Этой цитатой Пинчон сам всё сказал. В написанной им книге разобраться очень трудно, да я не очень и пыталась. Сюжет невменяемый - и черт с ним, герои путаются, ускользают из памяти, расползаются как тараканы - и ладно. Кто сам запомнится, тот и молодец. В моей памяти зацепилось всего несколько персонажей - Ленитроп, конечно, Пират, Роджер, Пёклер, еще некоторые мазохисты, но и к ним я большого интереса не испытала. Большая часть возникавших в книге героев вообще следа о себе в моей памяти не оставила. К середине книги я подумала, что надо было их с первых страниц записывать, но потом засомневалась. А может, такая их безликость - как раз цель автора? особый прием? Но даже если так, к достоинствам книги названный прием я никак не отнесу.
Незнакомые слова, естественно-научные понятия и тому подобное - возможно, автор рассчитывал на особенно эрудированного читателя, или нацелился на расширение моего кругозора, но и тут он просчитался. Вот еще, пойду я гуглить, как же. Только насчет Никсона пошла посмотрела, чего там такое, эпиграф же. Потому что все в этой книге понимать - жизни не хватит и мозги свихнешь. Мои мозги, я имею в виду. А у меня они одни, я их люблю и жалею. Нет, шанс был только один: попробовать поймать волну. Бывает, что читаешь, ничего не понимаешь, но все равно ловишь кайф (а может, не "все равно", а "благодаря"?). Так получилось у меня при встрече с Музилем, например. С "Радугой тяготения" не вышло.
Возможно, виноват язык - то есть, конечно, переводчик (удобно, когда есть на кого свалить, да?). Словечки в книге попадаются очень странные, некоторые - точно авторские неологизмы. И вот как раз эти неологизмы раздражали сверх сил. Меня, в частности, странное слово "балёха" очень бесило.
Определенно в отрицательном восприятии мной этой книги виновато обилие мата, дерьма, наркотиков, насилия - то, из-за чего я не читаю книги серии "Альтернатива". Фиалка, никуда не денешься. Ну очень, чересчур, много на мой взгляд в "Радуге..." дерьма. Наверное, с точки зрения автора, оно там необходимо. И даже наверняка обозначает что-то важное (страх смерти? вроде в книге было что-то такое), но мне от этого не легче. Не моя это литература. Не мой стиль. Должно, наверное, шокировать, наталкивать на размышления? А меня только раздражает. В итоге "Радугу тяготения" я дочитала через силу.
Короче говоря, прочтение этой книги убедило меня в том, что я не готова к таким экспериментам и даже не могу сказать, что из этой книги что-то полезное для себя сумела вынести. Мне понравилось ровно три вещи: а) совершенно ненормальные песенки - они смешные; б) выраженьице "черти червивые" - пожалуй, возьму на вооружение; в) а еще - вот эта цитата:

Это магия. Само собой - но необязательно иллюзия. Уж точно не впервые человек, сам того не ведая, прошел мимо брата своего на кромке вечера, вполне возможно - навсегда.

На мой взгляд, для такой толстой книги маловато будет.
В общем, эта книга - точно не моё, и на этом закончу. Позволю себе еще только одну ремарку. Когда прочитала Пинчона, задумалась, почему эту книгу в аннотации сравнивают с "Улиссом" Джойса? Насколько они похожи? Не буду говорить про язык, стиль, новаторство, эксперименты, объем... Главное, что первым приходит в голову - читать трудно. Да, и с Джойсом, и с Пинчоном пришлось нелегко, но в случае с "Улиссом" у меня не возникло ощущения, что я стараюсь напрасно. И "Улисса" я хочу когда-нибудь перечитать, а "Радугу тяготения" - вряд ли.

Пани Гуин я пыталась читать несколько раз - безуспешно, не заходит мне оно, несмотря на ее красивый слог и легкий язык. Но этот рассказ - зашел.) Сам рассказ - не что иное, как иллюстрация на тему утилитаризма - политики защиты интересов большинства в ущерб меньшинству. И не дай вам Бог быть меньшинством в утилитарном обществе.

Представьте себе, что живете в прекрасном мире, где всеобщее тотальное счастье - не мечта, а обыденность. И нет в этом обществе никаких изьянов и пороков. Так не бывает? Да нет, бывает, просто нам - ветеранам жизненных невзгод, сложно это представить.

Увы, все мы подвержены одной скверной привычке, коей во многом обязаны высоколобым педантам, — привычке считать любое проявление счастья признаком безнадежного кретинизма.

Счастье же всегда основано на умении различать необходимое, не столь уж необходимое (но безвредное) и избыточное (то есть разрушительное).

Но есть у этого всеобщего счастья одна цена, которую платят все жители "идеального общества". Одни сочтут эту цену ничтожной, другие - ужасной. И есть те, кто уходит из Омеласа. А какой вы находите эту цену? Вы бы ушли или остались?

