Истории

Смотрю в экран, и читаю множество отзывов в духе: "фи, слезовыжемалка!", "какая сопливая и неправдоподобная история", "ах, со мной что-то не так, ни слезинки доктор Киз не смог выдавить с меня своим попсовым романчиком". Мне достаточно перейти в другую комнату и увидеть такого Чарли своими глазами. Не того, что в книге, а своего, родного брата. Может другим людям и случается откровение узнать что-нибудь о таких, как Чарли, но для меня это не открытие с раннего детства. Я знаю даже больше, Киз старательно постирал все "темные пятна" в характере своего героя, предоставив читателю уже готового, сформированного Чарли - доброго, любящего мир какой он есть и у которого есть цель и мечта. Но для того, чтобы Чарли стал таким, для этого потребовались огромные нечеловеческие силы обоих моих родителей, которым иногда приходилось изо-дня в день тылдычить ему одно и тоже, чтобы он понял, воспитывать и заставлять его бороться с жизненными неурядицами.

Когда я была в возрасте сестры Чарли (в тот момент, когда они расстались), я считала его виноватым в той жизни, которая у меня была. Имея на руках одного больного ребенка, мои родители с ума сходили от страха за меня и видели смертельную опасность для меня по всюду. Мне нельзя было ездить в лагеря и летние каникулы я проводила или у нас в квартире, или гуляя во дворе. Так и тут не все было гладко, мои родители каждый полчаса выглядывали в поисках меня и я должна была показаться, что я тут, во дворе, никуда не ушла и со мной все нормально. Много чего можно перечислить, чего я лишилась в детстве, но когда была маленькой, как-то не чувствовала себя обделенной, а заметила это лишь в подростковом возрасте.

Сейчас ему немного за тридцать, а он не изменился. Он до сих пор пишет с ошибками, аккуратным детским почерком, сильно вдавливая ручку в бумагу, что его письма можно прочитать на клеенке. Он до сих пор верит в Бабая, Бабу-Ягу и домового, громко с завыванием плачет, если расстраивается или что-то болит. И до сих пор мечтает, что когда-нибудь станет известным поп-певцом и будет популярным, как Киркоров.
Повторюсь, мне эта книга не сказала ничего нового, но она мне дала нечто большее. Я его поняла, своего Чарли. И поняла, что просто не хотела его понимать все эти годы, мне хотелось вычеркнуть его со своей жизни, чтобы его там никогда не было, чтобы не видеть рано постаревшую маму, чтобы не видеть работающего на двух работах отца, старающегося как-то оплатить его лечение (в которое мы все наивно верили), чтобы у меня было детство, как у моих одноклассников, которые могли свободно выйти из-дома всей семьей, может поехать куда-то все вместе. Я смогла принять его таким, какой он есть и вдруг понять, что он по своему, но тоже меня любит. Ведь разве не это нарисовано в его детских рисунках, которые он часто любит дарить мне на день рождения? Более того, я не должна злиться на него за свою жизнь, я должна быть благодарна, равно как и родителям. Ведь мало кто знает, что решение завести второго ребенка появилось когда родители увидели безнадежность первого. И до конца они не могли решиться, если бы не окончательная точка в виде слов моего брата: "Я очень хочу сестричку". И именно ее хотел больше всех сладостей в мире и больше своей заветной мечты об сцене. Мечты должны исполнятся, ведь не его вина, что сестричка получилась не такая, как он хотел? Поэтому надо исправляться.

Так вот, ваши слезы, господа скептики, оставьте себе - никому они не нужны, эта книга не чтобы поплакать, а чтобы понять нечто важное, о таких людях, как Чарли. Они умеют любить и заслуживают быть также любимыми своими родными, так как не их вина, что они стали такими. Глупые они или умные, какая должна быть разница? И если человек не может принять Чарли таким, какой он есть, это его, человека, личная проблема и она не делает ему чести. И не стоит в своих "как могло бы быть" винить Чарли, потому что случилось именно так, как должно было стать. Печально, когда осознание этого факта пришло лишь с прочтением этой книги, но тут два ответа: лучше поздно, чем никогда и никто не идеален.

Даже не знаю, с чего бы начать эту историю. Наверное, с того, что я живу в районе Нижнего Новгорода под названием Автозавод, три последние буквы которого можно легко заменить на более нецензурное сочетание (АПД: из двух букв), и получившийся широко использующийся у нас вариант полностью опишет его культурно-географическое положение. Чтобы было понятнее: это местный вариант таких «архетипов» как Южное Бутово, Бирюлёво, питерское Купчино или любой другой гопорайончик на отшибе каждого города, уверена, что они есть везде. Так вот: специфический семечко-лампасный контингент давно уже не работает на самом заводе, а прочно обосновался в сфере услуг, что накладывает совершенно особый колорит на отношения «клиент-поставщик услуги».

А теперь иллюстрация, которая из-за названия действующей книги получается очень символичная. Как-то летом я забрела в книжный магазин в своём славном районе, где продавцами-консультантами (а, как оказалось позже, и начальницей магазина) работают вот такие вот необременённые первичными навыками культуры гражданки, позволяющие себе высказывания вроде: «Да вы задолбали все уже меня спрашивать про скидки, разуйте глаза и читайте плакат». Из-за каких-то перестановок в магазине убрали шкафчик, куда посетители кладут свои сумки, а из соображений экономии (да неужто кто-то может много книг купить?) выдавали возмутительно крошечные корзинки для покупок, в которые влезали только две-три книги стандартного формата. Эти две-три книги я в корзинку умяла, а ещё одну положила в сумку, потому что пришла, собственно, вовсе не за книгами, а за всякой канцелярской ерундой, которую долго и любовно отрывала на полках, по которым, кажется, как раз недавно прошёл Мамай-ненавистник ручек и тетрадок, разбросав всё как попало. В общем, во всяких блокнотиках-тетрадках и прочих мимими я рылась довольно долго, совершенно забыв о книге, запихнутой в сумку.

Дальше экшен: я иду к кассе оплачивать покупки, а начальница магазина вместо того, чтобы мне сказать про книгу, вызывает милицию и охранника, который блокирует своим мощным филеем выход. Когда я поворачиваюсь от кассы к выходу, они на меня бросаются, поливают матюками и пихают в какую-то кладовку «под арест». Я даже не понимаю сначала, в чём дело, потому что про книжку не помню, затем, наконец, вспоминаю и предлагаю за неё заплатить, благо денег у меня достаточно. В ответ на это тётка брызжет ядом, несёт что-то яростное про «У меня трое детей без отца растут, а ты мне тут весь магазин разворовала» и «Ой, посадят тебя, ахахаха!» Приезжает милиция, меня забирают в участок, похожий на кафкианский скучный кошмар, где через три часа хождений из одного кабинета в другой, со мной всё-таки говорит дознаватель, смачно посылающий по телефону эту тётку далеко и надолго (не забываем про местный колорит, да), а потом любезный опер (Внимание! Действительно очень милый молодой полиционер) довозит меня до магазина, заносит туда мою денежку за книжку и доставляет меня домой.

Книга, кстати, называется «Книжный вор», если вы помните. Я её купила в одном из летних «Книжных сюрпризов» для kapel , только в другом издании, не в котором я сама читала. Наверное, начальницу магазина запрограммировало на все эти действия название.

Мне 16, я еще очень мало знаю об английской литературе вообще и о литературе викторианского периода в частности. Москва. Город спит. Завтра очередной экзамен на поступление в институт, но вместо того, чтобы готовиться или отдыхать, я всю ночь читаю "Джейн Эйр".

Мне 26, я только что эмигрировала в Израиль, уже очень хорошо начитана в английской литературе и восхищаюсь ее викторианским периодом. Иерусалим. Город спит. Назавтра предстоит экзамен на поступление в университет, и вместо того, чтобы готовиться или отдыхать, я всю ночь читаю "Джейн Эйр".

