Рецензии

Леонид Зорин - писатель периодический, в том смысле, что первая часть его творческой жизни была сугубо драматической, он долгое время ходил в ведущих драматургах страны, а вот вторая часть оказалась уже сугубо романической, писатель перешел на прозу. И только в 80-е годы он работал на два фронта, еще рождая иногда, но уже не так часто как раньше, новые пьесы, но уже создавая первые повести и романы. Актёр и режиссёр Михаил Козаков первым среагировал на появление нового прозаика, экранизировав его автобиографическую повесть "Хохловский переулок", именно так называется оригинальное произведение более известное телезрителям как "Покровские ворота".

"Трезвенник" по заявлению автора роман, по объему не самая большая повесть, был написан Зориным на рубеже веков, а издан впервые в 2001 году. Чувствуется, что автор стал заложником своего первого успеха, потому что в "Трезвеннике" он не придумал ничего лучше, как перепеть всё тот же "Хохловский переулок". Только вместо Костика Ромина теперь главный герой, которого зовут Вадим Белан. Чувствуете какое созвучие Вадим Белан и Дима Билан. Причем здесь Дима Билан, спросите вы меня. Да ни при чем, когда Зорин писал свой роман, он еще не успел сделать карьеру принца попсы

Как я уже сказал, Вадик Белан - это еще одна реинкарнация Костика, он так же легко идет по жизни, так же остроумен и ироничен, такой же бабник. Даже, наверное, бабник он в еще большей степени, чем Костик. Весь роман - это растянутый на 30 лет рассказ об эротических приключениях сначала московского студента юрфака, а затем - модного столичного юриста. Затащить в койку очередную заинтересовавшую его барышню, это главная цель жизни Костика, ой, извините, Вадика. Они так похожи, что неудивительно, что я их путаю.

И всё это на фоне исторических событий второй половины прошлого века. Автор упорно подчеркивает аполитичность главного героя, окружая его друзьями-диссидентами, который протестуют против танков в Праге и Кабуле, садятся, а вернее - их сажают в лагеря, высылают кое-кого из страны, а Вадику на это наплевать - он упоенно трахается, следя за тем, чтобы ненароком ни на ком из своих пассий не жениться.

Но есть одно интересное обстоятельство, каждая новая барышня появляется в его жизни накануне серьезных политических событий - та же Чехословакия, Афганистан, начало перестройки, августовский путч. Но Вадик не обращает внимания на глобальность происходящего, он полностью погружен в отношения со своими избранницами.

Что хотел этим сказать Зорин, что советская интеллигенция в основной своей массе жила оторвано от интересов страны и народа, замкнувшись в своем мирке, который на поверку оказывается типично мещанским. Потому и страну профукали, можно сделать вывод. Что же, возможен и такой подход, тем более, что Зорин, вслед за своим героем, не высказывает каких-либо политических пристрастий, не становясь ни на чью сторону. Единственный раз, когда он чуть приподнимает забрало, это когда в 1993 году два друга Вадика - бывших диссидента - спорят о последствиях штурма Белого Дома, создается впечатление, что симпатии автора на стороне того, который осуждает действия Ельцина.

Но Вадик и тут не вступает в их спор, у него другие проблемы, сразу после краха социалистической системы повылазили почти все бывшие его любовницы, снова проявляя к нему, уже 50-летнему, сексуальный интерес, а он решает: кого стоит отыметь после долгой разлуки, а с кем лучше не связываться по новой.

Кстати, Вадик был таким сексапильным мужчиной, что практически все его партнерши сами затаскивали его в койку, а он просто не мог устоять. Мда..., такая своеобразная подача личной жизни главного героя, выходящая из-под пера 80-летнего писателя, немножко выдает терзающие его неудовлетворенные желания, вызывающие теперь, когда уже поздно пить Боржоми, бурные фрустрации. В одной из последних сцен Вадик сидит за столом с бывшим врагом и его женой, которую трахал в молодости и сейчас трахает, с лучшим другом и его женой, которую трахал в молодости и сейчас трахает, с другим лучшим другом и его сестрой, которую в молодости только раз, но тоже трахнул, правда, она оказалась единственной, кто не захотел повторений. Вот такого сексуального монстра породила фантазия стареющего драматурга...

Алексей Афанасьевич жил, никогда и ничего себе не объясняя, но как бы запоминая себя по частям,— оттого все прожитое всегда находилось при нем, и казалось, что существование ветерана просто не может прерваться, потому что какая-то часть его сознания никогда не дремлет и надежно присоединяет настоящее к прошлому, где он всегда и навечно живой.

Это явно книга для терпеливых. Для тех, кто не станет торопить развитие сюжета, кто будет выносливо "шагать" от страницы к странице, смаковать текст и бесстрашно нырять в вязкий, неподвижно застывший, тоскливо безысходный мир героев.

Славникова в своём репертуаре, а это значит, что к чтению её произведений надо морально подготовиться. Пишет она блестяще, но свободно дышать внутри её романов получается не всегда. Живительного кислорода очень мало, того самого, который в избытке имеется у Рубиной и Степновой, даже в тяжелейшие моменты, когда повествуется о страшных или грустных вещах.
Но это всё субъективные ощущения, конечно же. И отнюдь не в минус писательнице, хотя факт остаётся фактом.

Снова с первой же страницы накатывает странное чувство, будто бы реальность и мутный, бездушный сон поменялись местами... Кажется, что в жизни так не бывает, что грань между пронзительностью и перебором размыта. Герои всегда немного сонные, а поступки иногда в шаге от логики и никак её не догонят.
Некоторая доля абсурда, иррациональности и какой-то психической болезненности, содержащаяся в книге, создаёт особенный славниковский фон. Он и натирает глаза, и притягивает магнитом. Как по мне, так идёт в плюс.

Ну а упоминать про сочные поэтичные эпитеты смысла нет, писательница в них, как известно, дока.

Итак, ветеран войны, разведчик Алексей Афанасьевич, уже 14 лет парализован и прикован к постели. Мир вокруг него застыл на месте. Мир вокруг него - это то, что транслируют ему жена Нина Александровна и падчерица Марина.
Дедушка - главный источник дохода семьи, поэтому придуман план не рушить то, во что он верил всю жизнь. Грандиозные перемены в стране (смерть Брежнева, перестройка, правление Ельцина, новорусское время) скрываются от старика. В его комнате искусственно возведён этакий дух советской эпохи: портрет Леонида Ильича на стене; на столике лежит старая подшивка "Правды", которая усердно читается женой; выпуски бравурных новостей, тщательно сфабрикованные Мариной (благо её стезя - журналистика) крутятся для старика по телевизору с помощью спрятанного в тряпье видика...

Но сюжет строится не только на этом обмане. Да и вообще, речь пойдёт, как следует догадаться, о нечто более глубоком, чем банальная ложь.
Марина не может найти себя в жизни. Она - нелюбимая, впоследствии брошенная жена. Она - сотрудница третьесортного канала, расторгнувшего с ней трудовой договор... Это при наличии-то красного диплома. Самое время что-то менять, делать финальный рывок, ставить на кон последнее. Возможно, шанс на восстановление справедливости - это участие в продвижении господина Кругаля в депутатские коридоры власти. Он соперник врага Марины и, в случае победы, способен помочь в житейских неурядицах.
Но политика - дело грязное, и предвыборный штаб не чурается денежных махинаций. Понятное дело, что Марина увязнет в этой липкой паутине, оказавшись крайней, оказавшись "главной виновницей".