Омелас - это, кстати, географическое название прочитанное наоборот: Салем. Почему было выбрано именно это слово - автор не сообщает, наверное, просто понравилось.)

«Откуда вы черпаете свои сюжеты, миссис Ле Гуин?» Из полузабытого Достоевского да еще из прочитанных задом наперед дорожных указателей, разумеется. Откуда же еще?!

И еще, забавно. Ведь я, как бывшая лошадница и пожизненная любительница этих благородных непарнокопытных не знала что:

Лошадь — единственное домашнее животное, принимающее человеческие празднества за свои собственные.

С чего начать? Не знаю. Это отличная книга, правда. Грустная и мрачная, но часто срывается в отвязный юмор. Сцена где Эния Ленитроп угощается английскими сладостями, одна из самых смешных что я вообще читал. От истории Пёклера и его дочери Ильзе по сердцу натурально пробегает трещина.

Как рассказать о «Радуге тяготения» так, чтобы не утонуть в зыбучих песках банальности? Не ради читающих этот текст, нет, я не настолько тщеславен. Ради самого себя, ради меня который читал и перечитывал, думал, складывал все умещенное в эту книгу и то, что набросано на полях: случайные аналогии, уместные цитаты и просто пометки, которые уже сам почти не могу разобрать. Как обобщить и вербализировать тот опыт, через который я прошел, пока читал «Радугу тяготения»?

Пусть книга будет городом, чтение — прогулкой, а все, что последует дальше — случайными мыслями, которые приходят в голову во время таких прогулок. Просто немного погуляю на полях страниц «Радуги тяготения» и вернусь домой.

Эния Ленитроп

Бедняга Ленитроп исчезает, рассеивается. Личная плотность прямо пропорциональна временной пропускной способности. Прошлое и будущее перетягивают его личность как канат, каждый в свою сторону, из-за чего Эния совсем тончает в области Сейчас. В конце концов, у Ленитропа не оказывается своего мира, да и самого себя. На то он и человек, всегда уже разбитый Шалтай-Болтай, которого нельзя собрать обратно с помощью какого-угодно концептуального и философского аппарата.

Сперва Ленитроп, потом Шлакобери, затем Ракетмэн и этот дурацкий костюм свиньи... а потом лишь фрагменты. Как бы он ни сопротивлялся этому, но он так и не смог найти заветное третье, что-то за пределами отсутствия или наличия стояка, нуля и единицы. Условный рефлекс продолжает угасать, переходит в невидимое угасание, выход за пределы нуля. Так и Эния соскальзывает за пределы страниц, сбегает из книги где номинально был главным героем. Все еще не могу понять, хорошо это или плохо. Скорее ни так ни эдак, ничего с привкусом трагедии. Обычный человек, в общем-то.

Паранойя

Ent-Zauberung – уничтожение магии в мире, по Максу Веберу так называется процесс, который привел человечество от политеизма к секуляризму. Немецкое Zauber того же корня, что и староанглийское teafor, так называли красную краску, именно ей чертили магические руны.

Пройдя три стадии политеизма, монотеизма и атеизма цивилизация вытравила из себя все мифы. Из полного мифами и легендами мира, где во всякой мелочи обитал не Дьявол, а Протеус, она перешла к единственному мифу — Богу — а потом и его пустила под нож. Нож этот был в руке у науки, которая и лишила человечество его последнего великого мифа. Религиозный идеал закончился материалистической цивилизацией, со всей её отвратительностью. Что же дальше? Возможно миру нужен новый великий миф, который разобьет эту цивилизацию, вернет обратно в объятия протеического взгляда на мир.
Новая ось вращения. И эта ось — Ракета.

Однако полнота мира мифами во многом диктовала и чувство зависимости. Человек подчинен, как он считал, богам, звездам, картам Таро. Следуя мотивам Карла Юнга можно предположить, что эта же зависимость осталась, только место звезд сменили общественные и политические силы.
Но в действительности страшно не это. Не так уж страшен детерминизм, кальвинистская предопределенность судьбы (которая в итоге превращается в мещанство и бюргерство), сколько чувство, что сам человек, его мысли и чувства, в самых интимных и сокровенных его проявлениях, не более чем продукты воздействия тех самых звезд или диалектического материализма. Назовем это страх паранойей.

Ты — не ты, а просто решенное кем-то уравнение, где заранее известны x, y и z.
И вся наша так называемая история — просто фарс. Нет никакой исторической памяти, большая часть военной хроники — постановочная и недалеко ушла в своем правдоподобии от «Бесславных ублюдков» Тарантино.

