Истории

— Да ты просто не знаешь! Они там все в кино наврали! А он жив, жив — мне мама сказала! Такая книжка есть, и он там жив!
— А мне мама сказала, что он там тоже умер! Ну покажи, покажи, где он живой?

Две мои подружки, растрепанные, красные, в расстегнутых шубках, несмотря на мороз, спорят, еле сдерживаясь, чтоб не перейти на драку. Я стою в стороне и просто реву! Мне хочется встать на сторону той, которая уверяет, что Бим живой, но я не знаю правды!
Фильм добрая половина класса посмотрела еще вчера, в первый день проката, и сегодня в школу почти все пришли опухшие от слез. На переменке мы уже бегали в школьную библиотеку за книгой, но нам не дали —маленькие, мол, еще! На уговоры сказать, жив Бим в книге или умер, библиотекарша хмурилась и отправляла нас в класс, чтоб не отвлекали от работы.
И вот, мои подружки спорят, а я не знаю, что делать!

— А я попрошу сестру и она возьмет книгу. И я тебе покажу. Он — жив, а ты просто дура! И собаки у тебя нет! Дура!!! Не дружу с тобой больше!
Ксанка добавляет убийственный, по ее мнению, аргумент и гордо удаляется. Наташке нечего сказать. Нечего сказать и мне — у меня тоже нет собаки.

Через несколько дней Оксанка продемонстрировала нам книгу, где Бим... был жив! По крайней мере, в ней не было ничего сказано о том, что он умер. И сцен последних из фильма не было.
— Я же говорила: живой он!
Правда Оксанка почему-то не смотрит на нас и подозрительно шмыгает носом, да и голос у нее какой-то странный. Но мы так рады, что на это не обращаем внимания. Живой! Какие же они там, в кино, дураки — все переврали! Никто уже не помнит о ссоре, мы в обнимку ходим по школьному коридору и говорим, говорим, говорим о замечательном псе, который жив!

Только через пять лет, когда я увидела эту книгу в другой библиотеке и взяла ее почитать, узнала, что Ксюха просто выдрала две последние главы. Чтобы Бим остался живым.
Я ей не сказала об этом ни тогда, ни через много лет. Я ее поняла. Я тоже этого хотела.

Мне было лет семь, я думаю. Утром по телевизору показывают фильм. Про собаку. Про спаниеля. Про Бима.
-Мама, - говорю я, - он умрет?
-Нет, не умрет, не смотри, - ответила мама, засыпая.
Но сердце не обманешь.
Через год-полтора среди книг я обнаружила ее, зачем я ее прочитала?

Наш Бим был старше меня на один год. Бим, любимый Бим, красавец-спаниель, который ради того, чтобы защитить меня, однажды покусал за задницу какого-то мужика. Бим, который катал меня на санках, на мини-лыжах. Бим, чьих пузатых маленьких щенят я держала на руках. Бим, из чьей шерсти мне вязались теплые носки. Бим был бесконечно предан деду, который всегда возил Бима с собой - на переднем сиденье своей нивы. Бим был бесконечно предан маме и мне. Так, что, если бы мы встали с разных сторон и звали его к себе, он заскулил бы и метался между нами. Бим был со мной с самого детства. Я ясно помню голос деда, который по телефону говорил мне, что Бим умирает. Помню, как стоя у окна с трубкой в руке, замерла и ничего не могла сказать. А внутри все словно разрывалось. Помню, как мы с мамой плакали, а папа, невыносивший наших слез, говорил: "Ну что вы рыдаете, это же всего лишь собака". Нет, нет, нет. Это Бим.
Мне было двенадцать, Биму - на год больше.
Я никогда не перечитаю книгу и никогда не пересмотрю фильм.

UPD: Эта история рассказана не с целью заставить всех растрогаться и довести до слез.

- Ну что, Наташ, знала вот ты что на яблоне может быть грушевая ветка?
- Нет… Правда может?

Мы были в саду, было лето. В конце сада журчала река. Мелкая, мутноватая. Местами живая, местами с запрудами. Там плавали утки, было полно пескарей. Еще заливались лягушки и иногда рокотал насос, перекачивающий воду из реки для полива огорода. Дед подходил то к одному дереву, то к другому и неторопливо клал огрубевшую ладонь на ствол.
- Вот ветка сливы на абрикосе. Не веришь? Смотри - разная завязь. Вот сестра твоя любит биологию, будет как и я. Биологом. А может быть захочет быть ветеринаром. Выбери дерево себе, сама привьешь. Обязательно слушай его рукой. Ствол должен быть теплым, в нем должна быть жизнь, должен быть ток.
- Вот это. - трогаю как и дед ладонью теплый, гладкий ствол.
- Это айва. Ишь какая… Ну, попробуем.
Оказалось, это совсем не сложно - прививать одну культуру к другой. Самое сложное почувствовать ток ладонью, проще если прислониться щекой к стволу. Где теперь моя айва с яблочным привоем из крестообразного ороговевшего шрама на гладком стволе, похожим на губы? Как объясняет новый владелец наличие странных деревьев в своем саду? Заметил ли их вообще?

Станичный дом с садом был продан и бабушка с дедушкой поселились рядом с нами. В городе. Деду было скучно. Периодически, вокруг дома появлялись саженцы с необычной формой яблок, то грядка помидоров с кожей как у персика.

У меня была самка попугая. Желтого цвета и судя по ее шершавому клюву и тихому нраву, дамой она была в летах. Звали ее Клотильда. Я учила ее говорить, но тщетно. Жила она в небольшой клетке, казалось, что ей совершенно не нужно внимание. Были у меня и аквариумные рыбы. Самые разные. Когда дед поселился с нами по соседству, все мое хозяйство он изучил и раскритиковал. Клетка у Клотильды мала. Негоже курочке без петуха. Аквариума всего два. Некоторые популяции враждебны друг другу, одной не подходит круглый аквариум, другой необходима более теплая вода. Дед выдал мне десять рублей на новый большой аквариум и велел купить новых рыб. Обязал ходить каждую субботу на рынок за живым червем для рыб. Черно-белых скалярий называл немецкими бомбардировщиками, заворожено наблюдал за ними часами, измерял температуру воды, давал денег на пополнение их семьи и тщетно пытался добиться от них потомства. В круглом аквариуме у нас плавали «поросята» - золотые рыбки.

Однажды, несколько дней шел очень сильный дождь. А потом было несильное землетрясение. Никто не пострадал, кроме огромного жилого массива, в котором мы жили, дома полопались как перезревшие плоды и буквально сползли по склонам. Местность была гористой. Наши дома остались целы. Людей эвакуировали. Они радовались, потому что власти города выделили для расселения несколько многоэтажных домов в спальном микрорайоне города. Почему-то они считали, что жить в квартирах лучше, чем в своих домах. Эвакуация была радостной. Потом, несколько месяцев кряду они возвращались на грузовых машинах и вывозили свое добро. На нашей улице уцелело всего пять домов, в том числе наши, в которых остались жить люди. Остальные поврежденные дома нескольких кварталов были снесены бульдозером.
Но сады не тронули. Через пару лет, без должного ухода сады превратились в плодовые леса. Трава с человеческий рост, там где дорожки были мощенными образовались туннели. Бурным белым и розовым цвели сады весной, жужание пчел было таким, будто мы жили по соседству с пасечным производством. Весенние луковичные цветы как метки на карте выдавали места бывших палисадников. Летом гнулись до земли ветки с килограмами абрикосов, слив, яблок и груш. От осеннего ветра шумно сыпались орехи… Люди редко появлялись там. Это были только наши, с дедом, дикие владения с плодовыми деревьями, в которых мы хозяйничали. Появилось много белок и соек. Дерзкие и любопытные, вечные конкуренты, они бывало дрались и шумно перекрикивали друг друга. Дед периодически выходил на поиски стоящих саженцев, семян.

Но один раз он пришел совершенно с необычным трофеем. В несколько заходов он принес эмалированные решетки, которые раньше были полочками для чьих-то холодильников. Я не сразу поняла, зачем они ему. Он смастерил из них огромную клетку для Клотильды, которой суждено было переехать и выйти замуж за Гошу, которого мы купили вместе с дедом на птичьем рынке. Вообще в клетке запросто могла бы поместиться пара страусов. Занимала она половину гостиной в их доме в холодное время года, а летом она демонтировалась и собиралась заново во дворе. В месте без сквозняков, в углу, между забором и домом. Не знаю чем кормил их дед… Дело в том, что очень скоро клетка, способная вместить страусов стала если не тесной, то не пустой точно. Применив методы, проверенные на птицефабрике, дед добился, что Клотильда несла по одному яйцу в неделю. Клотильда - не курица, на яйцах сидеть не хотела. Дед придумал инкубатор. Сначала были птенцы с торчащими пеньками, вместо перьев. Потом они превращались в ярких попугаев. Потом нести яйца стали остальные самки. Потом третье поколение. В неделю было порядка десяти яиц. Люди, имеющие кошек и позволяющие им рожать котят, знают что это такое - пристраивать потомство. Когда мы сбились со счета сколько у нас попугаев, когда раздали всем желающим по паре птичек, когда в доме стало невозможно ни разговаривать, ни спать из-за горластости наших питомцев, дед вздохнув, перестал собирать яйца и складывать их в инкубатор…

Сегодня, когда я бываю в городе, где прошла часть моего детства, всегда стараюсь выбрать длинную дорогу, которая не по пути туда, куда мне надо. Я стараюсь проехать мимо ботанического сада, который сажал мой дед со своими учениками после войны. Которым очень гордился. Он мечтал, что бы кто-то из детей или внучек пошел по его стопам. Искал в каждом из нас тот самый ток. Прививал ее. «Расшатывал наследственную основу» в нас с целью усиления корней и красоты кроны. Его сын, младший брат моего отца, как две капли воды похожий на деда, пошел по его стопам. Он уже профессор и работает в сельскохозяйственной науке. Как и дед, хоть дед и не был профессором. И даже улыбается как он. А я… Проращиваю семена от тайских арбузов и высаживаю их в чернозем. Выращиваю финики, манго и лимоны из косточек. Растут. Это все он, его токи. Я знаю.

