Лето. Июль. Вторник. Утро. Метро. Она села напротив. Вспоминая сейчас, надо сказать, что прежде всего я заметил ее туфли. Они были...обычные? Далее, я уже оторвался от своей книги (в конце концов это была какая-то фантастика) и отстранено смотрел в ее, читающие, глазки. То что она читала, я заметил уже после. "Она бесподобна!" - пронеслось в голове. Это уже потом пришло осознание, а смысл? а зачем?
Ее топ плотно обтягивал плечи, что не мешало мне в принципе заметить татуировку, явно переходящую с плеча на шею. Тату гармонировало с ее...взглядом? глазами? Сейчас и не вспомню. Загадочное первое впечатление всегда такое. Толком и не вспомнишь, чем привлек тебя тот или другой человек. Особенно девушку, читающая, Чтеца Шлинка.
Меня охватило страшное желание окунуться в ее глаза. Странно все это звучит, но, в тот момент, ради ее взгляда, я мог не поехать на работу.
Какое-то мгновение она уже стояла у дверей, убирая книгу в сумочку.
- первый раз вижу девушку с тату, читающую Чтеца.
- что?
Взгляд. Но я знал, что это не настоящие глаза. Отстраненные, защитные.
- я говорю, Ваша книга хорошо гармонирует с тату.
- может быть...
- Жанне бы тоже пошла такая татушка.
Улыбка оказалась еще лучше созерцания. Как же повезло ее молодому человеку, который читает ее каждый день.
- Ханне.
- Да. Действительно Ханна. Теперь нам даже не нужно знакомиться. Для меня Вы всегда будете Ханной.
- какой-то странный комплимент.
- а это не комплимент.
- признание?
- Честно? Я плохо помню книгу. Вспоминается только любовь. Так что мы с Вами заведомо не в равных условиях.
- А ты всегда к девушкам на Вы? или только когда волнуешься?
- Не люблю провокации. Прежде всего, на Вы я обращаюсь к незнакомому человеку.
Взгляд открылся. Улыбка соединилась с глазами. И только теперь я заметил, что мы уже вышли с вагона и остановились на эскалаторе. Как так получилось?
- А это уже оправдание.
- Пусть будет так.
Тут можно подвести черту. Ту самую, которую подводят перед стартом и финишем. Мне нравилась моя Ханна, мне нравилось как она смотрела, как улыбалась. При этом в ней было что-то такое, чего нет у попсовых девушек. И дело далеко, ни в тату или книге. Ее спокойствие было настолько сильным, что я уже боялся, а не эмоционально ли она глухая особа. Но как оказалось, все это были пустые предрассудки и внутренняя демагогия. Ведь нужным людям, мы говорим простые слова.
Оставался лишь один вопрос. Могла ли она стать моей?
В эту минуты мы просто стояли и смотрели друг другу в глаза. Что это было у меня я знаю. А вот ее взгляд не читался.
- Это конечно все хорошо. Но ты ведь, не поедешь со мной на работу.
- Я, думаю, нет )
- Сколько ты прочитала?
- Почти дочитала.
- Книга на самом деле интересная. Но еще интереснее обсудить ее с шикарной девушкой.
- :) Ты всегда так знакомишься?
- Нет. Только когда вижу книгу у девушки, которую прочитал.
- :))
сейчас я помню, как в смарте вписал новый контакт - Ханна. И как, на следующий день, кушали мороженное и бродили три часа на ведехе (ВДНХ) Обсуждая Чтеца, Достоевского и немного Кинга.
Не было глупых разговоров о сериалах и фильмах.
Моя брюнетка Ханна. Роза в ее руке. Вечер. Закат. Среда. Июль. Лето...
Так уж вышло, что почти в одно и то же время прочитал двести разные, но в то же время похожие книги.
Сначала я прочитал 'Книжного Вора' австралийского писателя Маркуса Зусака... А затем, через десяток книг, приступил к чтению 'Чтеца' Бернхарда Шлинка, известного немецкого автора, выпустившего свое произведение за десяток лет до Зусака.
'Чтец', как работа псевдоавтобиографическая... действие происходит в поствоенной Германии, причем события описанные в романе не имеют под собой реальной исторической основы... Но мне сразу стало ясно, что 'Книжный Вор' всего лишь пародия, сочинение на заданную другим автором тему.
И конечно за Шлинком стоит своя, глубоко личная история, история коллективной национальной вины... Эпоха.... Шлинку я верю больше. Он был ребенком войны и рос в послевоенные годы, разумеется он способен живей передать дух эпохи, настроения, страхи и надежды поколения немецкой молодежи.
Воспоминания: как я читала эту книгу...
Это было на работе (ой, как приятно читать на работе…, но это уже другая история…)
На тот момент я не знала об этой книги ничего (даже про фильм).
Ну и естественно я была шокирована интимной сценой мытья мальчика и взрослой женщины, что не удержалась и стала пересказывать содержание книги своим коллегам…Они насторожились И каждый раз как я переворачивала страницу, спрашивали:
– НУ что там???
Я с невозмутимым видом каждый раз отвечала:
-Моются!!!!
И продолжала чтение… После пятого, а может быть десятого односложного ответа я уже заинтересовала всех, кто не читал сие творение…как же иногда легко одним словом создать интригу и возбудить интерес.
На самом дели, книга Шлинка очень тяжёлая для однозначной оценки и, тем более, для написания рецензии. Но надолго оставляет воспоминания. Поэтому и хотелась что-то написать…
Подумала - чтобы не загромождать рецензию - а жалко пропускать - вынести отдельно эти самые стихи Пушкина, которые мне все время вспоминались во время чтения. ))
Стамбул гяуры нынче славят,
А завтра кованой пятой,
Как змия спящего, раздавят
И прочь пойдут и так оставят.
Стамбул заснул перед бедой.Стамбул отрекся от пророка;
В нем правду древнего Востока
Лукавый Запад омрачил —
Стамбул для сладостей порока
Мольбе и сабле изменил.
Стамбул отвык от поту битвы
И пьет вино в часы молитвы.Там веры чистый луч потух:
Там жены по базару ходят,
На перекрестки шлют старух,
А те мужчин в харемы вводят,
И спит подкупленный евнух.Но не таков Арзрум нагорный,
Многодорожный наш Арзрум:
Не спим мы в роскоши позорной,
Не черплем чашей непокорной
В вине разврат, огонь и шум.Постимся мы: струею трезвой
Одни фонтаны нас поят;
Толпой неистовой и резвой
Джигиты наши в бой летят.
Мы к женам, как орлы, ревнивы,
Харемы наши молчаливы,
Непроницаемы стоят.Алла велик!
К нам из Стамбула
Пришел гонимый янычар —
Тогда нас буря долу гнула,
И пал неслыханный удар.
От Рущука до старой Смирны,
От Трапезунда до Тульчи,
Скликая псов па праздник жирный,
Толпой ходили палачи;
Треща в объятиях пожаров,
Валились домы янычаров;
Окровавленные зубцы
Везде торчали; угли тлели;
На кольях, скорчась, мертвецы
Оцепенелые чернели.
Алла велик.— Тогда султан
Был духом гнева обуян.
Вот, разве в книге не все четко по изложенному? )) Здесь много рассуждают про взаимодействие Востока и Запада, к добру или к худу и т.д. Здесь есть линия Шекюре, которая выбирает себе мужа и покровителя, при помощи сводни еврейки Эстер - "там жены по базару ходят, на перекрестки шлют старух, и те мужчин в харемы вводят"... Правда, здесь Эстер носит туда-сюда любовные письма. ))
Здесь на заднем плане присутствует некий "старец из Арзрума", которого все время упоминают и все боятся - с его яростными проповедями и обличениями... А в финале начались и смута-волнения-погромы - все такое...
Это случается в те дни, когда небо отражается в стёклах. Птицы бьются о них, разбиваются насмерть.