Мне 35. Два высших образования, куча курсов по специальности, за плечами - работа в ведущих компаниях, карьера, успех, но моя главная страсть - классическая английская литература. Тель Авив. Город спит. Назавтра предстоит тяжелое интервью на руководящую должность, и вместо того, чтобы готовиться или отдыхать, я всю ночь читаю "Джейн Эйр".

Мне 40. Бостон. Город спит. До конца командировки еще несколько важных совещаний, завтра рано вставать, но вместо того, чтобы отдыхать, я сижу в кафе гостиницы и обсуждаю с американским коллегой "Джейн Эйр".

И неважно, сколько мне лет сегодня и почему я сегодня ночью читала "Джейн Эйр". Главное, что это работает для меня получше тренингов. И какое счастье, что есть на свете этот роман.

Больше месяца закладка в книге оставалась на странице 158.
В тот день, когда я твердо решила сдвинуться с мертвой точки, лифт дернулся и замер на цифре 7.

Даже если бы наступил сам Армагеддон, мне бы не удалось подготовиться лучше: с любимым кофе в руке*, с китайской едой подмышкой, с «Благими знамениями» в сумке. Там же, в сумке, лежали два прелестнейших творожных десерта — это грело особенно.
Поцеживая свой кофе, я сверлила взглядом табло с номером этажа и думала о том, как причудливо мир исполняет наши желания.
На табло по-прежнему светилась цифра 7.
Книга в сумке была заложена на странице 158.

Пожалуй, пижонское платье и не-удобные-но-красивые сапоги на каблуке были лишними: Армагеддон я бы предпочла встречать в чем-то более практичном. Особенно если присесть негде, а прислониться боязно — ну, вы же знаете российские лифты, да?
С другой стороны, Армагеддон бывает только раз в жизни, так что...
Наскоро переговорив с диспетчером, я облокотилась на рекламный стенд где-то в районе слогана «Открой себе мир!» и открыла книгу на странице 158.

Если бы среди нас нашелся нумеролог, он бы смог объяснить истинное значение обеих цифр.
Семерка, например, соответствует аркану Колесница. Какая ирония.
Со страницы, уже далеко убежавшей от цифры 158, недвусмысленно фыркал Кроули.**

* * *
— Долго сидела? — спросила сердобольная соседка, когда я вышла из своего импровизированного бункера.
— Стояла, — зачем-то поправила ее я. — Нет, не очень. Страниц двести. Даже Армагеддон еще не случился.
Она понимающе кивнула. Кажется, так обычно кивают душевнобольным.

___________
* Карамельный капучино из сети Bubble Mania. К тому моменту он еще даже не успел остыть.
** — Пф, — сказал Кроули. — Пратчетт Т., Гейман Н. Благие знамения. — Москва: Эксмо, 2012. — С. 337. — ISBN: 978-5-699-59223-4.

В школе я любила писать сочинения. Не просто любила, прямо-таки балдела от этого дела :) А если задавали сочинение на интересующую меня тему или любимого автора, так счастью моему пределов не было. Но после одного случая я охладела к этому занятию.
Проходили мы "Преступление и наказание" Достоевского. Уже к тому времени Федор Михайлович был для меня все равно что Дитер Болен для моей мамы в восьмидесятые. Кумир, не иначе. И книга очень понравилась. Соответственно и сочинение я писала с жаром, страстью и всей любовью, на которую была способна. Вспомнила весь свой словарный запас, перерыла словари и справочники, лишь бы текст был максимально насыщенным и передавал всю глубину моего восприятия. Читала маме вслух, она чуть не прослезилась.
Сдала тетрадь со всеми своими заветными мыслями о судьбе Раскольникова, Сонечки и несчастной России учительнице. Через неделю получаю тетрадь, в которой после сочинения на добрых 10 страниц жирной красной ручкой корявым почерком было написано "Слишком литературно. Списала. Пока не скажешь, откуда, оценку не исправлю". И мерзкая безапелляционная двойка стоит.
Тетрадь ту я порвала в тот же день, утопив ее в слезах, соплях и прочих биоматериалах. Поклялась перед портретом Федора Михайловича в учебнике литературы никогда больше не писать искренних сочинений, а нести только откровенную ересь.
И вот дошли мы до Булгакова. Особых восторгов от «Мастера и Маргариты» я не испытала. Конечно, на фоне нашей унылой школьной программы мистическая нотка романа была словно глоток воздуха (мы ведь даже Гамлета с папой-призраком не изучали, да и Гоголь с его фантастическими мыслями в стороне оказался - странная у меня школа вообще была). И вот дошли до сочинения. Я, прекрасно помня свой принцип "ни слова правды", без зазрения совести пошла в библиотеку, набрала кучу изданий "Мастера и Маргариты" с разными вступительными статьями, прихватила еще парочку книжек о творчестве Булгакова, заперлась в своей комнате и под яростные вопли Фреда Дарста бессовестно переписала отрывки чужих мыслей в свою тетрадь. Там не было ни слова, ни одной запятой от меня, все чужое, все нагло списанное. Уж не знаю, что такое на меня нашло, побунтовать, видно, захотелось.
Предвкушала я прилюдный разгром и огромный кол в тетради. Хотелось скандала, хотелось сцепиться с училкой не на жизнь, а на смерть. Если она докажет, что сочинение списано, пусть докажет, что и о Достоевском я писала чужими словами. Словом, девочка крови захотела.
Пришла в школу, сдала тетрадь. Через несколько дней результат. Огромная пятерка и дрожащая подпись "Это великолепно! Таня, у тебя талант". Мое горе-"сочинение" было-таки прочитано перед всем классом, а потом и перед всей параллелью, а тетрадь отправлена в золотой фонд лучших работ школы.
Я опять плакала. От смеха. И мама рыдала, рассказывая всем своим знакомым. И подружка единственная надрывалась от хохота, когда я ей правду рассказала. С тех пор окончательно поняла, что моя школа мне ничего дать не может.

Её имя знает весь мир.
Ее образ примеряли Джоан Фонтейн, Рут Уилсон, Миа Васиковска, Шарлотта Генсбур и Зила Кларк.
В этом году ей исполнилось 170 лет.
Её зовут Джейн Эйр.
Она ворвалась в мои книжные планы совершенно внезапно в виде шикарного издания от «Песочных часов», перед иллюстрациями и переводом Станевич которого устоять было совершенно невозможно. Не буду утомлять вас пересказом сюжета или лекцией о первой викторианской феминистке.
У меня есть для вас кое-что поинтереснее.

12 любопытных фактов о Джейн Эйр и Шарлотте Бронте

Обложка и иллюстрации из издания группы «Песочные часы»

1.Шарлотта Бронте, когда писала роман, страдала от неразделенной любви к женатому мужчине и ухаживала за ослепшим отцом.

2. На титульной странице первого издания было указано: «Джейн Эйр. Автобиография». Подзаголовок стал мудрым маркетинговым ходом. Многие считали, что это рассказ о действительно произошедших событиях.

Рукопись «Джейн Эйр» / предоставлена для выставки в Музее и Библиотеке Моргана

3. Роман «Джейн Эйр» впервые был опубликован в 1847 году (всего через 6 недель после его написания) под мужским псевдонимом Каррер Белл, мгновенно стал бестселлером, но приобрёл репутацию «неприличной книги». Как только критики пришли к выводу, что загадочный Каррер Белл должен быть женщиной, книга подверглась нападкам, как «вульгарная» и «безнравственная».

4. Ко второму изданию книги Бронте пишет в предисловии ответ на нападки моралистов, последовавшие после публикации романа: «Светские условности еще не нравственность. Ханжество еще не религия. Люди слишком уж часто путают их. Нельзя принимать внешность за суть».