Что появилось раньше, фильм о Шварцкоммандо или сами Шварцкоммандо? Был Ласло Ябоп или нет? Есть в истории смысл или это просто сказка, придуманная чтобы продать как можно больше красителей, изобрести иприт и обвалить марку, чтобы выплатить контрибуцию за копейки?
(Сперва хотелось кратко пересказать «ИГ Фарбениндустри» Сэсюли, но вряд ли у меня получится достаточно кратко и внятно. Зачем пересказывать, если можно прочитать целиком?)

Комедийные увертки, вроде сцены с погоней как в старых фильмах, дурашливые песенки и гэги уровня братьев Маркс. Все это в «Радуге» навязчиво указывает на условность происходящего. И это обман. Потому что именно так будет выглядеть наша так называемая история и историческая память — как набор сценок из фильмов, которые можно снять как угодно, смонтировать как угодно и выразить ими что угодно. Разумеется, выразить то, что нужно Им. Как там было у Воннегута?

«Вы притворитесь, что вы были вовсе не детьми, а настоящими мужчинами, и вас в кино будут играть всякие Фрэнки Синатры и Джоны Уэйны или еще какие-нибудь знаменитости, скверные старики, которые обожают войну. И война будет показана красиво, и пойдут войны одна за другой. А драться будут дети, вон как те наши дети наверху».

Память — социальный конструкт, история — социальный конструкт, да и ты сам точно такая же игрушка собери-сам с кусочками рефлексов, инстинктов и сменным головами под маркой «Идеология». Еда, любовь, право на жизнь и временную свободу покупаются отдельно. Наслаждайся.

Существует отчуждение, как одно из многих лиц энтропии. Некоторые из форм этого отчуждения принято обозначать как «нормальные», а остальные — нездоровые и безумные. Нормальность определяется просто — человек действует так же, как и все остальные. В этом заинтересовано государство, общество, Они. Все высоко ценят такого нормального человека, тщательно обученного быть нормальным, потерявшего самого себя. Как мам и пап настраивают умирать через рак или инфаркт, аварии или уходить на Войну. Чтобы дети разделили участь Гензеля и Гретель, остались одни в лесу. Им скажут, будто мам и пап забрали, но родители уходят сами, связанные круговой порукой. Так и проходит образование в обществе контроля, школа смерти закончена с отличием.

Точка зрения и объективность

Объективность. Её не существует. Синтаксис и лексика — уже политическое решение, которые определяют и ограничивают то, как будут переживаться факты исследования. И во многом они и создают изучаемые факты.

Научная атеистическая цивилизация этими политическими выборами ставит на одну плоскость человека и вещь. Человек способен переживать мир, а вещи только как-то ведут себя в мире. Событие вещи не переживается, событие личности всегда содержит переживание. Сциентизм в человеке, как следствие выбора соответствующего словаря, превращает личность в вещь, хотя это не заложено в самом естественно-научном методе. Таким ведь был идеал в науке по Павлову — истинное механическое объяснение.

Разволшебствленный человек обращается в вещь, как мамы и папы, вернувшиеся с войны аморфными кусками мяса. Паранойя — это парадокс, когда переживание заключается в том, что ты не способен переживать. Потому что ты просто вещь, игрушка для экспериментов Ласло Ябопа. Статистическая ошибка, как лампочка Байрон, которая отказывается перегорать тогда, когда положено.

В этом кроется удивительная притягательность (не)обратимости, нарушения причинно-следственных связей, которые так же могут быть просто инструментом контроля. Агенту Ли в «Мягкой машине» было достаточно нарезать пленку с командами и пустить её в другой последовательности, чтобы обрушить цивилизацию майя, призвать убивать жрецов.

Ракета

Ракета... Это религия. Ракета — дзэнская стрела, с которой следует слиться, а не навязывать ей свою волю. Топливо и окислитель как мужское и женское начало, совершают алхимический брак в камере сгорания. Ракета — это мандала. Великий Запуск вторит Древу Жизни, а скрытый в глубине Ракеты Готтфрид выражает одновременно маскулинное и феминное. Жертва в знак рождения новой Оси земли.

Оружие, которое атеистическая цивилизация направила против самой себя. Самоубийство безбожия. Ракета — это и бог и немезида, сотворенные человеческими руками, тот бог которого мы смогли придумать и создать. Сложное науко-магически-каббалистическое нечто, конечная попытка заставить мир вращаться иначе, гностический бунт и поражение. Перед ракетой все равны, нет никаких шансов что она упадет в одной место с наименьшей вероятностью, чем в другое. Максимально справедливо, смерть в своем пуассоновом распределении абсолютно анархична. Некро-анархизм.

«Но Ракете много чем надлежит быть, надлежит отвечать ряду различных очертаний в грезах тех, кто ее касается — в бою, в тоннеле, на бумаге, — ей надлежит пережить ереси, блистая и не опровергаясь… а еретики найдутся: Гностики, порывом ветра и огня занесенные в тронные камеры Ракеты… Каббалисты, которые изучают Ракету, словно Тору, буква за буквой, — заклепки, форкамеру и латунную форсунку, присвоили текст ее, дабы переставлять слова и складывать в новые откровения, что разворачиваются бесконечно… Манихейцы, которые видят две Ракеты, добрую и злую, священной идиолалией хором вещают об Изначальных Близнецах (кое-кто утверждает, будто их зовут Энциан и Бликеро), о доброй Ракете, что унесет нас к звездам, о злой Ракете, уготованной для самоубийства Мира, о вечной борьбе этих двух».