Я уже рассказывала эту трагическую историю - и не перестану. Она о том - как у меня в школьные годы между хорошими учителями литературы затесался плохой - в девятом классе. Когда на прочтение Михаил Салтыков-Щедрин - История одного города нам дали 4 дня - и погнали сразу дальше. Зато - мы месяц сидели на Валентин Распутин - Прощание с Матёрой . Серьезно - у нас было прилично уроков литературы, и целый месяц очередной урок - опять "Прощание с Матёрой". Приходишь - "Прощание с Матёрой". Вот что можно месяц разбирать в произведении??? Складывалось такое ощущение, что учительница просто забывала, что мы уже высосали это несчастное "Прощание..." до костного мозга - и начинали по новой...
Книгой можно хорошо так задолбать - если долбать ей долго и упорно. Признаться на духу - я книгу просто возненавидела! Это было невыносимо - даже слышать это "Сегодня у нас... "Прощание с Матёрой" (и класс добавлял - "опять"). И не помню даже, что мы с ней делали - просто с тех пор, услышав название "Прощание с Матёрой" - у меня начиналась крапивница и трясучка(
Взрослым умом я понимаю - что ни книга, ни автор такого не заслужили. Поэтому с удовольствием и всей ответственностью приняла совет - дабы автора реабилитировать. И шалость удалась - о своих ощущениях расскажу в отзыве.
Я это о том, что у всех нас - разное отношение к "книгам из школьной программы". Кто-то ей наслаждался, кого-то даже ей откровенно мучали. И довольно много книг - вообще не совсем понятно, как попали в программу и возраст. Я из-за внеклассных занятий возненавидела Пелевина - очень рано было бить Виктор Пелевин - Жизнь насекомых по моей нежной 17-летней психике. И, может, не стоит ставить крест на книге или авторе, если - им перекормили в школе. Я вообще не люблю этот школьный подход - "высасывание книжного мозга и поиск синих занавесок". Может, стоит преодолеть предубеждение и вернуться в более осознанном возрасте - у меня с Распутиным получилось)

Во второй раз замечаю у себя проблемы с предвзятым отношением к литературным произведениям, экранизации которых я увидел значительно раньше, чем прочитал сами тексты. Долго не хотел знакомиться с «Пролетая над гнездом кукушки» Кена Кизи. Почему-то считал, что давным давно виденная замечательная экранизация Милоша Формана(1975г.) с гениальным Джеком Николсоном позволяет мне думать, что этого достаточно. Прочитав не так давно книгу, я понял, что очень серьёзно ошибался. Для меня произведение Кена Кизи оказалось значительно более сильным по сравнению с оскароносным фильмом Формана.
И вот «Белый Бим Черное ухо» Троепольского. Опять та же ситуация. Не хочу умалить достоинства одноименного кинофильма Станислава Ростоцкого (1976г.), даже получившего номинацию на Оскар в 1979 году в категории «Лучший фильм на иностранном языке». Но теперь, прочитав саму первооснову, понял, как много упущено в сценарии смыслов и подробностей, заслуживающих самого пристального внимания. Лишний раз убедился, что невозможно перенести замечательное литературное произведение на киноязык без потерь. И повесть невелика, а настолько много автором заложено в неё, что в этот раз я убедился, как много терял, не прочитав её.
Самое смешное, что в последнее время стал замечать, что новые книги, прочитанные в последнее время, которые переносятся на экран, особенно, те, что запали в душу, запускают во мне обратный процесс по сравнению с прошлой жизнью. Я не хочу смотреть экранизации по ним, ни то чтобы боясь разочароваться, а, понимая, что моё самостоятельное внутреннее представление об этих книгах, можно сказать, фильмы, снятые самим собой в воображении при проживании событий, описанных в них, позволяют мне считать их эталонными для самого себя. Вот такое самообольщение… Хотя доля истины в этом есть. Моему воображению не требуются огромные бюджеты и гениальные актёры для воплощения самых смелых фантазий в экранные образцы. Особенно, когда литературная основа настолько будоражит мысли, что угнаться за творческим самовыражением своего мозга невозможно. Разве что – во сне?..
Если раньше у меня кино опережало чтение, то теперь литература впереди кинопостановок.

Сашка с трудом продрал глаза, шатаясь и задевая предметы, направился к входной двери, где уже пару минут надрывался звонок.
- Володей? - не было пределу Сашкиному удивлению. Чего это он заявился, мог бы и сообщение прислать.

Группировка по сути таковою и не являлась. Знаете, как это пугающе и часто нарочито надуманно звучит типа "неформалы" или даже "банда". Так, собирались на своем районе пацаны - поговорить, поиграть в футбол или что другое, чем-то полезным обменяться. Вместе и интереснее, и отпор кому-то дать в наше нелегкое время всегда проще. Все, конечно, знали, что в городе им давно дали имя, назвав их в честь улицы, на которой они жили и считали группировкой. Сами же пацаны к этому имени прибегали нечасто. Иногда лишь для краткости, тем более, что никого все это особенно не беспокоило. Мало ли кого как за глаза называют.

Группировка, если ее все же так обозначить, не была и этнической. Само собой вышло, что немногочисленные друзья других национальностей, жившие по соседству, со временем куда-то уехали - служить или учиться, хотя и чаще всего - с родителями в другой регион на постоянное место жительства. Оно и понятно, никому не запрещено искать лучшей жизни, дела в республике шли не ахти, может даже кого-то и вытесняли на национальной почве. Только об этом никто не слышал, имело это какой-то мелко-бытовой характер и чтобы подвести под этим политическую черту, нужно было быть сказочником не хуже Вильгельма Гауфа. А потому, Сашка как-то очень удивился, когда на одном из национальных форумов в интернете обнаружил неоднозначную трактовку вышеозначенного процесса - дескать, из республики потихоньку гонят инородцев. Не замечал он подобного. Все, кого он знал, уехали по своим, объективным причинам. Формулировка же "национальный форум" Сашке не нравилась. Несло от этого чем-то средневековым. Подобные форумы о национальностях, а не для национальностей. То есть, они для всех, кто темой владеет. По сути, тема была очень актуальной, поэтому когда Володей, пацан сильный и упрямый, прямо с порога объявил, что сегодня в 23.00 общий сбор, Сашка не очень удивился. Подумал только про себя: "Началось".

- Так ты рассылку сделать не мог? Охота тебе по домам таскаться? - обеспокоенный Сашка не подавал виду и продолжал зевать во всю ширину лица.
- Нет. Дело серьезное. До каждого нужно донести. - Володей как будто заранее знал эту фразу. Проговорив ее, он нехорошо зыркнул на Сашку из-под густых бровей. Оно и понятно, если бы мог, то не стал бы демонстрировать, что кроме Сашки был еще у кого-то.
- А что случилось-то, Володей?
- Все вечером. Я пошел.
Дверь хлопнула за Володеем и Сашка остался наедине со своими мыслями. Володей жил в соседнем доме и, если он начал обходить пацанов против часовой стрелки, то к Сашке пришел к первому. "Нет", - решил Сашка. Здесь дело даже не в часовой стрелке. Приходил к нему Володей к последнему. Специально, чтобы опыт подобного разговора приобрести, чтобы загодя послушать - что скажут пацаны обо всем об этом. Потому и сказал мало. Придя к такому выводу, Сашка взялся за телефон. Обзванивать пацанов он начал тоже по часовой стрелке, чтобы постепенно во времени двигаться вслед за Володеем.

Картина прояснилась уже минут через двадцать и Сашка задумался. Володей прислушивался к Сашке. Конечно, не показывал этого, подтрунивал над ним, даже насмешничал иногда, но всегда замолкал, когда Сашка начинал говорить, глаза становились задумчивыми, было видно, что задевают за живое его Сашкины слова. Сашка об этом знал, поэтому нападки Володея всерьез не воспринимал. Понимал, что для поддержания имиджа они, не больше. Нельзя тупо воспринимать слова человеческие. Понять желательно принцип построения мышления, логику выводов и причинность основополагающего. Слишком нудные слова, но как еще выразиться?

Бить кого-то по национальному признаку, даже может убивать? В голове сразу всплыли все давешние разговоры с Володеем. Сашкина бабушка была иной национальности и в обычные дни ему всегда на это пеняли. Володей говорил, что поэтому Сашка гнет интернациональную линию, кичится своей толерантностью и называл его "потенциальным манкуртом". Уедет Сашка в город учиться и забудет о своей национальности.

