Рецензии — стр. 5

Мир через фасеточные глаза. Мировая история, которая прорастает травами на польско-чешской границе, сочится речной влагой сквозь поры дома, в котором утрамбованы судьбы и истории, перетекающие друг в друга в извечном круговороте жизни и смерти. Простой, но хороший язык, упорядоченная мозаика, которая дает удивительный конгломерат эффектов. Это все - "Дом дневной, дом ночной" Ольги Токарчук. Мечты и сны столь же правдивы и точны (и одновременно, глубинно, мифологичны) как рассказ о житии средневековой святой или древнего рода фон Гётцен. Человеческие миры нанизываются один за другим, словно диковинные разнородные бусинки, на нить, которая закольцовывает их всех и кажущийся Хаос оборачивается Гармонией и целым миром на маленькой голубой бусине Земли, и дальше - разрастается до бесконечности космоса, а небо над небольшой польской деревенькой в несколько домов слоиться безумными радугами слов и снов.
Великолепно!

В центре "Книг Якова" - самопровозглашенный мессия Яков Франк, который распространил еврейское религиозное движение (ныне известное как франкизм) в 18 веке. Бунтарь, шарлатан, провидец? Читатель остается без четкого ответа, получая вместо этого разнообразные точки зрения от его современников, которым можно засвидетельствовать и которым можно доверять – или нет? Книга косвенно указывает на ту тонкую грань, отделяющую правду от лжи, а свидетельства от плодов воображения. Есть шанс, что, рассматривая различные точки зрения, у нас возникнет ощущение, что истина - это просто синоним субъективности. Субъективность в книге поистине перформативна, она проистекает из писем, молитв, документов и других письменных высказываний, и таким образом мы можем увидеть людей изнутри.

Несмотря на то, что книга вращается вокруг религий (иудаизма, христианства и ислама), мы не получаем ответа на вопрос, существует ли единый создатель. Токарчук здесь делает художественный поворот, предполагая, что все мы создатели, потому что устанавливаем внутренние истины, которые ведут нас по жизни.

На протяжении всего романа я не могла избавиться от ощущения, что это очень "мета" книга – книга о писательстве, о построении повествования из фрагментов истории и многозначности слов, книга, которая просто кричит читателю, что язык создает мир. Токарчук привносит в язык особый опыт, связанный с социальными взаимодействиями, с религиями, с ересями, с личными убеждениями. Мир сам по себе божественен, и это не имеет никакого отношения к самопровозглашенному Мессии, который вращается вокруг со своими знаниями, которые, как предполагается, отвечают на фундаментальные вопросы - почему мы здесь, что мы здесь делаем и что нас ждет. Нет, трансцендентная перспектива исходит не от него. Есть бабушка Якова, парящая в пространстве, которое демонстрирует дихотомию бытия и небытия, которые здесь для того, чтобы напомнить нам, что есть вещи, которые мы не можем полностью рационализировать.

Эта книга - текстологический шедевр, который может быть плодотворно проанализирован с применением различных литературных теорий (нарратология, социология литературы и интертекстуальность - вот лишь некоторые из них). По этой причине мои краткие рассуждения об этом ощущаются в лучшем случае как легкое колебание воздуха – я сомневаюсь, что вообще возможно адекватно сформулировать тот опыт, которым Токарчук дарит нам эту книгу.

Стараюсь не читать произведения, получившие какие-либо международные премии, категорически не совпадает у меня мнение с жюри. Практически все победители занимаются размазыванием соплей по дереву, очевиднейших соплей и всегда жутко скучно. Иногда я честно пытаюсь, иногда думаю ну не моего ума это произведение, потом же вспоминая а с чего бы вдруг ради не моего?
Так вот и с Бегунами. Разрозненные рассказы АБСОЛЮТНО не связанные между собой, а тем временем нам обещают связь. И я её всю книгу искала. Связи нет.
Роман-загадка говорят. Нет здесь никаких загадок. Ну кроме пожалуй одной, что случилось с женой Куницкого, где она шаталась 3 дня? Разгадки нет. Можете дофантазировать что хотите.
Бегуны о бесконечном движении жизни. Кто-то течет по течению, кто-то гребет против, некоторые же гребут во все стороны. Очень глубокая мысль. Спасибо, Оля.
Язык хорош. Местами очень приятно, в одном месте даже загрустила и прониклась всем тленом бытия.
Вообще Токарчук конечно классно придумала, подсунуть в начале небольшой детективчик, чтоб ты всю книгу ждал ну чо там чо там, чо было то дальше с ЖЕНОЙ КУНИЦКОГО?
Слабенько.

