Рецензии — стр. 5

Вот уже недели две нахожусь в состоянии безумной читательской эйфории!
Две недели назад я наконец-то - в некотором напряжении и с необъяснимой недоверчивостью - открыла в своем киндле книгу, которую давно-о-о уже мне советовали близкие друзья. Открыла с готовностью похвалить книгу, даже если она будет "не очень", ибо советчики - очень хорошие люди, не хотелось обижать.
Ну, а дальше... Думаю, многие меня поймут, еще многие - догадаются, и лишь некоторые - пожмут плечами, нисколько не разделяя подобного отношения.

Итак, буквально через минут 7-10 от начала чтения я начала благодарить не только советчиков, но и господа-Бога за то, что он еще посылает таланты на нашу землю грешную!
Эта книга - моя-моя-моя!
От корки до корки! От первого звука до последнего! Никакие купюры не требуются, никакие оговорки не нужны!!!

Я люблю, когда меня втягивают в проблемы других людей, посвящают в сложности их взаимоотношений, заставляют переживать за неудавшееся, радоваться получившемуся. Я люблю, когда я становлюсь членом семьи главных героев. вместе с ними влюбляюсь, мечтаю, тоскую, радуюсь, ошибаюсь, разочаровываюсь, надеюсь.
Я люблю, когда мне хочется счастливо рассмеяться, наткнувшись на меткое словцо, удачный оборот речи, наиболее гармоничное выражение мысли.
Я люблю, когда мне хочется всем дарить эту книгу, предлагать ее, обсуждать, да еще и зачитывать всем направо и налево любимые фрагменты.
Я люблю, когда мне хочется рыться в энциклопедиях или просто в различных поисковиках, ища хоть какую-то дополнительную информацию об описанном в книге: проверять имена, учреждения, населенные пункты, факты развития науки, культур и пр. - всё это делать с целью поиска прототипов, чтобы еще раз насладиться отражением любимых книжных строк в реальном историческом прошлом.
Всё это я люблю - и всё это есть в книге Марины Степновой.

Неудомеваю: как из небытия может вот так вдруг появиться автор, способный стать с первой же книги, с первого прочтения - любимым?!
Или я просто не слежу за литературными процессами? и это человек давно известен и даже велИк?!
Но я вообще никогда не слышала этого имени!
И такая гениальность!!!

P.S.-1. Да, я не называю героев, я практически не касаюсь сюжета - я просто булькаю от восхищения. И совесть в этом плане у меня чиста, ибо здесь на сайте - я краем глаза видела - большое количество замечательных рецензий и отывов! В т.ч. и негативных.
P.S.- 2. Сейчас отправлю свой отзыв и буквально рвану читать отрицательные отклики: очень, очень интересно! Хочется увидеть, соглашусь ли я с критикой романа!
P.S. - 3. Как?! Вы еще здесь?! И вы еще не начали читать эту книгу???!!! Впрочем, если вы уже ее прочитали, тогда ладно...

О чем.
Я боюсь многих вещей: смерти близких, войны, болезней, экономического кризиса, революции, дураков, эскалаторов, глубины. И старости. Нет, не так. Дряхлости. В каком-то смысле эта книга нашпигована моими страхами.
Язык.
Мне хотелось втопить газа на полную и нестись сквозь страницы. Но нет, милочка, тут такой самолет не полетит. Наберись терпения и иди лабиринтом времени и сюжетов. Не спеши. Посиди, подумай. Дай себе время проникнуться. Не сразу у меня это получилось. Иногда чувствовала себя застрявшей в пробке. Только разогнался, только почувствовал азарт от событий, как приходится останавливаться и перестраиваться в другой ряд. Не скоростное чтение. Прогулочно-созерцательное. Вглубь времен, вглубь душ человеческих. А там ох как темно.
Просто так.
И почему это благополучных дамочек всегда тянет к нищей богеме или того краше – революционерам. Наверное, сидя в шелковом пеньюаре перед зеркалом, кажется что варить кислые щи в дырявом фартуке очень романтично. Это ж для любимого, ради него и маникюрчик подпортить не жалко. А для богатой циничной сволочи мужа и тост маслом намазать рука не поднимается. Я уверена, что вся эта «романтика на сухариках» испарится через полгода. Если, конечно, не вмешается смерть. Вот тогда ореол большой и светлой любви будет не угасаем и храним в памяти до гробовой доски. Ну-ну.

В порыве он способен ради неё умереть, но жить ради неё – совсем другое дело.

Этвуд реалистична и правдива. В её книгах нет ничего идеального и совершенного, как нет его и в жизни. Кроме самих её книг, пожалуй. Просто немыслимо, как можно так писать. Восторг аж в носу щекочет.

Перечитала отзыв. Сплошной сумбур. Не стоит тратить на него время. Лучше потратить его на Этвуд.

Читать Этвуд. Читать и перечитывать.

Это было красиво. И это был очень сильный язык. Сильный замысел и сильное исполнение.

Давайте сразу договоримся: я не люблю Донну Тартт. Я читала только "Маленького друга" и мне хватило на всю оставшуюся жизнь. но я могу представить, чем Тартт  завораживает молодёжь (свят-свят-свят), возможно, читай я её лет в двадцать, меня бы тоже поразило этим светом, благо у молодёжи практически нет альтернативы, второго такого же романа - большого, проработанного и, чего греха таить, популярного. Потому что это служит неким "знаком качества", да, этим увлеклись многие. Чем мне не нравится Тартт? Голосом. Это совершенно жуткий, жестокий голос рассказчика. Я не понимаю, как люди не видят чего-то невыразимо больного в истории в стиле "Убить пересмешника", рассказанной от имени маленькой девочки, которая вообразила себя ангелом мщения и начала убивать другую семью на самых слабых основаниях, не разбираясь в правых и виноватых. Но нет, люди ржут там, где Тартт указала, что "смешняво". Он ведь автор, у неё много поклонников, значит ей можно доверять...

Ладно, заканчиваем с Тартт, возвращаемся к самой теме. А тема касается той жизни, которую пытаются молодые люди примерить на себя. И хочется прожить время своей молодости красиво. Наверное, правильно проживать его готовясь к будущей "взрослой" жизни, но она так или иначе тебя настигнет, встряхнет за грудки, выбьет из тебя дыхание, искалечит лицо и тело, лишит энергии. Жить это время полёта как заготовка тётки из продуктовой очереди, это как с младенчества готовиться к погребению в глубокой старости.

И некоторые авторы предлагают этот рецепт, как потратить время своей молодости так, чтобы задыхаться от нечеловеческой красоты. Я бы добавила в этот список ещё и книги Колдуэлл Й. - Правило четырех и Мариша Пессл - Некоторые вопросы теории катастроф . В моей молодости меня завораживал схожий, пусть и несколько иной опыт - Коматозники. Во всех этих общностях философов, любителей кино, шескспироведов или даже студентов-медиков, пытающихся заглянуть за край смерти, есть важный нюанс, который теряется, как мы молодость всё сильнее и сильнее протекает сквозь наши пальцы - попытка стать частью чего-то большего, великого, не имеющего отношения к материальным ценностям.

Наверное, потому любовь является фетишем для молодости. Что могут предложить вечеринки? Их набор всегда один и тот же - танцы, наркотики/алкоголь, секс. Из этого разве что наркотики могли бы стать путём к чему-то "большему", к иным мирам. Но явно не те, что принимают для "поднятия настроения", и явно, что не среди упившихся рыл. Только любовь остаётся для молодых как возможность выйти из этого материального мира, который пудрится гламуром, от чего смотрится разве что ещё страшнее, как старая шлюха, плохо закрасившая морщины.

Потому принадлежность к искусству, уход в этой одержимости куда-то в области запредельного - это то, что не может не приманивать. Да, какой-то материальный расчёт (стать высокооплачиваемым актёром, к примеру) в этом есть, но снова иная - религия, идея, благость достижения, шанс которой даётся лишь однажды. А во всех этих книгах используется и самый главный приём - молодой человек/девушка идёт по этому пути не один, это целая группа. И никто не тянет назад, никто не пытается навесить на уши материальные ценности, вроде "пошли, попьём пивка на той вечеринке нахалявку". Нет, каждый из товарищей стремится вверх с той же силой, что и ты, а потому возникает ощущение, что ты сейчас полетишь.

Да, убийство и смерть точно так же часть этого сюжета о полёте. Потому что молодые люди, которые ножом срезали со своих нервов наросты, будут чувствовать смерть острее, точнее. Она не будет чем-то бытовым, потому что покинув оковы быта, они покинули эти с одной стороны удушающие, но с другой - защищающие жирные объятия.

Мне понравилась эта книга тем, что у каждого персонажа есть свой голос (да, слово "голос" стало пока что моим любимым, потому что именно эта книга подтолкнула меня к размышлениям о том, что такое "голос рассказчика", кого хочет услышать читатель). Разные характеры, все на грани из-за пережитой трагедии.

Вот тут, когда я задумывалась о произошедшей трагедии, что-то было неправильно. в каждом персонаже произошёл перелом, которого не должно было быть. Но я почитала другие рецензии, на один мой вопрос книга дала ответ в оригинале (то самое знаменитое, что перевод сократил целую главу), на второй - нет. Но при этом (а читала я внимательно) я сделаю предположение.

.

.

Там в спойлере я написала, что не лучшие из переводов Шекспира вставлены в текст. Книга основана на том, что выйдя за пределы реальности, они больше не смогли прятаться в красоте, она сплелась с их жизнями и строки Шекспира стали хлестать их, издеваться над ними. Где-то в начале одна из преподавательниц заставляет их на уроке признаваться в своих страхах. По сути, я так понимаю, что это и задаёт структуру книги, играя в совершенство, получая нечеловеческое удовольствие от совершенства, они начинают осознавать несовершенство собственное. Но это заставляет их ещё сильнее стремиться исчезнуть, раствориться в строках. Почувствовать чужую страсть, тогда как им сложно и страшно сознаваться в страстях собственных.