Постоянно употребляемый среди пацанов термин "манкурт" давно стал обыденным. Читал Сашка "Легенду о Манкурте" Чингиза Айтматова, удивляясь плоскому и поверхностному толкованию этого понятия среди пацанов, хотел он до всего своим умом дойти. Никто Айтматова не читал, зато незнакомое слово затвердили накрепко, постоянно повторяя "манкурт" да "манкурт". Сашке всегда объясняли, что манкуртами становятся те, кто предал свой народ. Почитав Айтматова, Сашка пришел к иному выводу. Манкурт - безголовое существо, которое тупо исполняет все, что ему скажет хозяин. Кто же в данном случае манкурт?

А еще в "Буранном полустанке", частью которого являлась "Легенда о манкурте" очень к месту упоминались инопланетяне, взирающие на землян как на идиотов с их междоусобицами. Чепухой занимаются люди, перетягивая одеяло друг с друга, возней мышиной. Если тратить на это время, то жизнь становится бессмысленной.
Бить людей других национальностей, даже может убивать? Как же потом бабушке в глаза смотреть? Друзьям, соседям, наконец, как же Достоевский? Впрочем, любимый Сашкин автор сам позволял себе националистические высказывания. Но это совсем не принижало великого писателя в Сашкиных глазах. Наоборот, придавало Федору Михайловичу образ человека своего, с недостатками и возможными промахами. Думал он об этом, нельзя об этом не думать. Всех сие касается. Кто лицемерно или по недомыслию думает, что свободен он национальных шор, тот реально заблуждается. Сразу вспоминается "Космополит в кафе" О`Генри, где герой долго говорит о свободе и предрассудках, без оглядки кинувшись в драку в самом конце, когда кто-то дурно отозвался о его родном городе.

Все это не раз обсуждалось, обросло бесконечными спорами, но сейчас длинной вереницей тянулось в Сашкиной памяти, когда он вечером шел на сбор. На месте был уже Володей и несколько его близких. Больше никого не было. Володей не повернул головы в сторону Сашки. Его высокомерная поза говорила сама за себя, немного повернутая в сторону голова скрывала злобную усмешку.

- Ты один? - посмотрел он наконец на Сашку. - Остальные где? Зассали?
- Никто не придет, Володей. Ты сам это знаешь.
- Что я должен знать? Не понимаю я, они о нас ноги вытирают, а мы терпеть должны?? Ты, Сашка, терпила? Нам здесь жить. Ты поступишь летом учиться, а пацаны здесь останутся. Да и не факт, что ты обязательно поступишь. Дворы пойдешь мести в большом городе.
- Меня не город привлекает, а образование. Поступлю - не поступлю - дело не в этом.
- В чем же дело?
Вопрос Володея прозвучал и видно было, что жалеет он о нем. Нужно было промолчать, нахмуриться, выдержать паузу.
- Ты мне тоже предлагаешь очки нацепить и учебниками обложиться?
- Не твое это, Володей. Сам знаешь. Шел бы снова на рукопашный бой. Получалось же раньше.
- Одно другому не мешает.
- Ты и не мешай. Мысли злые с делами неадекватными.
- Ладно, бесполезно разговаривать, - зло сощурился Володей, вспомнив о том, что он здесь парень центровой. - Иди, сам решу.

Шел Сашка и думал о том, что разум, только разум отличает человека, именно он по-настоящему ценен. Нет у разума национальности, так же, как нет ее и у глупости. Дома бормотал телевизор. Бабушка смотрела какую-то очередную черно-белую чепуху советского времени. Ей нравилось. Главный герой на экране блестел своими правильными чертами лица и очень нарочито картинно повторял: "Изменился теперь народ советский. Он теперь политически грамотный". Сашка улыбнулся.

Сейчас немного смешно вспоминать об этом, но что уж тут – было дело.

«Тучку золотую» мы читали в шестом классе по внеклассному чтению. К тому времени наша учительница по литературе, дай ей бог здоровья, уже успела приобщить класс (ну или большую его часть) к классике советской литературы. «Улица младшего сына», «Четвертая высота», «Повесть о Зое и Шуре», «Кортик»… Мы зачитывались этими книгами, хотя, как выяснилось потом, по программе не должны были видеть их вовсе. И вот – новое задание, за которое мы взялись с энтузиазмом. Потому что, во-первых, «Ночевала тучка золотая…» - это же въевшееся в память с детства любимое стихотворение! А, во-вторых, очередная замечательная книга!

Вот как нам думалось. И как-то так получилось, что моя лучшая подружка прочитала книгу первой (обычно бывало иначе). Позвонила мне и говорит каким-то странным голосом:
- «Тучку» дочитала?
Я призналась, что нет. Все тем же странным тоном мне велели дочитать поскорее. И вскоре я поняла, отчего была эта странность в голосе.

Поразительно, но весь класс с удивительным единодушием пришел на следующий урок литературы с четким намерением скандалить. И едва дверь за учительницей закрылась, на нее обрушилась целая волна чисто родительских упреков (хотя сами родители ни сном ни духом) из уст шестиклассников. Как, вопрошали мы, как это можно давать читать ДЕТЯМ?

Учительница не поняла, в чем дело. Я встала и зачитала отрывок, где Колька находит Сашку. Голос срывался – то ли от возмущения, то ли просто от шока. В ответ на это прочувственное чтение учительница резко заявила, что це есть литературное произведение, которое должен прочесть каждый. Но класс продолжал неистовствовать. Прочесть – пожалуйста! Но неужели нельзя было перенести это на попозже?

Сейчас, вспоминая это, я, признаться, удивляюсь нашей реакции. Слабонервным или излишне впечатлительным класс не был. Но все же это был первый раз, когда в книгах, всегда светившихся для нас образцом светлоты и уклончивости в тех местах, где речь идет о жестокости, появилось такое вот, ничем не прикрытое, душераздирающее описание.

Мне очень хотелось бы переосмыслить все это, и, я знаю, мне нужно перечитать это произведение, чтобы посмотреть на него другим взглядом. Но, честно говоря, мне тяжело себя заставить. Несмотря на все доводы разума, эта книга так и осталась для меня помесью багровых и черных цветов, разлитых по мрачным страницам. Книга одного момента - пугающего и жуткого...

В классе седьмом нам задали по литературе для внеклассного чтения эту книгу. Почему-то в программе этого произведения у нас не было, но учительница, конечно, хотела чтобы мы ее прочли. И я как прилежный ученик начала ее читать. Добралась почти до середины и тут мне на глаза попались две магнитофонные кассеты с фильмом. И я как глупый ребенок посмотрела их. Хорошо помню, что была одна в квартире, когда смотрела и как у очень впечатлительного человека в конце болело сердце. Сначала плакала, задыхаясь, потом просто чуть ли не выла.

Но я как прилежный ученик должна ПРОЧИТАТЬ книгу, а не посмотреть фильм. Но когда я открывала ее, начинала читать, а там все еще пока более менее хорошо, я не могла сдержать слез. В конце концов мои домашние запретили ее читать (хотя ее просто не могла читать, так как буквы расплывались перед глазами). Поэтому эта книга, как брошенный ребенок - камень висящий на моей совести. Я почему-то не могу не дочитывать книги до конца, даже если не нравится - добью. И я помню все свои недочитанные книги, их не так уж и много. Но надеюсь, что когда-нибудь я наберусь мужества и смогу пройти через эту историю снова.

P.S. Когда мне говорят, что нет печальней фильма, чем "Хатико: самый верный друг" (а таких среди ровесников не мало), я просто отвечаю: "Вы, значит, никогда не смотрели "Белый Бим Черное ухо"".

Невероятно, но факт - из-за этой книги я в далеком январе 2001-го года завалила экзамен по органической химии.
Надо же было такоему случиться, что, перебирая под Старый Новый год книжные завалы в коридоре, я нашла два выпуска "Роман-газеты" с "Белыми одеждами". На мой вопрос "а что сие такое?" папа неосмотрительно ответил, мол, про вас, биологов. И вот я, вместо того, чтобы готовиться к экзамену, не отрываясь, читала книгу, а, дочитав, принялась тут же перечитывать.
Ну ничего, химию я потом пересдала, а книга стала одной из любимых)

Его звали Билл, но мы звали его Билли, Биличка, Билька. Он был наш дворовый пес, желто-серого окраса, с грубой толстой шерстью, с коричневым носом и карими глазами. Он не знал никаких команд и не был благородных кровей, но, уж поверьте, нас мало тогда волновали его родословные. Он спал в подъезде у моих дверей, на брошенной кем-то старой шубе, когда еще не было кодовых замков, а соседи еще умели сострадать. Его не гнали, а даже ставили миску с водой, и еще одну, в которую мы всем двором тащили котлеты и сосиски, которые не съедали за обедом, хранили для него.

Он прожил с нами все это длинное, солнечное, заполненное событиями лето. Был непременным товарищем во всех наших играх и забавах. Наши мамы настолько привыкли к нему, что даже были рады: «Когда он рядом, нам за вас как-то спокойнее», говорили они. Потом я уехала в лагерь. А когда вернулась, он по-прежнему был здесь. Узнал. Прыгал так, что свалил меня с ног прямо в зеленую сырую утреннюю траву, облизал все лицо. Вот оно, счастье!
Наступила осень. Мы стали думать, как Биличка перезимует, нашли еще одну старую шубу, постелили ему в подъезде, чтобы ему спалось теплее. Вот в этих-то двух шубах мы и хоронили его.