Мое книжное путешествие по разным уголкам Европы продолжается: после скандинавской прохлады Швеции меня окружили запахи национальных блюд Венгрии (читать книгу в ожидании обеда - отдельный вид мазохизма). И если в первую страну я влюблена давно и безответно, то со второй и раньше не слишком хотела знакомиться, а после книги стало понятно, что не сложится у меня с Венгрией при всем желании. Атмосфера "Гуляша из турула" чужая и малопривлекательная.

Кшиштоф Варга не пробуждает в читателе любви к стране, в которой родился его отец, да и вряд ли ставит перед собой такую цель. Автор прогуливается по улочкам Буды и Пешта, заглядывает в местечки, где можно поживиться и опрокинуть пару стопок паленки, и таскает за собой читателя, на которого внезапно сваливается столько информации о прошлом, настоящем и будущем Венгрии и мыслишек Кшиштофа на сей счет, что перегрузка неизбежна. Остается только цеплять интересные мысли, пробегать по "темным" местам и пополнять свой словарный запас гастрономической лексикой.

Сомневаюсь, что через какой-нибудь месяц после прочтения книги я смогу вспомнить что-нибудь касательно истории Венгрии, хотя автор подробно останавливается на ключевых моментах развития страны и добавляет своих рассуждений. Зато я запомню песню "Bloomy Sunday", которую можно назвать саундтреком "Гуляша из турула", и вот этого самого турула, о чьем существовании раньше даже не догадывалась. Про песню почитала подробнее, слушать ее было как-то страшновато, но май инглиш из нот вэри вэлл (а венгерский так и вовсе одним словом ограничивается), поэтому песня не натолкнула на тленные мысли, а только преподнесла меланхоличное настроение. В книге много такой меланхолии, много воспоминаний, поэтому страна с подачи Кшиштофа Варга становится для читателя таким меланхоличным уголком Европы, со своей долей трагических исторических моментов, любящим вкусно покушать и выпить населением и воистину туманным будущим.

"Гуляш из турула" читается легко и быстро благодаря небольшому объему и понятному языку, порой книга даже кажется интересной, но я бы не стала рекомендовать начинать знакомство с Венгрией с этого произведения. Это блюдо специально для венгров, а мы сторонние наблюдатели, случайно заглянувшие в переулок Будапешта.

-Po co się było rodzić, żeby teraz spać?

Время Гриши

Много лет спустя, перед самым расстрелом, полковник Гриша припомнит тот далекий день, когда он пытался написать августовскую рецензию для ДП.

Гришу тяготила тридцатиградусная жара, солнце немилосердно напекало его черно-белую голову, отчего та становилась одновременно пустой и тяжелой. Нужно было писать, но слова растекались по комнате, Гриша смотрел в окно на летающих за стеклом деловитых сорок и думал про Иисуса и сладкие капустные кочерыжки.

Понемногу ему удавалось все-таки выловить буквы одна за другой и расставить в ряд. В конце концов, он был ответственным барсуком и мог справиться сам, без вмешательства раввина или милосердных ангелов. Впрочем, ангелы из Правека были ему вполне милы, как и прочие духи, святые и не очень. Конечно, Гриша был далек от костельного мира, но и духи были совсем не оттуда – казалось, название «Макондо» знакомо им не меньше, чем «Ешкотли». Они бродили во мхах, спали под речными волнами, заботились о бродячих собаках и каждого могли на минуту забрать в Иерусалим.

Поладил Гриша и с остальными обитателями Правека. Богачи, сумасшедшие, одичавшие, солдаты, утопленники, иконы, мельники, священники – истории перетекали из одной в другую быстрее реки, так быстро, что в небольшую книгу поместилось несколько поколений и при этом на каждого нашлись слова. Короткие, лаконичные и вместе с тем живописно-тягучие фразы, всплывающие в памяти, приводили измученного солнцем Гришу в задумчивый транс, в котором только и смотреть, что на собственные лапы – а ну, исчезнут на половину, - размышляя про Правек, бегунов и бога.

Гриша был убежден, что следует хотя бы раз собраться и написать обстоятельнее, хотя бы на абзац больше и с одной хотя бы весомой мыслью. Он недовольно покосился на солнце, разящее сверху, и на качающуюся прямо перед окном на проводе сороку, отвел глаза и начал печатать, когда услышал из окна:

-Опять единица будет.