5. Когда вышло второе издание "Джейн Эйр" с посвящением Теккерею (чья жена несколькими годами ранее была признана сумасшедшей), начались унизительные спекуляции по поводу того, не была ли автор романа гувернанткой в доме Теккерея или же его любовницей. Бронте боготворила творчество Теккерея, что не помешало ей прямолинейно высказать при личной встрече свои замечания. Теккерей был сильно удивлен, когда тихая, робкая молодая женщина резко раскритиковала некоторые аспекты его работы.

Платье, которое было на Шарлотте в день встречи с Теккереем

6. Преподобный Генри Нассей в письме предложил Шарлотте руку и сердце незадолго до ее 23-летия, но получил отказ, поскольку она его не любила и к тому же считала себя слишком романтичной, чтобы стать женой священнослужителя. Есть предположение, что именно Нассей послужил прототипом Сент-Джона Риверса из романа «Джейн Эйр».

7. Часть своих первых гонораров за "Джейн Эйр" Шарлотта потратила на услуги дантиста. Ее плохие зубы были первым, на что обратила внимание Элизабет Гаскелл. В письме, написанном после их знакомства, Гаскелл описала свою подругу в отнюдь не лестных выражениях: "красноватое лицо, большой рот, многих зубов не хватает, в общем, невзрачна".

8. Шарлотта серьезно увлекалась рисованием даже представила две свои картины на выставке изобразительного искусства в Лидсе в 1834 году. В 1848 году издательство "Смит, Элдер и Ко" предложило Шарлотте самой проиллюстрировать второе издание "Джейн Эйр" – писательница скромно отказалась.

Карандашный набросок, сделанный самой Бронте, который после многочисленных исследований считается автопортретом, в сравнении с портретом, написанным Джорджем Ричмондом

9. Сто лет назад Вирджиния Вулф перечитала Джейн Эйр, чтобы написать эссе к вековому юбилею Шарлотты Бронте: «…в очередной раз открывая «Джейн Эйр», поневоле опасаешься, что мир ее фантазии окажется при новой встрече таким же устарелым, викторианским и отжившим, как и сам пасторский домик посреди вересковой пустоши <...> и уже через две страницы от наших опасений не остается и следа».

10. «Я сопротивлялась до самого конца», – говорит Джейн, рассказывая, о том, как тетка тащила ее в ту самую комнату, где умер ее дядя. Эти слова, по мнению Джойс Кэрол Оутс, служат лейтмотивом для всей истории Джейн Эйр.

11. Шарлотта в тайне сочиняла с юных лет. Миры Стеклянного Города и Ангрии, созданные писательницей вместе с сестрами и братом, не уступали по сложности "Игре престолов", являя собою фантастические, волшебные королевства, погрязшие в насилии, политике, похоти и изменах.

Карта Вердополиса (Стеклянного Города) – часть вымышленной истории, придуманной детьми Бронте – сначала Шарлоттой и Бранвелом, а позже доработанная Эмили и Энн. С 1834 года Шарлотта и Бранвел сосредоточились на развитии истории Конфедерации Стеклянного Города под названием Ангрия

12. "Читатель, я стала его женой" – одна из самых знаменитых строчек в английской литературе.

13. Шарлотта умерла за 3 недели до своего 39-го дня рождения, будучи беременной своим первым ребёнком. Через несколько лет после смерти Шарлотты восхищение читателей переросло в поклонение. Сегодня музей Бронте привлекает около миллиона посетителей в год.

Пасторский дом в Хоуорте (графство Западный Йоркшир), где жила семья Бронте. Alamy/Ian Dagnall

Уэст-Йоркшир. Шарлотта Бронте с семьей провела здесь большую часть жизни. Фото: Alamy

Хочу выразить огромную признательность переводчикам LiveLib, чьи статьи я изучала в течение нескольких интереснейших часов, и благодаря которым я смогла собрать эти факты вместе.

Говорить с моей свекровью о книгах - это особое удовольствие. Она от природы очень эмоциональный и артистичный рассказчик. Если она в электричке или автобусе по дороге с дачи включает режим “удивительная миссис Мейзел”, то выходит оттуда чуть ли не под аплодисменты. Стендап в её лице потерял великую актрису.

Так вот, она обожает читать. Я часто приношу ей свои книги, которые по моему мнение могут быть ей интересны. Какие-то нравятся больше, какие-то меньше, а кто-то становится любимчиком. О них сегодня и расскажу цитатами из её прямой речи.

Каштановый человечек.
«Мариша, это какой-то кошмар. Я забросила все дела, бегом в магазин, чтобы быстренько что-нибудь приготовить и снова за книгу. Можно мне ещё такой расчлененки?»

Тень за спиной.
«Ты знаешь, я с ней не расстаюсь. Вчера ездила к сестре и взяла книгу с собой. А она же толстая такая! Но я с ней неразлучна. Как там этой девчонке достается, а! Вот же сволочи какие! Украли у нее лист из протокола, паразиты!»

Пациент особой клиники.
«Это просто ужас какой-то. У тебя есть еще? У меня скоро огород, но какие могут быть грядки, когда у меня тут такие книги от тебя!»

Там где раки поют.
«У меня есть блокнот, в который я записываю названия прочитанных книг и пару слов и своих впечатлениях. Иногда пишу просто - хорошо, интересно, скучновато. А про эту написала - восторг! Мариша, боже мой, какая же книга! Когда читала про суд, у меня аж сахар подскочил! Я замеряла! 6,8! Дочитала и обцеловала её всю!»

Вот такая она у нас удивительная миссис Флёрова. Пора для нее заводить отдельную рубрику.

Давным-давно, когда я училась в 11 классе, в школе вдруг решили устроить театральный конкурс. На тот момент я как раз находилась в упоении от книги «Мастер и Маргарита» и решила, что она как нельзя лучше подходит нашему классу для того, чтобы надрать зад всем остальным негодным актерам. И взялась за дело.
Для постановки я выбрала сцены перед балом и после него, где участвовала и вся свита Воланда, и Мастер с Маргаритой, и где звучит знаменитое «Помилуйте, королева, разве я позволил бы себе налить даме водки? Это чистый спирт!». Я написала сценарий, раздала всем «актерам» их роли, подобрала леденящую душу музыку и натаскала из дому целую кучу реквизита: свечи, подсвечники, шелковую ночную рубашку для Маргариты, роскошный дедушкин халат для Воланда, какие-то покрывала, бокалы, балахоны…
Репетировали мы целых два раза: старшеклассники люди занятые, их не так-то просто заставить собраться после уроков в столовой, чтобы что-то там опять делать. Таким образом, к началу конкурса, который проходил вечером, мы чисто теоретически знали, кто и что и в каком порядке должен делать и говорить, и от этого испытывали некоторое смятение.
Единственный парень в нашей «труппе», игравший Воланда, сказал «я щас!» и побежал в магазин. Через некоторое время и сам Воланд, и кот Бегемот, и Мастер, и Гелла, и Коровьев с Азазелло сунули одноразовые стаканчики поглубже в урну и двинулись на сцену.
Не знаю, что нам помогло, но наша постановка имела оглушающий по школьным меркам успех. В зале был выключен свет, по периметру сцены стояли темные фигуры с зажженными подсвечниками в руках, играла та самая леденящая музыка, актеры чувствовали себя вполне раскованно и никто даже не забыл текст. Разве что у кота Бегемота, которого играла я, в момент драки с Геллой отвалился хвост, сделанный из черной меховой опушки с чьего-то пальто. Но, по-моему, многие присутствующие в зале подумали, что так и было задумано.
Конечно же, мы получили первый приз. И мои амбиции режиссера-постановщика, сценариста, художника по костюмам и даже актера были удовлетворены))

Когда я ещё училась в старших классах школы, меня жестоко наказали за книжное воровство, и обида за это наказание до сих пор иногда всплывает в памяти. А произошло "преступление и наказание"... Во сне.