Многие вещи в романе душат не хуже тех петель, которые вяжет единственной действующей рукой уставший жить ветеран... Целая эпоха исчезла бесследно, выветрились иллюзии, взамен пришла пустота. Люди меняются, утрачиваются привычные жизненные ценности и ориентиры... Новые праздники, новые русские, новые бытовые заботы у верной супруги Нины: как закупиться на рынке таким образом, чтобы не истратить сразу скудное содержимое кошелька...
К слову, отношения Нины Александровны и Алексея Афанасьевича выписаны настолько психологически хорошо, настолько вдумчиво, что их общая на двоих боль и немощность просачивается сквозь строчки.

Думаете, что нельзя словить кайф от трагического депрессивного романа? Ещё как можно, если речь идёт о славных книгах Славниковой (простите за каламбур). Потому что талантливо, ну талантливо это! Не верите? Проверьте сами:)

P.S. Читая сведения об авторе в Википедии, узнала, что с этим романом связан скандал. Писательница обвинила создателей немецкого фильма "Гуд бай, Ленин!" в плагиате. Фильм не смотрела, поэтому ничего более подробно сказать не могу.

Дальше...

Как-то у меня эта трилогия из вида выпала, а тут недавно нечаянно на "Лёд" в своих запасниках наткнулась, естественно, решила, что обязательно нужно приобщиться. Тем более, что господина Сорокина я нежно люблю и уважаю за неординарность.
"Лёд" - такое его типичное произведение, с обязательными эпизодами насилия, матами, фекалиями и пр. радостями, но, тем не менее, это просто виртуозное исполнение местами абсурдного сюжета.
Проснувшиеся от удара ледяным молотом в грудь Люди Льда способны говорить сердцем, это новая раса, точнее даже как бы изначальная, связанная со льдом Тунгусского метеорита. В отличие от "мясных машин" (всех остальных людей) эти знают сердечные слова и вообще избранные для особой жизни Света. А вот Храм как-то меня подразочаровала, наверное, не нужно читать о двух супергероинях подряд, а то что Лисбет Саландер вызывала желание трахнуть ей по башке кочергой, чтоб не выпендривалась, что Храм в своём холодильнике меня нервировала. Местами хотелось бросить всё к едрене фене и пойти спать, но жутко интересно, чем же всё там кончилось.
Теперь в плане "Путь Бро" и "23000", хотя, кажется, порядок я уже нарушила.

Хороший, в принципе, автор.
Странно, но раньше я его не читал (или читал мельком, или забыл, но, скорее всего, не читал). Здесь он (в сборнике этом) в одном месте, (в последней, как раз, повестюшке) вставил отрывок из своего "романа", который он (то есть, якобы, главный герой) начал писать в 10-м классе, и я подумал: а опубликую-ка и я свои старые рассказики из наших рукописных журналов "Декабрина", который мы, с братьями с начала 1980-х до начало 1990-х (в единственном, правда, экземпляре) выпускали , опубликую, хотя бы на своей страничке на proza.ru. И взял я (по этой причине) с собой из загорода несколько номеров той самой "Декабрины", допишу эту рецу и начну потихоньку набирать (а скорее всего на следующей неделе начну набирать) что-то из тех рассказов вручную на компе (а как по-другому? вариантов нет).
Ну это ладно, это я немного отвлёкся.
Продолжаем. По поводу сборника.
Первый рассказ "Нежный возраст", -двухмесячный, типа, дневничок (с 14 марта по 14 мая 1995 г.) некоего малолетнего школьника. Очень неплохо. И опять-таки, словно прям знакомо и так нейтрально-сопереживательно (а достижение сопереживательности уже плюс, как я уже говорил неоднократно). Не без перегибчиков конечно (ибо это просто "красиво" конечно так сказать "Никому не может быть столько лет" (имея при этом в виду всего лишь 63-65-и летний возраст), но даже для младшего школьника -это перебор, чтобы так "высказываться" (не до такой же степени он дебил, хотя, забегая вперед, можно констатировать, что как минимум половина героев книжки, кажется, обитает именно в этой дебилоидно-тормозной парадигме). И да, больно уж пацанчик пофигистично спокоен, и слишком спокойно об этом рассказывает (даже, например, когда мама его говорит ему, что уходит от них) и ещё более спокойно ведет себя при этом (уходе).
Стержневая (как можно догадаться по названию сборника) повесть здесь - "Жажда" - это, если буквально по ситуативным цитаткам рассматривать, то речь здесь идет о водочной жажде (пьют много и почти все, в том числе ГГ), а если не буквально, то о главном герое рассказывается (пусть и от первого лица)- о парне, изувеченном (обгорело лицо) на "чеченской войне". Хороший, нормальный текст. И опять-таки ровно-безэмоциональный тон повествования, ну и критика нашей жизни, за одно присутствует.
Всё это написано, как я понимаю, в начале 2000-х, когда коллективный запад представлялся (да и сейчас представляется, слава богу, всё меньшему и меньшему количеству) этаким "сияющим градом на холме". Смешно (если бы не было так грустно).

Когда берёшь в руки какой-нибудь сборник, то ожидаешь от него то, что это будут рассказы, которые как-то найдут отклик или отблеск в твоей душе. Ты не ждёшь, что там всё будет строго по порядку идти логически и рассказы будут на одну тему, но хотя бы связаны какой-то общей тематикой. А в итоге ты просто понимаешь, что ничего не понимаешь, потому что тебе ничего не интересно, тебя ничего не впечатлило и это просто набор красивых букв ради красивых букв. Вот не надо мне говорить что я что-то там не понимаю, потому что в моём понимании текст это не просто набор красивых слов, но и отображение души автора. Здесь же нет этого, только обёртка.

В общем, если честно, то искренне не понимаю что в этом объёме информации, потоке скабрезности и фарса может затронуть душу. Более того, тут очень неприятные сцены, описания, которые как по мне не имеют никакой литературной ценности и если это эталон современной русской литературу, то спасибо, нет, я лучше почитаю классику или надёжных авторов. То чувство что автор просто хотел показать, что Калиниград он же Кёнигсберг это просто банальный нудный городишко и всё там дно, жесть и какой-то ужас. Где здесь про любовь к городу? Я лично не увидела, то чувство что автор пытался найти самое гаденькое и в это лицом тыкнуть.

Поэтому для меня этот сборник был неприятен, не показал ни душу автора, ни душу описанного места, скорее даже оттолкнул, чтобы вот никогда не знакомиться и не быть в тех местах. Поэтому нет, спасибо, не хочу, мне хватило.

Не ищи во всем символического значения, а то ведь найдешь. На свою голову.
(Виктор Пелевин. Generation "П")

Ну, со мной и моим отношением к Пелевину вроде бы всё ясно, добавлю один маленький эпизод.