Любите ли вы автобиографии? Не обязательно серьезные многостраничные труды, где автор в хронологическом порядке представляет нам всю историю своей жизни. А просто небольшие зарисовки, воспоминания о детских или юношеских годах, какие-то эпизоды из жизни и т.д. Молодая польская писательница Вероника Гоголя написала именно такую книгу. И всё бы ничего, да вот только книга эта дебютная для автора. Нужно иметь определенную писательскую смелость, чтобы начать свой творческий путь именно с автобиографической книги. Не с обычной художественной, в основу которой были бы положены какие-то сюжеты, вдохновленные собственной жизнью (ведь лучше пишешь о том, что хорошо знаешь, а что можно знать лучше собственной жизни). А она начала с самой настоящей автобиографической книги, рассказывающей о её детстве, семье, соседях и т.д.

Пишет Вероника неплохо, многие эпизоды вызывали улыбку, она определенно умеет рассказывать истории, только вот сами истории не смогли меня увлечь. Она описывает детство в деревне, большую семью, бесконечное количество родственников, часто упоминает их смерти, которые описываются, как нечто обыденное. Это взгляд на мир глазами ребенка, который находит захватывающее во всем. Вероника описывает окружающие её вещи и события с такой простотой и детской непосредственностью, что начинаешь думать, будто та маленькая девочка переселилась в уже взрослую писательницу на время работы над этой книгой. Но для человека, который не один день провел в деревне, в этой книге нет ничего нового или впечатляющего.
Советую лучше почитать такого плана книгу израильского писателя Этгара Керета “Семь тучных лет”. Автобиографические истории из жизни автора, повествующие о семи годах между рождением сына и смертью отца. Будто рассказывает твой старый знакомый: вы случайно встретились впервые за многие годы, и вот он неспешно повествует тебе о своей жизни за чашечкой чая.
P. S. Кстати, обложка у этой книги очень красивая, как будто старый бабушкин рушник.

Сильная пьеса. И по содержанию, и как выстроена. И автору требовалась несомненная смелость, чтобы написать такую пьесу.
В пьесе рассказывается, как евреев сожгли поляки во время немецкой оккупации. Но это только маленькое событие во всей книге. А вот как меняются люди, раз ступив на такой путь, как все окружающие закрывают на это глаза, как валят все на немцев.
И автору требовалась смелость, чтобы написать о том, что скрывали многие-многие годы. Пьеса документальная, он собирал для нее материалы и не один год. Но изменилось что? Пьесу поставили, но не в Польше, в Лондоне.
Написано очень сильно. Но вот меня лично не очень задело. Почему? Может быть старой становлюсь? Наверное, потому что знаю, как в каждой стране находились полицаи из местных, которые зверствовали похлеще немцев, находились доносчики, потом на все это закрывали глаза, даже те, кто это делал, верил, что он этого не совершал. И да, это все так удобно и спокойно.
Но две мысли у меня все-таки возникли в голове.
Они очень политизированы, поэтому сразу хочу предупредить: Я не хочу затевать спор о них, Я ничего не утверждаю, Я не за Сталина и его репрессии, и Я не против никакой нации.
Первая вещь - это то, как обернулся конец сталинской эпохи. Выпустили тех, к то сжег евреев, утверждая, что на самом деле все было не так, что вынудили пытками признание. Да, их били и очень сильно, но тех пыток, о которых они заявили, не было. Я не утверждаю, что в сталинское время не было пыток и сажали только виновных. Но и виновных тоже. Я это знаю от тех, кто жил в это время. И не потому что они так безоговорочно верили Сталину. Очень хочется верить, что в нашей стране таких извергов не реабилитировали.
Вторая вещь - это вопрос, который возник в моей голове. Повторюсь - Я не против никакой нации. И в каждой были свои предатели, изверги и полицаи. Но возник вопрос, а не зависит ли количество таких негодяев от нации? Как-то из того, что слышала, все-таки в некоторых национальностях их было больше.

На самом деле эта пьеса не про Едвабне, а про сволочь в каждом человеке и оправдания этому сволочизму, мол, все вокруг такие. Еврейские погромы, режим «красных», немецкая жандармерия — лишь декорации. Просто в сверхэкстремальных условиях первобытные инстинкты проявляются быстрее — благодатная почва для литературного творца.
Самое страшное в Nasza klasa отнюдь не взятая тема, а то, что бытовой антисемитизм и мизантропия автора вылезает в самом начале, вместе с «А что я могла поделать?» Рахельки во втором уроке, наращивает обороты с каждым новым рефреном, и достигает границ омерзения с финальным «А что я мог?» Абрама и «Кто старое помянет — тому глаз вон» Рахель-Марианны. Нечестно сравнивать «А что я мог сделать?» Рысека (да хотя бы дубинкой мог не прикладывать) и «Чем я мог помочь?» Абрама (реально ничем, только приехать и тоже погибнуть). Нечестно ставить на одну доску Зигмунта и Менахема. Нечестно замыливать то хорошее, что сделали Зоська и Владек, напирая на голос плоти и рассказывая, что они всё равно ничем не лучше, такое же тупое быдло. А уж самое нечестное и откровенно мерзкое — даже хотя бы мельком упоминать про сами виноваты, надо было сопротивляться.
Если Слободзянек хотел положить свой кирпичик в стену обличения «позорного факта национальной истории» и показать нелепость «оплакивания взаимных вин», у него не вышло. Если хотел показать, что в каждом человеке нерастраченный заряд ненависти и что одна нация ничуть не лучше другой — вышло вполне.
Однако с точки зрения драматургии пьеса великолепна: необычно выстроена, отличный темп, каждая реплика цепляет, не оставляет равнодушным. Богатый материал для театра — и актёрам, и постановщику есть, где развернуться и где стратить: писал мастер и ставить/играть тоже должны мастера, не меньше.