Не знаю, что по этому поводу сказал бы Фрейд, но мне часто снилось, что я попадаю в какие-нибудь магазины с канцелярской мелочью, сладостями или чем-то подобным. Продавца там нет, и я точно знаю, что если украду что-то, то мне ничего не будет. Стараюсь набрать побольше, а эти мелочи высыпаются из рук, путаются, я вижу что-то лучше и бросаю то, что уже в руках... Просыпаюсь на середине процесса, так ничего толком во сне и не сделав.

И вот один раз мне приснилось, что точно так же я попадаю в магазин книжный. Очень хочу натаскать побольше книг, набираю охапками и, как водится, просыпаюсь на середине процесса. А книги там какие! До сих пор слюни текут. Засыпаю снова и опять вижу этот же самый книжный, только уже осознаю, что это сон. Стою в огорчении и думаю, что делать — столько добра можно натырить, но во сне от него и толку-то нет.

Тут в магазин заходит мама моей лучшей на тот момент подруги, очень вежливая и интеллигентная дама, которой я всегда доверяла во множестве различных вопросов. Она заходит, осматривает полки и говорит:
— Вижу, у тебя проблемы. Столько хороших книг, а из сна забрать не можешь? Хочешь, помогу!
Онемев от восторга, я согласно киваю.
— Вот смотри, у меня есть специальный мешок для сновидцев. Закладываешь в него вещи, находясь во сне, завязываешь — а с утра просыпаешься, и мешок со всеми вещами будет у тебя прямо под кроватью. Бесплатно я тебе его, конечно, не отдам. Тысяча рублей и поторопись, не то скоро проснёшься несолоно хлебавши.
И она усаживается за стол, сжимая мешок, и начинает что-то читать. Я в панике. Тысяча рублей для школьника — деньги огромные даже во сне. Бегаю, мучаюсь, даже не помню, что делаю, но добываю. Мама подруги передаёт мне мешок, и тут я понимаю, что скоро проснусь. Начинаю торопливо запихивать в мешок все книги, какие попадаются под руку, завязываю его... Успела. Просыпаюсь, утро.

Естественно, первым делом я лезу под кровать... А там ничего! Моему огорчению не было предела, спросонья я вообще чуть не разревелась, потому что всю комичность ситуации сонный мозг ещё не понимал. Обманули! На тысячу рублей нагрели! И книжек никаких! А я ей верила!

Вечером пошла в гости к подруге, и всё её маме рассказала. Вместе посмеялись, а мою "сонную" тысячу рублей возместили мороженым. Обмен, конечно, неравноценный — мороженка заместо волшебного мешка... С другой стороны, нечего книжки-то воровать, пусть даже и из сна, поделом. Хотя как же я всё-таки до сих пор хочу тот честно купленный мешок, гуляя во сне по библиотекам и букинистам.

Когда я читала эту книгу, сквозь меня прямо проходил и прорастал расизм... По большей части чужой, но местами и воспоминания о зародышах собственного... Наверное, это правильно, когда разные народы стремятся сохранить собственную идентичность, подчеркнуть непохожесть на других. Но мы знаем, какой тяжестью оборачиваются её крайние формы...
Когда моему сыну исполнилось полтора года, я пошла учиться, и была вынуждена на полдня взять ему няню. Забавным оказалось то, что эта няня была мулатка, девушка, приехавшая из небольшого северного городка и не поступившая в вуз... Мы очень быстро нашли с ней общий язык, она легко поладила с моим весьма компанейским сыном, которому в мое отсутствие особенно важно было много читать вслух и весело гулять в скверике. Она очень развлекала нас забавными историями об их совместных прогулках: идет как-то с коляской - перед ней замирает совершенно изумленный дядечка средних лет, который спрашивает: "Отец-то - белый?" (Надо сказать, что в юном возрасте мой сын был золотистым блондином) Олеся отвечает: "Белый!" Мужчина: "Ничего себе!" А она смеется про себя - я, конечно, могла сказать ему, что и мать тоже белая, но не стала... :)
Но я не успела почувствовать себя мисс Элизабет - свободной, довольной, безучастной... Потому что как-то раз Олеся стала рассказывать мне, какой ценой, какими физическими и моральными унижениями она заплатила за недолгую связь её матери с отцом-африканцем. Как мучили и терзали её всё детство жители - взрослые и дети - из маленького северного городка... И как мать не нашла в себе сил защитить свою девочку, не увезла её... И что африканская бабушка и вся тамошняя родня тоже с негодованием отвергли "слишком белую" внучку... И для неё - полукровки - оба расизма были совершенно реальны большую часть её жизни.
Так получилось, что недавно я два года учила африканцев. Избавляясь от неосознанных расистских предубеждений. Мы говорили с ними вполне честно. И я подумала - а может, проблема снова не в цвете кожи? Проблема в том, что люди с трудом принимают непривычное? Пытаются бороться с чужаками? В общем, боюсь, что проблема расизма, как и любой другой разобщенности, вряд ли будет легко решена... И прочитанная мной книга долго будет оставаться актуальной. :(

"Незнайка в Солнечном городе", по задумке, должен знакомить юного читателя с солнечным и восхитительным (а также идеальным в вакууме и несуществующим в реальности) миром коммунистической идеи. Меня же этот текст познакомил с миром капитализма и коррупцией во втором классе начальной школы.

Дело было так. На носу был светлый праздник Новогода, и нас попросили внимательно прочитать сказку "Незнайка в Солнечном городе" к внеклассному чтению, а заодно к викторине, на которой обещали разыграть какой-то приз. Призом оказалась огромная плюшевая крыса с довольной ухмылкой, её почему-то приобрёл не родительский комитет, а конкретно мама мальчика по имени Максим. Игрушки я никогда особенно не любила, но поучаствовать в викторине было интересно, и я подготовилась на славу, прочитав "Незнайку..." дважды, чтобы уж точно всё запомнить. Вот только книжка у меня была старенькая, затрёпанная, пары страниц не хватало. Но я не подумала, что это важно.

Викторина шла довольно долго, и постепенно большинство играющих отсеивалось по баллам. В лидерах шла я, потом Максим (мальчик, мама которого купила игрушку) и Коля, отставая от меня на один балл. Я ответила на все вопросы вообще, Максим и Коля не ответили как раз вот на один.

Остался последний вопрос. Учительница спросила, как звали администратора гостиницы в Солнечном городе. Как назло — как раз с той странички, которой у меня не хватало в книжке. Коля тоже не ответил, как и я, а Максим радостно поднял бумажку с написанным правильным ответом. В итоге у нас с ним было по равному количеству баллов. Учительница была явно растеряна, а Максим вдруг повёл себя, как джентльмен, отказался от матча-реванша и отдал мне крысу.

Потом праздник кончился, я стояла в коридоре, стараясь удержать огромную игрушку, и ждала, когда меня заберёт отец. Мимо меня процокала за ручку с Максимом его возмущённая мама и зашла в кабинет. Макс остался снаружи, рядом со мной.

— Что же ты от дополнительного вопроса отказался? — спросила я.
— А я на него ответа не знал, — улыбаясь, сказал он.
— Откуда ты знаешь?
— Остальные вопросы я знал заранее, меня мама их учить заставила, хотя я всё равно один спутал. А откуда ж мне знать дополнительный? Я и книжку-то не читал.

Тут я выпала в осадок, потому что у меня эта схема в голове не укладывалась. Я тогда с проплаченными штучками в силу юного возраста ещё не сталкивалась, да и не могла столкнуться. А тут так спокойно рассказывать о какой-то дичи, как будто так и должно быть...

Через 5 минут из кабинета выскочила учительница, отвела меня в сторону и зашептала какую-то чушь про то, что Максим отвечал лучше меня, приз надо отдать ему, к тому же это именно его мама вложилась в покупку приза, а моя семья вообще в школу носа не кажет. Мне было не жалко, и ухмыляющуюся крысу я отдала. Ситуацию, честно скажу, на тот момент не поняла совершенно. Уже в средней школе до меня дошло, что таким образом богатая мамаша Максима решила порадовать сыночка, а учительница ей подыграла и заранее дала вопросы викторины, а взамен получила помимо ненастоящего главного приза всякие конфетки, хлопушки и прочую новогоднюю мишуру для праздника.