Осенью умерла бабушка, и я уехала на похороны. В поезде думала о том, как там мой пес. Вернулась, сказали: вон он там, лежит. Задушенный. Слышали однажды ночью собачий визг.
Умерла бабушка. Но оплакивала я своего друга, своего верного пса. Долго жила с чувством вины, что оставила его тогда, как будто бросила, как будто предала. Выцарапала на подоконнике, гвоздем по белой краске, пять больших букв, смотрела на них и плакала.

Мы положили его в землю на стройке. Таких «замороженных» строек тогда было много. Кирпичная недостроенная коробка под гаражи. Вбили палку с перекладиной, на перекладине написали: «Я так любил вас и верил вам, люди. Почему вы так жестоки?».
Палка регулярно пропадала, мы вновь находили ее и втыкали. Это была настоящая война. Того человека, который убирал палку, уже давно нет в живых. Она ушла нехорошо, осталась совершенно одна, не могла выйти из квартиры, стояла на балконе и просила у людей дать ей кусочек хлеба. Мы жалели ее, пытались ей забросить на третий этаж буханки черного. Когда мы сидели там, у могилки нашего пса, и плакали, она грозила нам кулаками из окна и осыпала проклятиями. Наверное, ее руками его и не стало той осенью.

Мы приходили, садились на каменные плиты и оплакивали свое неумение тогда его защитить, свою детскую беспечность. Ведь можно было взять его домой или постараться найти для него хозяина. Это длилось осень, зиму и весну. А потом – перестали вести свою войну против жестокости и равнодушия взрослых. Наверное, тогда мы повзрослели.

Было следующее лето, и был еще пес, Бим. Был Данька, щенок. Были другие, уже безымянные. Они уходили быстро и безболезненно. Я даже не желала знать, куда и как.

Когда я стала сама зарабатывать деньги, я взяла с улицы собаку и кошку. И приучила себя к мысли, что всем не поможешь, всех не обогреешь. И даже могу почти со спокойным сердцем пройти мимо неуклюжего толстолапого щенка, который нет-нет да и появится возле магазина, начнет приставать к прохожим, искренне отвечая на ласку и теплое слово своим маленьким и уже поджатым хвостиком. Прохожу мимо него и верю, хочу верить, что все-таки какой-нибудь малыш притащит это чудо домой, уговорит маму оставить его, станет для него Другом и Хозяином.

Стройку достроили, каменные плиты увезли. Надпись на подоконнике закрасили. Но стереть из сердца вот эту детскую боль и обиду на взрослых очень трудно. Поэтому когда мой ребенок принесет в дом с улицы бездомного щенка, я, скорее всего, скажу ему: пусть живет!

Я сама из семьи собачников, считаю собак лучшими друзьями, в целом очень даже разделяю и понимаю любовь Ивана Ивановича к Биму, потому что не представляю своей жизни (как теперешней, так и дальнейшей) без собак. Я повесть еще не дочитала, но конец помню с детства, благодаря фильму. Один момент меня расстроил в отношении хозяина к Биму, а именно:

«Конечно, Бим не понимал вины своего рождения, поскольку и щенкам не дано природой до появления на свет выбирать родителей. Биму просто не дано и думать об этом. Он жил себе и пока радовался.
Но хозяин-то беспокоился: дадут ли на Бима родословное свидетельство, которое закрепило бы его положение среди охотничьих собак, или он останется пожизненным изгоем?»

Прежде, чем перейти к выводам по поводу, хочу рассказать вам историю, главным героем которой будут не мои собачки, а дедушкина лайка — Май. Дедушка мой — охотник. У Мая была огромная охотничья перспектива, как и у Бима, его тренировали подобным образом, занимались и растили охотника. Он чистопородный, красивый, все как положено. Май был всеобщей гордостью, его старания и охотничий талант отмечали в компании. Во время очередной прогулки Май получил серьезную травму позвоночника. Позвоночник ему вправили, но с этих пор вся жизнь собаки должна была измениться — нагрузки Маю противопоказаны и чреваты тяжелейшими последствиями. Соотвественно блестящее будущее великого охотника для пса потеряно навсегда.

«Друзья все больше и больше понимали друг друга, любили и жили на равных — человек и собака.»

Понятное дело, что по истине крутой поворот судьбы шокировал и дедушку, и его питомца. Долгое время дедушка сетовал на то, что Май — не охотник больше, а пес просыпался по утрам, когда слышал, что сосед собирается на охоту, собаки чувствуют, это правда. Хоть будни и захлестывали обоих, но порой казалось, смириться с тем, что питомец — не охотник невозможно. Там, где Май начинал привыкать к новой жизни, хозяин все так же жалел о потерянном "бойце".

«Какое ему дело до того, кто он, его хозяин? Важно — он хороший и близкий.»

Мне иногда даже становилось жаль собаку, потому что, по моему мнению, пес — в первую очередь друг, в этом первоочередное предназначение животных, а не в чем-то другом, а тут нерадивая доля как будто затуманила остальные качества Мая. Я стала ждать. Ждать, когда же прийдет смирение, настоящее смирение, ведь вместе с ним дружба собаки должна была стать чем-то особенным. Ждать оставалось недолго. Сейчас дедушка хвалит Мая именно за то, какой он друг, насколько он искренен и как любит. Перемены свершились, а это главное, дедушка сам этому радуется. Ведь не в том счастье!:)

У нас в общем своя недраматичная история на сей счет. С нами живут две собачки. Породистый бордосский дог Ася, с хорошей родословной и параметрами. Нашу Аську все хотят забирать на выставки и подобные мероприятия, а для нас она — друг в первую очередь. Мы видели, как живут так называемые "выставочные" собаки: в жару, в клетках, ждут очереди выступлений. Жутковатое зрелище. Не хотелось ее видеть на этих подмостках, так и не попала на выставку, кажется, и без того счастливо живет. А второе чудо — Вольтик уже два года живет с нами, его мы выбирали по фотографии, привезли из другого города, его нам отдали за бесценок, почти даром, потому что он непонятной породы. Как видите, абсолютно разные показатели, но собаки одинаково залюбленные семьей.

Вот эти все родословные, чистокровность и прочие заморочки абсолютно ничего не значат! Почему для собак действительно неважно, кто их хозяин?! Это очень несправедливо, ведь животные нас любят бескорыстно, основываясь на отношение к себе т.е. фактически на внутренние качества конкретного человека. Люди же изначально природой ориентированы на определенную социальную лестницу — некий сборник качеств, поэтому мы и животных все чаще выбираем по моде: на определенную породу, на чистокровность, даже на то, чтобы животное соответствовало положению и т.д. Не низко ли это? Я думала, что дедушкин случай единичен и что он связан со стрессом от неоправданных ожиданий, а когда в книге коснулось того же, то осознала, что это, наверное, заложено в нас самих природой. Это несправедливо. Можно много говорить, но это в первую очередь несправедливо к животным, которые, может быть, не настолько умны, чтобы быть корыстными и еще умеют просто любить. А люди их подбирают по критериям, еще и ожидают от них достижений, тогда как они отдают своим хозяевам самое дорогое — свое сердце. Они всегда поймут, для собак дороже нас нет никого. Что еще нам надо? Я тоже не понимаю, как собаки до сих пор не разочаровались в людях и не понимаю, как можно сетовать, что судьба животного разрушена, если у него нет каких-то родословных документов, положения и чего-то еще. Хватит равнять по себе. Для собаки главное — любимые люди рядом, в этом их счастливое будущее и судьба, как показывает практика, к остальным перипетиям они привыкают.

«Ни одна собака в мире не считает обыкновенную преданность чем-то необычным.»

Вот все-таки литературную, художественную и философскую ценность книг можно определить по тому, насколько долго они держатся в памяти и какой отпечаток оставляют в душе. Подумала об этом сейчас, когда заполняла список прочитанных книг. Страшно подумать, эту книгу я прочла 20 лет назад. В 11-ом классе на зимние каникулы нам задали читать роман "И дольше века длится день..." ("Буранный полустанок"), на новый год мы поехали к бабушке в Волгоград. А поскольку бабушка была уже старенькая и все рано ложились спать, то читать приходилось не лежа, как я люблю, а ночами на кухне, с настольной лампой. И я до сих пор помню, как я сидела, скрючившись за столом, читала и не могла от оторваться, как меня поразила эта книга, такие далекие от меня герои - старики из заброшенного села в Средней Азии, но так неожиданно оказавшиеся близкими и родными; необычная композиция - переплетение историй и так органично встроенная в повествование легенда о манкуртах. Я не ожидала, что скучный советский автор из школьной программы вдруг окажется настолько интересным. До этого меня так поражали только романы Достоевского, который до сих пор любимый писатель.
А вот акунинские истории про Фандорина я читала всего лет десять назад, помню, было интересно, даже очень, но ничего не помню ни из сюжета, ни из композиции.