Система

Рональд Лэйнг в «Политике переживания» писал:

Нет ничего, что бы не было создано алхимией системы.

Социальная реальность — призраки ушедших в небытие богов и нашей собственной человеческой природы. Мы повинуемся и защищаем сущности, которые существуют только потому что мы без конца возрождаем их, изобретаем заново. Всегда есть Они. Всё, что мы стремимся назвать реальностью — общественная галлюцинация. Человеческое место в мире полнится демонами и разделенными галлюцинациями, поскольку каждый верит, что все остальные верят в эти галлюцинации.

«Нет больше нужды страдать пассивно от «внешних сил» — слушаться любого ветра. Как будто… Рынку долее не нужно управляться Незримой Дланью, ибо он может создавать себя — собственную логику, импульс, стиль — изнутри. Поместить хозяина внутрь — значит подтвердить то, что уже произошло де-факто: вы отказались от Бога. Но обрели иллюзию грандиознее и вредоноснее. Иллюзию хозяйского контроля. «А» может делать «Б». Однако это ложно. Совершенно. Никто не способен делать. Все только случается, «А» и «Б» нереальны, это имена частей, которым должно быть неразделимыми…».

Странно, ведь любая группа, не важно как её назвать, Мы или Они, не является организмом или гиперорганизмом. Такая группа не обладает собственными органами или сознанием. Однако, люди на протяжении веков проливают кровь и умирают ради этих бестелесных. Мы — это Германия, Партия — это Германия, Гитлер — это Партия, Гитлер — это Германия». В таких тесных и удушающих объятиях преданности, зачастую взаимной, любая свобода берется в долг. Простейший способ избежать возвращения долга — это дезертирство (если опять вспомнить Воннегута и «Бойню № 5»).

«Они нам лгали. Они не в силах уберечь нас от умирания, и потому Они лгут нам о смерти. Всеобщая система лжи. Чем Они одаривали нас в обмен на доверие, на любовь — Они ведь прямо так и говорили, «любовь», — которой мы якобы Им обязаны? Могут Они уберечь нас хотя бы от простуды? от вшей, от одиночества? хоть от чего-нибудь? До Ракеты мы верили, потому что хотели верить. Но Ракета способна с небес пронзить любую точку. Укрыться негде. Больше нельзя Им верить. Если мы еще в здравом уме и любим истину».

Противоположение - ( Не)Обратимость - Превращение

«Вообразите ракету, чье приближение слышишь только после взрыва. Реверсирование! Аккуратно вырезанный кусочек времени… несколько фугов кинопленки, прокрученные наоборот… взрыв ракеты, павшей быстрее звука, — и оттуда прорастает рев ее падения, догоняет то, что уже смерть и горение… призрак в небесах…
Павлова зачаровывали «понятия противоположения». Допустим, у нас имеется кластер клеток где-нибудь в коре головного мозга. Помогают отличать наслаждение от боли, свет от тьмы, господство от подчинения… Но если неким образом — моря их голодом, травмируя, шокируя, кастрируя, столкнув в одну из переходных фаз, за пределы их бодрствующих «я», вне фазы уравнительной и парадоксальной, — вы подорвете это представление о противоположении, — вот вам уже пациент-параноик, которому быть бы господином, а он себя полагает рабом… которому быть бы любимым, а его мучает равнодушие мира».

Война

В войнах двадцатого века погибло более ста миллионов человек. Судя по всему, к смерти и разрушению человечество тянет так же, как к любви и счастью. Возможно, это связано со страхом, страхом жизни и любви таким же сильным, как и страхом смерти.

Война стремится возвести границы между людьми, делить любую общность дальше и дальше, хотя пропаганда будет вещать о совместной работе и единстве. Как в наступлении, так и в защите. Строго определяя место каждого она убивает любую возможность свободы, создавая из общества механизм из множества частей, каждая из которых имеет заранее определенный срок службы и чаще всего, искусственно уменьшенный. Это же Война.

Да и сама Война никакая не самостоятельная сущность, а её написание с большой буквы — идеологическая уловка. За войной всегда стоит что-то, и это купля-продажа. Концерн ИГ Фарбен, который опутывает мир сетью своих представительств. Война — самый выгодный бизнес и потому истинная сущность её — купля и продажа. В том числе, в оборот вступают не только материалы, но и люди.