Еду я, значит, в метро и читаю ДПП (NN). Грохот и скрежет, как обычно, носит меня по Москве туда-сюда, с переменным успехом движутся суетные бесконечные дела. Беру с собой то одну, то другую книгу, чтобы не раствориться в этой тщете окончательно. И вот, в один момент натыкаюсь на цитату:
"Но пораженья от победы ты сам не должен отличать" (с. 195). Я чуть не подпрыгнула на сиденье. И было от чего - буквально вчера брала с собой параллельно читаемую книгу, Владимир Леви, "Куда жить?" - из совсем другой оперы, в общем-то... и вот, тоже едучи в метро, я точно такую же цитату отметила, ещё всё повторяла её про себя, когда и книгу уже закрыла. Придя домой, бросилась проверять. И действительно, на странице 226 нахожу эту цитату.
Надо ли говорить что-либо дальше?

Давным-давно, когда деревья были большими, трава зеленее, а Чак Паланик контркультурным писателем, попался мне в руки томик Пелевина "ДПП(нн)" с "Девочкой с персиками на обложке" (совсем не такой, какой у меня сейчас с гнусными корявыми рисунками). И в ту древнюю пору он меня своими "Числами" увлёк и воодушевил, хотя, конечно, при более детальном рассмотрении оказалось, что это далеко не лучшее его произведение, да и никакой особенно глубокой мысли в нём не содержится. Тем не менее, я всё время ориентируюсь именно на "ДПП(нн)", когда читаю Пелевина. А ведь взяла я его в руки потому, что хотела посмотреть, что же это за дяденька такой Кастанеду перевёл.

Числа. Роман, который и составляет большую часть сборника. Как можно понять из названия, сюжет вертится вокруг нумерологии. Прикладная каббала, какой-то не слишком внятный эзотерический хенд-мейд, но увлекательный сам по себе. Собственно, на увлекательности и держится лучшее в этом романе. Описания лихих девяностых, вероятно, точны и хороши, но все эти бандиты, стрелки и крыши как-то совсем не моё, поэтому понятие "нравится" для этой книги выползало для меня из мелочей: хороший юмор, местами тонкий, а местами грубый до пошлости; многочисленные отсылки к эзотерическим приблудам и, конечно, стёб над всем и вся. Но всё-таки ощущение надуманности и искусственности романа не пропадает, Пелевин нарочно и продуманно дёргает за крючочки читательского интереса — я и вот так могу, и вот это знаю, и числа вот тут, и номера глав непростые, и швец, и жнец...

Македонская критика французской мысли. 49% гротеска + 49% философского эссе. Всё оставшееся — попытка облечь это в форму рассказа. Для того, чтобы понять всё и вся, надо плавать в философии стремительной форелью, поэтому, хотя многие места и довольно удачные, этот рассказ навеял скуку.

Один вог. А вот тут уже стёба все сто процентов (хоть и составляют эти сто процентов всего лишь одну страничку). Гламур и брендопоклонники должны плакать и глотать валерьянку.

Акико. Рассказ, который почему-то единственный запомнился мне из давнишнего знакомства с Пелевиным. Может, потому что порно? Вообще, очень хороший, хотя и на любителя. Рано или поздно сфера услуг и потребительства поимеет тебя, детка, даже если ты пытаешься поиметь её сам.

Фокус-группа. А вот этот фантастический рассказ очень понравился. И, в кои-то веки, здесь не только протаскивание различного рода идей и бег сюжета, но и хорошая визуализация происходящего. Группа людей после смерти оказывается перед непонятным существом, которое предлагает им очень и очень многое. Все персонажи разные и едва ли не типические, но всё-таки в них есть и что-то, что не позволяет назвать их картонными фигурками. Что такое счастье для каждого из нас? Может ли то, что мы любим больше всего, быть этим счастьем? Вредит ли нам это? Сложно сказать, ответил ли Пелевин хотя бы на один из этих вопросов, но задуматься над ними он заставил.

Гость на празднике Бон. Это не рассказ... Это медитация на тему Юкио Мисимы, поток сознания, когда человек раздумывает над коаном. То, что это закинули в форму письма — какая-то нелепая случайность.

Запись о поиске ветра. Ещё одно убаюкивающее восточно-философское повествование, которое неуловимо касается многих мелочей, вроде симулякров и нереальности происходящего, но так и не затрагивает ничего из них всерьёз.

Вряд ли эту повесть можно именовать художественной — скорее, это автобиографические записки об определённом периоде жизни Т.е. Астафьев здесь не пытается охватить всю свою жизнь, а вспоминает только молодые годы: начинает воспоминания с момента, когда он на фронте застрелил своего немца и затем так и идёт по хронологии — ранение, санпоезд и госпитали, демобилизация и возвращение с только что обретённой супругой в родные пенаты, взаимоотношения с родительской семьёй жены и обустройство их жизни в первые послевоенные годы — и всё это в деталях и подробностях.

При этом в силу особенностей собственного характера, которые, как известно, к старости всегда заостряются и делаются более выпуклыми, заметными и значимыми, Астафьев в основном останавливается на негативной стороне бытия, вспоминая всё прожитое преимущественно в тёмном свете и изображая только изнанку пережитого. И потому читать (в моём случае — слушать) всё это совсем непросто, и несмотря на авторитет Астафьева, не всегда и не во всём с ним соглашаешься.

Жизнь ведь всегда богаче наших представлений и воспоминаний о ней. И уже от внутренней позиции автора автобиографии зависит, что именно он сделает главным в своих жизненных событиях, и каким языком он поведает читателям о пережитом. Астафьев в этой книге сделал акцент на собственном негативном восприятии жизни — что ж, когда ты уже весьма немолод (74 года) и накопившиеся за жизнь болячки собрались в кучу и составляют привычный надоедливый фон твоей жизни, то понять его можно. Просто нужно иметь это ввиду, читая эту книгу. Совсем неплохую, качественную книгу. Написанную живым астафьевским литературным стилем.

Передо мной пустой лист. Такое же долгое ожидание, как ожидание главного героя. Как написать обо всем этом? Когда боишься заснуть, потому что в снах повторяется всё снова и снова. И это невыносимо. Так невыносимо, что в перерывах между работой забиваешь холодильник водкой и пьёшь так, что бы не помнить ничего. Что бы забыть отдаёшь своё зеркало соседке.
Не напишешь, надо читать. Читать и прочувствовать эту самую жажду, жажду боли, которую невозможно утолить… Разве что только добром или пониманием… Тогда станет чуть-чуть легче. Небольшой рассказ. Но сколько в нём! Каждая строчка пропитана болью, одиночеством, безысходностью сломанных судеб. Такая большая жизнь, и какие разные судьбы.
Главный герой прошёл чеченскую войну, которая изуродовала его тело. Но, каким-то образом он смог сохранить свою душу. Он не озлобился, он просто закрылся, и только некоторые моменты, которые возникают в его жизни, дают ему силы жить дальше.
Во-первых, это армейское братство, где каждый поддерживает своего товарища. Своих не бросают. Во-вторых, это родные. Константин знакомится со своими братом и сестрой – детьми своего отца. И благодаря общению с ними, он снова начинает рисовать. И потом он рисует, рисует, рисует. Но всё простым карандашом. Цветными он рисовать не может. Его рисунки - его жизнь, всё, что происходило или могло произойти, так, как должно было быть на самом деле, не будь этой войны. А в конце повести он рисует своё лицо. Даёт ли ему это надежду? Но он начинает снова видеть мир…
Язык повести бесподобен. Геласимову удалось так передать диалоги бывших сослуживцев, что это не резало слух. Очень жёстко написано книга – такие уж там события. Но в то же время ты не остаёшься равнодушным ни к чему происходящему. Ты переживаешь всё с ними, с этими тремя, которые ищут пропавшего четвёртого, не нашедшего себя и совсем опустившегося сослуживца. Они ищут его везде- в Подмосковье, в Москве на вокзалах, они ищут и сквозь эти поиски мы узнаём их судьбу. И мы понимаем, мы всё понимаем… Понимаем боль и обиду Константина на своего отца. А ведь ему так нужен был отец! Да и матери он особенно не был нужен. По-настоящему его открыл директор училища, да и тот уехал, оставив только свою жажду...
Жажда... В этом слове всё, что чувствует и переживает главный герой... Жажда.Жажда.Жажда..
Хотелось бы увидеть рисунки Кости. Очень хотелось бы...