Про концовку я тоже прочитала в чужих рецах, в оригинале Оливер объясняет свой поступок.

Это очень красивая книга. И она качественная. Ты веришь в этих персонажей, веришь в происходящее. Описание их импровизированных спектаклей завораживает и ты проходишь этот путь с ними. И желаешь героям обрести любовь - ещё один источник непереносимой красоты.

Шестилетняя Киа полагала, что в её жизни всё хорошо. Есть дом – грубо сколоченная хижина под дубами посреди болотистой местности, без электричества и водопровода; есть любимые прибрежные болота и лагуны, кишмя кишащие разной живностью; есть семья – пятеро детей, включая Киа, весёлая и работящая мама и отец, пьющий, поколачивающий жену и детей ветеран-неудачник, но всё же какой-никакой отец. И в один прекрасный день условно счастливое детство для Киа закончилось – обутая в туфли под крокодиловую кожу, с синим чемоданчиком в руках её мама ушла из дома. Ушла навсегда, ни разу не обернувшись, оставив своих детей, как нерадивая лисица оставляет на произвол судьбы не пригодное к жизни потомство. И уже много позже, когда Киа всерьёз увлеклась изучением флоры, фауны и биологии, она подспудно пыталась найти ответ на мучавший её вопрос: почему самка может покинуть своих детёнышей, обрекая их таким образом на верную смерть?

Постепенно Киа была покинута сначала братьями и сёстрами, а потом и отцом. Оставшись совершенно одна, без поддержки и средств к существованию, Киа начала свою борьбу за выживание. Прозванная местными жителями Болотной Девочкой, только на болотах Киа чувствовала себя в полной безопасности. Затравленная детьми и не понятная взрослыми, в школе Киа продержалась ровно один день. И раз и навсегда усвоила для себя, что общество – враг, и старалась сократить до минимума общение с социумом. Помимо чаек, цапель и всякой болотной живности её единственными друзьями стали старый негр Скок, которому Киа продавала мидии и копчёную рыбу, его пышногрудая жена Мейбл и знакомый с детства мальчишка Тейт, сын шкипера и такой же чуткий исследователь царства природы, как и Киа. Киа умела предсказывать приливы и отливы, могла найти путь домой по звездам, знала наперечет все перья у орла, но читать в свои четырнадцать не умела. Именно Тейт научил её читать и писать, собирать коллекции ценных экземпляров перьев и ракушек, стал свидетелем превращения Кии из девушки в женщину и стал её первой и единственной любовью.

Однако через несколько лет хрупкий, трепетный мир двадцатитрёхлетней Киа развалился во второй раз. Начав рассыпаться после предательства близких людей, он рухнул после обвинения Киа в убийстве Чеза Эндрюса, местного ловеласа и звезды футбольной команды, её первого любовника и одного из тех, чьё предательство оказалось невыносимым...

Прекрасный роман, в котором автор удачно сочетала несколько жанров, начиная от детектива и заканчивая социальной драмой. Сильная линия любви на фоне завораживающих пейзажей Северной Каролины добавляет живописного шарма истории от непростой судьбе маленькой отшельницы, следующей законам натуры. А прекрасные описания живой природы выдают в авторе чуткого к голосам натуры человека, чувствующего её проникновенные вибрации и умеющего ценить её дикую и в то же время нежную сущность.

"Пастор упрямо
Читает молитву.
Думает с дьяволом
Выиграть битву"

Оружие пастора, как выяснится из книги, не только слово. Слово, конечно, может многое: вдохновить, утешить, поддержать, направить. Но слово никогда не выведет на путь преступника, словом никогда нельзя покарать убийцу и восстановить справедливость (да что ж за мир-то такой, если в торжество справедливости не верит даже служитель церкви?...) Для этого нужен острый ум, хорошо развитая интуиция, житейский опыт, небывалая наблюдательность. Всем этим обладает главный герой книги - пастор (прост) Лестадиус.

За одно лето в небольшом городке Кенгис совершено три жестоких убийства: убиты две молодые девушки и мужчина-художник. Кто стоит за этими страшными злодеяниями? Кто упорно заметает следы, выдавая предумышленные убийства то за несчастный случай, то за самоубийство, обрывая тем самым любые ниточки к раскрытию преступлений?

Ужас окутывает постепенно, но плотно. Убийца, по всей видимости, - один из жителей городка. Он среди нас, и кто знает, кто будет его следующей жертвой?..

Помогать просту в расследовании будет юноша-саам Юсси, обращенный простом в христианскую веру. Детективная линия - столь яркая, мощная и выразительная - затмит для нас едва заметную линию религиозного содержания, но обратить на нее внимание, безусловно, стоит.

Интересный детектив с отличной атмосферой (Скандинавия, 19 век, сельская местность, конец лета - начало осени). Разворачивается он, может, и неспешно, но заскучать точно не даст.

"Люцифер, падший ангел. Выпавший из вечного сияния божественных небес ангел...так трудно представить себе это вечное сияние...И теперь он бродит среди нас по туманным осенним тропинкам. Люцифер, отвергнутый, он хочет погасить огонек пробуждения. Он идет по моим стопам. Я знаю, и не только знаю, я чувствую: он за спиной...."

Trigger warning. В романе раскрываются такие темы, как психологическое и сексуальное насилие, секс с подростком, посттравматический синдром. Как следствие, рецензия тоже не обойдёт их стороной.

Об этой книге непросто говорить, её тяжело читать и поставить ей оценку тоже сложно. Как художественное произведение она мне скорее не понравилась.
Однако ставить роману невысокую оценку я не хочу, потому что в нём, как мне кажется, правильно расставлены акценты и выбрана верная интонация.

Повествование скачет между двумя временными измерениями. В одном Ванесса - молодая женщина 32 лет, в другом – пятнадцатилетняя девочка-подросток, которая учится в школе-пансионе. Именно от Ванессы читатель узнаёт о том, что ей довелось пережить в ранней юности и с чем ей приходится жить во взрослой жизни. Если провести параллель с романом Набокова, к тексту которого и Ванесса, и её растлитель Джейкоб Стрейн не раз обращаются, автор предлагает нам перспективу Лолиты. Перед нами одна из вариаций того, что могло бы происходить в голове набоковской героини.
Роман Расселл практически свободен от резкого осуждения, морализаторства и категоричных трактовок, но в нём чётко и ясно слышна очевидная, на мой взгляд, мысль о том, что «Лолита» - это не роман о любви. Отношения условного Гумберта и девочки-подростка никак нельзя, даже проявив максимум снисходительности, интерпретировать как любовные.
Другая набоковская отсылка - Стрейн даёт своей подающей надежды ученице прочесть «Бледное пламя».

Ванесса – способная девочка с развитым образным мышлением. Она любит и чувствует литературу, сама пробует писать стихи.
Получив стипендию, девочка покидает родной дом и отправляется в частную школу. Там она чувствует себя немного «белой вороной». Это новая для Ванессы среда, где и преподаватели, и многие учащиеся играют в академическую чинность и некоторую избранность.
Девочке сложно сойтись с одноклассниками. Видимо, некоторая неприкаянность Ванессы способствовала тому, что она навлекла на себя внимание Стрейна – мужчины за сорок, который преподаёт литературу. Этот персонаж внушает симпатичной девочке с «волосами цвета кленовой листвы», что та проявляет к нему чрезмерный интерес. Он начинает манипулировать её чувствами, давить на слабые места и внушать, что она особенная, на голову выше своих «узколобых» сверстниц. Разве обычная девочка могла бы влюбить в себя взрослого мужчину?
Кончается всё изнасилованием. Именно так называется то, что произошло между ними, и это тот случай, когда не нужно пытаться смягчить. Абьюзивные отношения, когда героиня подвергается как психологическому, так и физическому насилию, будут продолжаться ещё долго. А их густой шлейф будет тянуться и за уже вполне взрослой Ванессой, которая не может до конца отрефлексировать произошедшее с ней. Она пытается освободиться от призраков прошлого с помощью алкоголя и травки…
В конце романа мы оставим героиню только в начале пути самоанализа, на котором ей нужно будет определиться со своим прошлым, принять его и тот эффект, которое оно оказало на развитие её личности. Очень хочется надеяться, что Ванесса справится с этой сложной задачей.

Реакция наделённых ответственностью взрослых в романе – преподавателей и администрации школы, где преподаёт Стрейн, родителей Ванессы - меня несколько озадачила. Особенно странным показалось поведение матери Ванессы.
Не складывается впечатления, что в семье царит отчуждённость, а родители не волнуются за единственную дочь. Отвозя дочку в школу после каникул, мама беспокоится, что у Ванессы нет друзей. Но когда мама узнаёт, что учитель растлевал её несовершеннолетнюю дочь, она никак не реагирует. Даже не предлагает Ванессе посетить психолога. События, отмечу, разворачиваются относительно недавно, в начале нулевых.
В дальнейшем мать расскажет, что надеялась таким образом оградить дочь, но неужели можно было поверить, что от такой травмы можно излечиться, не приложив больших усилий и без внешней помощи?

Иногда я думаю, что заботилась о тебе. Полиция, юристы, суд. Я не хотела, чтобы они тебя растерзали. А порой я думаю, что просто испугалась, – у неё ломается голос, она подносит ладонь ко рту.

Решения учителей закрытой школы, по крайней мере, объяснимы круговой порукой т.н. профессиональной этики.

Какой-нибудь знаток человеческих душ мог бы предположить, что девушка испытывает скрытую обиду на мир и тех, кто не столкнулся с тем, с чем столкнулась она. Она боится узнать, что её история не уникальна и Стрейн засматривается на других девочек. При этом она не делает ничего, чтобы это предотвратить.
Она не готова помочь другой жертве Стрейна вывести его на чистую воду.