Тут в конце надо бы написать под влиянием Носова мораль, но я не буду этого делать. Макс — парень неплохой, он ведь тоже на тот момент ни ухом ни рылом не понимал, что это нечестно. Может быть, он думал, что всем остальным тоже раздали вопросы для заучивания, и соревнование состояло в том, чтобы как можно больше запомнить.

Вчера мы с мужем посмотрели фильм "Чернильное сердце", сразу же после того, как я дочитала книгу. Фильм во многом отличается от книги, что естественно, конечно. НО вот одна деталь была мне категорически непонятна: в книге Пыльнорук просто хочет вернуться домой, потому что ему плохо в другом мире, потому что он любит свой мир; в фильме же Пыльноруку приписали семью, по которой он скучает. Муж говорит, что в фильме логичнее и понятнее, я говорю, что мне и так понятно желание вернуться домой, потому что вне родины всё не так, а дома любые неприятности мелочью кажутся... Моя история будет про мою попытку ненадолго оторваться от корней и просто... оторваться.

Моя двоюродная сестра Таня ровно на 10 лет старше меня. Так получилось, что мы росли вместе. Ну, как росли... я росла, а она взрослела - так, наверное, будет точнее. Когда она нещадно красила ресницы зелёной тушью, поливалась с ног до головы бабушкиными духами и часами крутилась перед зеркалом, я учила таблицу умножения и выводила кривульки в прописи. То ли разница в возрасте, то ли непримиримый духовный антагонизм, то ли необходимость жить бок о бок в тесном пространстве сделало нас лютыми врагами. Мы были словно красный и чёрный муравьи в спичечном коробке. Дрались мы круглосуточно, с краткими перерывами на еду, сон и учёбу. Не, ну как дрались... она меня била, а я царапалась и ненавидела. О, да, я так её ненавидела, что ночами строила далеко идущие планы мести. Какой там Монте-Кристо! Его жалкие интриги не могли сравниться с масштабом моих фантазий.

С годами антагонизм сошел на нет. Я, наконец-то, нашла в себе смелости признаться в том, что всегда завидовала сестре, ведь она всё сделала раньше и успешнее меня: раньше вырвалась из тепличных условий, в которых нас воспитывала бабушка, раньше меня поступила в универ и уехала учиться в другой город, обретя такую свободу, о которой я могла только грезить, раньше вышла замуж, о чём я даже и мечтать не могла при моей хронической социофобии, раньше поехала отдыхать заграницу. Здесь, собственно, и начинается моя история.

Таня поехала в Турцию. Она поехала тогда, когда на турецких пляжах немецкую речь можно было услышать чаще, чем русскую, когда отдых заграницей еще считался чем-то привилегированным и статусным. Вернулась она с массой впечатлений, тысячей фотографий и сногсшибательным загаром. Ах да, еще с кучей синих "глазков"-оберегов. И вот рассказывает она, как в Турции было потрясающе: знойные мужчины зазывно сверкали прекрасными очами и тянули мускулистые руки к русской красавице, экзотические цветы источали потрясающие ароматы прямо под окнами гостиничного номера, пальмы шелестели на ветру, притягательно шумел турецкий базар, море, пляж, зной - ну, сами можете себе представить Турцию. После просмотра триллиона фотографий, Таня говорит: "И вот летим мы в Че, самолёт начинает снижаться, смотрю в иллюминатор - а там всё такое серое, грязное, противное, начало октября. А в Турции всё цветёт, воздух влажный, ароматный. Я разревелась и не хотела выходить из самолёта. Вышла - и сразу дышать нечем, как будто воздух отравленный весь. Так бы лечь - и умереть."

Еще несколько лет спустя в Турцию летела уже я с моей подругой Ксю. Моё сердце было напрочь разбито двухметровым скалолазом, коварно не отвечавшим на моё "а не пошёл бы ты" и "не пиши и не звони мне больше"; он почему-то пошёл и не писал и не звонил, более того, он напрочь игнорировал мою последнюю сотую смс-ку и мой последний тысячный звонок. В наших с Ксю планах было залечить моё сердце литрами алкоголя, кубометрами табачного дыма и "полным отрывом", под которым мы обе подразумевали что-то неопределённое, но многообещающее.

Турция встретила нас гостеприимными сорока градусами... по Цельсию. Дальше была маловразумительная возня с трансфером. Бросив чемоданы в гостинице, мы рванули на пляж. Волны с небоскрёб чуть не вынесли Ксю в открытое море. Я пару раз захлебнулась и - пока меня возило попой и пузом по гальке - удивлялась, почему морская вода похожа на смесь соляной кислоты с уксусом.

В тот же день мне пришлось пересмотреть свои взгляды на гардероб: красивая лёгкая юбка, которая должна была соблазнительно подчёркивать мои стройные бёдра, с каждым порывом ветра скрывала моё лицо, а не то, что прячут приличные девушки под юбками; футболки и платья с рукавом сразу отправились на дно чемодана, потому что лишние квадратные сантиметры ткани могли привести меня еще к большему перегреву; наибольшую же проблему представляли шлёпки с отделкой из замши и бисера: замша и солёная вода? замша и песок? - так себе сочетание.

Вечером я уже гуляла в новых резиновых шлёпках с перемычкой между пальцами. С резиновой - мать её! - перемычкой между пальцами!

Кровь, мясо, песок, солёная вода, мои обе хромые ноги, изящная косолапость - так начинался второй день в Турции. Роковой второй день в Турции. У Булгакова есть "Роковые яйца". В Турции со мной тоже произошли роковые яйца, хотя Ксю всё еще думает, что это была роковая тёртая морковка. Что бы то ни было, но это что-то роковое свалило нас на два дня. Отравление в чужой стране под "Smack that" с улицы, под сломанным кондиционером, на пятом этаже отеля без лифта - это, скажу я вам, просто Паланик какой-то, сошедший со страниц.

На третий день, вежливо поинтересовавшись у Ксю, сможет ли она прожить без белого друга ближайшие полчаса, я пошла в душ... Открыв глаза, я увидела перед собой унитаз под каким-то странным углом, левой щеке было холодно и больно. Что-то подсказывало мне, что в ближайшие две недели мне лучше фотографироваться, поворачиваясь правой стороной лица к камере.

Я вам уже говорила, что лучшее средство скрыть синяк на пол-лица - это, во-первых, загорать лицом, и, когда у вас облез нос, никто уже не обращает внимание на синяк, во-вторых, надо делать вид, что так и задумано? Ну вот я так удачно делала вид, что я неотразима, что на это повелись некоторые представители местного населения.

Однажды вечером, после сытного ужина из хлеба, воды и клубничного варенья (а после роковых яиц/морковки каждый наш приём пищи был именно таков), мы с Ксю сидели у бассейна, я давала отдых покалеченным ногам, Ксю дремала в шезлонге. Желая проверить своё знание инглиша, я завела разговор с турком, развалившимся в метре от меня. После десяти минут общения на отвлеченные темы мы с Ксю пошли в свой номер, спать. Я изящно переваливалась с одной больной ноги на другую, перебарывая тошноту и головокружение. Где-то в час ночи в номере раздался звонок. Ксю взяла трубку и после непродолжительных препирательств закончила разговор вежливым "F**k yourself, please". Кажется, она разбила сердце моему недавнему собеседнику, который заявил, что они с другом идут к нам в номер скрашивать наше одиночество.

В последний вечер в Турции мы с Ксю лежали на берегу моря, чувствуя себя абсолютно счастливыми: мы набрали кучу сувениров, и у нас на это даже хватило денег, несмотря на то, что у нас спёрли по сто баксов у каждой; мой лиловый синяк на лице стал желтым, а, значит, скоро должен был вообще пройти; ноги мои зажили после минеральных источников в Памуккале; я весила 38 кг и наслаждалась невыносимой лёгкостью бытия.