История не моя, ее рассказала мне моя бабушка.
Моя мама училась в старших классах, и уж не знаю, может тогда в школьной программе был Белый Бим, мама его прочитала.
Как большинство старшеклассниц того времени, мама ходила на танцы, а воспитанные молодые люди всегда заходили за понравившимися девушками,чтобы сопровождать их на "Бал".
Так вот, Белый Бим был прочитан перед балом...
Женишок явился в назначенный час с цветами, а мама даже не встретила его, она рыдала в комнате безутешными горючими слезами, не желая быть утешенной.
Бабушка так и объяснила парнишке "Она не может выйти, только что Белого Бима прочитала".
Жених видимо не был знаком с Бимом лично и ушел ни с чем.
Хочу заметить, больше он не был женишком и не приглашал маму на танцы)
И когда я не могла решиться читать это произведение, мама сказала "Читать обязательно! Если бы не Белый Бим, возможно я бы не встретила твоего папу, и не было б тебя."
..........................

Позвольте мне выдвинуть на этот конкурс историю любви, которая поразила меня до глубины души много лет назад. Её уже многие читали, но случая для конкурса не представлялось. Это история о любви музыканта к литературе.

История давняя. Было мне 14 лет, и тогда я ещё и слыхом не слыхивала об этой книге.

В музыкальной школе со мной учился одухотворённый и очень талантливый мальчик. Он ненавидел теоретические дисциплины, которые, впрочем, ему и не давались. Но когда дело доходило до игры на фортепиано, человек преображался. Он становился волшебником, многоруким индийским божеством. Он дышал музыкой, вбирал в себя каждую ноту, каждый аккорд, отдавая нам взамен всю свою душу. А ещё он очень любил книги, относился к ним бережно, с любовью. Но самой любимой Сашиной книгой был роман "И дольше века длится день..." Чингиза Айтматова. Он всегда носил его с собой, как талисман, а перед экзаменом, когда все ребята в сотый раз повторяли пассажи и вызубренные от корки до корки рэгтаймы и сонатины, доставал из сумки, открывал и читал. Как он мне потом рассказывал, перед экзаменами он перечитывал отрывок о белом облаке Чингисхана.

И вот однажды, после экзамена, мы со скрипачами и гитаристами собрались в большой классной комнате, чтобы отметить удачное окончание года тортом и газированными напитками. Всё шло как нельзя лучше. Мы шутили, пели, играли любимые произведения. И тут Саша, который на несколько минут отходил в дальний конец класса для того, чтобы взять из сумки фотоаппарат, опустился рядом со мной на стул. Он весь дрожал. Глаза были наполнены слезами. Сидящие рядом, заметив это, стали спрашивать Сашу, что случилось. Сначала он отнекивался, но потом, проглотив предательские слёзы, выдавил из себя тихо-тихо: "Сумка пустая".

"Обокрали???!!!"
"Что взяли???!!!"
"Настя, беги к Ларисе Петровне! Быстро!"
"Надо в милицию звонить!!!"

Психоделическая какофония распространилась по классу, но тут вошла преподаватель сольфеджио Лариса Петровна, чей класс мы оккупировали для празднества. Она принялась выяснять обстоятельства. А Саша всё сидел на стуле и глотал слёзы. Он не принимал участия в общем замешательстве, будто это вовсе и не касалось его. Лариса Петровна сказала, чтобы никто не выходил из класса, и подошла к Саше.

"Саша, что в сумке было?"
"Фотоаппарат, немного денег и...книга." (последнее слово вышло каким-то вымученным).
"Я сейчас позвоню в милицию. Не переживай, всё будет хорошо. Что же ты фотоаппарат оставил без присмотра? А?"
"Да какой там фотоаппарат! - Саша наконец поднял на учительницу распухшие, полные невыразимого горя глаза. - В сумке же АЙТМАТОВ был!"

Все повернулись к Саше с явным недоумением на лицах. По классу пробежал шепоток. Лариса Петровна покачала головой: "Ну ты даёшь! Да я тебе сама завтра на книжном рынке десяток таких же куплю! Нашёл из-за чего убиваться!" "Нет, ЭТА другая! Она ведь МОЯ". И опять опустил глаза. На Сашиной щеке появилась блестящая дорожка от прозрачной слезы. К нему неудобно было подойти, прикоснуться. Чем-то неведомым веяло от него и такого простого слова, сказанного им: "МОЯ".

В скором времени подошла наша хористка и директор. Таким образом, у меня появилась возможность, вытащить Сашу на свежий воздух, чтобы он немного пришёл в себя, под присмотром Ларисы Петровны, которая уже вызвала милицию. А остальных можно было оставить на попечение хористки и невозмутимого директора. Все мы подозреваемые как-никак. Что уж тут обижаться!

Выйдя на улицу, Саша печально осмотрелся по сторонам и вдруг издал победный вопль. Мы встрепенулись. Саша бросился бежать вдоль школьной стены, наклонился и подобрал что-то прямоугольное. Это был любимый роман..."И дольше века длится день...". Сашины глаза сияли, лучились счастьем. Он стал перелистывать любимую книгу, будто видел её впервые.

Затем приехала милиция. Саша был таким счастливым, что стражи порядка заподозрили неладное. Пришлось ему скрывать своё неземное счастье до отъезда милиции.

В итоге вор так и не был найден, а книга, выброшенная им за ненадобностью, снова заняла место в Сашиной сумке. И теперь, через много лет, он не изменил своей привычке. Знаменитым пианистом Саша не стал: поступил в медицинский. Врачом он будет отменным, я уверена. Педиатром, конечно же! Разве может такой человек стать плохим доктором?!

День прищурился. Вечереют его голубые глаза.
Робеет и словно бы хочет кого-то поцеловать. На всякий случай, щурюсь и я.
Мне очень одиноко. Было бы славно, если бы меня поцеловал, хоть кто-то.
Интересно, как целуется день? Может, он меня уже поцеловал?
А чем мне его отблагодарить?
Обнять бы его… в лужице отражается заходящая синева дня.
Становлюсь на колени и.. робко улыбаюсь.
В голове у меня это выглядело более романтично.
Люди идут, странно смотрят на меня, ростом с ребёнка, словно во сне.
Девушка грустно улыбнулась. Быть может думает, я пьяный.
Старушка перекрестилась..
Впрочем, рядом церковь, и она возможно перекрестилась на неё.

Такая близкая, ранимая синева передо мной.. как в детстве.
Никогда не замечал этого. Взрослым нужно почаще становиться на колени перед лужей… или перед друзьями своими, любимыми, животными даже.
И что мне с тобой делать, милая?
Поцеловать тебя я не могу, уж прости.
Разве что… погладить? Хочешь?
Какая ты озябшая. Вся дрожишь..
Тебя наверное за всю жизнь никто толком не погладил, ласкового слова не сказал..
У нас с тобой много общего.
Ты улыбаешься? Тебе очень идёт. У людей так не получается: солнечная, в прямом смысле, улыбка.
У меня ведь душа — родня тебе. Ты знаешь?
И вроде среди людей, друзья проходят мимо, даже порой входят в неё… но словно бы мимоходом, спеша куда-то.
Улыбнуться и идут дальше, к тем кто им по настоящему дорог.
А за ними… голубые следы, словно сердцебиения грусти моей.

Душа… лужица, истекает кровью шагов, лёжа на животе посреди дороги, а люди идут, разговаривают бог знает о чём.
Вот кто-то из друзей обернулся на свои шаги и грустно обернулся: улыбка, ведь тоже, чуточку обернувшаяся душа или память?
«Сирень шагов по лужам голубым..» Шепчет мой смуглый друг. Он помнит строчку из моего стиха? Мило…
Я ему улыбаюсь с земли через боль. У меня с ним, в некотором смысле — одни шаги на двоих, словно одно дыхание.
Моё раненое одиночество за ним крадётся, бездомной и грустной собакой.
Грязная душа у меня, порочная.
Женщины и мужчины говорили, что я причиняю им боль..
Но иногда, по ночам, в душе моей отражаются тихие звёзды..
Милый друг, не побрезгуй, наклонись и погладь меня: мне одиноко и холодно.

Забавно. Если бы эти мысли кто-нибудь подслушал, он бы усмехнулся и не поверил, посчитав гротеском: разве может нормальный человек вот так просто, на улице, упасть на колени перед лужей?
В литературе это может и нормально. А в жизни — безумно и нелепо. А любовь? Дружба?
Если бы я мог проникнуть рукой себе в живот, в грудь, и дальше, в горячую лазурь души, и достать от туда своё трепетное чувство к милому другу, то люди ужаснулись бы, изумились такой ненормальной нежности, которой просто нет
места в этой жизни.
Само тело и законы общества, природы, противятся такой нежности.
Можете попробовать это, для экзистенциального опыта. Я про лужу.
Поверьте, по начальному корню тёмного импульса, это не менее авантюрно и сложно, чем прыжок с парашюта ( скажу вам по секрету: иной человек, лежащий возле лужи, с тугой, округлой синевой лужицы у него за спиной, похож на разбившегося ангела).
Более того, в междустрочии первого мгновения, в нежной новизне дистанции меж сердцем, желанием и миром, этот порыв ничем не уступает опыту, щекочущей сердце, опасной и манящей новизны в разврате, в котором человек порой сладостно сужается до чего-то мгновенного, безличного, равного тёмному шуму дождя за вечерним окном.
Можете попробовать, для начала, этот опыт не на людях, а в одиночестве тёмной улочки.
Поверьте, вы улыбнётесь одной из самых странных улыбок в своей жизни.
Похожая улыбка есть у ангела, на картине Караваджо — Музыканты: она более таинственна, чем улыбка Джоконды, но о ней никто почему-то не знает: этот ангел — краешек грустной улыбки на лице искусства.