Ванесса глубоко одинока. У неё так и не появился близкий человек, которому бы она по-настоящему доверяла и который помог бы ей внутренне артикулировать то, что с ней случилось.
От этой духовной изолированности героини читать роман ещё больнее.
На самом деле Ванесса пытается рассказать о своём травмирующем опыте, она не только пишет анонимные заметки в блог, но и прямо говорит, что её изнасиловали. По сути, и жертва, и насильник знают, что между ними происходило. Но Стрейн – жестокий манипулятор – умеет воздействовать на Ванессу, которую он постоянно выставляет ответственной («это ты меня соблазнила», «я всегда спрашивал у тебя на всё разрешение», «ты сама хотела заняться сексом»). Он старается не дать ей наконец ответить на вопрос «Что со мной случилось?» и пугает умную девушку вечной стигмой, если всё выйдет наружу. Ванесса оказалась запертой в одном из кругов ада.
Ей так хочется верить, что:

В пятнадцать я не была слабачкой. Я была умной. Я была сильной.

В результате отказа признать, что она оказалась жертвой, Ванесса позволяет Стрейну снова и снова себя использовать.
Автору удалось передать, как постоянная балансировка между полярными позициями («я сама во всём виновата» или «я жертва коварного растлителя») на протяжении многих лет разрывает личность героини на части, не даёт ей свободно дышать.
В этом сила книги, пусть она и казалась мне местами затянутой и откровенно скучной (особенно во второй части).

Упоминается в романе и движение #metoo.
Известно, что когда маятник далеко уходит в одну сторону, то он должен будет, набрав амплитуду, сильно отыграть назад.
Если #metoo стало результатом общественного запроса выявлять случаи вербального и физического насилия, то будут работать и силы противодействия.
После известного события с учителем-насильником, который не выдержал позора справедливых обвинений, начинает набирать обороты кампания, что его, «несчастного», якобы довели феминистки и другие активисты.

И последнее, что хочется сказать. Зачастую происходящее неоднозначно, у каждой из сторон своя правда, аргументы уравновешиваются контраргументами, судить никого не следует и т.д. Однако встречаются ситуации, когда есть только одна правда, а всё остальное от лукавого. Ситуации, когда релятивизм не только несёт в себе потенциальный риск, но просто неприемлем. Рассказанное в романе относится к таким однозначным случаям, когда есть жертва и есть палач.
И совсем неважно, как она на него посмотрела, что ему сказала и задержалась ли она в его кабинете.
Ванессе необходима реабилитация, а Стрейну место на скамье подсудимых.
Книга не навешивает с ходу ярлыки, в ней крайне редко употребляется слово «педофил», но тем сильнее производимый эффект. Рассказ Ванессы не нуждается в голосе за кадром, чтобы прочувствовать всю боль и ужасную несправедливость происходящего. Не должно такого случаться, ни с кем. Точка.

Я, в целом, с большим оптимизмом отношусь ко всякого рода фанфикам, до тех пор, пока в них есть хоть какой-то сюжет и более-менее адекватные персонажи. Когда же такие фанфики превращаются в гнусный образец графомании, а персонажи не вызывают никаких эмоций, кроме отвращения и досады на то, что конец книги далеко не близок, вот тогда начинаются действительно проблемы.

Ой, прошу прощения, речь же не о фанфиках. Мы, вроде как, обсуждает супер-мега популярный современный роман, обласканный читателями и не только со всех сторон, остросоциальную драму под названием Маленькая жизнь . Насчёт драмы и социальщины я сейчас приврала, конечно. Можно только поаплодировать усердию Янагихары, которая написала-таки этот многостраничный талмуд. Сложно писать ни о чём, как я её понимаю...

В начале чтения может показаться, будто это некий университетский роман, ведь Янагихара знакомит нас с компанией молодых людей, состоящей из четырёх студентов. Никаких характеристик у них, кроме "художник", "архитектор", "юрист" и "актёр" как не было, так и не будет. Интерес представляет один лишь "юрист" - Джуд Сент-Френсис, главный страдалец "Маленькой жизни" (его-то жизнь и описывается). Остальные герои быстро и скоропостижно уйдут на задний план и застрянут где-то там насовсем. Если в начале мы наблюдаем за студенческими буднями компашки, то, со временем, переключаемся на одного главного героя, погружаемся постоянно в его флешбеки, следим за жизненным путём в 10, 20, 30, 40 и так далее лет.

Джуд - это инфантильное существо (даже не человек вовсе). Я бы назвала его глупой авторской выдумкой, кабы никогда не встречала подобных страдальцев-нытиков в реальной жизни. Зато я могу уверенно заявить, что его окружение, все его невзгоды и успехи - вот это точно что-то из разряда фантастики, чушь и мура.

Понимаете, Джуд страдает. Нет, не так... СТАРАДАЕТ! Авторша с видимым садомазохистским удовольствием наделяет персонажа ужаснейшим опытом насилия в детстве, всякими тревожными расстройствами, обязательно селфхармом, а ещё Джуда как-то машиной переехали, и теперь он инвалид с невыносимыми хроническими болями. Ну просто человек-открытая рана!!! И он этим УПИВАЕТСЯ! Ходит такой загадошный с тайными тайнами за плечами. Вроде как существо из иной реальности, слишком высоко над всеми вами, обыватели, вам и не дотянуться. Можно только глазеть и вожделеть, пока Джуд предаётся меланхолии и самоистязанию.
Джуд - красавчик из красавчиков, ясное дело. Худой прекрасный прынц на инвалидной коляске. Так ещё и дьявольски умён. И, при всех своих психических расстройствах, сделал головокружительную карьеру, и вообще разбогател. Сюжет, однако, всё фантастичнее и фантастичнее.

Его, так называемые, друзяшки прыгают вокруг него как собачонки на задних лапках. Ох, как там Джуд? Ах, как Джуд прекрасен! Ых, Джуд такой загадошный! Ой, я нечаянно обидел Джуда! Джуд! Джуд! Джуд!

И я бы поняла, если местные гомогеи втюрились в эту "обворожительную" персону и от того сходят по ней с ума. Но нет, дело вовсе не в нетрадиционных сексуальных отношениях (тем паче Джуд у нас долгое время вообще асексуал). Все, буквально все персонажи заворожены этим героем, и, вероятно, существую-то на страницах лишь затем, чтобы ему прислуживать и пускать на него слюни.
Если бы эти герои в самом деле были бы такими классными друзьями, они бы этого Джуда давно упекли в спецучреждение, куда ему и дорога. Ну или сделали хоть что-то, а не вот это всё: "божички, он опять себя порезал лезвиями, он весь в гниющих ранах, он не ест и обзывает себя последними словами, он такой няшечка, пойду обниму его крепко-крепко!".

Серьёзно, уважаемые, если в вашей жизни появился человек, который настолько сильно наслаждается своими страданиями и создаёт себе и окружающим всё новые и новые, то бегите как можно скорее от него как от пожара. Такие люди полнейшие неадекваты. Ну их к чёрту! Сберегите свою собственную психику лучше.

В какой-то момент от всего этого любимого в народе "стеклишка" и от самобичевания недогероя становится настолько тошно, что сидишь и думаешь: убейся уж наконец, ирод! Этой фразой можно в принципе описать всё моё чтение Маленькой жизни . Ну это просто смешно даже. А ведь я ещё даже не касалась того, что тут как бы нет сюжета вообще. Просто сплошное нытьё, размазанное толстым слоем на туеву хучу страниц. И герои, что в 20 лет, что в 50 вообще ничем не отличаются. И в принципе ведут себя как девочки-истерички.

Пакостный роман, бессмысленный совершенно. Ни единому слову авторши я не поверила. На героя мне было плевать, потому что он мне отвратителен как явление. Зачем я это читала? Непонятно...

Представьте скандинавский нуар без убийств, тайн, расследований и харизматичных героев. Представьте, что действие происходит не в Швеции или Норвегии, а в Шотландии. Представьте женщину, которая родилась на одном из множества шотландских островов, затеем переехала в Лондон, спилась до алкоголизма, разрушила свои отношения, уволилась с работы, записалась на реабилитацию и вернулась к себе домой, на архипелаг Оркни, - отдохнуть от шумного мегаполиса с его бесчисленными пабами и падкими на алкоголь друзьями, выспаться, развеяться, попытаться привести в норму напрочь разрушенную нервную систему. Понаблюдать за птицами. Растворить боль в природе, в соленом атлантическом воздухе. Нравится такая картина?

Утром я резко вспомнила, что из мелодии моей жизни пропал бас. Когда он ушел, я вдохнула и так и не смогла выдохнуть. 

"Выгон" - глубоко личный автобиографичный роман Эми Липтрот о ее печальном жизненном опыте, который она пережила будучи еще совсем молодой. Все детство на унылом шотландском острове Эми мечтала урвать куда подальше, переехать в Лондон, работать в каком-нибудь крупном книжном издательстве или газете, кутить днями напролет, заводить уйму новых знакомств и пить - пить без остановки, пить пиво, водку, коктейли, да не важно что, лишь бы градус был. Но такой путь, как всем нам известно, ведет в никуда. Вот и Эми не стала исключением. Разгульная жизнь привела девушку на самое дно: отношения с любимым человеком разрушены, с работы выгнали, некоторые друзья отвернулись. Эми осталась один на один со своим главным врагом - алкоголем. Как и большинство людей с пагубными привычками, Эми понимала свою слабость, признавала проблему, но ничего не могла с ней поделать. Бросала на неделю, месяц, но итог всегда был один - бутылка, наркотики, провалы в памяти. В один из очередных запойных вечеров Эми наткнулась на ублюдка, попытавшегося ее изнасиловать. Это стало финальной точкой. Девушка записалась в реабилитационный центр и спустя время, чистая, уехала домой, на Оркнейские острова - архипелаг на северо-востоке Шотландии.

Для алкоголика выпивка - это непомогающее лекарство, вечно повторяемая ошибка, дорога, по которой никогда не дойдешь до пункта назначения. 