Самолёт кружил над Че, снижаясь и подрагивая. На горизонте вырисовывались родные трубы ЧМК и прочих чадящих заводов, внизу проносились серые поля, серые деревеньки и укутанные серым смогом леса. После приземления, я позвонила домой: "Мам, у нас покушать есть чё?" "Катя, сейчас же 4 утра! Но если хочешь..." "Хочу! Курицу жареную с пюрешкой! Срочно! Скоро буду дома!" На глазах навернулись слёзы: родной отравленный пыльный воздух, любимый серый пейзаж за окном - я была дома!

Многим или из нас повезло в своём детстве иметь прекрасную бабушку или, при хорошем раскладе, даже двух. И часто ли вам встречаются книги про взаимоотношения бабушек/дедушек и внучат? Определенно, нет.

Читая эту историю, хочешь-не хочешь, ты будешь вспоминать свою юные годики и поминать добрым словом свою родненькую и любимую бабулю! Моя прожила довольно нелегкую жизнь, но всегда была окружена любовью и дочерей и внучек, мне жалеть не о чем. Только лишь о том, что так мало довелось с ней побыть и узнать её, ведь я самая младшая в своей семье.

В детстве бабуля казалась мне лесной волшебницей. Когда бы я ни спросила, но в её сумочке всегда "пылилась" одна-другая конфетка/мармеладка/зефирка. Признаюсь, я не могла понять, как это возможно. При этом она всегда сначала говорила, что у неё всё закончилось, но стоит всё-таки прошерстить сумочку, и, вуаля, откуда ни возьмись появлялась долгожданная сладость!

Книга вновь всколыхнула во мне массу воспоминаний, и теперь, когда уже моя мама дважды бабушка - мы с сестрой прививаем детям ценность, любовь и необходимость заботы к той, кто любит их (нас), наверное, еще более беспрекословно и навечно! Любите своих бабушек и дедушек! Они - наша драгоценность, отпущенная на короткое время!

Я читала «1984» во время сессии и все никак не могла дочитать по причине интенсивной экзаменационной подготовки.
На консультации накануне последнего экзамена все только и говорили о том, что завтра ожидается конец света (то ли 91-й, то ли 92 год шел, не помню).
Конец света? Тем лучше. Зачем учить, лучше дочитать книгу, - разрешила я себе.
Дочитала за ночь и впала в жуткое состояние от прочитанного. Сложилось убеждение, что описанное Оруэллом – это и есть конец света, что далеко ходить.
А утром – вот те на! – свет был на прежнем месте и экзамен тоже. Это было самое грандиозное разочарование в моей жизни. Даже помню, что на экзамене попался вопрос об административном делении Швейцарии. Я никак не могла вспомнить слово «кантон» и смело объяснила преподавателям, почему я не готова – и про книгу, и про конец света. Они посовещались, расписались в зачетке и отдали мне. В коридоре трясущимися руками открыла... Пятерка!

Если меня нынче спросят, какую книгу я захочу прочесть перед смертью, я серьезно задумаюсь: выбрать мне «Войну и мир», «Постороннего», «Процесс» или, чем черт не шутит, все семь книг о Гарри Поттере? Впрочем, к чему эти мысли? Мне кажется, начни я умирать «всерьез», ни времени, ни сил на книги у меня не останется.

В минувшем 2020 г., уже истончившейся зимой, я сидела у постели умирающего от рака отца и с полуосознанным страхом наблюдала, как медленно он отдаляется от человеческого мира, все дальше уходит в свое, какое-то потустороннее пространство. Он забыл о любимых фильмах, о книгах, которые читал когда-то. Все, что он сумел сказать: «Не переживай, все хорошо, я ни о чем не жалею». Помню, я размышляла: а хватило бы у меня мужества быть благодарной за отпущенные годы жизни и не злиться на тех, кто остается жить – и без меня?

Прошел год после его смерти – и я почувствовала, что умираю. Переживание было ошеломительным. От знакомых я слышала всякое. У моих знакомых близкие лежали на ИВЛ, сходили с ума, были и умершие, в т.ч. крепкие и молодые. К несчастью, у меня живое воображение: в ярчайших красках я представляла, что случится со мною через час, через сутки, через неделю. Мне было так плохо, что я не могла встать с постели. Тяжело было просто пошевелиться. Заснуть не получалось. Я постоянно прислушивалась к глухим хрипам в легких, боясь – вот, сейчас я начну задыхаться, а скорая не приедет, у них достаточно коронавирусных, а я молодая, на меня нет ИВЛ, и поэтому, поэтому…

Чтобы отвлечься, я взяла единственную книгу, на которую у меня нашлись силы – «Преступление и наказание». Впервые я читала «ПиН» в 20 лет – и это был взрыв неимоверной силы, с этого романа началась моя неистовая страсть к Ф.М. Если бы Достоевский, кроме «ПиН», больше ничего не написал, я бы все равно назвала его своим «возлюбленным». Я не знаю секрета гениальности его прозы (не вышла умом), но это настолько сильно, так чувственно и по-мазохистки болезненно! «Если я умру, то пусть я умру, читая любимую книжку Достоевского» – наверное, так решил мой обессиленный мозг.

Всякий, кто пробовал читать во время болезни, знает, что приключение это еще то: перед глазами плывет, тяжело сосредоточиться на повествовании, в голове плавятся слова. Я решила быть упрямой. Я собрала все силы уже не за тем, чтобы побороть болезнь, а чтобы дочитать «ПиН». Я цеплялась за эту книгу, как за последнюю ниточку, связывающую меня с нашим миром. Казалось, стоит мне отпустить ее – и все, я уже не смогу вернуться! И, черт возьми, это было восхитительно! Лишь мучаясь физически (или морально… хотя насчет моральных мучений есть сомнения), можно понять мучения Роди Раскольникова. Питерская жара, проклятые мухи, мистическая желтизна всего сущего – это отлично ложится на температуру 39. Мутные головные боли – это мятущиеся мысли Раскольникова, его расколотое сознание, одна часть которого стремится к злодеянию, а другая – к чистоте и добру. Тяжкая бессонница – Соня, которая уходит от попреков мачехи, а возвращается с деньгами. Временное облегчение с отступлением жара – Родя и Соня читают священный текст, Родя идет сдаваться, встреча Роди и Сони на каторге. Помню, несколько раз я плакала, до судорожной истерики: над девушкой, которая бросилась в реку, над поминками, что сделала Катерина Ивановна, над ее «выступлением» на питерском проспекте.

Потом, не желая расставаться с историей, я смотрела российский сериал по «ПиН». Это замечательный сериал, несмотря на странноватый, не совсем каноничный, финал (и там изумительный Кошевой, у которого РРР – вылитый Иисус). Позвонивший мне близкий спросил, чем я занимаюсь.

– Я готовлюсь к смерти.

– Серьезно? За Достоевским?

– Ага.

– Ты не умрешь, – сказал он.

– Кто тебе сказал? Много кто умер, и мои ровесники тоже. Ты веришь, что я поправлюсь?

– Ты поправишься.

Я вспомнила о своей депрессии, как я чувствовала себя опустошенной, как размышляла о ранней смерти в минувшие месяцы – и сказала:

– Я не хочу умирать. Я хочу воскреснуть, как Родя Раскольников.

– Обязательно так будет.

Я не умерла. Медленно я пошла на поправку. Не знаю, какова тут «вина» Достоевского, но я благодарна ему за то, что в самые тяжелые дни он был со мной и своим творчеством вселил в меня желание жить. Интересно, может ли болезнь (если смотреть на нее метафизически) чувствовать мысли человека? И кого она скорее отпустит – того, кто хочет жить или кто не хочет, кто готовится к смерти или кто боится ее? Но мне хочется верить в случайность. Иначе это слишком жестоко.

Длинная, зеленая, пахнет колбасой...
Вы знаете, что это такое? Аааааа... Это электричка, которая ехала из Москвы в 90-е годы.