И согрета лучами звезды по имени Солнце.
В Цой.

Один из самых интересных российских писателей. Мастит, увенчан, прочно утвержден в обойме the best - номинант званий и лауреат премий, книги удачно экранизируются, переводятся и на амазоне бьют рекорды продаж. Прежде читала у него один рассказ "Зиганшн Бугги". И поняла три вещи: он действительно хорош; он совершенно не мой; читать, несмотря на второе, буду потому что - первое.

Про "Жажду" девять из десяти скажут, что это о войне. И будут правы. Отчасти. Чуть позже объясню, почему отчасти. Молодой, но уже сильно битый человек Константин живет один. А потому что лицо у него такое, что только детей пугать. Обгорел на войне, граната прожгла броню БТР в том месте, где он сидел. Костя художник, не из тех, которые экспонируются на выставках, просто хорошо рисует. Талант от Бога, был недолгий промежуток жизни, когда встретил человека, который заметил этот дар и попытался развить. Тот человек сильно пил. Тоже талантлив был и топил свой дар в водке. Не спрашивайте, почему, чтобы не услышать лжи.

Но к нашему герою. Художник - это тот, в кого положен дар видеть красоту и уметь показать ее другим. Костя теперь не рисует, он по строительству и отделке для нуворишей. Платят хорошо. Потому что делает, как другие не могут. А получив расчет, затаривает холодильник водкой (одной только водкой, в количестве, несовместимом с жизнью) и пьет. Слияние и поглощение: он ее, она - его. Нет, не в вакууме живет. Есть друзья, армейское братство: Пашка. Генка и Серега. Мама есть со своим дядей Эдиком. Отец тоже где-то есть в заоблачных карьерных далях чиновника московской мэрии. С молодой женой Мариной и двумя детьми. Еще соседка Ольга, ее маленького ребенка Костей пугают: "не будешь слушаться - он тебя заберет". Да, в вакууме живет.

Так вот, это о войне. да. Но не о той локальной, на которую Родина. привычно не спросив согласия, отправила сыновей: вот тебе на время автомат, а взамен навсегда отдашь здоровье, лицо, ногу, душевный покой, жизнь. Это о той войне, которую каждый ведет со всеми: с системой; несправедливостью жизни, обделившей любовью; с родителями, друзьями, любимыми, детьми. О войне, которую человек ведет против самого себя. Против искры Божьей, положенной в него: найти и затоптать, вместо того, чтобы найти и разжечь огонь. Какой огонь, ты о чем, мало парню огня было? Ты на рожу его погляди.

Да, я о том же, задушенная внутри себя по злому умыслу или незнанию энергия не исчезает, имеет свойство материализоваться на внешнем плане и тогда ее манифестации бывают пугающими, могут калечить и убивать. Ну что ты несешь, послушать тебя, так если бы этот Костя вместо того, чтобы страдать от отцовской нелюбви, материнской бесхребетности, назойливого присутствия в своей жизни дяди Эдика и предательства Директора занялся всерьез рисованием, он бы не обгорел в том БТРе? Не знаю, не могу точно сказать.

Знаю и могу утверждать другое. Проза Геласимова хороша не потому. что он обращается к маргинальным явлениям и состояниям и не в силу фрейдистского маниакального упорства. с которым ворошит детство, отыскивая в нем причины сегодняшних бед и горестей героя. Ее сила в чуде созидания: человек находит свою не до конца затоптанную искру и становится подобен Богу - сотворяет альтернативную реальность. В которой все они станут теперь жить. Ах да, иллюстрация неслучайна. Для тех, кто не любит или не имеет времени читать глазами - Константин Хабенский гениально начитал повесть.

Дальше...

Не устаю удивляться умению Виктора Олеговича смотреть на вещи под крайне необычным для меня как простого обывателя ракурсом. Те же числа, возведённые Степаном в ранг божества, поклонения и жертвоприношения им, свойственные детским увлечением собственной выдуманной, но от этого не ставшей менее реальной действительностью, перерастают во взрослое, вполне целостное и практически не дающее сбоев мировоззрение. Идея с пустотой как всегда блестяще подана, видимо, что не оседлав любимого конька, Пелевину и роман - не роман. Кстати, об осёдлывании. Ослик семь центов - это что-то! Опять-таки с собственной Вселенной, дарящей Ослику покой, баблос и удовольствия в виде непрекращающейся шеренги Татьян с лингамами или без оных, приобщающихся к таинствам духа и материи в кабинете Жоры Сракондаева.
И буддийское спокойствие, и череда бесконечных инкарнаций в поиске вечного блаженства и успокоения. Мог ли кто-то кроме Пелевина создать этакую ирреальную реальность? Думается, нет. Да и не надо. Вполне хватает одного Пелевина. Кстати, его идеи о нефти, деньгах и о том, куда уходят души поверивших в светлое коммунистическое будущее - это, по-моему, вполне может составить конкуренцию его же идеям о пустоте и Пустоте.