Книгу можно поделить на две части. Первая занимает меньшее количество страниц и описывает жизнь Эми в Лондоне и ее путь к алкоголизму. Вторая затрагивает восстановление после пережитых событий и жизнь Эми на островах. Читатель должен понимать, что главный помощник Эми в борьбе с алкозависимостью - природа, поэтому на каждый абзац о чувствах приходится три-четыре о стихии. В то время, когда зависимость ощущалась наиболее остро, Липтрот углубилась в изучение флоры и фауны родных мест. Писательница тщательно описывает интересные природные явления, наблюдаемые на островах Шотландии, жизнь редких птиц и движение небесных тел. В природе Эми находит множество параллелей с человеческой жизнью и демонстрирует их читателю, облачая в поверхностные, но красивые метафоры. Большинству читателей текст покажется до боли скучным, в этом можно не сомневаться. Но тот редкий читатель, который, как и я, обожает Великобританию со всеми ее бесчисленными островами, тоскливыми видами на Атлантический океан и торфяными болотами, - оценит роман, лучше поймет быт шотландских островитян и, возможно, загорится идеей посетить те места, которые так подробно описала Липтрот в своих мемуарах.

Эрозия будет вытачивать в утесах новые морские своды, которые потом станут отдельными скалами и наконец обрушатся. Острова всегда уменьшаются, утесы обретают все более и более сложные очертания. Жизнь становится печальнее, но интереснее, все травмы постепенно стираются, как шрамы на побережье. 

Пишет Липтрот хорошо, неспешно. Я бы даже сказал, что это одна из самых медитативных книг, что мне довелось читать. Объем в почти 300 страниц не кажется затянутым, вымученным - читаешь и расслабляешься. Очевидно, что роман эмоционально тяжелый, сложный для людей чувственных и легко сопереживающих. Тем не менее на протяжении всего чтения через свинцовые шотландские облака пробивал яркий лучик надежды - даже после полного погружения на дно, человек еще может выкарабкаться - да, будет трудно, придется бороться с целой толпой демонов внутри себя, но это того стоит, и где-то в глубине даже самой болотистой души еще тлеет искра жизни, обещающая теплое, счастливое будущее.

Когда я пребываю в мрачном настроении, возникает страх, что я так никогда и не смогу покинуть мир зависимости, что меня как личность всегда будет определять алкоголь, точнее, его отсутствие в моей жизни. Я не хочу постоянно рассказывать новичкам о том, как и почему развилась зависимость и как я от нее избавлялась. Я хочу наконец освободиться и заниматься другими вещами. 

Как я уже написал, "Выгон" -  далеко не для всех. Мне понятно, почему его тепло приняли в современной Великобритании, но в то же время я осознаю, что читателю из СНГ потребуется куда больше труда, чтобы оценить роман молодой шотландки. И все же я тешу себя надеждой, что среди наших читателей найдутся те, что сумеют оценить историю Эми Липтрот по достоинству и, быть может, внесут произведение в список любимых.

"Гарри Поттера" будут читать. И взрослые, и дети. Вот хотя бы чтоб побродить немного в таком необычном, уникальном мире, настоящем таком. Живом. Не так уж много в литературе столь больших живых миров.
Тем, кто еще прочитает эти семь томов увлекательнейшей сказки, конечно, повезет. Но нам все-таки повезло больше - тем, кто взрослел вместе с Гарри.
Когда считали дни до выхода новой книжки, а меж тем подтягивали английский, читая в оригинале скачанные черт знает где страницы в pdf. Когда приходилось ловить очередную книжку в различных "отдам даром", потому что из-за спроса цены на них задирали, а денег не было хронически, такой уж возраст. Когда каждый сходил с ума по-своему в длительные периоды между выходами последних книжек: кто писал чудовищные по форме и содержанию фанфики, кто играл в разнообразные виртуальные школы волшебства, кто скупал русские книжки примазавшихся к славе Роулинг авторов... Я, помнится, зачитывалась "Большой Игрой Дамблдора", масштабным анализом двух филологов в ЖЖурнале .
И ведь, помимо книжек, ждали фильмы, ждали игры, обсуждали все вышедшее, выискивали спойлеры из грядущего, передавали сплетни по сети туда-сюда.. Это был отдельный пласт в жизни, конечно, очень тоненький, но все-таки - пласт.
Брать книжку за книжкой с полки и проглотить всю историю за пару недель - здорово, конечно, но все-таки - не то.

Мы счастливцы.

Когда-то давно мы с моей подругой Марусей были в Праге, где я совершенно случайно, проходя, а точнее не проходя мимо книжного магазина, купила себе три книги, посмотрев на которые, Маруся спросила: "Ты что, их по весу подбирала?" Мы сидели в пивном ресторане в закоулочке за магазином с рыцарскими железяками, передо мной на столе лежали "Криптономикон", последние Холлингхерст и Евгенидес и я испытывала знакомое каждому читателю чувство беспримесного и абсолютно нелогичного счастья, которое охватывает тебя, когда ты вдруг покупаешь еще с десяток книг, которые тебе совершенно некуда девать в квартире и которые ты прочтешь уже на пенсии, потому что в твоем списке "на почитать" они приблизительно миллион сто вторые.

Но покупке толстой книги совершенно невозможно противиться. Это как если б ты шла по улице, а навстречу тебе витрина, а там - огромными красными буквами прямо специально для тебя пишут: "Только сегодня и только сейчас! Два Джонни Деппа по цене одного!" И ты, конечно, сразу бежишь и берешь себе двух джонни деппов, ничего, один на вырост, ну или там, не знаю, с одним жить, второго сдавать и т.д. Так же и с толстыми книгами. В них есть что-то такое, какое-то обещание вдвойне удачной покупки, двух недель в Воображариуме с пиратами, ковбоями, пиастрами и гладкими мужскими торсами вместо жалких трех деньков в компании персонажей, которые или до конца из картонок не повылупляются или, не успев покруглеть формами, вскочат и уйдут, преследуемые автором с табличкой THE END. Это такое подманивание огромным, весомым миром, куда, если повезет, можно уехать, не оформляя отпуска, прямо по окончании рабочего дня. Годовой вид на жительство в Нарнии.

Конечно, всегда обидно, если ты покупаешь толстую книгу, а там вместо Нарнии оказывается хайгейтская тюрьма и ты таскаешься по кругу с персонажами, которые чугунными ядрами болтаются у тебя в районе лодыжек, а ты глядишь наверх из каменного круга, а где-то там свобода и романы Хэмингуэя.

Но с романом Каттон, слава богу, все не так. Это два джонни деппа по цене одного, куда на сдачу еще колин ферт вброшен. Это толстый-претолстый книжный сериал, практически первая книга, в отношении которой так и хочется пожалеть, что она не выходит как в старину, главками в толстых журналах или наскоро сшитых и заклеенных в кожу томиках, по трети истории в каждом и так, чтоб вечно обрывалось на самом интересном, на полувздохе умирающей малютки Нелл. Одна из причин такого необычайного успеха мартиновской саги, кстати, густо замешана на этом самом ожидании: когда томишься на литературном полустанке под одиноким фонарем и вглядываешься в ветреную, беззвездную тьму - не подмигнет ли огнями, не прогудит ли шестая часть.

Рассказ открывается дверкой в дождь, в подчеркнуто духовитый, выпуклый девятнадцатый век, а истекающую золотом Новую Зеландию, в поселение золотоискателей Хокитику, куда фактически выбрасывает на берег Уолтера Муди, пассажира маленькой шхунки, которая незаконно провезла его сюда - конечно же, за судьбой, конечно же за удачей. Муди потрясен и взолнован - и вовсе не тем, что из-за непогоды шхуне не удалось причалить к берегу и пассажирам пришлось хлебать соль и страх в лодке, которая с трудом подтащила их на берег. Нет, на борту, где-то там, в темноте, внизу - о, эти восхитительные условия для саспенса - Муди увидел что-то страшное, что-то невыразимое, что-то, что вспыхивает у него во тьме за глазами то окровавленным галстуком, то белеющей рукой, то стоном: "Магдалена!" И с этого момента, с этих самых идеально оформленных бурей и смятением строк, от которых по читательскому восприятию идут уютные мурашки, ты и понимаешь, что все хорошо, поезд будет уютно ехать до самого читательского Владивостока. Прибыв в гостиницу, Муди неожиданно прерывает очень секретное собрание двенадцати озадаченных джентльменов, которые, впрочем, принимают его в свой круг как нового человека, которому можно, не боясь, доверить двенадцать историй о странных событиях, творящихся в Хокитике: о загадочных золотых слитках, найденных в хижине одинокого бобыля, о необъяснимых опиумных провалах в памяти проститутки Анны Веверелл и о том, чем подшито ее платье, о таинственном исчезновении самого богатого человека в округе, о человеке со шрамом и о том, почему его хочет убить владелец опиумного притона Сук Юньшень. В сумрачной курительной комнате одна история сменяет другую, один голос расплавляется в другой и рассказы о том, что творится в Хокитике, движутся друг за другом словно звезды по небу, словно фазы Луны, уменьшаясь по ходу книги в размерах, съеживаясь до половинки луны, до сырного полукружья, до узкого серпика, до точки.

Сказать, в чем кроется такая притягательность и откровенная удачность романа - и просто, и чрезвычайно сложно. Здесь все хорошо и добротно, без дураков, без авторской лени, без проваливающегося ступеньками сюжета, о которые читатель нет-нет, да и споткнется лбом. Каждый персонаж прорисован до невозможности, каждый волочит с собой типично викторианский багаж из знаний о нем всевидящего автора, о каждом - даже об ужасном капитане Карвере - рассказано долго, подробно, любовно. Ткань текста тоже уютно викторианская, с сенсационной прошивкой в виде того, что так любо всем, кто все едет сердцем в мир газовых рожков и заколок для галстуков: спиритических сьянсов, опиумной дурноты, шторма за окном, шороха платьев по полу, стесненных обстоятельств, обещания удачи и богатства, любви, которая сложилась на небесах. Но это все простое, а сложное кроется в том, что это роман из тех, что пробуждают от летаргического сна в циниках внутренних романтиков, воскрешают воспоминания о двенадцати годах, простуженном горле и книжках с приключениями, которые читаешь, пока болеешь и не надо в школу. О том недолгом периоде, пока еще веришь, что где-то там за туманами тебя ждет не контроша по алгебре, не офис и диспептичное начальство, а звезды, луна, шум прибоя и дорожка света на воде, по которой ты сразу взбежишь к настоящей жизни.
Такой как в книгах.