Вы видели когда-нибудь собаку Сартра?
У Сартра не было собаки. Была очаровательная кошка, по имени — Ничто.
Но я называю эту собаку — Сартра.
Да, под наклоном имени, в женском роде, как порой идёт дождь.
Эту грустную собаку видели в самых разных странах, на одиноких вечерних улицах.
Что удивительно, очевидцы говорят, что внешность этой собаки, меняется от страны к стране.
Но не вызывает сомнения, что это одна и та же собака, похожая на неприкаянную душу человека.

Как узнать, что это именно та самая Сартра?
Всё просто. Увидеть её могут очень несчастные или одинокие люди.
Часто — люди с разбитым сердцем, или жизнью.
Если вы увидели эту собаку, значит, в вашей жизни случилось что-то страшное.
Жизнь — случилась.
Вроде смотришь, обычная чёрная собака семенит по улице осени..
Ты на миг переводишь взгляд на солнечные высокие окна в начале вечера, словно бы шумящие чем-то лиственным.
Говоришь другу, идущему рядом с тобой, что-то забавное..
Он улыбается. Ты весел, нормален… ты ещё не догадываешься, что твоя жизнь — на краю бездны.
Оглядываешься на собаку, и.. понимаешь — да, это она: Сартра.

Бежала себе собака — ну как, себе: ни себе, ни людям, — и вдруг, остановилась.
Замерла посреди улицы, мимо идущих людей.
Стоит, как памятник одиночеству и беспредельной тоске.
А люди идут и словно не видят её. Улыбаются…
А собака словно бы поняла что-то невыносимо важное, главное в жизни, над чем думали и мучились философы прошлого.
И вот, эта мысль, недоступная мудрецам, пронзила робкий и доверчивый разум собаки.
Свершилась вековая тайна, а люди идут мимо, смеются, говорят о вечных пустяках.
А несчастная собака словно бы поняла всю бессмысленность своего движения.
Пространство за её спиной — симметрично стало равным уставшей бессмысленности времени впереди, словно она возникла из ниоткуда, только что, и бежит в никуда, не бежит даже, а падает в бездонное пространство космоса, вместе с движением планеты среди звёзд, и некому остановить этот тёмный ужас падения.
В одиночестве, без близкого друга рядом, все земные дороги, истины, красоты самых разных стран — нелепы, пусты и безумны.

Если бы эта собака могла так бежать 100, 1000 лет — ничего бы не изменилось.
Более того, если бы эта удивительная собака могла блаженно, как Будда, оторваться от земли, задремав на ходу, и побежала бы к луне и милым звёздам, то и пробегая через миллионы световых лет мимо звезды Антарес, населённой таинственной жизнью, она бы точно так же не достигла цели, остановившись посреди бескрайней тишины глубокого космоса.
Вот так и человек с разбитой жизнью или сердцем, идя по улице, может внезапно остановиться, закрыв лицо ладонями и вскрикнув.
Или же… как я, просто опуститься на колени возле лужи, что рядом с церковью.

Чуть не написал: возле лужи, растущей рядом с церковью.
Словно лужи, и правда, растут синевой и даже чем-то звёздным, подобно деревьям.
У меня возле дома есть такая почти фамильная лужа.
Я в ней играл вместе с птицами ещё ребёнком. Поливал её даже из других луж.
Шёл в школу мимо неё, повторяя стихи Есенина.
Шёл на свидание с девушкой, с цветами, шепча уже свои собственные стихи.
И милая лужа, всё так же встречала меня улыбкой и тихой грустью.
Когда я умру, эта лужа будет всё так же существовать и грустить, отражая звёзды и чуточку — душу мою.

На днях я шёл по улице и думал о своём милом друге, который сейчас не со мной.
Быть может, он сейчас даже не с миром, точнее, мир — не с ним: тотальная и мучительная разобщённость мира, меня и его: он для меня не менее далёк, чем вон та тихая звезда в созвездии Скорпиона.
Я иногда говорю с этой звездой и плачу.
Внезапно поймал себя на мысли, что прохожие идут и странно смотрят на меня.
Я шёл по улице и остановился, словно и вращение земли остановилось вместе со мной, взяв меня за руку, подобно другу, свой голубой ладонью.
Вспыхнула мысль в голове, даже рядом с головой, словно мой робкий силуэт существования в мире, был смазан, как не менее робкое слово любви на школьной доске, полустёртое взрослой рукой: сейчас закричу — подумалось, прошепталось во мне.
Нет больше сил терпеть.

От страха мысли, рука закрыла рот.
Но мысль жила уже на губах и я укусил свою руку до крови.
На глазах засинели слёзы…
Какая-то девушка проходила рядом и грустно мне улыбнулась.
Я шёл в магазин. Шёл странно, с прижатой ладонью к губам.
Шёл сам уже не помня, зачем: интересно, в магазине можно купить счастье?
А покой? Или.. хотя бы уверенность на минуту, что с милым другом всё хорошо и я хоть что-нибудь значу в его сердце?

Подхожу к магазину. У двери стоит осенняя, жёлтая собака.
Стоит бессмысленно и грустно, словно она века уже так стоит.
Вокруг неё вырос парк, построена красная церковь с жёлтыми, как листва в октябре, куполами, и магазин.
Самолёты построены и летают в высокой синеве, как тихие от счастья птицы в раю.
Я замер у входа, на миг оглянувшись на дивный и безумный мир, разросшийся вокруг нас.
Собака с доверчивой грустью посмотрела на меня.
Галантно открыл ей дверь и пропустил вперёд.
Это было странно, безумно и нежно.

В тамбуре магазина, сидела на привязи белая собака в наморднике.
Я и Сартра на миг остановились.
Белая собака, с географическими, тёмными пятнами на теле, с родственным состраданием посмотрела на мою маску.
Казалось, эта несчастная собака сидит здесь также, века, и про неё все забыли.
Погладил её и вошёл с Сартрой в магазин.
На нас смотрели очень странно, словно мы ангелы или юродивые.
Возможно, правда и то и то: я — юродивый, собака — неприкаянный ангел.
Мы шли с ней мимо винных стеллажей, свежего, только что испечённого хлеба.
Сартра доверчиво следовала за мной, словно моё волочащееся по синеватому полу, раненое крыло.

Я, вегетарианец, у которого нет собаки, остановился у мясного прилавка со своей нечаянной собакой — Сартрой.
Она робко, с надеждой подняла на меня лицо и вновь опустила: надежда для неё была чем-то интимным, как шрам на коже души, который нужно скрывать или стыдиться.
Грустно улыбнулся… Если бы я так стоял века, то я точно знал, что и Сартра стояла бы рядом со мной всё это время.
Разрушился бы магазин. Самолёты улетели бы в рай.
Церковь, словно далёкую и тихую звезду, населили бы деревья и дикие цветы, милые звери.
Такую церковь, я, атеист, посещал бы каждый день.
В ней снова стал бы возможен бог, а возможно, и мир.

- Хочешь, расскажу тебе грустную сказку? — обратился я к Сартре.
Молчи, не отвечай, иначе я окончательно сойду с ума и вскрикну.
Жила на свете чудесная собака. Белая, с чёрным ушком.
Так поздней осенью на веточке порой колышется, улыбается, тёмный листок.
Она очень любила своего хозяина. А он, как это часто бывает в любви — не любил.
Однажды он отдал своего друга для съёмок фильма.
Фильм получился пронзительным, и над ним было пролито много слёз.
Люди были исполнены желанием, обнять, согреть всех бездомных собак.
Кто-то забирал несчастных с вечерних улиц, словно со звёзд, к себе домой.
Другие дарили собак друзьям.
Друзья находили друзей, но, как это часто бывает, порыв добра и сердца, проходил, жизнь брала своё, и многие собаки вновь оказывались на улице, но уже с грустной и словно бы на века раненой синевой в грустных глазах.

Эта собака с тёмным ушком, очень скучала по хозяину.
Съёмки фильма закончились. Мужчине не могли дозвониться, словно бы он жил где-то далеко-далеко от Земли.
Когда дозвонились, то он равнодушно сказал, что нет времени забрать своего друга.
Шли дни. Собака скучала…
Один добрый человек, вызвался сам отвезти её, за свои деньги, к её другу.
Это было пронзительное зрелище, похожее на фотографический негатив возвращения Одиссея в Итаку, когда его милая собака, узнав его после долгих лет разлуки (все считали что он давно уже умер), бросилась к нему на грудь, едва не опрокинув.

Увидев свой родной двор, до боли знакомую лужу, высокие тополя, она стала кружиться, подскакивать в воздухе со звонким лаем, как бы в шутку кусая его, но когда дверь открылась и вышел её друг, её счастью не было предела: она бросилась к нему, завертелась у его ног, ласково лая и облизывая его руки… равнодушные, как замершая в воздухе листва.
У мужчины, в его пустой жизни, появилась женщина.
Но сердце всё так же оставалось пустым и холодным.
Собаке… другу, уже не было места в его жизни.
Комнаты были такие уютные, с пронзительной синевой обоев и штор, и женщина буквально дрожала за эту купленную синеву, оказавшейся под угрозой.