Читал тут всякое о 2-ой мировой/Великой отечественной войне и по инерции решил познакомится с ещё одним писателем, который является непосредственным участником военных/послевоенных событий, а именно с Виктором Астафьевым. Про него я, определённо, где-то что-то слышал, но как-то не сводила нас судьба. Для знакомства мной была выбрана книга с «бодрым» названием «Весёлый солдат». Честно говоря, я ожидал эдакую патриотичную прозу, замешанную на коммунистической идеологии, что-то про героизм и отвагу... На деле всё оказалось сложнее. Главный герой — несомненное альтер-эго писателя — оказывается довольно непростым человеком, зачастую с нестандартными взглядами на происходящее вокруг него. Повествование начинается с описания войны, боевых действий, взаимоотношений представителей разных регионов СССР на фронте и в тылу. Уверен, то, что он пишет про некоторых представителей некоторых национальностей может довольно сильно не понравится их потомкам и сочувствующим. Тем более, и в настоящее время есть конфликтные ситуации на этой почве. Чтобы не ввязываться в какие-то деструктивные политические дискуссии, я воздержусь от каких-либо комментариев, оставим такие вопросы на совести писателя.
Итак, рассказ про войну плавно перетекает в тыловые мытарства раненых бойцов. Главный герой, получает ранение и вместе с другими такими же бедолагами отправляется на лечение. В отличии от элитных подразделений, таких, как: лётчики, танкисты, моряки и т.д. — обычные пехотинцы и артиллеристы, мягко говоря, оказываются не сильно окружены заботой. В хороший госпиталь попасть шансов немного. В итоге, главный герой попадает в такое месте, от описания которого у нормального (современного) человека волосы дыбом встают. Там много всего рассказывается, немало жести, но не буду спойлерить: мало ли, вы захотите сами приобщиться.
После лечения «весёлый солдат» (тут уже, наверное, всем понятно, что про весёлость тут, скорее, сарказм — хотя в книге присутствуют и весёлые моменты, будьте уверены) не может по здоровью вернуться на фронт, и занимается попеременно разными вещами: восстановлением Сталинграда, если это так можно назвать; службой на неоднозначных территориях, где орудуют партизаны «против всех» или пресловутые бандеровцы и иже с ними. Про наших партизан тоже обмолвился словечком, за ним не заржавело. Вот простой вопрос: где большая вооружённая группа людей, живущая годами в лесу, будет брать продовольствие, ну и всё прочее? У кого какие идеи?
В общем, чудом выжив и помыкавшись тут и там, по окончанию войны, наш герой возвращается домой, только не к себе (там ему не к кому ехать), а к жене, которую он себе где-то там по дороге находит. Далее, довольно значительный объём книги составляет рассказ про мирную жизнь. И надо отметить, она не сильно слаще военной, а может быть и посуровее в чём-то. Голод, ужасные жилищные условия, тяжкий труд, полнейшая неустроенность и безнадёга. Серая, часто холодная и голодная, жизнь, где уже двое (главный герой и его жена) и их родственники борются за своё существование, пытаются что-то делать, стремятся к своему далёкому счастью... Читать такое всегда необыкновенно тяжело и печально, но вместе с тем поучительно и мотивирующе, что ли. Понимаешь, что твои жалкие проблемки сегодня — яйца выеденного не стоят (ну, как правило). Вот тогда люди были — гвозди из них делать!
Да, надо сказать, на протяжении всего сюжета, автор (от лица главного героя) не устаёт критиковать разные аспекты советской действительности тех лет. Его взгляд показался мне довольно не предвзятым, и уж точно я у него не увидел никакой идеологии. Что не могло не порадовать.
В общем, книжка оказалась, как я люблю говорить, неоднозначная. Причём очень! Наверняка найдутся люди, кому что-то в ней может довольно сильно не понравится. Критиканы найдутся на всё, так же как и на самые ужасные вещи находятся согласные с тем, что это правильно. Видимо такова природа человека. Ну, а на этом я заканчиваю свой небольшой, во многом спонтанный, обзор и приглашаю всех к самостоятельному прочтению этого произведения. А после обсудим, может быть.

Перечитываю этот сборник коротеньких рассказов второй раз и второй раз восклицаю — Господибожежтымой, это как же нужно безмерно любить/обожать свою нерусскую русскую родину, это с каким же нечеловеческим терпением и страстью нужно знать, понимать, принимать и помнить все-все-все детали быта и все-все-все тонкости жизни каждого прекаждого жителя своего маленького полунелепого обожаемого бывшего прусского городка! Это просто какое-то совершенно безумное превеликолепнейшее чтение, иногда трогательное до слёз и до щемящей загрудинной боли в том месте, где анатомы помещают/находят мышцу-насос, именуемую сердцем, и куда священники поселяют Душу. Иногда трогательное, но иногда эти рассказы просто поножовщина какая-то — вжик! лезет холодная безжалостная сталь под сердце, и ты хватаешься за раненое место и смахиваешь с перекошенной физиономии слёзы боли, а иногда это ожог — ш_ш_ш... шипит сгорающая в пламени слов кожа рук и пузырятся от вдыхаемого пламени смысла лёгкие.

Эти рядовые, самые обыкновенные и простые люди, столь нежно и трогательно, но одновременно и странно и противоречиво любимые автором, носят самые рядовые и обыденные, самые простые и вместе с тем необыкновенные имена и прозвища. Вы только вслушайтесь, вслушайтесь и вдумайтесь в эти имена/прозвища: Буяниха, фотограф Аллес, Граммофониха, Селёдочка, Хитрый Мух, Колька Урблюд, Чекушка, Светка Чесотка, молодой Лебезьян — сын старого Лебезьяна... Только настоящие, реальные, живые люди могут иметь такие непридуманные, непричёсанные, живые имена и прозвища, потому что человек ненастоящий, зряшний и пустяшный никогда не удостоится чести носить какое-либо прозвище, так как он безлик и усреднён, бесхарактерен и среднестатистичен. И за каждым таким именем, за каждым таким прозвищем сокрыта целая тайна их происхождения, сокрыт характер, сокрыта Личность и сокрыта тайна личности. И никто из вас никогда не узнает и не сообразит сам, почему Чекушонка или Кальсоныча зовут именно так, и почему Буяниху бабы коллективно обвиняли в волшбе и привороте, и что произошло в этом маленьком полусонном городке, когда в него вступила Богиня... Никто из вас не заплачет над горькой судьбой Евы Евы или Риты Шмидт кто угодно... Не узнает и не заплачет, если не прочитает этот отменный сборник странных, порой абсурдных и ирреальных рассказов, составляющих собой одно общее пространство, именуемое Любовь и именуемое Свет... И не заплакав и не узнав — не прикоснётся ещё к одному островку настоящей Большой современной русской литературы.

Никогда ни один Фред и ни один Майкл не заменит мне вот этих самых настоящих, живых, пахнущих потом и одеколоном, совершенно реальных, пусть и книжных людей! Спасибо Юрию Байде за знакомство, я их практически всех полюбил!

P.S. А книгу всенепременнейше постараюсь купить в бумажном виде, с тем, чтобы она стояла на моей книжной полке и её можно было взять перечитать в любой момент.
P.P.S. Купил вместо одной искомой три книги — буду зачитываться! :-)

Рассказы из этой книги входят в список для обязательного чтения по новейшей русской литературе для студентов-словесников. Соболезную студентам-словесникам и новейшей русской литературе. Мне хватило четырех-пяти рассказов, чтобы выработать стойкое отвращение к автору.

Если вкратце, то гадостно и нерадостно: тлен, глумление, элементы жестокости и членовредительства, анальный комплекс и политика. Постмодернизм, короче в его карнавальном и разрушительном аспекте - ниспровержение ценностей и черный юмор. В целом, я не против постмодернизма, но все зависит от того, в каких пропорциях смешивать ингредиенты. Здесь слишком много -овна, ну и Берия, запихивающий деньги в презервативы, а презервативы в задницу, поставил точку в моем знакомстве с Юрием Буйдой.

Буйда, правда, здесь не сильно оригинален, такого рода литература была свойственна 90-м прошлого века и первому десятилетию нынешнего. Возможно, автор вырос и по-новому осмысляет российскую действительность, но вряд ли я решусь на еще один подход. Хотела познакомиться с новым для себя современным писателем - и неудачно!

Самая страшная смерть - смерть в огне. Но что делать, если огонь погашен, а ты продолжаешь гореть? Если помимо незримого клейма на сердце, которое оставила война, есть еще и зримое - выжженная пустыня вместо лица. Если отныне твое лицо само по себе может нанести душевную травму кому угодно. И приходится его не то чтобы прятать... но прятать, чтобы ненароком не стать причиной чьих-то ночных кошмаров.

Неудивительно, что в “Жажде” Андрея Геласимова пьют все. Много. И без всякого удовольствия. Просто для того, чтобы пополнить естественную потерю жидкости в организме. И вряд ли даже самый ярый поборник трезвости нашел бы что сказать по этому поводу. Нет, Константин - не пропащий человек. У него есть работа, друзья и устоявшийся жизненный цикл, в котором периоды активности сменяются периодами запоя. Что тут можно исправить и какую терапию посоветовать? Какие есть шансы на нормальную жизнь у главного героя - с таким-то лицом?