Возле домов с зеркальными стёклами особенно часто можно видеть их распластанные тельца.
Раскинутые крылья, запрокинутые головки.
Однажды меня попросили приглядеть за семилетней Ребёнкой знакомые. День был солнечный, яркий, и потому мы с ней решили пойти гулять. Что первым делом нашла Ребёнка? Маленькую разбившуюся синицу. Что она сделала вторым делом? Заплакала.
Мне никогда не приходилось говорить с детьми о смерти. И потому всё, что я могла сделать, это поступить так же, как герои книги Каннингема, когда нашли в саду мёртвого дрозда.
Мы устроили маленькие похороны.
Эта история больше связана с фильмом, чем с книгой. Но всё же я решила её написать.
Помню, что в младших классах мы читали вслух лишь по принуждению, затем мы перестали вообще читать вслух, кто-то в принципе перестал читать.
Я благодарна судьбе, что однажды, механически переключая каналы, я наткнулась на фильм "Чтец". И той же ночью прочитала вслух главу книги, которую читала на тот момент. Те ощущения от чтения так и не повторились, я трепетно храню их в своей памяти.
Помню, как я обиделась, когда меня назвали озабоченной на следующий день в школе, когда я начала с восторгом рассказывать про фильм. На мои же доводы, что привлекла меня не интимная связь 15-летнего мальчика и взрослой женщины, а чтение вслух, все лишь посмеивались и, вероятно, мысленно крутили пальцем у виска.
Прошлым летом был "пик Чтеца". Я использовала любую возможность почитать вслух близким и друзьям. Особенно часто перечитывала сказки Уайльда.
С трепетом жду лето. Пору, когда "Чтец" во мне сможет опять разгуляться.
В процессе чтения истории про то, как мальчик родился с загадочной способностью не испытывать боль (такой феномен вроде и в реале случается, то есть не авторская фантазия). И чего-то мне хочется заметить, что вообще-то все мальчики на свете не испытывали и грамма той боли, что предназначена природой девочкам. Так что не сильно они отличаются от персонажа по большому счету...
Много ли существует книг, где Лиссабон является не фоном для событий, но одним из действующих лиц? Сам по себе Лиссабон не очень выразительный в плане источника творческого вдохновения город. Париж, Лондон, Нью-Йорк - избито, но на плаву. Лиссабон - нет. Само его положение на отшибе Европы определило его роль и в политике, и в искусстве. Дефицит книг с присутствием Лиссабона формирует особую цену на каждую из них. "Год смерит Рикардо Рейса" ( как меня раздражает перевод португальской литературы! Я каждый раз при чтении этого романа мысленно исправляла имя главного героя на "Рикарду Рейша") - бриллиант в моей коллекции, где Лиссабону отведена роль, если не главная, то очень значительная. Солнечный, с прозрачным воздухом и чистым небом, этот город в романе Сарамаго предстает перед читателем дождливым и задумчивым. Лиссабон здесь становится живым, автор наделил его человеческими эмоциями: как Европа 30-х годов замерла в тревожном ожидании Второй мировой войны, так и Лиссабон вместе со своими жителями притих в страхе перед надвигающейся бедой.
И во время чтения и сейчас, по прошествии месяцев, я воспринимаю роман "Год смерти Рикардо Рейса" как полусон, полубодрствование. Я не даром и в рецензии, и в истории вынесла в виде тезиса цитату Фернандо Пессоа: «Я существую - это ложь, пожалуй. Я пробуждаюсь - это тоже бред». Вместе с героями книги мы не спим, но и не бодрствуем. У Сарамаго получилось создать особенное настроение. Переплетение творца и создания - поэта и его гетеронима ( словно по аналогии Бога и человека) только усиливает это чувство. Я до сих пор не сомневаюсь в правильности того, что внесла этот роман в список трёх наиболее важных произведений португальской литературы.
Как-то зашел ко мне на работу знакомый переводчик с итальянского, сидит на стуле, раскачивается, рассказывает, как съездил в Рим.
Я ему говорю: «Не качайся на стуле, такие стулья очень легко ломаются», но он, забывшись, качается все равно.
Я думаю: «Как бы до него донести эту мысль?»
Итальянского я не знаю, но тогда на «Эльдорадио» все время звучала песенка Антоначчи со словами: «No signora no (ti prego)» - «Нет, синьора, нет, я тебя прошу».
А еще у меня есть привычка – когда я читаю переводную книгу, смотрю, как она называлась на языке оригинала. И я вспомнила, что «Ради Бога, не двигайся» Мадзантини называлась «Non ti muovere».
И вот я говорю ему: «Ti prego, non ti muovere».
Он легонько вздрогнул и уже больше не качался на стуле.
Честно говоря, мне безразлично, считается ли эта книга шедевром или вызывает у кого-то зевоту. Это единственное, что я читала у Коэльо, но то единственное, что попалось случайно (случайно ли?) и при этом совершенно в нужное время и в резонансное состояние души. Философия для домохозяек? Возможно. Но в тот момент я опустила руки после 20-летних поисков отца, а после "Алхимика" как будто иным взглядом увидела всего-то пару знаков на пути... Увидела и "прочитала". Как оказалось, совершенно верно прочитала, они ведь прямо таки носом тыкали меня в нужную дверь. В тот год жизнь изменилась, как и не мечталось:) Так что да, для меня это Книга.
Тишина проснулась раньше нас и потянулась, как кошка, с ласковым удивлением смотря то на всё ещё спящую тебя, то на меня.
Открыл глаза и улыбнулся тишине. Захотелось.. погладить тишину.
Рядом со мной на постели — дыхание женщины.
Если закрыть глаза и прислушаться, то кажется, что переспал с дыханием женщины, словно оно — удивительное и почти немыслимое существо, с которым можно переспать и даже поговорить, выплакав горе, прижав это мягкое и тёплое дыхание к груди, словно нежного зверька.
Какая ты смешная и милая, когда спишь…
Знаю, тебе не нравится, когда на тебя смотрят когда ты спишь: ты чувствуешь себя беззащитной и словно раздетой.. до сна.
Не многие ощущают эту чуткость обнажения — дальше тела, словно тело — всего лишь одежда души, и в её очаровательных складочках, порой действительно нет ничего постыдного, а вот в наших снах, нежно сливающихся с безмятежной и ранимой доверчивостью нашего лица и положением всего тела.. на миг как бы ставшего — лицом всей души…
Что тебе сейчас снится, солнце моё?
Заметила, какой я сейчас смелый? Называю тебя.. солнцем.
А ты ничего ещё не знаешь о моих чувствах к тебе.
Считаешь меня другом..
Вечеринка осталась позади, карей памятью натянутых крыльев, звеня за плечами.
Как крылатые дети в раю, наигравшись, натанцевавшись в небе, мы легли спать там, где застиг сон, словно сон был тёплой и густой капелькой янтаря, стекающего с карей коры вечера, и вот, женщины и мужчины, в счастье своём, ставших как дети, замерли в янтаре сна — райскими мотыльками.
Как же смешно и сладко ты дышишь, солнце моё: сердцебиение дыхания..
Хочется прильнуть губами к этому забившему родничку дыхания, вобрать его в себя.. впустить тебя в себя — целиком.
В гостеприимной гостинице моих губ смешалось бы моё дыхание и твоё: у нас стало бы одно дыхание на двоих: андрогинное дыхание, и я бы прошептал тебе что-то самое важное, мы.. прошептали бы тебе, ибо ты была бы во мне, как душа и крыло, прижавшееся к моему плечу, смотря на спящую себя, с улыбкой говоря мне:
- Я милая, правда? Она ещё не знает, что у нас с тобой что-то есть… а скоро и у неё будет.
Я робкий. Я хочу это сделать, очень… но не посмел бы, зная, что ты возможно не одобрила бы это.