Нам повезло. Мы хоть и жили в Подмосковье в это время, но наш городок снабжался гораздо лучше, чем Москва. Вокруг нас были писательские дачи, наш Военторг отоваривался где-то из спецприемников. Короче, жили мы достаточно сытно и даже привлекательно.
Но услышала я это, довелось — "Мешочники! Заполонили..."
Как получилось такое? Из-за любви к книгам.

Мой свекор тогда работал в самом центре Москвы, на Смоленке. От метро надо было пройти буквально метров сто. Но не в сторону Арбата, а в сторону непрезентабельных дворов. А вот там-то и был непривлекательный "офис" свёкра и "шикарный" пункт макулоросдачи.
Думаю, что жителям такого "центрового"места эти книги были просто неинтересны, а других там и не водилось.
У нас ситуация была другая. Книги мы любили страстно, но в Подмосковье их любили не меньше, а возможности купить их было мало. На макулатуру книги, конечно, выдавали, но если в Москве за сданные килограммы можно было выбирать их, то в Подмосковье можно было брать только то, что давали.
Вот и получилось так, что мы выкупили в Подмосковье Городок в табакерке. Сказки русских писателей - и всё! Больше книг в наших пунктах не предполагалось.
Зато в Москве с этим было всё в порядке. На те же 20 кг книги были на выбор. И в том числе — вожделенная "Джен Эйр". Хотя там надо было подготовить и купоны — для выкупа книг.
Если бы вы знали, как мы собирали эту бумагу! И не только мы.
Если не особо усложнять, то в Москву мы с мужем везли килограмм сто. Жуть, это да.
Большие, вместительные сумки и послужили тому, что тетки на эскалаторе ругали нас по чем зря. И вот полная ненависти тирада — Сволочи! Скоты! Морды скотские! Всё пожрали, супостаты! Чтоб вы подавились-то...
Ну, и ладно.
Книги мы купили.
А моя Шарлотта Бронте была лучше всех! Люблю её до сих пор. И кто его знает, если бы не досталось она мне так тяжело, может быть и не полюбилась бы так сильно...

Увидев мою книгу, дочка спросила:
-Ого, здесь что, все умерли?
-Странно, почему ты так думаешь?
-Ну... я таким образом в учебнике по истории отмечаю, кто и когда умер.

Как-то сразу даже и не нашлась, что ответить)

Пропущенное звено...

Это возможно довольно простая история, но она врезалась мне в память, потому что с того момента я открыла для себя мир Классической литературы. Мне было 10, и мы с мамой поехали отдыхать в очередной санаторий. Для меня санаторий всегда ассоциировался прежде всего с процедурами и врачами , так что никакого удовольствия от отдыха я не получала, пока в один из дней, по пути в столовую, прямо в коридоре санатория, я не увидела большого лотка с книгами ! В тот первый день я мало шею себе не свернула , пытаясь рассмотреть, что там за книги, но мы так быстро прошли мимо ,что я ничего не увидела, потом я весь обед сидела , и мечтала чтоб он поскорее закончился.
Но когда мы вышли из столовой лотка уже не было . Его не было несколько дней , и я снова заскучала , но вот спустя неделю , идя на ужин я еще издалека заметила ,что в том коридорчике толпятся люди , и увидела тот лоток, и женщину, которая завидев меня улыбнулась мне и сказала : «Снова вы , непременно мама должна тебе купить книгу» . Моя мама как не странно тоже остановилась , и начала рассматривать книги, а потом схватила одну и говорит : «О,Джей Эйр! Я покупаю» Для меня купили Незнайку на Луне , и мы обе довольные пошли ужинать. В тот вечер мама отправилась на свои процедуры, а я сама осталась в комнате. Я дождалась пока мама выйдет и запрет на ключ двери, и бросив Незнайку , кинулась к маминой книжке , она лежала на телевизоре, и помню ,я еле ее достала , чуть не уронила.
Я сначала долго рассматривала книгу, а потом аккуратно открыла … и начала читать, читала я словно шпион, который боится ,что его застукают на месте, но постепенно так вчиталась, что про все забыла. В том месте ,где Джон бросил в Джейн толстую книгу я плакала , те слезы были первыми , которые я пролила над книгой. Я успела дочитать до Красной комнаты, когда услышала ключ в замке, и поспешила уложить книгу на место.
Маме я сразу ничего не сказала , призналась лишь поздно вечером ,когда мы спать ложились , помню мама смеялась от души, а потом своими словами пересказала мне историю Джейн Эйр . На другой день мы уехали домой, и только через месяц я снова вспомнила про эту книгу, я читала ее у окна ,смотря как на дворе падают первые снежинки … С тех пор прошло много лет, я перечитывала эту книгу много раз, и у меня есть даже несколько ее переводов, но та старенькая, самая дорогая моему сердцу ,перечитываю ее в конце осени, у окна .

С годами я стал перечитывать роман в урезанном варианте. Критическая комиссия, сидящая во мне, безжалостно вычекрнула сначала всю историю, написанную Мастером. Потом отпало желание читать любовную линию главных героев. Остальное с блеском прошло испытание временем. Предъявляя где-нибудь пропуск, бывает трудно преодолеть соблазн назваться Скабичевским или, на худой конец, Панаевым. Когда шеф трубит очередной сбор, так и подмывает спросить, скоро ли организуют кружки хорового пения и гребли на пресных водах, а невинность взгляда хочется подкрепить фразой «Не шалю, никого не трогаю, починяю примус». Любимым осталось и начало романа. Я часто представлял себя на месте тех двоих, сидящих в пустынной аллее на скамейке во время встречи с Ним и пытался понять, что бы почувствовал и сделал я…
… Был жаркий и душный июльский день. Мы с сыном уладили все формальности, связанные с его поступлением в университет, и спускались по минскому проспекту Независимости в направлении цирка с забытым мною чувством постэкзаменационной эйфории. Все абитуриентские волнения позади, я неосмотрительно делился с ним своими студенческими безобразиями, он грозился достойно принять эстафету. Так шли мы среди людей, весело болтая. Впереди лежал участок без какой-либо растительности и я предложил перейти на противоположную от цирка сторону, где простирался маняще тенистый сквер. Мы пересекли проспект, спустились по ступенькам.
Не пройдя и нескольких шагов, я насторожился. Во-первых, нас окутала странная тишина, сотканная из звуков – шёпота листвы, треска кузнечиков и городского шума, гулким прибоем тщетно бьющимся о пределы сквера. Во-вторых, танец света и тени, создаваемый солнечными лучами и колышащимися кронами деревьев, превратил привычное пространство в иллюзорное. В-третьих, я не заметил, как прервалась наша беседа. Мы молча шли по длинной аллее, справа через определённые промежутки располагались скамейки. И, наконец, вокруг не было ни души. Переглянувшись, мы сели на одну из скамеек. Откинувшись на спинку, мы оглядывали абсолютно пустой сквер. Никто не сидел на скамейках, никто не прогуливался по пересекающимся асфальтовым дорожкам. Никто не направлялся к находящемуся в глубине Оперному Театру. Идентичность была полнейшая.
Однако Он так и не возник из причудливых бликов. Уходя, я снял аллею на мобильник. И потерял его спустя два дня.