Обычно, когда читаешь что-то бесконечно депрессивное, мозг как будто включает защитную броню. “Нет, - убеждает тебя здравый смысл, - вот был бы Константин хорошим мальчиком, который не прогуливает занятия в училище и поддерживает хорошие отношения с отчимом, так и не оказался бы в БТРе в том самом месте, где граната прожжет герметичную скорлупу”. И вообще - не оказался бы в Афгане. Может быть. Но в случае с “Жаждой” броня не отрастает, и все стены, пущенные автором, ранят больно и глубоко.

Удивительно, что при всем своем алкогольно-депрессивном замесе “Жажда” — это повесть о выздоровлении, восстановлении душевного равновесия. Вместо связей утраченных возникают новые. Но настоящее возвращение начинается тогда, когда Константин берет в руки карандаш. Тогда уже можно вздохнуть с облегчением - он будет жить.

Я не знаю, так ли хороша повесть Геласимова, как мне показалось, но в исполнении Константина Хабенского она гениальна. До слез и до мурашек. От первых слов и до:
"- А чье это лицо? - сказала она. - Как будто знакомое.
- Мое, - сказал я и положил карандаш.
Никита громко сопел под одеялом".

В фабуле «Жажды» нет ничего необычного. Есть Костя – ветеран войны с обожжённым лицом. Сейчас он делает евроремонты, дичится людей, в перерывах между заказами пьет. У него есть три бывших сослуживца: Пашка и Генка, которые делали вместе бизнес и кто-то из них кинул другого на бабки, и Сергей, у которого «после дембеля все как-то не так случилось» – теперь он не работает, бродяжничает и периодически пропадает.
Еще у него, Кости, есть соседка Оля – мать-одиночка, которая периодически просит главного героя напугать ее сына, чтобы он лег спать. Есть мать с отчимом, с которыми Костя уже полгода не разговаривал. И… ну все. Память еще, если только. И водка, конечно.
Сюжет хаотично скачет по временам: случайное слово в настоящем цепляет важное воспоминание, а фраза из детства резонирует в реальности, но в итоге складывается цельная картина жизни паренька из Подольска, у которого отец ушел из семьи, а на его место водворился какой-то дядя Эдик; мать была занята своей трагедией, а единственного человека, проявившего к нему участие, Учителя (пусть и отчаянно пытающегося залить свою жажду стаканами водки), сын забрал к себе на Черное море.
Потом случились армия и война. Теперь мир Кости, обожженного и своим видом пугающего людей, схлопнулся до размеров квартиры (своей или ремонтируемой), а круг общения – до пяти человек. Но внутри у Кости много вопросов, ответы на которые он пытается выудить из мутной воды памяти, потому что пока не имеет сил идти вперед.
Иногда кажется, что время вокруг героя замерло и нужно какое-то заклинание, чтобы этот стеклянный шар разбился и время снова пошло. Другой вопрос, нужно ли Косте это.
И вот обратный отсчет наконец пошел: снова пропадает Серёга и три товарища грузятся в джип и отправляются его искать. Это прямо-таки экзистенциальное путешествие с посещением нынешней семьи отца, дракой с ментами и возвращением к внутреннему ребенку дарит герою если не освобождение, то его призрак. Не обойдется без русского комбо поисков: бога, отца и сына, во всех его вариациях. Как я и говорила, ничего необычного.
Что же заставляет читать дальше? Возможно, то, что на протяжении почти всей повести Костя молчит и слушает. К этому обычно сводятся все его разговоры с людьми: они пытаются Костю в чем-то убедить, что-то доказывают, а он молчит и слушает. Говорить начинает ближе к финалу, но не часто.
Зато его внутренний монолог не смолкает на протяжении всей повести (и это не только потому, что повествование от первого лица). И этому монологу веришь: он не срывается в патетику, не жалеет, не зовет, не плачет. И хотя грызет его беспощадное «Почему?» (именно «Почему?», а не богохульственное «За что?»), он то ли усилием воли, то ли из-за склада характера не позволяет ему определять себя как человека. Удивительно даже.
Не знаю, в какой мере помогло то, что Костя – художник. Еще в детстве Учитель объяснил ему, что художнику важно видеть и понимать людей. И Костя продолжает смотреть и видеть, даже когда перестает рисовать. А потом начинает видеть не только людей, но и мир, который они населяют. Учится расставаться с болью, с памятью, и с тем собой тоже, хоть немного.
В Сети бродит радиомоноспектакль по повести с Константином Хабенским во всех ролях. Все сошлось, короч, это надо слышать.

…Отдышалось немного…
И снова пошло.
гр. Сплин

Первое знакомство с рассказами Юрия Буйды у многих пробуждает в памяти образы главного произведения Габриэля Гарсии Маркеса – сонный Макондо, где быль и небыль связаны тугим узлом, и в этом сплетении живут, любят и умирают странные, несуразные и чаще всего остающиеся непонятыми при жизни и после смерти люди. Магический реализм, в жанре которого написаны «Сто лет одиночества» и к которому бесспорно тяготеет «Прусская невеста» – блюдо само по себе изысканное, а уж в антураже послевоенной Восточной Пруссии (если быть совсем точным - маленького провинциального городка Знаменск, бывшего Велау) – настоящий деликатес. Вот только не всем его вкус покажется приятным. Потому как рассказы Буйды – это симфония сладкого и горького, кислого и солёного. Это проза контрастов и гротеска, в которой Буйда запечатлел удивительно рельефный и многоплановый образ своей малой родины.

«Прусская невеста» - это рассказы о жителях Знаменска. Впрочем, первые рассказы сборника дают мало крупных планов, предоставляя читателю полюбоваться причудливой экспозиций. Именно здесь, в этих первых рассказах, присутствие магического реализма наиболее сильно. И с первых же строк прослеживается отношение автора к своей малой родине. Знаменск, в общих чертах сохранив обличье средневекового городка с булыжными мостовыми и домиками под черепичными крышами, оставался для своих жителей загадкой, terra incognita, которую только начали осваивать, приспосабливать под себя. Бывшая Восточная Пруссия образца 1950-60-х годов – по виду и по сути вся та же заграница. Сознание героев Буйды во многом мифологично, и для них новая родина представляется своего рода порубежьем между привычным и чужим, родным и инородным, между двумя крайностями, территорией зыбкого баланса противоположностей, невероятного соприкосновения полюсов. Это место, где возможно абсолютно всё – по законам мифа. Это город чудаков, юродивых, грешников, странников, одержимых, пьяниц, сподвижников. И здесь, как и в далёком Твин-Пиксе, многое – не то, чем кажется.