«Дом дневной, дом ночной» = водка.

Это если коротко.

Объяснить? Извольте. Но тогда придётся зайти издалека. С вина, коньяка и водки.

Нет, историю их возникновения, производства и т.п. рассказывать не буду. Не о том речь. Как и не о том, как приготовить их в домашних условиях.

Речь о том, как их пить. Если, конечно, нет цели просто напиться - и не так уж важно, чем.

Коньяк, к примеру, пьют тёплым, маленькими глотками, задерживая во рту. Вино смакуют, наслаждаясь или стараясь насладиться букетом. Водку пьют залпом и холодную.

При чём тут книги?
Каждая книга требует своего темпа чтения. И порой я невольно сравниваю книги с алкоголем. «Человек без свойств» Музиля, к примеру, для меня словно коньяк – его лучше читать медленно, задерживаясь чуть ли не на каждой странице, обдумывая предложения и абзацы.
Сборники рассказов Макса Фрая – однозначно вино. Быстро прочесть можно, но тогда букет ускользает, оставляя недоумение.
«Дом дневной, дом ночной», оказывается, сродни водке. Пить водку маленькими глоточками – врагу не пожелаешь. Мерзко, горько, непонятно, как же люди пьют эту гадость. Так и книгу не стоит растягивать, ведь тогда ум пытается построить главы в логическую цепочку, проследить развитие сюжета. И когда не получается, начинает возмущаться, что за фигню написал автор.

Да просто книга – не о том. Её надо правильно употребить.

«Дом дневной, дом ночной» удивителен по своей структуре. Каждая отдельная глава как будто бы независима от предыдущей. И пытается претендовать на звание рассказа. Правда, безуспешно. Ибо нет внутри глав самостоятельных завязки, кульминации и развязки. Как и в книге в целом. К большей части глав можно было бы применить термин «лытдыбр». При чтении порой создаётся впечатление: мол, автор что видел – о том и писал. Хотя и это не верно.

«Вкус» книги, замысел автора, станет понятен, если её, как водку, употребить одним махом. Только тогда можно погрузиться в удивительный мир, в котором сплетаются сны и реальность, прошлое, будущее и настоящее, то, чего никогда не было, то, что могло бы быть, и то, что, возможно, было, а может, и нет. И именно тогда внутри становится странно тепло, легко и свободно. Как от стопки ледяной, качественной водки. Именно тогда сквозь сплетение глав проступают те несколько историй, которые по прихоти автора оказались разделены и перемешаны. Любопытное решение, рискованное, но интересное.

Ещё – язык. Не замудрённый, нарочито простой. Но не примитивный. Он не мешает, не заставляет читателя застревать на абзацах и предложениях. И в то же время есть в построении фраз, выборе слов нечто, что создаёт свою атмосферу.

Идея книги. Она, безусловно, есть. Но Ольга Токарчук не из тех авторов, которые преподносят читателю замысел книги готовеньким, на тарелочке. «Дом дневной, дом ночной», напротив, прячет главное за внешним. И этим оставляет читателю возможность самостоятельно подумать, зачем всё это было и почему именно так. И, пожалуй, это правильно. Каждый сам вычленит для себя главное, на чём-то заострит внимание, о чём-то задумается. А в этой книге есть над чем поразмышлять, уж поверьте.

На этом, собственно, можно и остановиться.

Конечно, можно было бы ещё порассуждать о героях. О монахе, святой, Марте, Эрго Суме. Назвать их, к примеру, «потерянными» людьми. Попробовать провести параллели между ними и теми, кто в реальной жизни никак не может найти «своё» место. Но есть ли смысл? Лично я не знаю такого человека, который полагал бы, что он его нашёл. И почему-то мне кажется, что если такие люди и есть, то их очень и очень немного.