Есть в этом что-то странное: словно древнее чудовище и вампир, я на заре похищаю твоё дыхание, душу..
А это ты у меня похитила душу и дыхание моё уже давно волочится за тобой, словно бездомный и невыспавшийся зверь.
Вот забавно было бы, если бы ты открыла глаза и увидела… перед собой моё лицо.
Разумеется, ты подумала бы, что я хочу тебя поцеловать.
Но это не так. Я хотел… хочу, невинно поцеловать лишь твоё тёплое дыхание.
Ты бы мне не поверила…
Да и кто бы поверил? А я возможно, как бесприютный ангел, вобрал твоё дыхание в себя: мои лёгкие были бы словно беременны твоим милым дыханием, теми корнями воздуха, слов, которыми ты днём будешь нежно общаться с друзьями, читать вслух понравившуюся строчку стиха, или.. проговаривать наедине свои мечты и желания.
Боже мой! и этот милый воздух был бы во мне!
Я бы прижал его к груди, грустно обнял бы себя и тебя в себе, нежно прижавшихся ко мне изнутри, и ушёл бы навсегда, оставив дверь открытой, словно крыло за плечом.
Я бы один.. как ангел-одиночка, воспитывал нашего ребёнка — дыхание.
Оно бы выросло удивительным и небесным созданием: стихом или даже историей, которую ты однажды встретила бы среди дня в парке, и не узнала бы.. что она от тебя…
Но ты бы с улыбкой обратила внимание на глаза моей истории: у неё, как у тебя — серо-синие глаза.
Даже чуточку жаль, что я очень робок… Потому я… робко прикладываю ладонь к твоему дыханию.
Моя рука нежно целует твоё дыхание и словно бы закрывает глаза.
У тебя тоже закрыты глаза: всё как положено…
Так ещё никто не закрывал глаза при поцелуе, как ты: ты видишь сны, возможно, меня.. но я во сне не совсем я: я нежный шум листвы, дождь на заре или есенинский жеребёнок возле моря..
А впрочем, это я и есть. Я подлинный.
Я и не знал, что дыхание женщины во сне может быть не менее увлекательным, чем любимая книга.
Бездна… Помню, в детстве я также увлечённо играл с рыбками в реке: они были похожи на осеннюю листву.
Рука просто замирала в реке, как бы задерживая дыхание, и рыбки подплывали к ней сами, принимая за нечто родное, за часть природы, а я сидел на коленях, как при молитве, самой чистой и подлинной, о которой забывают многие взрослые, щурился сердцем на солнце в листве надо мной и улыбался, бог знает чему.
То ли солнце плавало в голубой ряби листвы и сладостно отзывалось в сердце, то ли.. рука в реке играла с солнцем и счастьем.
Нет, это выше моих сил.. моя рука вся в пузырьках мурашек, словно я и правда окунул её в течение твоего дыхания.
Рука сейчас нежно пропиталась твоим дыханием, как осенний лист пропитывается и сквозится солнцем и небом, как ребёнок, смотрящий на солнце сквозь лиловый осколок стекла.
Хочется поцеловать эту милую руку.. напоенную твоим дыханием.
Да, это уже не совсем моя рука — наша.
Закрываю глаза и целую тёплую от дыхания руку.
Если бы ты в этот миг открыла глаза и увидела, как я самозабвенно целуюсь со своей рукой, ты бы подумала, что у тебя друг — идиот.
А я просто.. люблю тебя.
Цветаева писала: я охотно посылаю (отсылаю, ссылаю!) свою душу в другие тела (на другие звёзды!) чтобы отсюда с ней же, или оттуда с собой же — беседовать: любовь..
Чудесно сказано, правда?
Боже! Сколько нас сейчас с тобой лежит на постели?
Как она выдерживает нас?
Ты сейчас во сне идёшь по берегу моря. Складки постели.. как рябь ветровая прибрежного песка.
Тело твоё на постели. Дыхание и душа твоя — во мне.
Я на постели и следую за тобой, по прибрежному песку.
Душа моя..
А кстати, где моя душа? Может у нас одна душа на двоих? Очень редкое явление, такое же редкое, как.. одна любовь на двоих. Быть может потому душу и любовь такую часто и не замечают, ищут.. а она уже рядом.
Кстати, как думаешь, могут ли души, выпорхнув из тел в томлении любви, ибо в любви хочется любить — дальше тела, нежно столкнуться, как лунатики?
Интересно, было ли хоть раз такое, чтобы.. лунатики столкнулись лбами на ночном карнизе крыши…?
Может, это мы с тобой?
Знаешь ли ты, что гомосексуализм, это лунатизм пола?
И ни черта это не норма, как многие думают, как не норма и поэзия, счастье, боль расставания, балет..
Может, жизнь вообще.. не норма, и всё так или иначе ненормально в этом безумном мире, где всё пытается преодолеть себя и вырваться в невесомость, преодолев притяжение формы, как грустной планеты.
Милая.. ты думаешь, что раз у тебя друг гомосексуалист, то ты в безопасности?
А знаешь ли ты, что.. именно дружба, а не любовь, является живой памятью об андрогинах и таинственной природе человека, о которой писал ещё Платон, а Перси Шелли перевёл потом его «Пир», о гомосексуализме и таинстве мужской дружбы, но Мэри зачем-то подвергла цензуре этот перевод при публикации: любовь всегда ревновала к дружбе, не давая её крыльям расправиться: так младшая сестра всегда ревнует к старшей...
Интересно, почему? Может.. в дружбе есть нечто уникальное, что просияет однажды в искусстве и жизни, к изумлению людей?
Тебе раньше не приходило в сердце (почему многим приходит на ум, а не в сердце? В уме и так тесно.. Да и когда «в», а не на поверхностное «на» — как то пронзительней мыслится)
Что в самой дружбе, даже между мужчиной и женщиной, есть пряная оскоминка гомосексуальности?
Между поцелуем друга в губы, поцелуем очаровательного незнакомца и поцелуем человека своего пола, есть какая-то сладостно накренившаяся в темноту, единая плоскость крыла..
Пол, словно свет в одинокой комнате, «гостинице душ», выключили, и в темноте слышны лишь лица голосов.
В дружбе.. хочется поцеловать голос друга, даже обнять его — голос: пола нет.
Нет притяжения, уродующего любовь: сплошная невесомость и звёзды..
Магнитик дружбы.. он порой нежно разбивается, и тогда, ах! Спиной эмоции, боли — чувствуешь сладость притяжения со всех сторон, каждым сколом чувства, нежно разбитого существования, чувствуешь друга и мир через друга, и тогда малейшие пылинки его жеста, улыбки, мысли, сердцебиения… словно стекаются к тебе со всех концов мира!
Мне сейчас представилось нечто странное и художественное: ты — Ева в Эдемском саду. Ты спишь. Рядом с тобой ещё никого нет. Адама — нет. Он лишь снится тебе.. ты во сне улыбаешься и проводишь себе рукой по ребру.. бедру.
Женщина родилась у мужчины из ребра. У женщины, мужчина бы родился из бедра. Я то уж точно..
Ты меня словно выдумала, солнце моё. Я приснился тебе, и вот, я тут..
Мой лунатизм пола на карнизе существования, был навстречу тебе, тебе одной.. возможно мне нужно было трепетно вобрать в себя женскую природу, пропитаться ею, чтобы.. понять тебя как никто другой и снова прийти к тебе, как бы сделав немыслимый и нежный круг жизни, родившись вновь для тебя.
Нет, это наваждение какое-то… Невозможно со спокойным сердцем смотреть на твоё дыхание и касаться его..
Если бы у ангелов были волосы, они были бы на ощупь такие же мягкие, невесомые, тёплые..
А ноготки твои.. боже мой!
Ты не любишь их красить, и это чудно: у тебя самый лучший и дорогой в мире лак: человеческая кровь, нежным эхом ранимой плоти проступившей у тебя под ноготками.