Чувствую себя бессердечным человеком: столько положительных отзывов о лучшей в жизни рецензента книге от множества периодических изданий и читателей с LL, а у меня по прочтению не осталось ни единой положительной эмоции. Ярко отрицательной, как ни странно, тоже (за исключением личности главного героя) – лишь скука от предсказуемости и сентиментальности происходящего.

Все-таки жизнь – не индийский фильм.

А вот книга – именно он. Здесь, правда, никто не поет и не танцует, зато есть случайно обнаруженный брат, человек, с которым главный герой враждует с детства, оказавшийся в итоге главным злодеем, и, конечно, счастливый финал. И от всей этой надуманности и миллиона «внезапных» совпадений скрипит на зубах – похоже, я слишком прагматична для такого чтива, раз ни на секунду не верю в реальность происходившего, а ведь именно это ощущение и призвана передавать литература.

Полагаю, вина за мое неверие частично лежит на статусе автора книги: он уехал из Афганистана в 11 лет, до этого жил в тепличных условиях богатой семьи, и точно такой же турист в родной стране, каким был в ней Амир. Ведь даже книга написана лишь по воспоминаниям и, полагаю, книгам и статьям, раз уж Хоссейни вновь побывал в Афганистане лишь после публикации «Бегущего». Так что это книга не афганца, а американца, и видим мы в ней лишь то, что увидел бы американец: ух ты, женщинам столько всего запрещено, кто бы мог подумать! ух ты, дети могут смотреть не на часы, а не еду, ну надо же, и так тоже бывает! ух ты, я знаю парочку выражений на «языке аборигенов», вплету в повествование, пусть все знают, какой я умный! ух ты, сколько странных традиций и необычной еды, расскажу обо всем настолько подробно, насколько смогу – еще раз подтвержу свое знание темы! Выглядит как-то не очень, на мой взгляд.

А вот главный герой мне всю дорогу был резко противен. Особенно повеселили его претензии к Рахим-хану: ай-яй, да как вы посмели нам не сказать, мы с Хасаном страдали! Парень, Хасан страдал не из-за их молчания, а потому что ты трусливый, эгоистичный, лживый папенькин сынок, кичащийся деньгами своего отца! Ведь даже Сохраба Амир отправляется искать не потому, что это сын его друга (кстати, дружбы-то со стороны Амира я так и не нашла в этой книге – только лицемерие и желание угодить отцу, посрамив перед ним Хасана), перед которым он ой как виноват – он делает это исключительно для облегчения совести, опять же думая только о себе. Сам Хоссейни об этом в послесловии говорит:

Он вернулся, чтобы спасти ребенка, которого никогда не видел, и тем самым спасти себя от собственного проклятия.

Не менее забавны его претензии к Сохрабу: ай-яй, моя жена ожидала, что он будет бегать, смеяться и рост по линеечке на стене каждый день мерять, а он, поганец, сидит в пустоту пялится и молчит. Ну да, ребенку после таких душевных и физических травм только и хочется, что бегать, да смеяться.

При всем этом, плохой я книгу все же назвать не могу: для этого в «Бегущем» слишком хороший язык, образы Афганистана и герои второго плана (один только Баба чего стоит). А за возможность посмотреть на довоенные будни этой страны я Хоссейни и вовсе благодарна безмерно, мне никогда и в голову не приходило, что там, например, продавалась кока-кола, а телевизоров в 70-е не было и у обеспеченных людей. Тем более интересно было почитать о том, что из себя представляла жизнь до войны - все же основные стереотипы об Афганистане сложились "по мотивам" военных действий. И как же печально обо всем этом читать, зная, во что превратится жизнь людей спустя всего несколько лет!

Так что книга эта скорее нейтрально-никакая, чем плохая или хорошая. Что-то мне подсказывает, не происходи половина действий в Афганистане, такой популярности книжка бы не обрела – обычный литературный середнячок (нашелся великий ценитель, ага). Попробую как-нибудь потом еще с чем-то у Хоссейни познакомиться – может, получше впечатления останутся, а то пока что-то совсем все печально.

Американец Литтелл проводит исторические исследования в России+Украине, затем на французском языке пишет роман от имени немца-нациста с названием, отсылающим нас к Древней Греции. Вот такая вот интернациональная петрушка, лишний раз подчеркивающая, как мультикультурно существование. Русскому читателю будет даже намного интереснее, чем зарубежному — так много отсылок к русской классике, да и действие большей части романа происходит в наших краях. Но обо всём по порядку.

Итак, повествование ведётся от лица немца-эсэсовца. После поражения во Второй мировой от умудрился скрыться, но его преследует чувство вины и стыда. Кажется, что это неудивительно, но после всего романа понимаешь, что эринии-фурии-благоволительницы преследуют его отнюдь не за то, что он был нацистом. Точнее, не только за это. Максимилиан Ауэ — персонаж условный и даже какой-то собирательный. Несмотря на то, что весь роман написан от его имени, внятного описания персонажа мы так и не встретим. Да оно и не надо. Ауэ как призрак перемещается по всему полотну военных действий Второй мировой, иногда действительно чудными путями, поэтому мы можем видеть и захваченный Житомир, и киевский Бабий Яр, и решение еврейского вопроса в Пятигорске, и тяжёлые сталинградские бои, и мирную жизнь канцелярской СС-крысы, и Треблинку с Аушвицем, и даже Берлин, в который с победой заходят советские войска. Даже в мирную Францию успевает занести Ауэ, который на вид кажется таким аморфным и никакущим, просто плывущим по жизни. Хотел быть филологом, но его пинком погнали в юристы, потом так же пинками протащили по всем инстанциям нацистской служебной лестницы, чтобы он мог на последних страницах писать юморески для Гиммлера и укусить фюрера за нос. А теперь Ауэ примерный семьянин под чужим именем, но эринии, как водится, не дремлют, вот он и пишет эту книгу, которая на треть — исторический справочник по Второй мировой, восточному фронту и наицстском режиму, на треть — галлюцинации, аллюзии и размышлизмы, а ещё на треть — сложные метафоры и попытки осознать, что же такое за зверь — нацизм.

«Когда объешься, рано или поздно придётся избавиться от шлаков, хорошо пахнет или плохо, выбора нет». Шлаки — эта исповедь, так много Ауэ успел потребить в рейхе. Если вас смутила эта метафора, то за книжку даже не беритесь. «Если вам что-то не нравится, дальше не читайте» предупреждает автор на первых же страницах, прерывая рассказ о дерьме, блевотине и жёстком гомосексуальном разврате. Правильно он с этого начал — все сахарные зайки тут же отсеиваются, а дерьма в книге действительно много. Если разум Ауэ, как персонажа условного, нормально воспринимает всё происходящее вокруг, то тело на физическом уровне отвергает весь происходящий кошмар: количество поноса, блевотины и прочих телесных выделений и мерзостей зашкаливает. Говном исходит вся немецкая нация, а в конце Ауэ даже снится весьма метафорический сон о расовой чистоте, где они с сестрой сидят за столом и чинно уплетают собственный фекалии десертными вилочками, потому что они избранная раса и питаться должны только такой же расово чистой пищей.

Что такого важного нам надо знать про Ауэ? Он опорочил себя инцестом с сестрой-близнецом… Метафора довольно прозрачная, вот она истинная расовая чистота во всей красе. После этого он даёт себе обет с другими бабами больше ни-ни, поэтому практикует гомосексуальные связи, выступая в роли пассива. Тоже вполне метафорично, потому что удовольствия от этого он не получает, только злобное удовлетворение, точно так же он подставляет задницу под собственное нацистское руководство. Вообще, противоестественность всего вокруг подчёркивается неоднократно. Строители мостов в Германии вынуждены исключительно их взрывать, а уж одна из последних гротескных сцен, когда школота решила «поиграть» в фашистов, зарубая людей мотыгами, насилуя маленьких девочек и ведя себя как звери… Зато звери, преданные фюреру, неважно воплощённому ли в маленького лидера или в того, который говорит с ними по игрушечному телефону.

Особенно интересным становится мир, когда в Сталинграде Ауэ в прямом смысле слова открывают третий глаз, выстрелив в голову. Древние индейцы и шаманы просверливали себе череп, чтобы через дырочку с ними могли общаться духи. Неизвестно, что начинает общаться через дырку с Ауэ, но глюки у него отменные: то Гитлер в пейсах, то разврат с сестрой, то редкостная дичь. Впрочем, иногда третий глаз закрывает и два первых, чтобы в приступе ненависти Ауэ совершил классическую фрейдовскую штучку, за которую его по-хорошему и должны преследовать эринии. Совершил и забыл. Кстати, эринии появятся и в физическом облике в виде Клеменса и Везера, но после их убийства станет только хуже.

В романе очень много исторических личностей и фактов. Вообще, вся «справочная» часть очень подробная, дотошная и верная. Как в «Пражском кладбище» Эко, где все реальны, кроме главного героя, так и в «Благоволительницах», всё действительно так, и только Ауэ остаётся фантомом.

В извращённом нацистском мире умудряются извратить даже категорический императив Канта. Упрощая, это: «Поступай с другими так, как ты хочешь, чтобы поступали все». Как это адаптируется под нацистский строй? Феноменально! «Поступай с другими так, чтобы если вдруг фюрер узнал об этом поступке, то одобрил бы его». Ничего себе трактовочка. Кстати, философская наполняющая, как и литературная, в романе довольно плотная, но во многих случаях Литтелл самостоятельно даёт источник аллюзии.