Можно было бы попробовать высмеять странности отдельных персонажей. Кого-то осудить, кого-то пожурить. Но разве есть идеальные люди? Мне таких встречать не доводилось. У каждого свои тараканы. У кого-то они крупнее, у другого мельче. Но «тараканы», то бишь особенности, есть абсолютно у всех. Ибо нет такого человека, который абсолютно всем и во всём казался бы нормальным и совершенно без причуд. Да и вправе ли я судить? В своей бы жизни разобраться.

Он понял, что должен ещё раз создать себя, на этот раз из ничего, ибо то, чем он был до сих пор, жило одним стойким ощущением, что он создан неправильно. Или даже, что он лишь на время создан таким, и ему придётся самого себя разрушить и сотворить заново.

Книга «пошла» с первых страниц. Иногда так бывает, начинаешь читать - как будто сел в поезд и поехал, а колеса стучат сердцу в унисон: все такт, все такт, все так…
Хотя это немного странно: мы с автором совсем не похожи. Она – путешественница, которая и года не прожила на одном месте, а я такая, скорее, женщина-дом.)) О себе рассказчица говорит: «Во мне, видимо, отсутствует ген, который позволяет укорениться в одном месте., едва остановившись. Я пробовала, но корни каждый раз слишком слабы и малейший порыв ветра вырывал меня из земли. Я не умею пускать ростки, лишена этого растительного дара. Не пытаюсь земными соками, я анти-Антей. Мою энергию порождает движение – тряска автобусов, рокот самолетов, покачивание паромов и поездов».
Но если разобраться, она, путешествуя, описывает не столько красоты природы и достопримечательности древних городов, хотя и это есть, сколько людей. Ее цель – разные люди. Из осколков их судеб, исповедей, фраз состоит книга. Вот в этом у нас с автором точка соприкосновения интересов. Возвращаясь из своих, пусть не столько длительных и дальних путешествий, я тоже охотно рассказываю о людях, с кем встретилась в эти дни. Их образы – попутчиков в ночных поездах, незнакомых людей, сидящих на соседнем кресле в зале ожидания, с которыми проговорили больше часа в ожидании рейса, запоминаются потом навсегда. Да мало ли таких случайных встреч! Дорога приводит в особое состояние, когда забываешь о рутине дел и открываются шлюзы души, глядя на бегущие за окном картинки или лежащие внизу земные массивы, когда возникает ощущение полета души и свободы.
Они долго помнятся. такие разговоры. И люди тоже помнятся. Люди везде одинаковые - говорит одна из героинь Ольги Токарчук. Да, одинаково удивительны! И это заставляет повествовательницу все время двигаться вперед, узнавая мир и людей. Мир людей. Не будь автор дипломированным психологом, не было бы такой непохожей на других писательницы
Вот только не знаю, не решила, как понимать жанр книги "Бегуны" - роман? Если только герой романа - она сама.
Знакомство с новым для меня автором было удачным и почитаю при случае что-то еще.

Да полно, книга ли это, осмысленный ли роман или только пухлая записная книжка писательницы-поселянки, грезящей наяву обо всём сразу и немножко ни о чём? Такой блокнот, который лежит на прикроватной тумбочке, чтобы, едва пробудившись, тут же набросать уже ускользающий сон. Потом его можно прихватить на кухню, чтобы записать пару рецептов блюд из местных грибов, ядовитых и не очень. После освежить текст своими экстрасенсорными прозрениями, рассказав истории соседей - мертвецов, людоедов-оборотней, жертв инкубов, просто потерянных деревенских жителей с ранимой душой и несостоявшейся жизнью. Взять с собой на краеведческую вылазку, чтобы записать историю о местной бородатой святой и её транссексуальном адепте-монахе. А между делом отражать течение времени, воспевать местные красоты в соответствии со временем года, писать короткие заметки о погоде и природе.
И получится печальная, тонкая, философская хроника, читать которую нужно дозированно, под горький чай, а лучше ликёр. Чтобы не так сильно ёжиться под одеялом, представляя, как мимолётно встреченные герои словно проваливаются в какую-то трещину между реальностью и небытиём, и случается с ними там всякое - от обидного, но терпимого приключения в попытке найти приснившийся голос, до потери невольно отравленного матерью ребёнка. И жутко становится от сочетания обыденности и простоты быта в забытой богом польской деревне, бывшей когда-то немецкой, от погребов с картошкой и чердаков с сундуками, покосившихся ставней и косых пригорков, и какой-то инфернальщины, которая не пугает, но бьёт по больному, оставляет после себя ощущение пустоты, безнадёги, сбывшихся проклятий изгоняемых немцев, бывших хозяев вожделенных каменных домов.

