До одиннадцати лет у меня не было любимого автора. Вообще.
Сама удивлялась, как же так вышло. Ровесники, наверное, помнят девчачьи "анкеты для друзей" - такие потрепанные разрисованные тетрадочки-вопросники: "заполнишь и вернешь", "только честно", "только не листай, пожаалуйстаа"... Смешные=))
Так вот, вопрос «Твой любимый писатель, любимая книга?» регулярно загонял меня в тупик, выхода из которого не предвиделось. Разве только... /тоном учителя/ "Ребята, чьи сказки вы все читали в детстве? Кто «наше всё»? ... Праавильно, Александр Сергеевич Пушкин". Вариант был беспроигрышный, хотя сказки-сказками, но вряд ли кто из тогдашних детишек осознанно восхищался действительно Великим Поэтом (меня, наверное, пробило только после «Дубровского» и «Евгения Онегина»). Его назначал любимым писателем практически каждый опрашиваемый друг. И я. Полистаю (тихонечко, пока никто не видит) исповедь предыдущих респондентов, повздыхаю и записываю. Безусловно, авторитет Пушкина неоспорим, но душе хотелось большого, искреннего чувства. И пока в моем читательском сердце эту строку занимал грустный прочерк.
Чтения хватало всякого - и энциклопедии, и сказки (и обычные, и необычные, надо сказать, попадались - вроде "Сказок кота Баюна"), и биографии исторических личностей, и приключения, и ужастики Гоголя с чудесным украинским колоритом (мурашки на спине бегали наперегонки), и мустанги Майн Рида. Были и дорога из желтого кирпича, и капиталист кот Матроскин, и герой революции Чипполино, удивительно непонятные путешествия Алисы по стране Чудес, добродетельные друзья Нарнии и первая глава "Мастера и Маргариты" из отпечатанной на машинке книги размером с Большую Советскую Энциклопедию... Но большое искреннее чувство взаимопонимания с автором так и не посещало.
В любимой детской библиотеке обычно брала, что попадется под руку, на свой вкус. Особенно нравилось, что книги здесь в открытом доступе: можно было самой изучать полочки, и никто не помешает. Выбирай, что душа пожелает. И домой, скорей, домой - погружаться в новые миры.
Однажды библиотекарша решила сделать доброе дело и посоветовала мне несколько книг одного "хорошего детского и даже не совсем детского писателя", как она его отрекомендовала, - Владислава Крапивина. Всё бы ничего, но к советам, особенно насчет чтения, я относилась тогда крайне строптиво (в нашем районе была еще одна детская библиотека, там работала чрезвычайно активная тетенька - полки с книгами находились за ее спиной и она прямо-таки грудью стояла на их защите, требуя конкретно назвать, что хочешь взять, или показать "список книг на лето", и давала много советов. Хорошая тетя, конечно, но одного похода к ней мне хватило).
Внутренне оскорбившись («я похожа на ребенка, который не знает, что ему читать!?»), наугад взяла Выстрел с монитора. Гуси-гуси, га-га-га. Застава на Якорном поле . И первый блин вышел комом. Неудивительно, в фантастической повести "не совсем детского писателя" я мало что поняла - образное мышление подкачало, и дальше "Выстрела с монитора" чтение не пошло. Сейчас думаю, дело было так: банально назло любым советам ребенок 9-ти лет вообразил себя интеллектуальным монстром и сдал (наверное, впервые в жизни) недочитанную книгу обратно. Мол, вам нравится, вы и читайте.
Видимо, время не пришло. Или книга оказалась настолько неформатной для моих всё-таки отформатированных школой детских мозгов.
Одиннадцать лет, седьмой класс, осень. Уже в школьной библиотеке роюсь в стопке журналов «Путеводная звезда»: что тут еще новенького, нечитанного, интересненького осталось. Увидела знакомую фамилию - Крапивин. Не тот ли самый? ...название загадочное, девочка с корабликом в руках. Может быть будет не столь мудрено, как »Мониторы»?
Резонанс возник практически сразу - на второй что ли странице, где-то в районе между «кабра синвергюэнца» и эпической фразой про мишуру и швабру. Так просто, хорошо, уютно, как будто родного человека узнал на шумной улице и выключился из бурлящего потока. И теперь поток течет мимо, а ты стоишь, держишь его за руки, смотришь в глаза и тихо радуешься, узнавая знакомые черты. Маленькое, но надежное кольцо.
Мама послушала мои несвязные эмоциональные отзывы, тоже прочитала и восхитилась. Перед тем как сдать «Семь фунтов», мы сделали копию журнала - так первая книга первого любимого писателя появилась на моей книжной полке. А обнаруженный спустя несколько месяцев апрельский журнал с долгожданным продолжением этой повести занял почетное второе место.
Справедливость была восстановлена: я вернулась к доброй библиотекарше и перечитала за месяц всё, что было в наличии «крапивинского», от корки до корки.
«Семь фунтов» - вполне реалистичная повесть. Но фантастична её доброта, человечность, честность, смелость. Командор сам по себе - фантастичен.
Его запредельные истории, особенно о Великом Кристалле, настигли меня чуть позже, после «Крика петуха», оглушили отчаянной радостью все того же созвучия мыслей и ощущений. Но это было после. Именно корабельный Крапивин откроет незаметную дверь. Вот эти почти гриновские слова «Семь фунтов брамсельного ветра» оказались ключом, паролем, картой клада, маяком, чудом...
Тут много всего написано, возможно, очень личного и не всем интересного, но уж как вышло. Один знакомый как-то сказал: у тех, кто проникся творчеством Командора, глаза похожи, да и вообще... весь облик. Да, возможно. Как будто нас тропинка вела, вела, да и вывела. Теперь и у меня за спиной светится окно с переплетом в виде буквы «Т». Точнее, оно и раньше светилось, но теперь я это твердо знаю.
"Сердце Пармы, или Чердынь - княгиня гор" читала на планшете, и время от времени шла чего-нибудь гуглить по читаемому, - благо реалии и лексикон способствовали, - или просто карту той местности рассматривать. Остановилась на главе, как московский царь Иван Васильевич послал на Пермь войско. Основные действующие лица главы - воевода Гаврила Нелидов, боярин Фёдор Вострово и князь Фёдор Пёстрый. И вот они там по ходу разборки меж собой устроили. Как водится, КРОВЬКИШКИОТОРВАННЫЕБОШКИ - лишь фон к доблестным подвигам православных хоругвеносцев, которые ещё и о собственных интересах и выгоде пекутся. Когда они дошли до Пянтега, чей князь, похоже, был единственным здравомыслящим человеком на 100500 вёрст в округе, я немного расслабилась.
И тут мне резко захотелось пойти ещё раз поискать на карте деревню в Тверской области, где моя бабушка родилась. Проблема в том, что память у меня такая, что не отдаёт просто так то, что в неё когда-то было заложено. Я, помнится, одно время часами гуляла по карте Тверской области в гугль-мапсе, пытаясь в названиях деревень найти хоть что-то знакомое, что мне бабушка в детстве говорила. Я уже забыла о книге и опять углубилась в карты. И тут у меня в голове звучит голосом моей бабушки до боли знакомое название - Нелидово. Иду смотреть - есть такое в Тверской области. Параллельно на задворках памяти что-то просыпается ещё по названиям близлежащих деревень, но потом снова засыпает, как-будто что-то во мне ревностно охраняет от меня самой эту информацию о моих корнях.
Нагулявшись по карте, нехотя возвращаюсь к книжке. Первая фраза, которая бросается мне в глаза: "Но в душе Нелидов в это колдовство не верил."