Фигура и фон

В «Радуге тяготения» нет того, что называется главной мыслью. Есть просто идеи, размышления, иногда намеренно дурацкие, но чаще исключительно умные. Это сложное и запутанное путешествие через города, где часто говорят на непонятном языке и встречаешь людей, которые рассуждают о том, в чем ты полный профан. Но ничто из этого не ущемляет ценности путешествия.

Книга - это карта, поверх которой воображение рисует территорию, по которой проходит читатель, формирует историю путешествия, складывает что-то из черных буковок на бумаге, проживая это и создавая в конце какой-то смысл и какую-то ценность. В этом и заключается пресловутая сложность Пинчона - его просто-напросто много и выделять две-три фигуры смысла, линии сюжета из этого многообразия нелегко. Сложность вырастает не из сопротивления текста, а из воображаемого или реального Другого, которому предстоит рассказывать об этой книге.

Это как если взять один миг за окном, например, за секунду до падения ракеты и исследовать его целиком. Проникнуть в каждый дом, что виден из окна, каждого человека, который спешит укрыться хоть где-то. Но не выходить за пределы этого мига. Возможно, потому что после этого мига ничего не будет. Ничего не продолжится. Дезинтеграция. Гибель мира. Пусть одного маленького мира, экосистемы в пределах поражения ракеты.

Все герои «Радуги» имеют свою картину мира. Они разбегаются или, наоборот, сплетаются друг с другом как диаграммы Венна. Герои пытаются упорядочить свою картину мира паранойей в страхе что никакого замысла нет, что мир и история лишены смысла. И что лучше/хуже: ужасный замысел или ужас без замысла, просто как свойство мира? Каждого из героев мы застаем в поиске этого порядка, в попытках удержать расползающуюся реальность. Момент неопределенности. Как Зона может быть как основой для нового миропорядка, так и такой же псевдо-утопией из «Арбузного сахара», которая рушится и возвращается обратно к власти энтропии.

Всё же мир кончится взрывом, а не всхлипом, только на этот раз никто не услышит раздающийся в небе вой. У Кобо Абэ в «Человеке-ящике» есть размышление о зависимости людей от новостей. Суть в том, что все они ожидают услышать величайшую новость, новость о том, что конец света наступил. А раз они смогли это услышать, значит они пережили гибель мира. Вой ракеты именно такой новостной выпуск, который застали те, кто смог пережить падение. И мы все ждем его.

НЕОБЯЗАТЕЛЬНОЕ ДОБАВЛЕНИЕ: ПИНЧОН И БЕРРОУЗ

"Для «свободы от тирании государства» просто не остается места, поскольку городские жители зависят от государства, которое обеспечивает их пищей, энергией, водой, транспортом и порядком. Ваше право жить там, где вы хотите, в обществе, выбранном вам, по законам, с которыми вы согласны, погибло в восемнадцатом веке вместе с капитаном Миссьоном. Воскресить его смогут только чудо или катастрофа."

Это фрагмент из предисловия к «Городам Красной Ночи» Уильяма Берроуза. И это один из моментов, где взгляды Пинчона и Берроуза пересекаются, чтобы потом разойтись в разных направлениях. Но утопия Миссьона невероятно напоминает Зону в «Радуге», а размышления о связи между сексом, властью и смертью у обоих писателей практически идеинтичные. Секс тесно связан со Структурой, как утверждает один из героев «Радуги тяготения». Секс отбирает у Структуры ресурсы подчинения и господства, поэтому сексуальность строго регулируется, дабы сохранить власть.

Вспоминаю я о Берроузе просто потому что его читал больше и дольше, чем Пинчона. Они идут параллельно друг с другом, иногда все же пересекаясь. Из общего у них некоторые части культурного фона, фрагменты личной философии и интеллектуальный радикализм. Берроуз ломает нарратив перемешивая разные отрывки, склеивая их в неочевидном порядке своей знаменитой cut-up. Пинчон стирает грань между реальностью, сном, галлюцинацией и повествовательными инстанциями. Хотя и то и то есть нелинейное повествование, в случае с Берроузом сложно составить маленькие обрезки в единую картину. Он и не хочет чтобы их собирали, а Пинчон размывает границы, делает их прозрачными, так что они исчезают и элементы повествования перетекают друг в друга.

«Чем чаще вы будете прокручивать записи и резать их на части тем меньшей властью они будут обладать развейте предварительные записи в воздухе в разреженном воздухе…».

Берроуз дискретный, сэмплированный. Это именно что нарезки и связь между ними сложно разглядеть, они предельно неочевидны, потому что призваны подорвать привычное вербальное мышление. Пинчон - аналоговый, непрерывный, текст перетекает из одного состояния в другое. Но обе эти техники направлены на обострение восприятия происходящего, размывая фигуру, не разделяя, не фокусируясь на чем-то, а показывая всё. Потому что важно всё от звука падения ракеты до галлюцинаций о падении в туалет. Право выделять фигуру из фона Пинчон предоставляет нам. Это большая щедрость и уважение к читателю.