Нет ничего более эротичного и небесного, чем ноготки.
Их нежно-лиловая плоть за прозрачной, дразнящей перегородкой, словно цветы за вечерним окном любимой женщины..
Ах, припасть бы губами к твоим ноготкам, к этим корсетикам ранимой плоти, которая почти — душа.
Рассказать тебе сон?
Мне в последнее время снятся странные сны, а сны гомосексуалиста, влюблённого в женщину, странные вдвойне.
Как друг, я бы не решился тебе его рассказать. Но сейчас ты спишь. Твой сон — лунатик. Ему я рассказываю сон. Он поймёт.
Комната моего сна. Наши голоса в ней и силуэты тел у окна: четыре странных существа в сумерках комнаты.
Голоса стоят вместе у окна, держась за руки: два обнажённых тела, мужчина и женщина, сидят на постели.
Это ты и я. Ты протягиваешь мне руку с улыбкой… но мне почему-то стыдно протянуть тебе руку. Я её прячу.
Наши голоса у окна говорят о чём-то, а мы их толком уже не слышим: мы общаемся с тобой без слов.
Ты замечаешь как я прячу свою руку за спину, словно в ней у меня нож.
Протягиваешься с улыбкой к ней.. улыбка гаснет на твоих губах.
Подносишь к своему лицу пальцы — на них кровь.
Мне становится стыдно и больно.
Рука, как нашкодивший мальчишка, робко выглядывает из-под ребра, словно из-за угла стены: рука рождается из ребра, как Ева.
Рука изуродована, но следы красоты на ней заметны: изящные тонкие пальцы, синие веточки вен под тонкой светлой кожей.. но ногтей на руке нет.
Они выдраны и кончики пальцев кровоточат.
Оголённая плоть… ногти, словно крайняя плоть на кончиках пальцев, оттянуты в пустоту и боль.
Держа мою изувеченную, чуточку кровоточащую руку в своих руках, ты посмотрела мне в глаза и почему-то грустно, но нежно, спросила: я тебя никогда не было секса с женщиной?
Я научу тебя. Это не так сложно, мы поймём друг друга. У нас много общего: я иногда сама это делаю..
Ты взяла мою руку и положила к себе на живот.
Потом опустила ниже, и я тепло вошёл в тебя пальцами: ты вздохнула, прищурив сердце и глаза.
Вздохнул и я, от лёгкой и нежной боли, словно моя рука теряла девственность.
Пальцы кровоточили и по внутренней стороне твоего левого бедра змеилась алая веточка крови…
В другом моём сне всё было иначе и ближе к реальности.
Комната сна, но без стен. Море, своим лиственным шумом, то приближалось к нам, то удалялось.
Мы лежали на пляже посреди комнаты.
Ты обняла меня за шею, поцеловала в грудь и сказала улыбающимся шёпотом: с женщиной это просто, ты поймёшь, не переживай.
Только сперва… чуточку больно, но ты потерпи, милый, я сделаю всё нежно.
Привстала на колени, взяла член в руки, и, с улыбкой грусти, ногтем надрезала уздечку: пальцы словно смутились и на них проступил румянец моей крови.
Всё, теперь можно, сказала ты.
Так совпало, что сегодня я снова девственница. У меня будет кровь и у тебя: мне будет не так одиноко.. Так мы лучше поймём друг друга.
Ты легла на меня сверху, привстала и плавно стала покачиваться в ритм набегающих волн друг на друга, а не на берег.
Я блаженно и навсегда ощутил себя в тебе, ощутил себя теплотой боли и доверчивым наслаждением, словно ты взяла наслаждение и сердце моё за руку, и вела куда-то через тёмный, рассветный лес после дождя.
Я чувствовал каждый тёплый атом твоей дрожи, малейший блеск моря у меня за плечами.. это было удивительно.
Войдя в твою душу и плоть, я словно рождался заново, для тебя одной.
Мужское и женское во мне, нежно смешивались в нечто единое, прочное и немыслимое, как новый вид лунного сплава: это снилось Платону наверно, к этому через тысячи лет придёт гомосексуализм..
Солнце моё… сейчас перед твоим сном и нежным телом твоим, склоняются на колени словно бы два существа, две природы во мне, мужская и женская: как два крыла у тебя за плечами, они… признаются тебе в вечной любви и дружбе.
Благодаря тебе, мужское во мне обрело черты, став решительным и сильным, как рыцарь, Абеляр, Байрон: он никогда не даст тебя в обиду никому.
Женское во мне… приобрело силуэт крыльев немыслимой чуткости и нежности за плечами рыцаря: силуэты Вирджинии Вулф, Элоизы, Цветаевой..
Родная моя, я подношу к твоим ногам, плечам, больше, чем могут дать тебе другие: всего себя, две природы своей, словно два крыла.
Всё, всё для тебя одной! Я расстилаю перед тобой крылья, как новую, небесную постель!
Примешь ли ты меня таким? Ради тебя эти крылья я могу оборвать, с лёгкостью.
Лишь бы быть с тобою, быть кем угодно, лишь бы с тобой…
Ты так мило улыбаешься во сне..
Ты ведь… спишь, моё солнце?
Так себе история, слишком много в ней эвфемизмов, на мой вкус. Но в финале будет небесполезный практический совет.
Молочной питерской ночью я пыталась вернуться на проспект Просвещения после весьма продуктивного рейда по Бермудскому треугольнику баров, функцию гипотенузы которого успешно выполняла в те незапамятные времена Думская улица. Метро закрыто. Такси внезапно показалось мне непростительным пижонством. А шальная мысль поймать довольно распространенного представителя местной фауны - раздолбанную пятерку с непременными тонированными стеклами и пожилым кавказцем за рулём - здравой и единственно верной.
Это не конец истории. И совет "не делайте так никогда" - не настоящий совет. Тем более, что поездка оказалась довольно приятной. Под хрипы и стенание неведомой радиостанции мы с водителем мирно беседовали о ценах на бензин и текущей политике, продвигаясь именно в заданном мной направлении. И находились не так уж далеко от пункта назначения, когда чудо автопрома, разразившись кашлем, в судорогах заглохло, едва успев доковылять до (что характерно) поребрика. Водитель полез под капот, изрекая реликтовые ругательства с упоминанием ишаков и ифритов. Я вышла покурить. И тут, как по заказу, подкатили две машины с мигалками и мрачными дядьками в форме.
Ко мне приблизились вразвалку и сурово поинтересовались:
- Ты где стоишь?
Надо сказать, смысловая нагрузка вопроса дошла до меня чрезвычайно быстро - секунд через 30. Еще столько же потребовалось, чтобы совладать с праведным гневом и начать поиски аргументов, доказывающих, что я не жрица любви, а очень даже рядовой налогоплательщик, просто неудачно пользуюсь услугами частного извоза. Их не находилось. Так же как не находилось в сумке, предъявленной для обыска, ничего похожего на паспорт. Там не было лишних денег, наркотиков, оружия и даже, что удивительно, ручной крысы.
Зато там была книжка Орхана Памука "Меня зовут красный".
И если раньше ситуация вполне укладывалась в рамки моего представления о везении, то дальше всё стало очень странно. Повертев книгу в руках, страж порядка внезапно как-то обмяк и расслабился.
- Ладно, садись! До дома довезём, нечего тебе тут... - изрёк он, указывая на полицейскую машину. И я поняла, что худшее позади, что каким-то неведомым образом я реабилитирована.
Меня и впрямь довезли до дома. Потом дали приведенный выше совет, который вовсе не совет.
А вот настоящий: даже если вы не имеете никакого отношения ни к одной из древнейших профессий, всегда держите под рукой нобелевского лауреата. На всякий случай.
Я внезапно узнала, что эта книга включена в школьную программу и обязательна для прочтения.