Что самое интересное, так это финальная сцена. Ауэ убивает свою настоящую мамочку, не ту, которая его родила, а ту, которая его выкормила, выпестовала, воспитала. Убивает он, конечно, не саму Германию, а одного из тех людей, которые старательно пихали его по нацистской служебной лестнице. И это вторая причина, по которой его преследуют эринии. Он предал даже то, чем так кичился во время геноцида и сражений.

Блестящий, но тяжёлый роман. Браво.

Эту книгу можно возвести в абсолют. Языка, идеи, подачи, размера в конце концов. Барнс умеет вешать в граммах.

Что мы знаем о времени? Ровным счетом ничего, так же как и осамих себе в этом времени и вне его. Уверена ли я, что через энное количество лет, все, что пишу сейчас не покажется мне абсурдным, постыдным и пустым. Могу ли со стопроцентной уверенностью сказать, что этот момент вообще сохранится в моей памяти?
Может быть время это глубина? Ты ныряешь, все дальше и дальше погружаясь в непроглядную толщу, время над тобой, под тобой, вокруг тебя, оно везде. Но с другой стороны оно исключительно субъективно. К вам никогда не приходило ощущение, что на самом деле существует только здесь и сейчас, не в плане легкомысленности сущестования, а в принципе. Есть только то, что мы видим, я пишу эти строчки, а где-то в Австралии в это же время скачут кенгуру, но для меня они не более, чем статисты, второстепенные герои, которые позволяют более менее точно представить картину мира, для себя естественно. Даже собственный муж, который сидит в комнате пока я напеваю в душе становится фигурой размытой и как бы несуществующей. Он скрыт от меня несколькими стенными перегородками, я не слышу, не вижу его, его нет в моем времени.

твердо знаю одно: есть время объективное, а есть субъективное,, которое ты носишь на внутренней стороне запястья - там, где пульс.

там, где бьется сердце, добавила бы я. Скачут кенгуру, течет вода, в одном и закрытых научных центров России тикают на стене часы с эталонным временем, а между тем ни один из этих моментов не является достоверно точным. И только свой собственный пульс можно прощупать.

Еще момент, на который натолкнула меня книга, что мы в целом знаем о других людях? О самых близких нам? Мы не лазили им в голову, так почему мы так уверены, что, то что мы принимаем за храбрость, задумчивость или склонность к философствованию на самом деле таковыми и являются? Нельзя быть предельно искренним даже, если очень стараешься, твой оппонент может тебя не так понять, он смотрит своими глазами, меряет своим временем.

Время течет своим чередом, стройный и ровный ряд воспоминаний превращается в лоскутное одеяло, и мы уже не так уверены, в том, а не произошла ли подмена понятий? Может быть все было не так. И, если с нашей точки зрения все верно, что об этом событии думает другой человек? Открывается ли нам со временем правда или просто дается возможность по иному взглянуть на тот или иной момент? Историю пишут победители... тут требуется уточнение: публичную историю пишут победители, а побежденные ее даже не читают, позволяя себе обманываться, сочиняя и корректируя исключительно свою версию событий, щадящую самолюбие. Так значит истории две? Скорее их бесчисленное множество, 7 млрд. историй, ровно по количеству, ныне живущих на Земле...

Ах, да... после столь восторженных пассажей, не могу, не объяснить почему же все-таки 4 балла. Меня всю дорогу бесила Вероника, это просто ужасно. Абсолютно невменяемая особа, "Психичка", как точно выразилась другая героиня романа. Я вообще теряюсь при виде таких неадекватных людей, способных встать и уйти посредине разговора, не потому, что обиделись, а просто так, надоело. Она зовет главного героя на свидание, а сама устраивает какие-то дикие покатушки на машине, не перемолвившись с ним и парой фраз, мол сам догадайся, что я имела ввиду. Сходи туда, не знаю куда, там лежит, то, о чем я сама не знаю... Может быть этот типаж был введен в роман, чтобы подчеркнуть его глубину и трагику, придать интриги, опять же.. Не знаю, на мой взгляд, если бы Вероника так не мудрила, было бы ни чуть, не хуже. И последние заключительные строки романа выстрелили бы стой же силой и попаданием. Но... кто знает, что я подумаю об этом завтра...

"Мы живем в мире, где разум не всевластен, и не потому, что он незрел и слаб, а потому что мы - люди, которые тем и отличаются от животных, что пытаются превзойти себя, свою природу, свой разум..."

Знакомство с творчеством нового для меня автора оказалось делом непростым. Омерзительно-неприятные сцены, фигурировавшие в начале романа (среди которых оргии с участием несовершеннолетних, так что книга однозначно из категории "18+"), едва не оттолкнули меня от чтения. Однако же, как выяснилось позднее, акцент сделан автором не на этом - он словно приуготовляет читателя к тому, что произойдет затем: цветочки из садов Виверны обернутся чудовищами...А кроме того, книга изобилует красивыми философскими размышлениями об искусстве (один разговор о Данте чего стоит - так и хотелось перечитать "Божественную комедию"), Боге, вере, красоте.

Кстати, о красоте, ведь она станет едва ли не завязкой первой части романа. По сюжету книги, некий художник-горбун, некто Джованни, живущий во времена инквизиции, в семнадцатом веке, превращает уродливых женщин в красавиц. И все бы ничего - только женщины с тех пор становятся одержимы дьяволом и стремлением убивать...Инквизитор дон Чема со своим личным секретарем, Мазо, пытаются разобраться во всем этом на месте - в садах Виверны, где, по слухам, случается та еще чертовщина, ведь фрески им расписывал тот самый Джованни. Поездка заканчивается трагично: побоищем и пожаром...

"Когда-нибудь избыток гуманизма на пути от Бога к бестии приведет нас на край пропасти, и это произойдет скорее, чем нам сегодня кажется"

Во второй части романа мы молниеносно переносимся в восемнадцатый век, Париж, французская революция, кровь на улицах, бунты и...вампиры. Молодой человек из Гавра волею судеб оказывается в пристанище греха - естественно, в садах Виверны. Здесь происходят жуткие представления, здесь царят бессмертные. Можно продать душу дьяволу и жить вечно, только что это будет за жизнь?...

"Мы не стремимся улучшать общество, пусть этим займутся те, кто обречен смерти..."

И наконец, в третьей части мы перемещаемся в Россию и нас ждет что-то вроде семейной саги. История помещика по фамилии Одново, состоявшего в переписке со многими русскими классиками, продолжится в жизни его дочери и ее друзей. А это - революционно-подпольная деятельность, бомбы, аресты, гражданская война.

"Жизнь приняла характер напряженный, жуткий. Кажется, что где-то около тебя, в сумраке событий, притаился огромный черный зверь и ждет, и соображает, кого пожрать. А студентики – милые люди, славные люди. Лучшие люди в эти дни, ибо бесстрашно идут, дабы победить или погибнуть. Погибнут или победят – не важно, важна драка, ибо драка – жизнь. Хорошо живется!"

Обращает на себя внимание интересная композиционная выстроенность романа: это будет так называемая "книга в книге" и мы посмотрим на события еще и глазами персонажей из последующей частей. Современники Французской революции рассуждают об инквизиции и этих странных превращениях, русские студенты читают рукописи из первой, и второй частей, и рассуждают о судьбе родины и путях достижения свободы и счастья - в юношеско-максималистском ключе, но жизнь всегда расставляет все по своим местам...Признаюсь, по итогу сложнее всего мне было читать именно заключительную часть романа - от семейных саг всегда веет грустью утраты и слишком быстрого бега времени...

"Однажды ты сказал мне, что смысл рая не в том, чтобы туда попасть, а в том, чтобы о нем помнить. Может быть, мы еще и встретимся там, на другом берегу..."

4/5, маленькая модель цивилизации и развития мира - было увлекательно и необычно такое читать, периодически отвлекаясь на красивые длинные размышления персонажей. Порадовало и многообразие использованных здесь жанров: фэнтези, исторический роман, приключения, мистика и ужасы, семейная сага...Книга-лабиринт, оставляющая после себя такое долгое и приятное послевкусие, есть о чем подумать на досуге, о чем поспорить с автором, а в чем-то, может, и согласиться...

"У нас нет потерянного рая, завещанного отцами, нам только предстоит его обрести и завещать детям. А что же мы хотим завещать сегодня? Терпение? Покорность? Жалкие будни рабов? Как говорил Сенека, non est vestrum ubicumque non estis – мы не можем жить сразу во всех комнатах этого дома. Надо жить здесь и сейчас, в этой комнате, где должен быть порядок. Наш порядок. Расставание с прошлым – это не утрата, а очищение..."

Люциуш Кшелевский — талантливый студент-медик из Вены. Он целеустремлен, трудолюбив и амбициозен. Все, что ему нужно от жизни — знания. Он не гуляет вечерами по кабакам, не заигрывает с медсестрами, а проводит часы в анатомическом театре, на лекциях и дома за учебниками.

Но наступает 1914 год. Гаврило Принцип совершает роковой выстрел и начинается война. Родители Люциуша могли пристроить сына в любое солидное место, где он бы «отважно» воевал в тылу, однако Люциуш решает записаться на фронт. Ему не хватает врачебной практики, да и читать письма приятелей, которые делятся фронтовыми байками об увлекательных полевых операциях, Люциушу завидно.

Его направляют в неизвестность. Окольными путями он в сопровождении гусара отправляется в Лемновицы — крохотную деревушку в горной долине. По прибытии он оказывается в заснеженной церкви, в которой и размещен госпиталь. Других врачей на месте нет, а последние несколько месяцев их функции исполняла сестра Маргарет — одичавшая девушка без медицинского образования, которой пришлось самостоятельно ампутировать конечности раненых солдат и производить другие сложнейшие операции.

Оказавшись в таких условиях, Люциуш теряется. Он не понимает, что ему делать. Все его знания, полученные в цивилизованных условиях, оказываются непригодны. Ему приходится вновь учиться, но в этот раз не у седобородых профессоров, а у медсестры Маргарет, не знающей и доли того, что ему открылось в медицинском институте.