Омелас - это город на берегу моря, где есть все необходимое и ничего лишнего, где все всегда счастливы и радостны. Там есть безвредные наркотики, оргии, пиво, праздники и все обитатели красивые. Там нет уныния, страданий, власти, законов и мук совести.

Но... Даже в городе бесконечного счастья не обошлось без "но".
Это не рассказ о прекрасном месте, это рассказ о пропащей душе, о козле отпущения. И о том, на что люди готовы закрывать глаза ради собственного блага.

В Омеласе есть подвал, в котором держат ребенка, ни в чем не виноватого. Также есть миф, что именно на страданиях этого ребенка держится благополучие всего Омеласа. Если они отпустят его или скажут ему хоть одно доброе слово, то весь город рухнет, погрузится во мрак. Каждый горожанин знает об это несчастной душе, но никто не собирается рисковать своим благополучием. Хотя обитатели Омеласа совсем не бездушные, наоборот, они страдают от осознания тех мучений, что испытывает ребенок. Но они готовы пойти на сделку со своей совестью и придумать себе тысячу оправданий, чтобы сохранить свою утопию. И их поведение не так просто осуждать. Представьте себя на их месте, неужели вы не разу не закрывали глаза на несправедливость и ужасные вещи, ради соего блпгополучия?

Но есть и другие. Есть те, кто уходит из Омеласа. Те кому звериным оскалом оборачивается все их блаженство из-за принятия подобной сделки со своей совестью. Они не придумывают себе оправданий, и не могут быть частью этого зверства. И они уходят. Уходят в ночь, и нкито, кроме них, не знает, куда они теперь держат путь.

Все высочайшие, все самые пронзительные идеалы — насквозь революционны. Они редко преподносятся нам в одежках из прошлого — куда как чаще под видом якобы убедительных воспоминаний о вероятном будущем, из которых обществу предстоит извлечь лишь очередной урок повиновения…
Уильям Джемс

Основываясь на этой притче, Урсула пишет о дилемме американского самосознания. О вечном желании найти козла отпущения и виновника всех бед, пусть даже он не причастен к этим бедам и не понимает за что его ненавидят. И хоть сама притча является вариацией на тему из сочинений Уильяма Джемса, автор также пишет о влиянии радикальных взглядов Достоевского на эту тему в ее изложении.

Язык самого повествования очень сложный и тернистый, будто автор пыталась создать что-то гениальное и перестаралась. Слишком уж много заковыристых причастных оборотов не о чем, как вода переливающаяся из одного абзаца в другой. Продираться через все это в том любительском переводе, который имеется, очень и очень непросто. Ведь еще и хочется понять, что же автор пыталась донести. А учитывая чрезмерную метафоричность и заимствование философии и идейного направления у классиков, задача становится почти недосягаемой.

Самый сложный роман прошлого века мне оказался не по зубам. Я вязла в тексте и не понимала, что происходило две страницы назад. Пробовала перечитывать, но слова убегали, путались и только "издокрылые ракеты" зацепились за память и не уходили оттуда. Самое паршивое, что это находка переводчика, а не автора. В книге кто-то трахался, кто-то шпионил, кто-то боялся, кто-то наркоманил, все хоть каплю, да рассуждали, я запуталась в персонажах, они тасовались как карты и рэндомно пробегали у меня перед глазами. Я пыталась запомнить, как расшифровывается АХТУНГ, но ахтунгом стала для меня вся книга, она напала на меня вероломно и неожиданно высосала весь мозг.
После прочтения я чувствовала себя опустошенной и изнасилованной. Ни мыслей, ни эмоций, Пинчон высосал все, оставив лишь оболочку. Честно говоря, таких ощущений у меня не было даже от прочтения Музиля. Нет, эта книга не моя, и вряд ли я дорасту до нее когда-то.

Есть такое забавное политическое течение, скрещивающее крокодила и жирафа: анархо-сталинизм. К чему я вспомнил зверушек в рецензии на Пинчона? У них есть лозунг «Там, где каждый вождь, никто не вождь». И он очень хорошо отражает особенность этой книги.

Признаюсь честно: прочитал я около половины и дропнул, ибо не осилил. И причина эта как раз перекликается с теми словами: я читал книгу очень внимательно и вдумчиво, так, что старался (весьма успешно) следить за всеми появляющимися сюжетами, мыслями, рассуждениями, etc. И когда я понял, что каждый абзац, каждое предложение — это отдельный сюжет, стало медленно но верно надоедать. Да, на протяжении этих трёхсот с лишним страниц я прочёл несколько десятков книг, интересных, умных и красивых, но «там, где каждое предложение книга, ничто не книга».