Я близка к познанию дзена, что сказать. Теперь как пить дать придётся ознакамливаться с творчеством этого бразильского дядечки с задумчивыми глазами (кто не понимает о чём я - посмотрите на обложку "Подобно реке").
Но история не в этом, а в том, что Коэльо идёт по программе сразу после Солженицына. Вот внезапно. Война-СССР-лагеря-ссылки-КОЭЛЬО
Я думаю, вы бы тоже удивились.
В 10-11 классах у меня был новый учитель русского языка и литературе помешанная на своем предмете. В хорошем смысле помешанная. Она очень интересно рассказывала. Умела заинтересовать всех. Даже тех, кто кроме учебника на уроке вообще никаких книг не открывал. И вот в 11 классе она усиленно начала нам рассказывать про «Алхимика», про веру в себя и Вселенную. Прониклась. И начала верить. Начала загадывать и усиленно мечтать. А главной мечтой в 11 классе было поступление в вуз на бюджет.
На выпускной классный руководитель подарила всему классу «Алхимика», на котором еще долго «гадали», когда не знали что делать. Да и сейчас, когда в чем-то сомневаюсь могу потянуться за ним.
Ведь книга хороша. И идея проста, но вдохновляет. А главное, что она была прочитана в нужной момент и в тот самый возраст.
«Я могу быть лучше», - подумал он, трахая чужую жену.
«Я способна на большее», - подумала она, пересчитывая вырученные за ночь деньги.
«Я достоин многого», - подумал он, нюхая очередную дорожку.
Темнота медленно, неторопливо, слегка подрагивая и покачиваясь с похмелья, уступала место свету. Зажглись утренней зарей первые деревья. Проснулись отдохнувшие автобусы.
«Я верю», - сказала она, крутя барабан револьвера.
«Я смогу», - сказал он, расправляя бумажные крылья.
«Я буду», - сказала она, выпивая последнюю рюмку.
С железных ларьков нехотя сползала роса. Включили свои проигрыватели первые птицы. Появилось небо. Появилось небо в стеклянных витринах. Появилось небо в отражении солнцезащитных очков. Появилось небо в лобовом стекле трамвая.
«Это мое небо», - кричали утру миллионы сердец.
Мое знакомство с венгерской культурой началось в начальной школе.
Теперь я многое понимаю. У нашей первой учительницы Людмилы Геннадьевны мы были тоже первые - компания семилетних гномиков и она старалась понравиться всем - детям, их родителям, директрисе и завучам, в итоге окна нашего класса зажигались ярче все, а гасли позже всех.
Мы заметили, что ребята из соседнего класса на перемене прыгают под музыку и нам тоже захотелось так же.
Через некоторое время она нашла нам учителя ритмики. Высокий, взрослый (для человека семи лет), и немного похожий на индийского актера (в начале 90-х по тв крутили индийские фильмы вперемежку с бразильскими сериалами, чтобы отвлечь население от всеобщего развала ) - смуглый, курчавый, черноглазый. Мужчина, что в школах редкость.
Сначала мы попрыгали, а потом спросили, как же его звать. Он сказал, что его зовут Шандор и он мадьяр.
1. Я ни хрена тогда не знала о том, кто такие мадьяры
2. У него не было отчества. А у учителя оно должно быть.
3. Когда я рассказала о нем родителям, они сказали, что он цыган, как румыны. Румыны для моих родителей - это цыгане (как молдаване, венгры и Евпропа для них начиналась с Польши - поляки - европейцы).
Он нам рассказывал о Венгрии, быть может говорил какие-то слова по венгерски а на класссный Новый год нарядился Дедом Морозом и раздвал подарки и нам очень нравилось
На страницах памуковского романа персонажи очень часто, говоря о христианах, называют последних "неверными". У этих гяуров все не так: и Богу неправильному поклоняются, и в искусстве не разбираются и даже с женщинами неправильно обращаются. Вот правоверные мусульмане - это другое дело. Эти, якобы, уважают и любят женщин. Естественно, практически все эти верующие на поверку оказываются лицемерами, далекими от истинной веры. В этой истории я бы хотел рассказать об одном музейной экспонате, который очень красноречиво говорит о желаниях подобных "правоверных".
Едва узнав о "Ночи музеев" в Ереване, я поспешил разузнать информацию о разных выставках и сел за компьютер. В этот день я посетил примерно 6-7 музеев и некоторые мне очень понравились. Прямо позади здания "Национальной картинной галереи Армении" располагался "Музей литературы и искусства" имени Егише Чаренца. Я решил обязательно туда пойти. Там были многочисленные антикварные книги, первые издания, личные вещи армянских классиков. Подобное зрелище я не мог пропустить. Кроме всего перечисленного, в этом музее располагаются также экспонаты армяно-иранского художника Маркоса Григоряна. Согласно информации в сети, эта коллекция насчитывает более 2500 экспонатов. Там есть картины, коллажи, а также различные старые и древние предметы: ковшы, замки, ключи, оружие и, конечно же, миниатюры. Григорян до этого проживал в Иране и у него накопилась очень богатая коллекция антикварных персидских вещей, начиная коврами, заканчивая очень красочными книгами. Просматривая все это великолепие, я остановился у расписной деревянной дощечки. На ней были изображены двое мужчин: слева пожилой, весь такой важный и серьезный, справа - чуть помоложе. Оба в мундирах и всяких бантах. Посередине дощечки я заметил расщелину и подумал, что, скорее всего, эта штуковина должна открываться. Я позвал гида и спросил ее, что эта за дощечка и открывается ли она. Работница музея вся засияла и ответила:
"Это зеркало. Вообще мы его не открываем, но так как вы догадались, что это, и я вижу, что вам очень интересно, я расскажу об этой вещи. Изображенные на ней мужчины - это военные".
С этими словами она протянула руку к изображению пожилого военного и открыла дверцу. Внутри показалось зеркальце, а с обратной стороны дощечки на нас глядела абсолютно голая и пухленькая девица лет двадцати.
"А это изображение его любовницы", - улыбнувшись, сказала она. На обратной стороне дощечки молодого военного скрывалась, соответственно, его любовница. Обе они были голые, с лукавыми улыбками, ну и в теле, само собой. На Востоке, как известно, ценится пухленькая женщина.
Иран, что двести лет назад, что сейчас- довольно суровая и скрытная страна. Женщинам там положено вести себя смирно. Некая свобода была в дореволюционное время, но имам Хомейни быстро покончил со всякими бикини, одев персиянок в платки и длинную одежду. И лишь за зеркалами скрываются чувства персов.
Я вставил в эту книжку несколько кулинарных рецептов, в качестве музыкальных пауз, чтобы у читателя слюнки потекли.
1. Кукурузные лепешки по рецепту Мэри Гублер. Смешать в миске полчашки муки, полторы чашки желтой кукурузной муки, чайную ложку соли, чайную ложку сахару и три чайные ложки соды. Добавить три взбитых яйца, чашку молока, полчашки сливок и полчашки растопленного масла. Выложить на хорошо смазанную маслом сковородку и выпекать 15 минут при 400°.
Нарезать квадратиками и подавать на стол горячими, завернув в салфетку.
2. Как приготовить соус к жаркому по рецепту Мэри Гублер: чашку мелко нарубленного лука и три мелко нарубленные головки чеснока потомить в кастрюльке до мягкости в четверти фунта сливочного масла. Добавить полчашки кетчупа, четверть чашки коричневого сахару, чайную ложку соли, две чайные ложки свежемолотого перца, щепотку «Табаско», столовую ложку лимонного сока, чайную ложку базилика и столовую ложку молотого красного перца.
Довести до кипения и подержать пять минут на малом огне.
3. Рецепт гаитянского бананового супа. Взять два фунта козлятины или цыпленка, добавить полчашки мелко нарубленного лука, чайную ложку соли, пол-ложки черного перца и щепотку молотого красного перца. Залить двумя квартами воды. Тушить час.