Ольга токарчук пишет прекрасно - зовущим, протяжным, глубоким слогом. Как будто кто-то забился в уютную тёплую нору до весны и вещает нам из-под снега. Но в этих историях так сложно найти какое-то отдохновение, такие они по большей части холодные и горькие, такие туманные, что сложно прерваться, но вернуться к ним ещё сложнее. А читать книгу целиком может оказаться опасно для психики. Особенно зимой и осенью. Особенно сидя в деревенском доме, отрезанном от мира жестоким локдауном. Особенно если вы - я.

Польская нобелевская лауреатка в очередной раз ясно мне показала, что до интеллектуального чтения я не доросла (и не дорасту, видимо, уже).

Книга слишком глубокая, чтобы оценивать ее простыми категориями. На поверхности - вроде как история одной семьи в одной полузабытой польской деревне.

Но почему-то деревня называется - Правек (прото-время), и живут в ней (архангел) Михаил Небесный и (апостол) Павел Божественный, а соседствует им семья Серафимов. В лесу стоит избушка ворожеи Колоски, родившей дочь Руту то ли от человека, а то ли от лозы, под землей змеится грибница, на дереве сидит и скалится Злой Человек, а водяной Оляпка и хочет умереть, но не может.

И все это происходит на фоне игры, в которой Бог творит 8 миров. Или это помещик Попельский кидает кубик и творит бога и мир?

И то ли Бог здесь - (как) человек, то ли люди - (как) боги.

Честно говоря, надо бы перечитать, но, боюсь, мне и так не поможет: распознать шедевр я могу, но понять его - нет.

Вот уж не знаю, дело тут в мастерстве автора или моей неприкрытой нелюбви к рассказам, но общее впечатление от книги оказалось крайне смазанным и размытым. Сродни той смазанности, которую Токарчук не раз описывает в своих рассказах сама. Мне были скучны и непонятны многие герои. Ситуации, в которые загоняла их автор, как мне казалось, не раскрывали ничего нового в их характерах. Во всяком случае не давали мне никакой пищи для размышлений.

Мне сложно выделить какой-то понравившийся рассказ. Названия уж точно стерлись из памяти. А то, что осталось, то есть то, что поразило больше всего, это как раз то, что не понравилось. Женщина, мечтающая быть куклой для девочек, служащий ЦК, успокаивающийся в процессе гадания, писательница, не рискующая играть с кукольным домиком. Возможно, антипатия связана с тем, что большинство героев - люди терзаний и размышлений, а не действия.

Но было и то, что понравилось. А именно - места. Я вообще люблю книги за то, что могу в них узнавать знакомую мне географию, а путешествия - за встречу с тем, о чем читала. Недавно я посетила Варшаву, потому названия улиц были связаны еще и с кафешками, где сидели, сценками из уличной жизни, подсмотренными случайно, фразами, брошенными любимым человеком. Потому географическая часть книги спасала меня от уныния и немного стимулировала чтение. Хотя и не очень сильно.

Сны в этой книге присутствуют не столько как элемент сюжета, сколько как атмосфера, в которой происходит действие книги, атмосфера, в которой живут герои - во сне или наяву. Сны обыденны и пронизывают всю жизнь. Точно так же обыденна и сама деревня Петно - она не требует удивлённых восклицаний, она просто есть:

«Петно — селение, лежащее к северо-западу от Новой Руды на реке Марцовский Поток. Впервые оно упоминается в 1743 году под названием Айнзидлер. Население в 1778 году составляло 57 жителей; в 1840 году — 112; в 1933-м — 92, после войны, в 1947-м — 39. В 1840 году в Петно был 21 двор; принадлежало Петно графу фон Гётцен. В нижнем течении реки была построена водяная мельница. После 1945 года число жителей сократилось. Деревня лежит в глубоком живописном ущелье и известна своим особым местоположением: в зимний период горы не пропускают в нее прямых солнечных лучей».

Книга состоит из нескольких историй, переплетающихся друг с другом. Автор разбивает их на части, перемешивает, переходит от одной к другой, но при этом не создаёт этакой постмодернистской путаницы, нет - скорее, эту книгу можно сравнить с полифонической мелодией, где несколько тем развиваются, не мешая друг другу.
Это история доброй старушки Марты, рассказывающей чужие сны и не помнящей своих, на досуге делающей парики, впадающей в спячку на зиму и находящейся в странных отношениях со временем.
Это история Марека Младшего, парня, в груди которого трепыхается чёрная птица и побуждает пить.
Это история Кристи, которая услышала во сне голос человека, признавшегося ей в любви, и теперь пытается найти его в реальности.
Это история святой Кюммернис, которой Господь даровал своё лицо, и монаха Пасхалиса, который пишет её жизнеописание.
Это ещё множество историй - например, о пограничнике, который именем государственной границы просил волка на него не бросаться, или о туристе, приехавшем в родные места на склоне лет и умершем прямо на государственной границе - так, что пограничники обеих сопредельных стран несколько раз перекладывали тело с одной стороны на другую, пытаясь спихнуть эту "проблему", или о немцах, переселённых в Петно, или об аристократах, живущих во Дворце и из поколения в поколение настолько неизменных, что кажется, что они и не умирают... Множество историй, коротких и длинных.
При этом, несмотря на смерти, сюрреализм, отсутствие солнечного света и чудище, живущее в деревенском пруду, атмосферы жути в книге нет, и чтение её не было тяжёлым. То и дело в тексте попадаются яркие, афористичные высказывания, чем-то напоминающие мне стиль Горана Петровича, например:

Я пошла к Марте. Косила у нее крапиву вдоль тропы, ведущей к ручью. Она семенила за мной, сложив на груди руки, и говорила, что Бог забыл создать многих животных.
— Например, бродю, — отозвалась я. — Он был бы весь твердый, как панцирь у черепахи, но на длинных ногах и с крепкими зубами-жерновами. Бродил бы по ручью и пожирал всякие нечистоты, тину, мертвые ветки, даже мусор, который вода несет из деревни.
И мы с ней стали вспоминать тех животных, которых по каким-то своим соображениям не создал Господь. Стольких птиц позабыл, столько зверья, которое обитает в глубинах земли. Наконец Марта призналась, что больше всего ей недостает того громадного неуклюжего зверя, который по ночам сидит на развилке дорог. Не сказала, правда, как он называется.

или

«В пути тебя ожидает много приключений, а возможно, и соблазнов. Страна охвачена смутой…» Пасхалис закивал, полагая, что монахиня сейчас начнет наставлять его совсем так, как это делала мать, но она произнесла странную фразу: «Иди лишь на те приключения, которые покажутся тебе достойными того».

или

Где-то в начале тридцатых годов Франц Фрост почувствовал: что-то не так. Он поднимался на гору между двумя деревнями и нюхал ветер, рассматривал стебельки трав, растирал в пальцах землю. То, что заметил, он ощутил еще раньше — все стало не таким, как прежде. Трава казалась более острой, ранила руку при неосторожном движении, земля приобрела более темный оттенок, стала более красной, чем когда бы то ни было. Ему казалось также, что удлинились тропинки в лугах, и идти домой теперь приходилось дольше. Из-за этого он опаздывал на обед. И у картошки вкус был ненормальный: даже молодая, только что выкопанная из земли имела привкус затхлости и мха, как будто бы долго пролежала в погребе. Лица людей размазывались, и, когда в воскресенье Франц шел в храм, ему чудилось, что он видит ходячие нерезкие фотографии. Он признался жене, а она сказала, что, наверное, все дело в глазах. Куриная слепота или что-нибудь вроде этого. Ему такое даже в голову не пришло. Он все хорошенько обдумал и сделал вывод, что глаза тут ни при чем. Ведь и ткани стали другими на ощупь, изменился вкус еды, запах древесины.

Ещё есть история автора - женщины, которая рассказывает эти истории, живя в той же деревне Петно. Почему-то она выглядит несколько чужеродной, каждое упоминание интернета и "снов из интернета" смутно режет слух - может быть, так и было задумано, показать некое столкновение миров. Она умеет есть ядовитые грибы без последствий, она умеет отличать сны от яви и обменивается снами со множеством других людей. К миру Петно она принадлежит уже только отчасти.
В качестве бонуса лично для меня - в этой книге снова появляется мотив чтения облаков - после столь мной любимого "Атласа, составленного небом" Горана Петровича и столь популярного сейчас "Облачного атласа" (после - имею в виду не хронологически, а в личной последовательности чтения).

Это хорошо написанная, со множеством деталей в описании необычного мира, и при всём моём насторожённом отношении к постмодернизму я бы оценила её на 9/10.