Рассказы – это своего рода портретная галерея горожан. Кажется, что портреты эти написаны приглушенными, землистыми красками. Но могли ли быть другой палитра в небогатой безнадежной провинции первых послевоенных десятилетий? Большинство жителей Знаменска – советские переселенцы, волею судеб занесенные в Восточную Пруссию вихрями войны и мира. Персонажи Буйды не просто подчеркнуто гротескны: вся их неказистая жизнь течет по законам карнавала. Мало у кого из них есть имена и фамилии, ведь у каждого в городе есть своё ёмкое прозвище или меткая кличка. При том именно этот причудливый «именослов» создаёт эффект правдоподобности и сопричастности, ведь так легко разглядеть частичку знакомого тебе с детства образа в этих диковатых, взбалмошных, но таких настоящих Кальсоныче, Граммофонихе, Буянихе, По Имени Лев, старухе Три Кошки, Кольке Урблюде, сестрах Маленькой и Масенькой и многих, многих других. Каждому из них посвящён один «сольный» рассказ, в остальных же историях сборника все они выступают второстепенными персонажами, сливаясь в пёструю карнавальную толпу. Вот только это не веселый латиноамериканский карнавал. Магический реализм Буйды замешан на грустной магии, если угодно, на водке и слезах.

Персонажи «Прусской невесты» - почти все, как один, неустроенные, изувеченные и отмеченные слабостью или пороком, в целом как будто малосимпатичные. Однако в этих персонажах – сермяжная правда, диковатая, но искренняя энергетика людей, чьи искалеченные судьбы переплелись в маленьком городке бывшей Восточной Пруссии. Буйда не гнушается обращаться к низменным сторонам жизни и поначалу даже может показаться, что он пытается всё и вся мазать чёрной краской. Но такова природа гротеска, где гипертрофированные черты нужны зачастую для того, чтобы на их фоне контрастнее просматривались другие грани образа. И поэтому на смену отторжению, даже брезгливости очень скоро приходит сопереживание этим людям с хромыми судьбами, которые всё равно находили в себе силы и для взбалмошного подвига, и для сумасбродного жеста, и для борьбы наперекор всему – даже зная наперед, что борьба эта без надежды на победу. Потому как почти каждый из рассказов заканчивается смертью, часто нелепой и глупой, почти всегда – до оторопи печальной. И нередко именно смерть становится венцом жизни персонажа, помогая остальным, наконец, осознать и понять, кем же тот был при жизни.

Череда смертей создаёт достаточно мрачный эмоциональный фон. Но смерть – не просто лёгкий способ сгустить краски. Умирающие герои – это, в сущности, ещё и очевидные напоминания неизбывной истины о том, что каждый из нас смертен и нет ничего вечного. Представляется, что смерть в «Прусской невесте» имеет ещё одно значение – самое важное. В конечном итоге, именно «родные могилки» делают землю своей. Неумелая любовь советских переселенцев к своей малой родине не была взаимной: Пруссия долго не принимала новых людей, те же, в свою очередь, просто не понимали её – ведь это была земля немецкая, читай – немая. Но любовь и смерть у Буйды – явления одного порядка, порой взаимозаменяемые. И то, что не удалось освоить любовью, освоили смертью. Персонажи Буйды находили не счастье, а долю – и волокли её, как тяжёлую ношу, до гробовой тоски. А потом сами становились землей. Той самой, которую новые поколения, родившиеся и выросшие в Калининградской области, уже могли с полным правом назвать своей.

Что-то не сложилось у меня с этой книгой.
Вот думаю - это именно с этой книгой или с Астафьевым в целом? До этого читала слушала одно его произведение, вроде бы и понравилось, но вместе с тем чего-то не хватало. А с этой книгой не сложилось совсем.
Начало понравилось: написано честно, и да, были и такие, кто не поднимался в атаку. Никакими силами было их не поднять. Да, очень часто это были не русские (хотя тут по западэнцам он проехался капитально, назвав их полуполяками и полумужчинами). Нет, это не значит, что не русские были трусы, было много героев разных национальностей, те же панфиловцы. Но тех, кто не вставал, частенько были не русские.
А вот дальше... все пошло не так.
Я понимаю, что жизнь была тяжелая. Очень тяжелая. Голодная и холодная. И да, Сталина Я не защищаю, натворил дел еще тех. Но у Астафьева выглядит так, что вот во всех бедах: в этом голоде и холоде виноват Сталин и коммунисты. И комиссары тоже. Такое ощущение, что раньше все жили хорошо, а вот коммунисты все разрушили. Но по рассказам бабушки знаю, что до революции даже "зажиточные" и работящие семьи временами жили голодно. И вся жизнь была тяжелая. И при каком другом строе автор бы взрослый получил бы образование и стал бы писателем?
Вот в каждой строчке чувствуется обида на ту жизнь. Да, она была тяжкой. Я бы даже, наверное, не выдержала бы вообще. Но почему у моей бабушки, перенесшей все это, потерявшей на войне всех братьев, не было этой озлобленности? Она тоже голодала, и, что еще хуже, голодали ее дети. Старшие дочки во время войны иногда не ходили в школу, потому что не могли встать от голода. И это в тылу, в Черноземье! Почему мой дядя, прошедший всю войну, имеющий два ордена Красного Знамени, не был вот так же озлоблен?
Эта книга не воспоминание, это - сплошная обида. Неприятно было читать.

700 лет здесь был немецкий Ordnung и шведский гранит на мостовых. А теперь Велау Восточной Пруссии называется Знаменск Калининградской области. В рассказах Юрия Буйды о Велау-Знаменске призрачно всё: улицы, дома, жители и всё настоящее. Невыразимо трагичные истории сменяются историями трепетных отношений. Герои предстают в разных ситуациях и кочуют из рассказа в рассказ, чтобы показать свою версию или свою сущность.

Героям рассказов неизвестно сколько лет. Городские сумасшедшие и пьяницы,бравые герои войны и нежные юницы, люди с ограниченными возможностями и бой-бабы населяют книгу. И телевизор из моего детства: так-же соседи приходили со своими табуретками просто посмотреть новости. Это наше прошлое и наша реальность. Под пером автора городские легенды обретают живую плоть, советские переселенцы внесли новую кровь, немая земля научилась понимать и принимать.

Читать было страшно. И весело. До слёз печально, тдо тахикардии от гнева. И грустно и оптимистично.

По мне, так этот рассказ идеально подойдёт для издания на Западе для тех, особенно для тех, кто мыслит о России стереотипами, потому что в книге очень любопытная первая сцена. Главный герой загружает холодильник водкой. Только водкой, больше в холодильнике ничего нет. И водки так много, что вся в холодильник не помещается и он начинает расставлять везде, где только видит. Да и зачем прятать, если в скором времени он начнёт её планомерно уничтожать, и начнётся не просто запой, А ЗАПОИЩЕ! И после такой открывающей сцены ты понимаешь, что в этом рассказе не будет ничего весёлого или радостного, одна только грусть, тоска, вымотанные нервы и вывернутая наизнанку душа.

Возникает логичный вопрос – а зачем Константин – главный герой – так много пьёт? Может он запойный алкаш без надежды на исправление? Да нет, у него есть работа, он занимается ремонтом домов и неплохо зарабатывает. Может у него нет друзей, близких, семьи? Да нет, вроде есть, хотя отношения между всеми натянутые, как струны у гитары. И вот это уже серьёзная причина чтобы запить, тем более, что мать живёт с каким-то дядей, отец давно оставил их, обзавёлся хорошей работой и новой семьей, а друзья поссорились из-за того, что не поделили какие-то деньги. А ещё соседка просит Костю попугать её ребенка, чтобы тот слушался, иначе Костя заберёт его с собой. Это всё потому, что будучи на войне в Чечне в их БТР попала граната, взорвалась, Костя выжил, но вот лицо у него осталось обожженное, таким только детей пугать, на нормальную жизнь рассчитывать не стоит с такой внешностью. А ведь он талантливый художник и один человек в детстве заметил у него этот дар и пробовал развивать его, подсказывал что-то, направлял в нужное русло, но при этом иногда кричал и много, очень много пил водку. Потому что его мучила какая-то жажда. Костя не понимал, какая, но когда вернулся с войны его начала мучить такая же жажда.