Затем добавить три очищенных клубня ямса и три очищенных банана, нарезанных кружочками. Тушить на малом огне, пока мясо не станет мягким. Вынуть мясо.
Получается восемь тарелок гаитянского бананового супа.
4. Шоколадный крем по рецепту миссис Джино Маритимо. Шесть унций горького шоколада накрошить в кастрюльку. Растопить в духовке при температуре 250°.
Две чайные ложки сахару растереть с четырьмя желтками, взбить до бледно-желтого цвета, смешать с растопленным шоколадом, прибавить четверть чашки крепкого кофе и две столовые ложки рома. Две трети чашки холодных сливок взбивать, пока не загустеют. Смешать с остальным. Осторожно размешать, разложить в чашки, поставить на двенадцать часов в холодильник.
На шесть порций.
5. Рагу из требухи по рецепту Мэри Гублер. Взять свиные кишки, нарезать небольшими кусочками, хорошо промыть, часто сменяя воду, пока не сойдет весь жир.
Варить около трех-четырех часов с луком, травами, чесноком. Подавать с зеленью и овсяной кашей.
6. Яичница по рецепту тринадцатилетнего Руди Вальца. Нарезать, сварить и откинуть на сито две чашки шпината. Добавить две столовые ложки сливочного масла, чайную ложку соли и щепотку мускатного ореха. Подогреть и переложить в три огнеупорные чашки или мисочки. Сверху залить яйцом, посыпать тертым сыром. Запекать пять минут при температуре 375°.
Три порции: для папы-медведя, для мамы-медведицы и для сынишки-мишки, который готовил, а потом вымоет посуду и все уберет.
7. Торт «Линцер» (по рецепту из газеты «Горнист-обозреватель»). Смешать полчашки сахару с чашкой сливочного масла, хорошенько растереть. Добавить два желтка, пол чайной ложки лимонной цедры.
Смешать чашку муки, четверть ложки соли и чайную ложку корицы, четверть ложки гвоздики. Высыпать в масло, растертое с сахаром. Добавить чашку миндаля (не жареного) и чашку жареных лесных орехов, нарубленных очень мелко.
Раскатать две трети этой массы до толщины в четверть дюйма. Выложить на глубокий противень. Густо смазать малиновым вареньем (полторы чашки). Раскатать остальную массу, нарезать полосками длиной около десяти дюймов. Слегка закрутить и положить сверху сеткой. Защипнуть края. Разогреть духовку до 350° и выпекать около часа, затем остудить при комнатной температуре.
Этот торт был одним из самых популярных в Вене, столице Австрии, перед первой мировой войной!
8. Жаркое в маринаде по рецепту Рудольфа Вальца, дипл. фарм. Смешать в кастрюльке чашку виноградного уксуса, полчашки белого вина, полчашки яблочного уксуса, две мелко нарезанные луковицы, две мелко нарезанные морковки, щепотку рубленого сельдерея, два лавровых листка, шесть зерен ямайского перца, две головки чесноку, две столовые ложки черного перца, столовую ложку соли. Довести до кипения.
Залить горячим маринадом кусок вырезки, фунта на четыре, в глубокой миске. Перевернуть мясо в маринаде несколько раз. Закрыть миску и поставить в холодильник на три дня. Переворачивать мясо в маринаде несколько раз в день.
Вынуть мясо из маринада, обсушить. Облить на глубоком противне восемью столовыми ложками топленого жира. Жарить в духовке, пока не подрумянится. Слить жир. Положить мясо обратно на противень, разогреть маринад и залить мясо. Томить в духовке часа три. Слить сок, удалить лишний жир. Держать жаркое на противне горячим.
Растопить в кастрюльке три столовые ложки масла, добавить три столовые ложки муки и столовую ложку сахару. Постепенно добавлять маринад, размешивая, пока не получится однородный соус. Прибавить чашку толченого имбиря и, не доводя до кипения, подержать на медленном огне минут шесть.
9. Шоколадное печенье. Растопить полчашки масла и фунт сахару в литровой кастрюльке. Поставить на слабый огонь и помешивать, пока не начнет пузыриться. Охладить до комнатной температуры. Добавить два яйца с чайной ложкой ванили. Смешать с чашкой хорошо просеянной муки, добавить пол чайной ложки соли, чашку грецких орехов, чашку полусладкого шоколада, наломанного кусочками.
Выложить на смазанный сливочным маслом противень. Выпекать при 235° примерно тридцать пять минут. Охладить до комнатной температуры и нарезать на квадратики ножом, смазанным маслом.
10. Миндальное печенье. Заранее нагреть духовку до трехсот градусов. Чашку сахарного песка смешать с чашкой миндальной пасты и хорошенько растереть кончиками пальцев. Добавить три яичных белка, щепотку соли и пол чайной ложки ванили.
Расстелить на противне листы простой бумаги. Посыпать сахарным песком. Выдавить миндальную пасту с сахаром через шприц с круглым отверстием, чтобы она падала на бумагу одинаковыми аккуратными шариками. Посыпать сахарным песком.
Выпекать примерно двадцать минут. Совет: выложите листы бумаги с печеньем на мокрое полотенце. Печенье будет легче отделить от бумаги.
Дайте остыть.
Когда-то, года два тому назад, я написала эссе по фильму Стивена Долдри "Часы" в качестве работы для зачета по одному из многочисленных предметов филологического факультета. Тогда романа Каннингема я ещё не читала, поэтому эссе получилось своевольным. Возможно, спустя время и спустя прочтение романа Каннингема, я уже думаю по-другому. Важно, что эссе осталось. И пусть лучше оно будет находиться здесь в качестве истории, нежели среди бесчисленных документов на диске моего компьютера. Пусть лучше так.
Фильм рассказывает нам историю одного дня трёх женщин из разных времен
Перед нами Вирджиния Вулф, английская писательница, и один из её дней 1923 года, тот день, когда она начала писать роман «Миссис Дэллоуэй»; Лара Браун и её день 1951 года; и Кларисса Вон с её днём 2001 года.
Дни этих женщин переплетаются между собой сквозь время. Между ними есть связующие элементы: книга «Миссис Дэллоуэй», которую пишет Вирджиния и читает Лара; и Ричард, сын Лары и возлюбленный Клариссы.
Ричард также связан с самой Вирджинией, поскольку он тоже писатель и поскольку он подражает Вирджинии, пытаясь написать что-то стоящее. Вот что он сам говорит о себе: «Я хотел быть писателем, вот и всё. Я хотел писать обо всём, обо всём, что происходит вокруг: о твоих цветах, когда ты приносишь их, об этом полотенце, о запахе, о том, какое оно наощупь, всех наших чувствах, твоих, моих, об истории, какими мы были, обо всём в мире, обо всём вместе, милая, потому что всё в жизни смешано. Я не смог. Не смог. На что бы ни замахивался, выходило куда меньше. Голая нелепая гордость. Глупости. Объять хотелось необъятное».
Интересен ещё тот факт, что многие называют роман Ричарда сложным. Произведения Вирджинии Вулф тоже сложны, ведь она писала, используя приём потока сознания. Можно догадываться, что Ричард использовал в своём романе тот же самый приём.
Кроме того, Ричард и невольно, и специально повторяет судьбу Вирджинии. Писательница страдала непонятным психическим расстройством: головные боли, голоса, видения не оставляли её. То же самое происходит и с Ричардом: к нему являются образы, непонятные голоса.
Когда к Ричарду приходит Кларисса, она спрашивает его о завтраке точно так же, как муж Вирджинии – писательницу: «Съел(а) ли ты завтрак?».
Ричард, как и Вирджиния, понимает всю тягость своего положения, понимает, что мешает жить другому человеку, мешает другому наслаждаться жизнью и ценить её. Вот, например, слова Ричарда, обращенные к Клариссе: «По-моему, я тяну жизнь только ради тебя» или «Ждёшь, пока я умру? Тогда будешь думать о себе? Тебе так удобнее». Или из разговора Вирджинии с её мужем, который спрашивает:
- Почему кто-то должен умереть?