Они стали постепенно растворяться. Вроде бы и хочется пролистать эти несколько страниц, ибо ответвления не такие уж и значительные, но они, чёрт возьми, интересны. А теперь представьте: прочитать на протяжении одной недели десяток хороших, но одинаковых книг из одной серии одного автора. Для меня это как-то слишком.

Конечно, можно сказать, что это я такой неосилятор и не смог в Пинчона. Это будет недалеко от правды. Но, тем не менее, таков итог попытки это осилить. Наверное, когда-нибудь вернусь, но пока сложилось весьма оформленное впечатление, от которого не откажусь в любом случае.

Тем не менее, если говорить о книге в общем, то она очень хороша. Даже мат используется как надо и не раздражает, он служит дополнительным штрихом к обстановке, «да, Томас, я бы тоже так ругнулся». Ну а уж про остальное — тем более.

У книги действительно волшебный язык. Пинчона часто сравнивают с Джойсом, и вот чему он действительно хорошо обучился, так это потоку сознания и обращению с пером. Передача настроения там просто на максимально высоком уровне, текст ведёт читателя за собой и прямо-таки звучит как музыка. Иногда он заставляет почувствовать ту же депрессивную тяжесть, что испытывает описываемый герой, которому уже до чёртиков надоела война, неопределённость, высшее руководство… В эти моменты не становится чтение более тяжёлым, что самое интересное. Текст так же легко скользит перед глазами и впитывается напрямую куда надо.

Описываемые вещи тоже интересны. Парадокс Ленитропа, Фау-2, женщины, война, Лондон под бомбами и последующие события реально захватывают двух в каждом из тысячи своих проявлений (а потом надоедают, да, но менее интересными не становятся). Томас Пинчон обладает хорошей фантазией и действительно хорошо продумал в своей книге всё. Сюжет, в отличии от языка, я описывать не буду, ибо бесполезно: тут из разряда «читайте сами», если не лень продираться через описанный мной минус, который и не минус.

Буду ли рекомендовать книгу? Для неспешного прочтения, может, с другой, более подходящей по вкусу книгой параллельно — да, однозначно. Но если хочется прочесть целостно роман, не отрываясь и вникая во всё, то можно попасться так же, как я. А можно и осилить. Ведь интересная же книга.

Думаю, в конце лета можно будет попытаться и дочитать, составив целостное мнение о произведении. Но пока — так.

Первые страницы романа не давали никакой надежды моим бровям опуститься на свое законное место из-под кромки волос (а она у меня очень высоко расположена). «Что за бред! Что за фигня!», — вырывалось периодически в процессе чтения. Мой рационально устроенный ум категорически был против плантации бананов, с которой круглогодично снимались огромные урожаи. Позвольте, где все происходит? В Африке? Но там не было таких масштабных военных действий в 1944 году. Что за страна? Разве не в Лондоне разворачивается сюжет? И почему каждая глава перескакивает с проблемы на проблему? То они разгребают завалы после бомбежки, то обунитаженый мужик к собаке пристает. И зачем этому Стрелману кроме собаки Вани еще и осьминог Григорий? Хотя, нет, Григорий тут очень даже при чем! В романе много осьминогов. Их там словно тараканов/крыс на коммунальной кухне. Естественно, один из них сыграет важную роль в разоблачении вселенского заговора. Вот только более пристально посмотрит в красивые глаза врага.

Фигня какая-то, товарищи! Хм, это я уже говорила. А Ленитроп, своей физиологией определяющий места падения славных ракет V-2! Ему точно не грозит рак предстательной железы. Ученые доказали буквально вчера, что мужик, имеющий 20 разных партнерш избавлен от этой напасти. Они, правда, не определили интервал в смене партнерш. Но, Ленитроп уж с этим разобрался сам, особенно когда так красочно путешествовал среди чужих продуктов жизнедеятельности и пожирал конфеты миссис Квандал. Малыш Эния с манией преследования... Хотя, кто ж точно скажет, где мания, а где реальная жизнь. И незачем было прятать шимпанзе рядом с ящиками водки. Теперь палубу приходится очищать от их блевотины. О, а эта макака зачем бомбу с подожженным фитилем Ленитропу всучила? Не иначе, очередной заговор против его мужского достоинства... Или банальная зависть. Скажите, кто это там говорил, что из свиньи плохой получится товарищ? Ошибаетесь, свинья получше некоторых богобоязненных человеков окажется. Ах, героический и кровожадный майор Клёви! И за что Вас так? Впору остальным мужикам прятаться от коварного Стрелмана. Хотя вот оно! Великое решение проблемы! В знаменитый Угол Стрелмана поставить пальму! И все! Старый Мудинг — бедняга! Хотя, что это я его жалею? Лишил меня такого прекрасного ужина! А может быть, мне эпизод с его участием предложить в качестве анорексигенного препарата? Дешево и эффективно! Домина Ноктурна, Чичерин и его онейриновое привидение, Пират Апереткин, папаша Бродерик, Ябоп со своим «Имиколексом G», Готтфрид, куча других персонажей... Но, чего вы хотели от собственной памяти? Она, как добросовестная помойка, сохранит все ваши воспоминания. Не жалуйтесь, лучше попробуйте понять авторский замысел.