Всё, расскажу последнее - и здесь уже замолчу. Просто всё это так на меня обрушилось именно сегодня, что хочется говорить везде.
Вот так живёшь и не знаешь, что у твоих... не знаю, как сказать, предков? - тоже был аккордеон с историей. Нет, не наоборот. И, да, в буквальном смысле.
Это вот так внезапно и спонтанно, как и у автора книги, сегодня случился разговор на кухне. Отец у меня с Украины - из Житомирской области, вырос в селе. Женился на моей маме, поселился в Москве - промежуточные звенья истории долго раскрывать. В детстве он мне тоже много что рассказывал, но войну до этого дня фактически не упоминал. Так всё - смешное, про село, про животных местных. Только один раз сказал - у тебя тоже дедушка воевал, и однажды так вышло, что чуть ли не все из отряда погибли, а он жив остался.
И... нет, знающие, подождите проводить параллели, будет не о том.
...Почему-то именно после того, как я прочитала книгу, истории той самой войны дошли и до меня самой. Причём уже не из первых рук - отцу-то тоже мать рассказывала, то есть моя бабушка. Ей тогда 13-14 лет было, кажется. И как-то я сейчас в общем и целом от всего этого в таком шоке, что не могу молчать. Не от мистики, нет. То есть по большей части не от мистики, а от того, что всё было.
От того, что у них в доме, в селе, останавливались немцы - и, зная, что там в семье были дети, иногда приносили им сладкое. Сахар, даже конфеты.
Однажды эти дети - маленькие же ещё - сделали для немцев ловушку. Как в "Доме..." для Кузнечика - установили ведро, поставили как-то хитро... Немцы открыли дверь - их окатило водой. Дети смеялись, немцы тоже - ещё погромче детей.
В другой раз кто-то из этого отряда стал к ней, к бабушке, приставать с известными целями - она замахнулась на него скалкой. Тот в ответ направил на неё автомат. Его товарищи это увидели - оттащили его за шиворот, больше этот человек в доме не появлялся.
Спрашивали: "А где ваш отец?" Им отвечали - мол, воюет. Не всегда бывало, что это правда. Иногда - в тюрьме, но об этом не рассказывали. А потом немцы говорили - а может, он меня убьёт, а может, и я его уже убил.
Прадедушка - бабушкин отец - был из тех, кто в тюрьме. Забрали за несколько лет до войны. Она, тогда ещё школьница, написала лично несколько писем Сталину. Одноклассница увидела, что она пишет - сказала учительнице. За ней приехали и увезли её в город. Посадили в подвал, стали спрашивать - кто надоумил написать? Она сказала - никто, сама хотела, я же папу люблю, он ни в чём не виноват. Вообще-то это было не совсем правдой - ей помогал старый учитель, но она этого не сказала. Её отпустили - видно, со школьницы действительно нечего было взять. Потом пришёл ответ. С обещанием пересмотреть дело - при условии, что соберут рекомендации и отзывы об этом человеке с самых старых жителей села. Собирали. Не успели - война началась. Отец бабушки попал в штрафной батальон и погиб под Сталинградом.
Другой человек из их соседей так на войну и не попал. Когда пришли из НКВД, он в своём доме чистил ружьё и нечаянно выстрелил, ранив себя. Они выволокли его на улицу и с криками "Сволочь!" убили. Решили, что хотел таким образом уклониться от службы. Всё это у детей на глазах.
Мать бабушкиного семейства хотели расстрелять уже немцы. Семь раз её уводили за село, и случалось это из-за чьих-то доносов. Семь раз отпускали. Офицер говорил ей - много "киндер", велел идти домой и неделю сидеть, не высовываясь, не попадаться никому на глаза. Я не знаю, был ли это все семь раз один и тот же человек. Вряд ли.
Два брата бабушки были партизанами. "Такая вот была на войне логика - хоть и приносят конфеты, а всё равно ж оккупанты... Хотя говорили и такое, что даже при этих немцах лучше жилось, чем во время сталинских репрессий".
Одни немцы ушли, пришли другие. Тоже ушли. Перед этим, узнав, что семья когда-то была знатная, и дети и родители играют на музыкальных инструментах - подарили аккордеон.
Потом был уже другой отряд - карательный. "Жечь партизанские хаты!"
Семья бабушки смогла сбежать. С собой успели взять только тканый ковёр, зато выпустили корову и увели её за собой в лес. Она оказалась умная, как человек. Ни разу не было так, что могла кого-то выдать, даже, когда все пригибались к земле, прячась, - тоже ложилась. Ночами дети собирались вокруг неё и прижимались к её бокам, согреваясь.
Аккордеон сгорел вместе с домом. От дома вообще ничего не осталось - мальчики-партизаны притащили туда снарядов, и вышло, что всё не только горело, но и взрывалось. Немцы сами оттуда разбежались.
А после войны дедушка попал в тюрьму. За то, что его мать тоже была немкой. Когда-то там вообще было немецкое поселение - в 30-е годы всех выселили, но она вышла замуж за украинца и потому смогла остаться.
И я сейчас действительно не о мистике, нет. Я о страшном. Просто как-то задумалась, что, да, "странные они, эти войны. Море крови и жестокости — но и сюжетов, у которых также не достать дна". И люди все связаны - на каком-то особом уровне. Почему сейчас? Почему аккордеон? Просто случайно речь зашла. А семья автора книги - как знать? - может, и была знакома с кем-то из тех немцев.
И, может быть, я когда-то тоже об этом напишу.

С тех пор, как впервые увидела это чудо восприятия на слух, не могу не вспоминать о нём каждый раз, открывая любимую книжку Джерома:

Какое это могло бы быть трагическое, полное боли произведение!

"Снежная королева" Андерсена - замечательная сказка. И все творчество Андерсена тоже. Но к пониманию и принятию этого я пришел уже где-то во взрослом возрасте, и перечитав тогда эти сказки, увидел их по-новому. У меня сложилось довольно парадоксальное мнение, что Андерсен исключительно взрослый писатель.

Может быть, это потому, что в детстве я Андерсена не принимал, он мне казался каким-то неестественным, каким-то сюсюкающим. Мне нужна была более серьезная, с моей точки зрения, литература, в которой меня бы принимали за равного, ну, там про пиратов, или про марсиан. А Андерсен - сопли какие-то, так думал я, не понимая философского смысла, заложенного практически в каждом творении сказочника.

И это копившееся на Андерсена раздражение однажды выплеснулось в бунт! В четвертом классе мы "проходили" по литературе "Снежную королеву". И вот, нужно было написать сочинение по ней, кажется, это было вообще первое серьезное сочинение в нашей школьной жизни.

И я отнесся к заданию слишком искренне, ну что, поделаешь, ребенок десятилетний. Я взял и написал все, что думаю об этой сказке: что она для маленьких глупых деток, что она скучная и наивная, что все герои мне не понравились, и сама сказка мне жутко не понравилась! Сказал все, что наболело :)

Дальше последовал первый урок в моей жизни на тему: не всегда можно писать и говорить то, что думаешь. Возмущению учительницы не было предела! Мои родители работали учителями в этой же школе, последовала разборка с их участием на тему "Как можно писать такое? Получается, ваш ребенок ничего не понял? Я им втолковывала-втолковывала о любви и дружбе, а он пишет: мне не понравилось!"

Помню обиду и слёзы, и еще недоумение: зачем говорить - пишите, что думаете, если, как оказывается, как раз то, что думаешь писать нельзя?

Закончилось все тем, что я переписал это сочинение под диктовку мамы, которая, можно считать, написала его за меня, и получил свою пятерку. Но урок я запомнил накрепко. А Андерсона я еще долго ненавидел, причем, если сначала я его не любил, то после этого случая стал ненавидеть. И изменилось положение только лет через 10-15 после школы, когда перечитал его по-новой, отрешившись от негативных школьных эмоций.

Вот такой урок литературы у меня получился...

Скорее всего, подобная история случалась в жизни любого лайвлибовца со стажем. Но со мной такое произошло впервые.
Пришла я, значит, в недавно открывшийся книжный магазин, так как в тот момент читала "Джейн Эйр" в электронном варианте, а хотелось приобрести бумажное издание. После тщетных поисков на полках я решила обратиться к девушке-консультанту, которая расставляла книги неподалёку.
Я: - Скажите пожалуйста, у вас есть "Джейн Эйр"?
Консультант (недовольно поворачиваясь ко мне): - Чё написала?
Я (в тихом ужасе сползая по стенке): - Ш-ш-шарлотта Б-б-бронте...
Занавес.