- Что? – переспрашивает писательница, не понимая.
- В книге. Ты сказала, что кто-то умрет. Почему?
- Кому-то нужно умереть, чтобы другие больше ценили свою жизнь. Это контраст.
- И кто же умрет? Скажи мне.
- Умрет поэт, провидец.
И Ричард вслед за Вирджинией решает лишить себя жизни. Перед смертью он, обращаясь к Клариссе, повторяет слова писательницы, которые та адресовала своему мужу: «Не думаю, что были люди, счастливее, чем были мы».
Тем самым, Ричард как бы замыкает круг между тремя женщинами, связывая их в единое целое.
Каждая из женщин ищет понимания. Каждая ищет признания. Каждая ищет себя
Никто не понимает, что нужно Вирджинии Вулф. Никто не понимает, что она хочет решать что-либо в своей жизни сама. Она восклицает: «Моя жизнь не принадлежит мне. Я живу жизнью, которой не хочу жить».
Её муж Леонард не осознаёт, что ей надоело следовать нелепым предписаниям врачей. Вирджиния обращается к мужу:
- Я томлюсь в этой тюрьме, томлюсь в этом заключении. Меня преследуют врачи! Всюду! Я обложена врачами! А они убеждают, что это в моих интересах!
- Они знают твои интересы, - отвечает ей Леонард.
- Не знают! Их не волнуют мои интересы!
И тут понимаешь, насколько она одинока. Понимаешь, что все вокруг считают её сумасшедшей, следуя каким-то стереотипам о том, что только сумасшедшие слышат голоса и пытаются покончить с собой. Никто даже не пытается понять Вирджинию, никто не хочет выслушать её, никто не пытается проникнуть в её мир, увидеть то, что видит она.
Даже сестра писательницы считает её нездоровой. Она не приглашает Вирджинию в гости в Лондон, пытаясь уберечь, но тем самым причиняя Вирджинии боль, отчуждая и отдаляя её от себя.
В фильме показан лишь один человек, способный понять Вирджинию. Это её маленькая племянница Анжелика. Она задаёт Вирджинии вопросы, которые той так нужны: «Даже психам хочется, чтобы их спрашивали», - говорит Вирджиния своей сестре Ванессе.
Когда писательница вместе с племянницей хоронит птичку, девочка спрашивает:
- Что бывает после смерти?
- Что бывает? Мы возвращаемся туда, откуда пришли.
- Откуда я пришла, я не помню.
- Я тоже.
Или Анжелика интересуется мыслями Вирджинии, её миром (о котором с насмешкой говорит Ванесса дочери: «Твоя тётя очень счастливая женщина, Анжелика, у неё две жизни: своя собственная и та, которую она описывает в книге»):
- О чем ты сейчас думала?
- Я хотела убить свою героиню, но я передумала. Боюсь, мне придется убить вместо нее кого-то другого.
Только девочка обращается к Вирджинии как к нормальному человеку. Никто, кроме этого ребёнка, не понимает писательницу, даже другие дети Ванессы, которые крутят пальцем у виска, наблюдая то, как задумалась Вирджиния.
Никто не понимает, что нужно Ларе Браун. Её муж не даёт ей ничего решать, он даже сам себе цветы покупает на день рождения. Он не даёт выбора Ларе. Она живёт, словно кукла в кукольном доме и не знает, жизнь ли это.
Она чувствует, что обязана своему мужу, ведь он воевал на войне, он её заслужил. Но в то же время она осознаёт, что муж не понимает, что нужно ей самой. Он не понимает, что она несчастна, он даже не видит того, что её улыбка притворна, а в глазах тоска.
Лара находит понимание лишь в книге Вирджинии Вулф. Когда Китти, её соседка, спрашивает: «О чем эта (книга)?», - Лара отвечает: «Об одной женщине, которая очень благополучна и очень в себе уверена. Она устраивает вечеринку, и все гости думают, что у неё всё хорошо, но это не так».
Лара отождествляет себя с Клариссой Дэллоуэй, героиней книги. Читая роман, она думает, что миссис Дэллоуэй покончит с собой, и вслед за ней она решает сделать то же самое. Она оставляет сына с няней и едет в отель, где ложится на кровать, раскладывает таблетки, а потом понимает, что не может убить себя. И придумывает другой план – она решает оставить детей, дом, мужа и уехать после того, как родит дочку. Она решает уйти, что и делает.
Этот её уход – это протест всему миру. Она словно хочет сказать, что она не просто домохозяйка и женщина, она, прежде всего, - человек. Этот уход – это попытка найти себя, попытка понять свои желания, попытка начать новую жизнь, ту, которую она хочет сама, а не жить той, которую за неё построили другие.
Все понимают, что нужно Клариссе Вон, кроме неё самой.
Кларисса Вон – это прямая отсылка к миссис Дэллоуэй, которую тоже зовут Клариссой. Схожесть двух героинь феноменальна: каждая из них начинает свой день с покупки цветов в лавке, каждая готовится к важному приёму, каждая суетится, делая кучу дел, но, одновременно осознавая то, что она не живёт по-настоящему, что она одинока.
Обратим внимание на тот факт, что Ричард называет Клариссу миссис Дэллоуэй. Он говорит: «Миссис Дэллоуэй всегда устраивает вечеринки, чтобы уйти от одиночества», словно считывая мысли Клариссы.
Только после смерти Ричарда, который принёс себя в жертву ради жизни Клариссы, и после встречи с матерью Ричарда Ларой она осознает, что не одинока, что у неё есть дочь и возлюбленная подруга, которые её понимают.
Она словно просыпается, встретившись лицом к лицу с той, которая сделала сознательный выбор в сторону одиночества, имея мужа и детей, той, которая была одинока внутренне, но даже не попыталась разрушить стену этого внутреннего одиночества и выбрала одиночество внешнее.
Нашла ли Лара счастье, уйдя из дома, покинув семью? Она выразила этим поступком свой протест против общества, но она не обрела счастье, не нашла понимания среди людей. Мать, бросившая своих детей, вызывает лишь осуждение.
Кларисса в отличие от Вирджинии и Лары не одинока, её понимают люди, но она сама не видит этого, как миссис Дэллоуэй, она не осознаёт своего счастья, не видит своей жизни. Только благодаря Ричарду и Ларе она понимает, что такое значит жить.
Часы
Эти три дня трёх женщин разделены во времени. Но, как говорилось раньше, Ричард связывает их всех собой. Он словно проходит через время, выпадает из него. Он спрашивает у Клариссы про свой приз за книгу: «Где приз?». На что она ему отвечает: «Ты его еще не получил. Вечером». И вот тут мы слышим странные слова: «Я хорошо помню церемонию. Похоже, я выпал из времени».
Но он как никто другой чувствует время, он чувствует часы: «Но мне все же придется тянуть эти часы, эти часы после ужина и часы после этого». И это его угнетает. Он понимает, что просто тянет свою жизнь, хотя это бесполезно. И он в бешенстве от того, что люди не ценят его талант, они награждают его призом за его жизненные часы: «Я получаю приз за то, что у меня СПИД. Я получаю приз за то, что выживаю, за то, что я тяну жизнь – вот за что мне дают приз. А ты думаешь им бы наградили меня, будь я здоров?»
Часы – это жизнь. Жизнь, от которой не стоит убегать, ведь «нельзя обрести покой, убежав от жизни», как говорит Вирджиния Вулф.
Но иногда, когда твои часы бесполезны, когда ты чувствуешь, что забираешь часы другого человека, возможно, стоит отказаться от своего времени в пользу того, кому это нужнее, как это сделали Вирджиния и Ричард.