Кстати, о переводе. Местами язык книги завораживает. Он, словно колыбельная, несет на своих волнах, заставляя разум замирать в безмыслии от литературного восторга. И в точно выбранный момент такой нирваны происходит резкая смена колыбельной красоты бешеными порогами Миссисипи, засасывающими стремнинами и водоворотами вонючей канализации жизни. Бу-э... Зачем? Все поймете дальше, мои хорошие.

Я очень долго пыталась найти внятные научные данные, объясняющие такую всеобщую ненормальность героев романа. Так и не нашла, представляете? Современная медицина не хочет говорить об этом открыто. Все у нас тип-топ, бойцы не нуждаются ни в какой психологической помощи. Согласно таинственным умалчиваниям, они эмоционально стабильны аки младенцы в утробе матери спящие. На самом же деле, потери военных с психическими расстройствами огромны. Вот какие данные приводит Елена Сенявская в своей книге «Войны ХХ столетия: социальная роль, идеология, психология»:

Так, например, за время русско-японской войны 1904—1905 гг. психически ненормальных, не имевших травматических повреждений, прошедших через Харбинский психиатрический госпиталь, было около 3000 человек». При этом средние потери в связи с психическими расстройствами в период русско-японской войны составили 2—3 случая на 1000 человек, а уже в первую мировую войну — от 6 до 10 случаев на 1000 человек.

По подсчетам зарубежных специалистов, из всех солдат, непосредственно участвовавших в боевых действиях, 38 % имели различные психические расстройства. Только в американской армии по этой причине были выведены из строя 504 тыс. военнослужащих, а около 1 млн. 400 тыс. имели различные психические нарушения, на некоторое время исключавшие участие в боевых действиях.

Советская медицина таких данных не публиковала. Ну, тут уж невозможно ничего сделать. Идеология советского солдата-победителя не оставляла никаких надежд воюющему человеку понять, что с ним все так, как и должно быть в это время. Я только в процессе чтения «Радуги тяготения» задумалась о том, что такие психические отклонения — жуть какая проблема! Воюет старательно так мужик, сопит и потеет на благо власть имущих. Но в какой-то период времени слетает у него крыша, развивается реактивный психоз. Хорошо, если грамотный офицер попадется и не пристрелит бедолагу, поможет ему благополучно пересидеть разлад мозгов в больничке. Вот не поверю теперь никогда, что не было во время войны потерянных душ, пострадавших от офицерской пули.

Было смешно в начале книги, но как-то очень быстро фантасмагория стала восприниматься трагически. Невольно оглядывалась на наших пацанчиков, прошедших Афган и Чечню. Как они пережили ту бойню, трудно представить. Российской статистики я не нашла, известно только, что семейная жизнь не заладилась у 75% переживших тот ад. Статистика США по потерям вьетнамской войны ужасает. Судите сами:

По официальным данным, во время боевых действий во Вьетнаме погибло около шестидесяти тысяч американцев, а количество самоубийц из числа ветеранов войны еще в 1988 г. перевалило за сто тысяч. При этом вьетнамский синдром развивался постепенно; время лишь обостряло его признаки: «трагический пик болезни наступал почему-то на восьмом году».

Что ж, Пинчон гениально справился с такой серьезной темой. Он сумел показать, что психика во время военных действий абсолютно ненормальна. Грубость, цинизм и гиперсексуальность, обилие ненормативной лексики — это просто попытка спрятать поглубже страх и чувство вины, возникающие в период бойни. Вынужденная замена истинных ценностей фальшивыми бриллиантами.

Весь роман — это полноценная русская матрешка. Раскрываешь первую красавицу, самую заметную и большую — радуешься и наслаждаешься текстом. Изучаешь следующую — ухаешь в засасывающую пустоту вневременья, смешанную с Пуассоновским распределением и беззащитными собаками Павлова, которые вовсе даже не собаки, а несчастные Лисы из психиатрической клиники погибшего обладателя таинственной Книги всемирного знания. А следующая матрешка обнаруживает наркотический бред педофилии, весь такой красочно прописанный и глубоко поражающий твои сны. Дальше нет смысла продолжать эксгибиционистские опыты раздевания собственного разума. Каждый найдет в книге что-то свое, более-менее понятное. Поможет ли это "свое" воспринять читателю весь роман в целом, всю глубину его без ремарок и сокращений? Нет у меня ответа. Возможно, я — ракета? О, это безнадежно вечное безумное одиночество!

PS: Кстати, у вас аура случайно не зеленого цвета?
PSS: Смертельно важно! Заметка на полях памяти: не мыть ложку между стаканами и тарелками.