С этого начинается его путь возмужания. Люциуш сутками напролет лечит, оперирует, пытается спасти вопреки отвратительным условиям и нехватке медикаментов. В один зимний день из снежной мглы появляется человек. Деревенский житель с раненым солдатом в тачке. У бойца нет видимых ран — его рана гораздо глубже, в той области человека, которую еще никому не довелось изучить в полной мере, — в душе. Тот самый зимний солдат, в честь которого и озаглавлена книга, оказывается венгром с ПТСР. Он не двигается, изредка что-то мычит и воет, когда фронтовые ужасы снова впиваются ему в сердце.

«Зимний солдат» — это больше, чем история про войну или любовь во время чумы. Это попытка излечить войну в сердцах людей, выжечь её не электрическим током, а глаголом, словом, заботой и вниманием. Дэниель Мейсон показывает читателю времена, когда психологические проблемы были для общества terra incognita, когда помешавшихся, страдающих от невроза людей, лечили электричеством или вовсе не лечили, а вновь отправляли на фронт, поднимая моральный дух бравыми песнями или страшными пытками под угрозой расстрела.

Дэниель Мейсон и сам врач, поэтому медицинские подробности описаны в романе не только художественно, но и анатомически верно. У молодого американского писателя, знакомого с войной только по новостной ленте, получилось написать удивительно точный и по-настоящему страшный военный роман. В духе 21 века он пишет и наглядно — так, что вы можете представить себе каждую сцену истории, — и страшно, словно ему своими глазами довелось увидеть замерзших насмерть людей с ранениями в лицо и солдат, влачащихся по полю брани в потерянном, отстраненном состоянии жуткого невроза, вызванного взрывами, окопной бойней и кавалерийскими атаками.

Однако помимо уверенной антивоенной истории «Зимний солдат» еще и просто красивая новелла, которую читаешь в запой и не можешь остановиться. В ней нашлось место и любви, и предательству; горю и счастью; юношеству и мужеству, найденному не в пылу битвы, а в стенах храма Господня, в стенах полевого госпиталя.

Сможет ли «Зимний солдат» удостоиться больших премий? Конечно, нет. Это не тот роман, который претендует на высокие оценки критиков, но это, безусловно, одна из важнейших историй ушедшего года, которая напоминает и «На западном фронте без перемен» Ремарка, и «Доктора Живаго» Пастернака . История, которую вы должны прочитать.

Пацанва-пацанчики, я вам сейчас за книжку тут затру, а вы сильно не серчайте, что мне не понравилось.

Бес его знает, что у кого и как лобызают в современной литературной российской тусовке, но Прилепин центрифужится где-то в самой гуще, поэтому фамилия всплывает то там, то сям. Дескать новый Горький (потому что учился в Нижнем? о___О), правда русская и кристально чистый стиль. Тут я могу согласиться, местами Захарка (звучит-то как, Захарка, прямо берёзками повеяло… Ах, да, псевдоним) действительно пишет метко, не в бровь а… По лбу. Потому что ключевое слово здесь всё же «местами», и эти самые филигранные места никак не хотят образовывать общее полотно, так и висят рыхлым раздробленным на феоды текстом. И это было хорошее.
А теперь о не очень хорошем.

Во-первых, Прилепину я не верю. Тут, конечно, всегда можно ловко мне возразить, что я не того полу, чтобы врубаться в пацанскую правду – и я соглашусь. Но всё же сложно верить в романтику кровавых соплей и лампасов, когда о ней говорит человек с безукоризненно вычищенными лаковыми ботинками, идеальным маникюром, холёным фейсом и отличным филфаковским образованием (вот тебе бесплатная реклама, любимый альма матер).

Во-вторых, у Прилепина съезжает сюжет. Сначала он говорит о Фоме, потом о Ерёме, потом о Феофане… И вроде все эти проблемы знакомы, но скачки с пятого на десятое и попытки объять необъятное приводят к тому, что качество из-за количества начинает хромать. Хотя проблемы все знакомые: тут пьют, тут бьют, тут бунтуют и сидят.

В-третьих, я не в восторге от того, что главный герой подаётся эдаким положительным и чётким, но если разобраться, то он пустой и не выдерживает никакой критики. Туповатый и ограниченный «Санькя» (омерзительно-жалостливая вставка про этот «никнейм», кстати) симпатии не вызывает. Хрен с ним, что он не хочет работать, учиться, развивать мозги и так далее. Но нафига ему забираться в политические дебри? Или это Прилепин так ловко показывает, что тупыми баранами а-ля Санькя легко управлять? Ведь своих политических взглядов у главного героя нет, только чужие, навязанные теми, кто ведёт баранчиков на убой. В таком случае нечего добрую половину текста отстаивать право гопника на глубокую душу – может, она у кого-то из них и действительно есть, но не про санькину честь.

В-четвёртых, некоторые моменты расчётливо бьют по первичным сильным эмоциям, но если хоть немного подключить мозг, то видно, насколько они глупы. И вся эмоционально-заряженная часть книга выглядит довольно жалко. Взять хотя бы ту сцену, где главный герой с пафосом тянет по заваленной снегом дороге гроб с телом отца. Ну детские игры же, ё-моё, то же самое, что котёночка под дождём фотографировать. Слишком грубо, и ещё более странно, что некоторые моменты Прилепин наоборот выписывает весьма тонко.

Что в итоге? Роман, похожий на плохо пропечённый пирог. Повезёт, так вытащишь кусочек с хорошо поджаренной начинкой, но от всего текста целиком, скорее всего, начнётся несварение: слишком много подгоревших и полусырых фрагментов. Зачем было печь его – непонятно. Возможно, чтобы опробовать новую плиту или рецепт.

Когда теряешь близкого человека, мир всегда словно распадается на две неравные половины: до и после. Прошлое кажется теперь таким счастливым и радужным, настоящее серым, безысходным, от него веет отчаянием, а будущего уже будто бы и нет. Мир застыл во вневременьи...

После смерти старшего брата, Маттиса, такое происходит и с маленькой девочкой по имени Яс. Тот мир, неидеальный, конечно, но какой уж есть, прежним уже никогда не будет. Кажется, что счастье и вовсе забыло дорогу к этому дому в религиозной голландской деревеньке. Похоронив старшего сына, хоронишь частичку себя. Вот и родители Яс, сильные люди, словно забывают на миг или больше, что у них осталось еще трое детей, что они тоже требуют заботы, что надо как-то жить дальше, стараться, по крайней мере...

Все чтение пыталась понять, что же напоминает мне эта книга. Ну конечно же, Вирджиния Эндрюс - Цветы на чердаке . Это опять грустная история маленьких детей, предоставленным самим себе, потому что взрослые не могут или не хотят позаботиться о них, потому что взрослые забыли об их существовании...Правда, история эта куда более жестокая, грубая, физиологичная, чем книга В. Эндрюс. История страшная и мрачная, и чем дальше, тем больше ужасов. И гриф "18+" я, пожалуй бы, даже еще чуть увеличила. Изнанка жизни как она есть..

Казалось бы, религия должна была как-то смягчить удар судьбы, но нет, горе придавливает тяжелым пластом, из-под которого уже не выбраться, даже вера не спасает...

В этой истории нет правых и виноватых, здесь все - жертвы, судьба бывает неоправданно жестока даже к лучшим из нас, но ведь Бог не дает испытаний не по силам...

Пусть говорят кто что хочет, Уве. Но по мне, ты самый чудной супергерой из всех, о ком я только слыхала.

Вот бывает, чем чаще книга мелькает в твоей ленте, тем меньше остается желания ее прочитать. Тут надо либо до совсем уж ажиотажа успеть, либо ждать, когда он уже утихнет. А бывает положительные оценки только разжигают твое любопытство и, наплевав на привычную схему, ты хватаешь книгу в руки, хоть и не планировал. Вот так у меня получилось со «Второй жизнью Уве». Смотрела я на нее вообще скептически. Светлая и добрая? Позитивная и с юмором? А автор точно скандинав? Ну-ну... Как-то все это странно, ладно, так и быть, проверю сама, но не думаю, что мне понравится.

Понравилось! И не просто понравилось! В любимое! И ною, "ну, почему я не купила ее в бумаге?" Книга настолько попала мне в настроение, что просто не передать! Надоело мне что-то все тяжелое, трагичное и «все умерли», на-до-е-ло! Период у меня сейчас такой, но вот и совсем примитива не хочется... Что делать? Видимо, перечитывать историю Уве) Не уверена, что найду что-то похожее, она стала для меня очень особенной, заняла отдельное место в моем сердце и точно будет не раз перечитана, когда душа потребует подобного!

Итак, знакомьтесь, это Уве. Ему 59, его только что отправили на пенсию, а полгода назад у него умерла жена. И этот педант и зануда, который и черта достанет, если тот посмеет припарковаться на гостевой парковке больше чем на положенные 24 часа или заедет на территорию их поселка (Не! Ну ведь черным по белому написано, проезд запрещен! Идиоты! Куда только катится этот мир?!), так вот, он решает, что жить больше в общем-то и не за чем. А потому, прибрав дом, оплатив все счета и составив завещание, Уве решает покончить с собой. Но

Чего-чего, а умирать Уве не умеет, уж поверьте.

Как тут спокойно помереть, если кругом одни идиоты? Один идиот не может окно открыть, не упав с лестницы. Другая беременная идиотка никак не хочет оставить его в покое. А их дети? А кошак, который походу решил, что это и его дом, а не только Уве? А шкет, который не может велосипед починить(где ж это видано?!)? А тут еще и его голубой друг, которому жить негде. И толстяк из дома по соседству, и старый враг, то есть друг... В общем, с этими соседями ну никак нельзя умереть спокойно! Ужас просто!