Всё повествование мы будем прыгать во времени – в детство Кости в не самый счастливой разваливающейся семье; во время службы в армии, которая оставила у Кости след как на лице, так и на душе; в настоящее, в этот бардак где все вокруг друг на друга затаили обиды и злобы. Причём, эти временные прыжки не будут отделены друг от друга, порою даже в одном абзаце мы будем переходить из одного времени в другое. И это всё не путано и понятно и мы таким образом понимает, что творится на душе у главного героя, какие болезненные отрывки из предыдущей жизни постоянно прокручиваются у него в голове и как сильно влияют на настоящую жизнь. Он вместе с товарищами вернулся с войны, но она их не оставила, сломала и сделала их совсем другими и они как бы стали непригодны для нормальной жизни. Да ещё и друг на друга обижаются из-за всяких мелочей.

Очень сложная и выматывающая книга, которая оставляет неприятный осадок на душе и от неё становится очень тоскливо. И очень жалко, что атк много событий и так много важных тем поднято в этом небольшом рассказе, всего этого хватило бы на большой и толстый роман. Но автор не превратил всё это в депреиссивно-пессимистичный тупик, а оставил хоть какую-то надежду на лучшее.

Замечательно, когда находишь занятие себе по душе, когда работа не превращается только в зарабатывание денег. Ведь грустно тратить большую часть времени и не получать удовлетворения от результата. И как знать, скольких талантливых врачей, учителей, архитекторов, список можно продолжать до бесконечности, лишился мир, потому что во время не поняли на что стоит обратить внимание. Человек, способный увидеть в обычном мальчике заложенный талант, может стать очень и очень могущественным... А еще изредка встречаются люди с необычайными способностями, кто-то может предсказывать будущее, кто-то чувствует опасность, кто-то распознает самую малейшую ложь (пожалуй, самая незавидная участь) и т.д. Они стараются держаться вместе, пытаясь вписаться в окружающий мир и особо не выделяться, ведь как знать, кто и в каких целях захочет воспользоваться необычным талантом, но иногда обстоятельства складываются так, что даже самый влиятельный человек остается перед ними бессильным.

Может ли достигнутая цель оправдать способы ее достижения? Даже если в основу были заложены вполне себе благородные мотивы? Кто вообще может решать за другого как ему жить, что нужно на самом деле? Скажет ли спасибо человек, что его выдернули из обычной спокойной жизни, даже доказав, что он достоин большего? Много, очень много вопросов в книге, и далеко не на все есть однозначные ответы.

«Придут немцы, — говорилось в услышанной здесь притче, — будут грабить и устанавливать демократию; придут москали — будут пить и …ть беспощадно. Так я советую паньству, — наставлял свой приход опытный пастырь, — не отказывать москалям, иначе спалят, но делать это с гонором — через ж...у». Так они и поступают до сих пор — все у них идет через, зато с гонором.

Ежели кто не понял "у них" - это у поляков, ну так мы их такими и до сих пор знаем. Мда, хотелось чуток в их огород камушек кинуть, так перечитала еще раз - и не в их огород, конечно, тот камушек, а прямиком в наш, да булыжничек. А против правды и крыть ведь нечем.

Кстати, та цитата с кучей многоточий, оказалась самой деликатной по той простой причине, что далее оказалось все веселее и веселее, начиная с того развеселого машиниста-поляка, что такие обороты вворачивал, ей же ей. А уж тыловые... эээ, ну не важно кто, вот там на них и пробу-то ставить негде, и за словцом соленым в карман не полезут.

Ну это все внешнее, а за ним - все, чем грешна и обижена наша земля, на которой мы имели счастье (надеюсь) родиться. Все несообразие и безобразие, что творилось всегда у нас - по необразованности ли, неорганизованности, а то по бедности или злому умыслу, по дурости да.. да по мало ли чему! И вот все это раздолбайство вываливается в санитарных поездах, а еще пуще в санраспределителях, и заметьте - тогда, когда вовсю идет война.

Да не всегда, не на каждом шагу такое, бывает и всяко разно, особенно в поезде, что чешет и чешет, где - как же им не быть - и медсестры, где и солдаты, и офицеры, и вот тут-то автор и оттягивается, тут-то он и дает себе волю позубоскалить, главное, есть над чем.

Увидев в одной из аннотаций к книге слова о том, как на самом деле сам Астафьев воспринимал "народного кумира" маршала Жукова, не придала им сильное значение. А зря. С одной стороны, госпитали, конечно, тоже военные объекты, и как же там не быть подписанным рукой Жукова приказам-указам, где постоянно повторялось "усилить", "растрел", "бороться", "трибунал". Но боже ж ты мой, там ведь лежат люди, которые уже отдали часть себя в сражениях и битвах за свою страну - кто руку, кто ногу, кто попросту крови своей не пожалел, а он им тыкает своим "расстрелять", их уже расстреливали, только не свои, а немцы!

Это, наверное, то, от чего было ну совсем обидно! Помимо всего остального, что Астафьев так ядрено живописал. Столько всего увидел он в этих гнездилищах - так и просится сказать - "порока", и кроме того, что грустно становилось от всех этих описаний, но наш автор - фронтовик, прошедший и огонь, и воду, и медные трубы, так почему бы ему не покуражиться над нашей совковой действительностью?! Какая разница, где мы живем - в сороковых, семидесятых, 80-90-х. Или, кстати, сейчас. С развалом совка разве все закончилось? Мы и сейчас порой все там же. Но все ж про военные годы под рдеющим знаменем советской-совковой действительности - это слишком круто. Но...из песни слов не выкинуть.

А на самом деле книга не просто так называется "Веселый солдат". Много чего и с поддёвочкой, и как под его пером разоблачалось то, с чем ему приходилось сталкиваться, да порой перо-то ой, как злющее было! А недаром! Было за что.

Но не менее пострадало в наших глазах от его хваткости не только военная действительность, но и время послевоенное. Эх, а что ж там происходило во второй части! Оооо, вот когда он развернулся, оно и понятно, то он один-одинешенек мыкался-страдал по поездам санитарным, госпиталям и прочим богоугодным заведениям. Ну, собственно, по названию второй части можно уже догадаться, что на сей раз счастье ему привалило в лице его молодой супружницы, и понеслось...

Во-первых, поначалу сплошные приключения на одно известное место, и читать без смеха невозможно, даже если порой смех сквозь слезы. Зощенко, Аверченко и Гашек в одном флаконе. Трое по цене одного! Берите, не пожалеете! И потом уж и будни трудовые со всеми раскоряками, да и родственнички порой так пару поддадут, мало не покажется. Вот так и пеперемежается у Астафьева веселье с грустью, свадьбы с похоронами. Да если б только с похоронами! Жизнь-то не кончается, но порой так все уродливо выворачивается, что, да, уж как я пыхтела на то, что никак у него не получается не сдобрить матерком, но хоть так русский человек добрым матерком жизнь свою кручинушку да облегчит.