"Попугая..." я взяла в свою первую командировку, во Владивосток: ночью спать я не могу, а лететь пять часов, и на эту книгу постоянно не было времени. И вот я долго-долго читаю про то, что бары "Флобер" есть везде, особенно на родине Флобера в Руане, о том, что никуда не деться от кофеен "Флобер", магазинов "Флобер" и даже больниц "Флобер"....
Я приезжаю во Владивосток и в первый день вечером иду прогуляться по округе. Я первый раз в городе, мне все равно куда идти. Уже темно, горят фонари, очень теплый ветер.
Я заворачиваю за угол и вижу его. Как говорится, этот неловкий момент, когда книга - это дополненная реальность, или реальность - это дополненная книга. В любом случае - это судьба. Я заворачиваю за угол - и он меня там ждет.
Владивосток, поздний вечер, глубокий октябрь, улица пуста, на ней только мы двое - я и бар "Флобер".
Эту книгу я знал давно . Еще со времен любимого мной Имхонета. С тех пор не переставал ее искать и наконец-то обнаружил. Я не стал ее сразу читать, оттягивая специально удовольствие на зимний период. Чтобы, так сказать, быть ближе к теме. Я не знаю, отчего меня так тянет к книгам о Крайнем Севере. Может быть в прошлой жизни я сам был каким-нибудь помором или чукчей). В целом, книга не разочаровала. Динамичный сюжет, интересное бытописание. Чувствуется предвосхищение революции, но это для советского писателя , сами понимаете, святое дело. Посмотрим, как там сложатся дела во второй книге.
А может потому я ее искал и она мне понравилась, потому что ровесница мне. )Может и так. А еще я немного собираю марки и меня заинтересовало, чему они были посвящены в год моего рождения. И там тоже обнаружил я близкую себе тему. Не Чукотка, конечно, но тоже недалеко) Вот эта серия
- Я прочла Алхимика, пока ты гулял.
- Воу, и как тебе?
- Читаю рецензии на Лайвлибе... и, короче, вспоминаю как это было:
Сначала о нем никто толком в широких кругах не знал. Тогда я его прочла еще на телефоне, скачаннымс какой-нибудь "сасисы", на сименсе серии цэ. Всего Коэльо, я имею ввиду, который был на тот момент доступен. Потом о нем узнали все и он стал дико модным. И его читали все кому не лень и дико восторгались. А потом стало модным его ругать.
У меня что тогда что сейчас отношение к нему ровное. Как по мне - он приятный писатель.
Если человек неискушенный берется хотя бы за Коэльо и ему он нравится - значит все не так плохо. Его легко читать и можно что-то почерпнуть. Он может сподвигнуть "новичка" в чтении на более серьезную литературу. Не могу понять, от чего же люди, что сидят на этом сайте годами и прочли уже тонны книг, берясь за заведомо простенький роман, начинают так сильно его ругать.
- То есть сейчас рецензии негативные?
- По большей части да, к сожалению. Все ругают его за прописные истины, простой сюжет и прочее...
- А разве не так?
- Да, наверное, так. Только я пять дней мучала книгу, что ты подарил недавно. А сегодня решила отвлечься, и заново, так как все уже забыла, прочесть "Алхимика". У меня на него ушло пару часов. И мне, правда, не хватало, видимо, прописных истин, простенького сюжета и незатейливых описаний, чтобы просто что-то новое понять или вспомнить. Я в паре моментов прослезилась.
- От чего, господи?
- Ну ты знаешь мою особенность, реветь от чего-то дурацкого и простого, но таящего в себе какую-то большую историю или боль. Я прослезилась на 18 странице, в конце предисловия.
- Быстро.
- Да. И прочла я это быстро. И хорошее вполне получила впечатление от книги. Я ничего от нее не ждала. Я не была настроена ни хвалить ее, ни ругать ее. Сегодня я не нахожусь ни на одной из двух популярных волн. Я абстрагировалась и оценила саму книгу. И знаешь что, я порекомендую ее младшей подруге, которая учится на первом курсе и мучится тысячей вопросов, перетекающих в депрессии и пустые слезы. И маме, которая еще в моем возрасте прочла все, что только можно и училась на одних только книгах. И крестному, что просто устал на седьмом десятке жить эту жизнь. И все они скажут - да все это и так понятно. Но разве ты каждый день вспоминаешь, как завязывать шнурки? Ты об этом вспоминаешь, лишь когда сталкиваешься с этой необходимостью. Вот и книга это вполне справляется с ролью напомнить о некоторых важных истинах, которые многие светлые умы и так знали и поможет, может быть, обратить на них более пристально внимание.
Всё было бы очень просто, если бы дело было только в пропаже жены у мужика. Всё было бы банально, если бы он просто искал её и нашёл..Здесь другое, скрытое и понятное не всегда и не каждому...
Читая рецензии других читателей (отрицательные), я удивляюсь их аргументам: «набор всем известных истин», «что-то вроде халтурных проповедей в школе для немножко недоразвитых», «поверхностная философия, о которой я способна сама рассуждать».
Я рад за многих, что они знают эти истины, но не каждый из тех многих может до них додуматься самостоятельно. Те цитаты из других рецензий не аргументы.
. Книга относится к жанру философской притчи, а притчи, как известно, написаны простым и доступным языком. Они несут в себе суть и если для вас эта суть еще не раскрыта, то и суждения о книге будут таковыми. В мире нет ничего проще простого, а заумные и витиеватые книги просто опять же относятся к определенной эпохе, определенному жанру и философской базе. Почитайте теорию постмодернизма, чтобы рассуждать о книгах...
И еще сотни возбужденных комментариев на этом сайте.
Пришло время расставить все точки "G".
Тест! Отличи цитаты Пауло Коэльо от бреда сивой кобылы!
Результаты, плиз, в комменты!
История, которую я хочу рассказать связана с цитатой из этой книги:
Человек, умеющий обнимать - хороший человек.
В интернете авторство этого высказывания приписывается Ф.М. Достоевскому, цитата за этим авторством используется вполне уважаемыми сайтами и в огромном количестве в личных профилях пользователей соц. сетей и блогов. Признаюсь, и я грешна - использовала эту цитату в одном из своих постов в блоге и подписала сию цитату тоже Ф.М. Достоевский.
Конечно, бич современного интернет пространства - сумасшедшее невежество... Ты можешь подписать любую картину, фразу, музыкальную композицию любым известным именем (желательно громким) и ... пипл ммм съест и не подавится, а еще и перепостит в огромных объемах.
Один неизвестный товарищ дал ссылку на мое эссе в блоге, как подтверждение того, что автор этой интересной цитаты про объятия - Ф.М. Достоевский (хэх, немного странное доказательство), на что оппонент ему написал: "Обними меня" это не произведение Достоевского, а статья одной девчонки" (опускаю тот момент, что быть "девчонкой" в 37 лет довольно лестно).
А я, в свою очередь, озадачилась - так кто же автор этой популярной цитаты, гуляющей в просторах интернета? Ответ нашелся довольно быстро. Эта цитата есть в романе нобелевского лауреата Орхана Памука "Имя мне - Красный":
"Мне понравилось, как дружески и уважительно смотрел на меня Зейтин, а потом обнял: человек, умеющий обнимать, – хороший человек; я в который раз подумал, что он больше других верит в мою книгу".
А я подумала, что надо быть умнее в свои 37 лет и добавлять цитаты, только собственноручно выбранные из прочитанных самолично книг.
За сутки, с небольшими перерывами жадно проглотила книгу. Закрыла. Наутро открыла снова, принялась перечитывать. Также неистово жадно. Закрыла. Открыла интернет, посмотрела фильм. Ревела, как белуга.
В последний раз меня так накрыло после прочтения "Амстердама". Однако, Сильно! С большой буквы!
Как же мне все-таки повезло родиться с Каннингемом в одну эпоху!
Спасибо!!!