Мужчина стал снова сдавать друга для съёмок фильмов, совершенно искренне беря за это деньги.
Рай комнат сиял ещё ярче, но не было счастья и любви в этом холодном раю.
Фильмы простаивали, видимо, также, никому не нужные.
Собака томилась то в приёмнике, то на передержке, в одинокой и холодной комнатке, похожей на ад — любящих.
Она скулила каждый день, тоскуя о друге и отказываясь от еды.
Рядом с ней была её любимая игрушка, которую хозяин передал вместе с ней.
Но игрушка стала ей дорога уже не ка игрушка из детства, а как тёплая и последняя связь с её милым другом.

Однажды, осенним утром, служащий приёмника, открыл дверцу, за которой была собака, и… увидел её, мёртвой: она сжимала лапками потрёпанную игрушку.
Тот добрый человек, который привёз её к хозяину, знал, что сердце его — пусто и холодно, и хотел забрать собаку к себе.
Но съёмки, поездки, не давали ему это сделать.
Когда он освободился от дел, ехал уже за своим милым другом, улыбаясь друзьям, деревьям на дороге и небу в листве, он не знал, что собаки уже нет на свете.

- Очень грустно.
Это реальная история? Вы ведь про ту самую собаку, из фильма «Белый Бим чёрное ухо»?

Вздрогнув плечом голоса, я обернулся на Сартру, всё это время стоявшую возле меня, внимательно слушая.
Но говорила не Сартра.
За моим плечом, словно стройное, синеватое крыло, стояла очаровательная девушка.

- Молодой человек, вам грустно? У вас слёзы на глазах.
Это… ваша собака? Как её зовут?

- Сáртра.

- Хорошее имя. А мою собаку зовут Альба. Посмотрите, как Сартра завиляла хвостом.
У неё счастливые глаза.
Может, прогуляемся по парку все вместе?

- Я не против. Там недалеко есть удивительная лужа.
Хотите, я вам её покажу?

- ( улыбаясь голосом и белыми руками, поправляющими воротник, при выходе на улицу) почему бы и нет?
Вы чуточку странный. Нежно странный.
Я люблю такое сочетание в людях. Часто это говорит о том, что человек много страдал.
Расскажете мне про эту лужу? И про себя.
Сартра так ластится к рукам…
Она ведь бездомная, да?

Уважаемые читатели!

Увлекла книга Айтматова "И дольше века длится день...", нравятся обе линии повествования и про казаха Едигея и линия про изучение космоса (стала очень для меня неожиданной и увлекательной). Это мое первое знакомство с автором и очень хочется проникнутся творчеством, но боюсь обжечься. Прошу помочь определиться с другими его книгами, которые могли бы заинтересовать. Знаю про "Плаху", но боюсь читать, если там жестокое обращение с животными, при чем неоправданное. Мне в свое время очень понравилась книга китайского автора "Волчий тотем" и там убийство животных в дикой степи я приняла...
Если вы любите Айтматова, пожалуйста, вкратце расскажите, что стоит взять еще почитать.

Я закончила читать "Белый Бим Черное ухо" глубокой ночью, когда всем домашним наверняка снились чудесные и светлые сны. В то время как я рыдала в подушку, пытаясь хоть чуть-чуть сдержать рвущуюся изнутри истерику и не перебудить весь дом. Грудь сжимало тисками, дыхание не восстанавливалось, глаза уже просто болели от непрерывного пятичасового потока слёз. Масло в огонь подливала недавняя смерть моей собаки - чёрного английского спаниеля. Иногда папа называл его Чёрным Ухом и сразу отворачивался, скрывая от меня наворачивающиеся слёзы (папа у меня очень впечатлительный). И в таком состоянии полнейшего анабиоза мне пришлось идти в школу, проспав всего лишь навсего полтора часа.
Как всегда утром я шла на автобусную остановку. С утра как-то сразу всё пошло наперекосяк: тарелка с завтраком опрокинулась, меня с ног до головы окатила грязной водой проезжающая иномарка и, вдобавок, автобус уехал перед самым носом. Одной радостью была моя любимая очень добрая дворняжка без имени, которая постоянно сопровождала людей на ближайшую автобусную остановку. Сегодня она шла рядом со мной, дружелюбно виляя хвостом и хватая ртом утренний морозный воздух. Мы быстро дошли, она не стала уходить и просто села рядом со мной, иногда поднимая на меня свои умные тёмные глаза. В это время к остановке стали подтягиваться другие люди. Собака любила всех людей без исключения, поэтому подходила и здоровалась со всеми. Люди же, в лучшем случае, игнорировали её, а в худшем... Вот этот худший случай и произошёл на моих глазах. Дворняжка подошла к одному из ожидающих и лизнула ему руку. Я насторожилась, вспомнив, чем закончилось такое проявление любви к людям для Бима. И в следующий момент мужчина развернулся и пнул бедное животное в бок так, что оно со стоном отлетело в сторону.
В этот момент я почувствовала себя маленьким ребёнком: мне хотелось кричать на злого бездушного дядю, колотить его кулачками и кричать: "Ну почему, почему вы так жестоки к животным, почему, за что?!" Моей любимой, единственной утренней радости, заставляющей улыбнуться предстоящему дню, сделали больно и физически, и душевно! А главное - за что? За свою веру в людей? За свою доброту? Мне хотелось кричать и кричать на обидчика! Но я будто дар речи потеряла. У меня не было сил сказать ни слова. Я была шокирована настолько, что даже с места не могла сдвинутся.
Очевидцы произошедшего, конечно, вступились за собаку и отчитали мужчину. Даже не хочется называть его так. Собака же сразу убежала в неизвестном направлении.
И теперь я очень переживаю, как бы она не озлобилась на людей и весь мир вокруг. Мы сами же отвергаем, отталкиваем искренние чувства животных по отношению к нам, а потом наивно удивляемся: почему же они оскаливает зубы, когда видят приближение человека? Почему рычат, почему убегают от людей? Мы потеряли веру в доброту. Мы сами душим её своим поведением. Люди растерянно разводят руками, пытаясь объяснить хотя бы самим себе, в чём причина нашей бездушности. А я точно знаю: бездушность идёт от бездуховности. Люди не берут в руки книги, мотивируя это своей занятостью на работе, в ВУЗе, в школе и т.п. Люди зациклены на своих проблемах, раздражительны ко всему вокруг. Я увидела типичное поведение человека, к которому отнеслись по-доброму, и как он на это отреагировал. И я тоже потеряла веру. Не в доброту. А в людей.

Я знаю, что дворняжка не сможет забыть этот случай, да и я - тоже. И всё же я грею в себе надежду на то, что завтра моя любимая собака доведёт меня до остановки, а я про себя буду называть её Маленьким Бимкой.

P.S. А злому дядьке я всю поездку наступала на его новые отполированные ботинки :)

Уже который год пыталась найти эту книгу! Помню как девчонкой читала ее у бабушки в деревне по "заданию на лето". Помню под каким впечатлением была!! Помню основной сюжет... А вот название и автор напрочь вылетели из головы! И спустя почти 8 лет наконец то нашла ее. Маленькая, а приятная находка. С радостью перечитаю.

История моя совсем не связанна с книгой...Просто в определенный момент именно она пришла в голову..
Совсем недавно у нашего соседа появился щенок. Замечательный, игрун каких поискать, а какой защитник дома. Маленький, шустрый и такооой красивый. Соседи его отпускали и он все время бегал по улице...не боясь никого и ничего...
Сегодня у меня был удачный день в школе. Я уставшая после семи уроков, но довольная оценками, шла домой.
Неподалеку я увидела несколько ребят. Они столпились возле чего-то, а я никак не могла понять, что произошло. Сердце забилось сильнее. Я уже не шла, а бежала. Это был он...Лежал посередине дороги..А вокруг кровь..много крови..Он уже не дышал, а глаза еще полуоткрыты. Такие добрые-добрые. Я бежала, а слезы уже катились из глаз..я лишь хотела скорее добраться домой, чтобы зареветь..не заплакать, а зареветь..
Пусть земля тебе будет пухом, маленький щеночек. Я поняла как хрупка жизнь. Раз и все..Один миг..Доля секунды..
P.S. я и сейчас плачу, так что простите за большое количество точек и прерывистые предложения.

Когда я была ребенком, тетя как-то рассказала, что читала "Ночевала тучка золотая" и плакала там. Я тогда покивала головой и задумалась над стихотворением Лермонтова, над чем там плакать-то? А тетя оказывается имела ввиду совсем другое произведение - очень печальное, про войну, которая не щадит даже детей...
Вчера с ней делились впечатлениями и она до сих пор помнит произведение так, как будто вчера его читала, а ведь уже десятилетия прошли... Некоторые истории оставляют свой след и никогда не забываются.

Мне семнадцать, второй курс педучилища. В преподавателе литературы, Наталье Васильевне, было килограммов шестьдесят лишнего весу, язвительно-остроумная, принципиально не делающая никому поблажек, любила меня за любовь к своему предмету. Что не мешало регулярно заходить в журнале на страницу русского языка, который не она вела, и выставлять двойки за очередное сочинение. Стандартная для меня пара, "5/2". Содержание замечательно, пунктуация ни о чем.

Оченно бывало приятно, особенно накануне семестровой аттестации, когда одна маленькая двойка могла сложносочиненными путями лишить на полгода стипендии. Но пенять не на кого, учи правила, детка, неча надеяться только на врожденную грамотность. Так вот, то было время возвращенных в перестройку книг, все интересное и значимое, что издавалось в толстых тогдашних журналах, приходило ко мне от Натальи Васильевны.