Говорят, я любопытен.
Сказывают, что «Сказ о змеином сердце, или Второе слово о Якубе Шеле» Радека Рака в основе своей имеет исторические события. Дескать, если любопытствуешь и желаешь погрузиться в книгу поглубже, то прежде стоит разузнать кто такой Якуб Шеля, как проходило Галицийское восстание, а также каково было положение Польши первой половины ХIX века. В послесловии романа имеется полезная историческая статья, однако чтение дополнительных материалов также приветствуется.
Сказывают, что книге Радека Рака не место в серии «Иная фантастика», ибо «Шедевры фэнтези» подходят для неё больше. Справно смотрится «Сказ о змеином сердце» рядом с «Миром Миров» Павла Майки, «Водой в решете» Анны Бжезинской и «Бессмертным» Кэтрин Валенте. Это, конечно, не вся правда. Благодаря стилистическим изыскам, метафоричности, обилию ненадёжных рассказчиков и постмодернистским играм, книгу сложно ограничить рамками какого-нибудь магического реализма или мифологического фэнтези, а значит и в «Иной фантастике» она смотрится зело хорошо.
Сказывают, что однажды Якуб Шеля влюбился в непростую девушку и отдал ей своё сердце. Затем, конечно, пожалел об этом, да сделанного не воротишь. Остаётся только попытаться найти замену и постараться исправить свою судьбу. Что не так-то легко простому подневольному крестьянину, жизнь которого осложняют и пан, и черти, и ведьма, и нечисть всякая.
Сказывают, что нет никого в этой истории лучше, чем кот, который иногда петух. И это, доложу я вам, истина. А самыми поразительными моментами показались мне вплетение в сюжет чертей, которые то притворяются

то изображают из себя

Сказывают, что в книге больше шестидесяти глав, представляющих собой различные байки, сказки и легенды, каждая из которых начинается со слова «сказывают». Брешут, само собой. Глав ровно шестьдесят, и лишь пятьдесят шесть из них начинаются со «сказывают».
Сказывают, что есть у книги сей проблемы с переводом. Так ли это, сможет узнать лишь самый внимательный читатель, остальным остаётся только дивиться стилю сказочному и порядку слов приятному глазу. Молвят также, что книга нелегка для понимания и усилий умственных требует от читателя. Но вы это не слушайте. Лучше оцените цитатку интересную с образами необычными:

«Сказывают, что когда не помогают лекарства и всякие снадобья, следует прибегать к иным способам избавления от боли. Ибо боль входит в человека, как черепаха в коровье вымя, и ищет себе место, чтобы устроиться.»

Говорят, что следующей книгой серии будет «Король утра, королева дня» Йена Макдональда. Роман о фейри, которых я не люблю, однако книгу прочитаю, так как велик кредит моего доверия данной серии, да и, как я говорил ранее...
Я любопытен.

"Книги Якова" (2014), написанные нобелевским лауреатом и звездой (без какой-либо иронии) польской литературы, принято называть её magnum opus и сравнивать с увесистой классикой вроде "Войны и мира". Ассоциации возникают соответствующие, винтики в голове начинают без устали работать. Что-то изменится от того, что это просто хороший исторический роман, а не очередная заявка на шедевр на все времена? Думаю, нет. За Токарчук практически всё уже сделала сама жизнь, а она как талантливый автор собрала осколки истории в определённом соотношении и добавила им своего прочтения и художественной выразительности.

Одна краткая выписка о Якове Франке, польско-еврейском религиозном деятеле, создателе секты имени себя любимого, уже выглядит как эпизод из авантюрного романа. Его религиозное "комьюнити" было на ножах с ортодоксальными евреями, а он сам дважды принимал католичество, однажды ислам и даже раздумывал о переходе в православие. Ну что за прелесть, почему этот исторический сюжет не раскопали и не расписали до сих пор?

То, что Токарчук всегда удаётся, так это "вкусно", очень детально и правдиво воссоздать антураж. Страница за страницей вы как будто ходите по этим сёлам, лесам, полям, знакомитесь с обывателями, не героями. На визуальность новеллы работает окружение, каждая мелочь: от вроде бы незаметной таблички на двери до товаров на рынке и между делом брошенных реплик. Но это не всё: у польской писательницы весьма своеобразный стиль, который гармонично сочетает действие, эмоции, красочные описания при явном присутствии самого автора в тексте. При этом стиль не возвышенный и пафосный, а очень будничный, как будто рассказчик сидит тут, с вами, в харчевне, и вспоминает.

За столь невозможными судьбами Франка и других действующих лиц, которые перемежаются рукописями и картами, прослеживается общий замысел уровня того самого magnum opus. Как герой XVIII века искал себя в бесконечных метаниях по жизни и географии (Речь Посполитая была лоскутным одеялом), так и мы сегодня находимся в постоянном поиске самоидентификации, пытаемся решить, кто мы, откуда пришли и куда идём. То, что роман на русском языке впервые выходит сейчас, в эпоху переосмысления как внутренних, так и внешних процессов в нашей стране (и не только), – символично.

Но текст Токарчук – не только историко-социальный, но одновременно и личностный. Ведь поиск себя здесь происходит сразу на нескольких уровнях: от страны и, через героев, – до маленького человека. По ходу вы сами определитесь, что держите в руках: увлекательный исторический роман или нечто большее. Разве что приготовьтесь к солидному объёму.