"Ночевала тучка золотая" Приставкина тоже. Четверть века прошло, а повесть сидит ледяной иголкой в середине груди, странным, отличным от описанного в "Снежной королеве" образом, поменяв зрение. Ни в одном конфликте на национальной почве не могу видеть правоту лишь одной из сторон. Все больно за обе и глаза невольно вверх - откуда нити тянутся, кто манипулирует? И еще выше: дай, Боже, чтобы малой кровью, потому что больнее всего по беззащитным ударит.

С "Тучки" и глубоко сидящая нежность к шумеро-аккадской цивилизации (ты ври, да не завирайся, придумала тоже, нежность к ревущему зверю). Нет, правда, там ведь есть пассаж о колыбельной на глиняной табличке, найденной в раскопе "ю-ба-ю-шки-ба". Где ни встречала после упоминания о шумерах, поневоле волна той нежности накатывает. Сейчас, читая "Историю веры и религиозных идей" Мирчи Элиаде, наткнулась на историю богини Инанны. Она позже трансформируется во всех Иштар, Кибел, Диан и Венер, мощи достигнув необычайной. Но пока одно из первых зафиксированных упоминаний.

Как раз у шумеров. Инанна полюбила пастуха Дагана, взяла его в мужья и поселилась среди людей. "И божья благодать сошла на Грузию, с тех пор она цвела в тени своих садов", все процветало, в общем. Но заскучала богинюшка, а направить взор в поисках развлечений на покорение соседних народов, не пришло ей отчего-то. Вместо, решила спуститься в ад, чтобы забрать власть у старшей сестры Эрешкигаль. Поплатилась обращением в камень.

Преданный друг Ниншубура просит верховных богов помочь авантюристке, те отказывают: зачем, мол, занялась запретными делами? Но среди своих выход всегда найдется и Энлиль (владыка богов) сотворяет двух посыльных, которые отправляются в ад с водой жизни, хитростью проникают в место, где бедняжка Инанна висит на гвозде (трогательно, правда?) и вызволяют ее.

Уже девочка почти на свободе, как вдруг, семь судей ада останавливают ее со словами: " Где это видано, чтобы вошедшая в ад душа, покидала его без ущерба. Если хочет Инанна выйти, пусть предоставит замену!" И посылают отряд демонов, чтобы те схватили заместителя. Сначала они хотят забрать Ниншубуру, но Инанна отталкивает их, после она уже почти было решает отдать кого-то из богов-покровителей городов Умама и Бад-Тибира, но те ползают в пыли, умоляя пощадить и она идет дальше, в сопровождении отряда демонов.

А войдя в свой дворец, видит комфортно расположившегося на собственном троне и правящего от своего имени Дагана. Не больно муж страдал в ее отсутствие. В гневе указывает на него демонам: "Вот этот, его берите!" Ну и все. Почти... Когда узнала три года назад, что Наталья Васильевна умерла давно, она диабетиком была, не плакала. Хорошие девочки, которые другим девочкам новый взгляд дарят, не исчезают совсем. Повисят-повисят на гвозде у сестры своей Эрешкигаль и назад возвращаются.

Пока читала, вспомнила, как бабушка, заставшая Великую Отечественную в возрасте 13-ти лет, рассказывала мне о мужике, который тоже сбежал с войны и пришёл в село. Тогда бабуля моя уже работала в колхозе наравне со взрослыми, гоняла отару овец на выпас со своей родной сестрой. Так вот, жена этого мужчины спрятала его ото всех на чердаке, таскала ему пищу, воду, но никогда не выпускала - боялась, что увидят люди. Просидел он так до конца войны, но когда в село начали возвращаться его знакомые солдаты, не выдержал - то ли застрелился, то ли повесился. А женщина потом спилась и умерла.

Большинство людей ненавидят спойлеры. Я же их нежно люблю. За последние много-много лет не было ни разу, чтобы я посмотрела фильм или прочитала книгу, не осведомившись предварительно, чем там дело кончится. И вот только сегодня, вспомнив это повесть, я вспомнила, откуда растут ноги у этой моей привычки. Не помню, в каком классе мы читали "Тучку", сейчас даже не помню ее содержания (за исключением всем понятного эпизода), зато четко помню, что получила в тот день неслабую психическую травму. Собственно, таких травм в моей жизни было две. Первая, когда я в мелком возрасте сдуру посмотрела "Кошмар на улице Вязов" и до двадцати пяти лет боялась темноты. Вторая, когда прочитала "Тучку".
Сейчас начинающие авторы, выкладывающие в сеть свои произведения, в обязательном порядке ставят предупреждения типа "насилие", "смерть героя", "ангст", и каждый читатель сам решает, хочет ли он связываться с такой темой. Жаль, что на бумажных изданиях такой опции не предусмотрено. Знай я тогда, что от "Тучки" меня до сих пор будет передергивать в ужасе, даже в руки бы ее не взяла.

На одной из конференций академик Карналь размышляет о применимости кибернетики к сельскому хозяйству. Ну, конечно, описано довольно примитивно, как к каждому кусту в поле протянуты кабели с датчиками, каждое зерно, посаженное в почву, контролируется. Видимо им там, в семидесятых, системы управления и регулирования в этой области виделись именно так. Не могу сказать, что они сильно ошиблись. Автоматические системы управления техническими процессами в аграрном секторе очень быстро вошли в нашу жизнь.

Я живу в Челябинске в новостройках, именуемых по названию близлежащего села – Чурилово. Прямо за моим домом начинаются теплицы Агрокомплекса «Чурилово», где круглый год выращивают овощи и зелень. Так вот, если бы академик из своей выдуманной жизни мог заглянуть в сегодняшний день, он бы поразился, как он был прав: контроль в теплице осуществляется за каждым кустом, и это уже не шутки. Комплекс нашпигован электроникой, все контролируется и регулируется: температура, влажность, освещение, подкормка.

Но есть у этого комплекса одна особенность. Несколько лет назад, когда его возродили и ввели в эксплуатацию новые теплицы, жители города пришли в ужас – их напугало зарево ночью на окраине города, оборвали все телефоны в администрации. Даже статья потом вышла, что это не техногенная катастрофа, а освещение теплиц дает столько света в районе. Причем зимой ночью очень светло, как в полярный день.

Так что, кто знает, может и вправду можно вырастить яблони на Марсе, если грамотно построить АСУТП.

Работая над своей подборкой Одна книга - два названия я случайно узнала, что этот роман издавался также под названием "Буранный полустанок". Честно говоря, я думала, что это разные произведения и эта информация стала для меня открытием. Я заинтересовалась такой трансформацией и решила выяснить причины переименования. И вот я нашла объяснения самого автора:
"...осложнения романа на пути в свет начались с первых шагов. Первозданное, родное, если можно так выразиться, название книги было «Обруч». Имелся в виду «обруч» манкуртовский, трансформированный в обруч космический, «накладывавшийся на голову человечества» сверхдержавами в процессе соперничества на мировое господство… Однако цензура быстро раскусила смысл такого названия книги, потребовала найти другое наименование, и тогда я остановился на строке из Шекспира в переводе Пастернака: «И дольше века длится день». Исходил при этом из того, что лучше поступиться названием, чем содержанием. Но в «Роман-газете» и в издательстве «Молодая гвардия» и такое название не нашло согласия. Потребовали более упрощенное, «соцреалистическое» название — и тогда явился на свет «Буранный полустанок», в «роман-газетном» варианте с литературными купюрами мест, показавшихся идеологически сомнительными. Шел я на это скрепя сердце, выбирая наименьшее из зол. Главным было опубликовать книгу. .... Но вот прошли годы. Из демагогии, политического фарса свобода превратилась в действитель-ность. Тем временем роман «И дольше века длится день» множество раз издавался и переиздавался и в стране и особенно за рубежом. И никто из читателей, столь горячо принявших роман, не подозревал, как сокрушался я в душе всякий раз на больших публичных встречах, ибо в романе было описано далеко не все, что я намерен был сказать. Не без оснований я избегал включать в повествование те события, которые явно не могли быть проходящими по цензурным соображениям.
Эта внутренняя авторская неудовлетворенность, недосказанность, копившаяся многие годы, обида на обстоятельства и на самого себя, однако же нашли, наконец, свое разрешение — я решился на трудное дело — дописать к уже сложившемуся в читательском мире произведению новые главы, выношенные и выстраданные за многие годы. …. Новые главы — интегрированная повесть к роману — «Белое облако Чингисхана». Хотелось бы, чтобы читатели сами рассудили, стоило ли автору так долго мучиться, так долго держать в тени от недремлющего идеологического ока задуманные главы.
Как бы то ни было книга теперь в полном составе. Какое-то время в новых переизданиях интегрированная повесть будет соседствовать с прежним названием романа «И дольше века длится день» и в скобках («Белое облако Чингисхана»). А пока до новых встреч, дорогие читатели. Не взыщите…
Чингиз Айтматов
Москва, сентябрь 1990 г."
Вот ещё одна история о том, как насиловали души творческих людей в нашей стране в недавние времена. Есть мнения, что препятствия, которые приходилось преодолевать авторам в советское время, помогали повышать мастерство, оттачивали их талант, что мол нынешняя вседозволенность резко опустила планку... Не знаю, не знаю.