Книга потрясающая! Комедия напополам с трагедией, я и плакала, и хохотала в голос. Я успела пожить в их поселке и подружиться со всей этой безалаберной веселой компанией. Я думала о них не как о героях книги, а как и о правда чудаковатых соседях, живущих неподалеку. Настолько они живые, что в них нельзя не поверить. И настолько книга оказалась моей, что придираться нет ни малейшего желания.

Да что там говорить, вчера произошло, можно сказать, настоящее чудо. Дочитав, я не смогла отпустить их всех и села смотреть фильм (такого со мной уже сто лет не было, правда очень важную роль сыграло и то, что Голливуд к экранизации никакого отношения, хвала богам, не имеет). В любимое он не попал, но и не разочаровал. В общем, пересматривать вряд ли буду, а вот перечитывать точно!)

"....Когда меня спрашивают, о чем эта книга, я всегда отвечаю: о двух друзьях и горе. Да, она именно об этом", — говорит Коньетти.

Если коротко рассказывать о книге, то так оно и есть. Это произведение о горах и о дружбе длинною в жизнь.
Большая часть романа посвящена горам. Когда читаешь про горы, то представляешь себя там, как ты с главным героем поднимаешься на вершину и видишь эту красоту. Как бродишь по снежным вершинам, как проваливаешься в снег по колено…. Сколько раз была в горах, но ни разу не видела снега, только вдали. Поэтому все кажется нереальным. Но пик нереальности достигается тогда, когда они строят дом, у которого одна из стен - гора. Вы только представьте себе такой дом!
Остальная часть романа посвящена взаимоотношениям между героями: дети и их родители, дружба, любовь.
Главный герой, Пьетро, на лето приезжает в горы, в них он знакомится со своим лучшим другом Бруно. Их дружба временами прерывалась, когда Пьетро уезжал: в детстве на зиму в город вместе с родителями, позже путешествуя по миру. Но всегда возвращался к Бруно. Они знали друг друга очень хорошо и в трудные минуты помогали друг другу. Я рада за людей, имеющих таких друзей, с которыми можно не общаться годами, а потом завалиться в гости как ни в чем не бывало и пойти строить дом, что оставил отец в наследство. Ну, как дом, больше его развалины, из которых они сделали общий дом, в котором жили временами как отшельники.

У нас говорят, что в центре мира стоит высокая-превысокая гора Сумеру. Ее окружают восемь гор и восемь морей. Так устроен наш мир.

Книга носит философский уклон, заставляет задуматься о пути, что мы выбрали. Так и главные герои выбрали разные пути, один пошел в гору Сумеру, а другой - исследовать восемь гор.

Скажи: кто больше узнал – тот, кто обошел восемь гор, или тот, кто поднялся на вершину Сумеру?

«Вьюрки» прямо с порога, с самых первых слов встречают родным летним зноем, стрекотанием кузнечиков и каким-то дачным уютных покоем, когда просто хочется закрыть глаза, глубоко вдохнуть и погреть лицо в солнечных лучах. Оставить цивилизацию внутри пентаграммного круга МКАД, надеть ситцевый халат с маками и на два дня окунуться в размеренную трудотерапию деревенской жизни. К этому дзену среди грядок кабачков и клубники остервенело кидаются жители мегаполиса в пятницу после работы, чтобы уже в воскресенье вечером через обязательные пробки или вокзальную толчею втиснуться обратно в свою обычную жизнь. Однако стоит лишь перешагнуть порог, перевернуть страницу, как становится ясно, что с дачным поселком «Вьюрки» что-то неладно. Из обычного садового товарищества со своими радостями и дрязгами они стали местом русско-народной аномалии, оказались под фольклорным колпаком.

Сначала пропал выезд на проселочную дорогу, а потом стали пропадать люди, которые пытались его отыскать. Иногда кто-то из них возвращался, но это было еще хуже. Почти в каждом доме завелась какая-то нечисть. Жители оказались как будто в контактном зоопарке с неведомыми существами, о которых им в далеком детстве иногда рассказывали бабушки. Кто-то из них был пуглив, кто-то безобиден, кто-то оказался хищником, для которого человек - это лишь еда. Дачникам, ставшим заложниками своих участков и бесконечного лета, пришлось приспосабливаться и выживать.

«Вьюрки» - это глоток свежей молодой кровушки для оголодавшей по хорошему русскому хоррору душе, которой, как вампиру-вегану, исключившему человека из своего меню, приходится употреблять мистику зарубежного производства, а хочется (ох, как хочется!) чего-то своего, без консервантов и ГМО, чего-то выросшего на родной земле и впитавшего в себя такие понятные всем с детства страхи. Они на фоне иноземных гламурных вампиров вроде бы как простоваты, но при этом более натуральны, а, следовательно, страшны. За каждой современной ведьмочкой в уггах, стоит старая опытная ведьма в чунях, и в каждой семье, где помнят деревенскую жизнь своих бабушек и прабабушек, есть рассказы о такой. И эта древняя правда всегда будет страшнее новодела.

Дарья Бобылёва написала так, что знаменитая южная готика меркнет на фоне ее мистического триллера о жизни вьюрковцев среди персонажей из древней злой сказки: леших, кикимор, русалок, домовых, игошей, шуликунов, заложеных мертвецов в подполе и, конечно, вечной истины - бойся соседа своего.

В тегах к книге здесь, на сайте, стоит указание на жанр "исторический роман", что, конечно, совсем не соответствует истине: история в романе переламывает человеческие судьбы, ломает людей, крушит привычную жизнь и зачастую приносит страдания героям, но главное здесь все-таки - люди...История, скорее, тот страшный холст, на котором рисует свои причудливые и непостижимые картины жизнь...

Гузель Яхина - одна из немногих современных российских авторов, которые умеют бережно обращаться с историей нашей страны. Под большим впечатлением осталась я от ее предыдущего произведения - Гузель Яхина - Зулейха открывает глаза (и от экранизации, к слову, тоже), прочитанного два года тому назад. Под сильным впечатлением и сейчас - уже от следующей ее книги Гузель Яхина - Дети мои .

Яхиной всегда, на мой взгляд, удается правильно расставлять акценты, и потому, наверное, балансируя на тонкой грани между беспощадной руганью всего, что было в те страшные годы, и, наоборот, немыслимым восхвалением и "ура-патриотизмом" прошлого, она умудряется сделать книгу душевной, пронзительной, человечной, которая берет за душу и сердце, сделать ее одновременно необычайно тяжелой и в то же время необыкновенно оптимистичной, показывая, что даже после самых тяжких потерь можно подняться и жить дальше, несмотря ни на что...

История Якоба Баха, наполненная (переполненная даже) трагизмом, безысходностью, отчаянием, как пример всем читателям: всегда можно найти то, ради чего стоит жить. Это и будет спасением. Начать - быть может, впервые - жить для кого-то, а не только для себя. Потеряв любимую женщину, он начинает заботиться о ее ребенке, начав тем самым все с самого нуля. Жизнь вопреки всему легкой не будет: их ждет масса новых испытаний, пройти которые можно, ставя перед собой все новые и новые цели. Поднять девочку, обустроить хозяйство, найти средства на пропитание, обучить ее языку, будучи немым. И мы снова возвращаемся к идее о величии человеческого духа. Выдержать можно все что угодно, были бы упорство и желание. И цель...(в этом смысле роман Яхиной отчетливо напомнил мне знаменитое нехудожественное произведение - Виктор Франкл - Человек в поисках смысла ).

Личную трагедию в некотором смысле оттеняют и показанные словно пунктиром события, всколыхнувшие страну в 20-е-30-е годы прошлого столетия, а еще так или иначе жизнь Якоба все равно окажется переплетенной с судьбой немецкой колонии на Волге.

Легким это чтение точно не будет: слишком много здесь ужасающих подробностей, бессмысленных человеческих страданий, насилия, несправедливости. И в тоже время словно повеет с этих тяжелых страниц какой-то надеждой (правда, ближе уже к концу книги, но дождаться этого момента определенно стоит): можно убить человека, но нельзя сломить его волю к жизни; нельзя убить подлинно человеческое, то, что и делает нас в конечном счете людьми. Гузель Яхина не рисует при этом нам идеальный образ всесильного человека, отнюдь. Наоборот, она, устами своего героя, естественно, постоянно подчеркивает его тщедушность, его слабость (он не смог защитить когда-то самого дорогого ему человека), но - странное дело - именно в этой слабости и кроется настоящая сила...

Жвалевский и Пастернак – профессиональные литераторы, их перу подвластна и дамская романистика, и руководства для пользователей компьютера. Но изначально, по образованию оба они физики, и в центре сюжета как раз физическая проблема: путешествие во времени. Вот что стало первой причиной, по которой я погрузилась с головой в эту, собственно, невзрослую книжку. А вторая причина - эпическая по тону и драматическая по размаху полемика, которую целевая аудитория, дети и подростки, развернули на сайте конкурса "Книгуру". Противники утверждали, что "Время всегда хорошее" - адская попса, а защитники утверждали: пускай попса, зато весело.
Итак, вернемся к нашему обмену временами. Ученица из компьютеризированного будущего «переезжает» в год 1980-й, а советский школьник – в 2018-й. И если до две тысячи восемнадцатого ещё дожить надо, то о восьмидесятом я какое-никакое представление имею.
А авторы книги? Это, скажу я вам, вопро-о-ос.
Сын обкомовца никогда не видел винограда и персиков. На политинформации семиклассникам рассказывают о проститутках. Дикие советские граждане пьют воду непосредственно из-под крана и носят чулки в рубчик. Вот где предел падения - чулки в рубчик. А уж основная коллизия – паренька исключают из пионеров за то, что он угостил одноклассников куличом, – пардон, не есть возможна. До войны - запросто. При Хрущёве, борце нашем с религиозным дурманом, - скорее всего. Но не в восьмидесятые! Тогда пресловутые куличи свободно продавались в булочных под деликатным названием «Кекс “Весенний”». А исключение из пионеров считалось таким беспрецедентным событием, что решалось не на уровне совета дружины. Подымайте выше, до заоблачных высот гороно.
Да и будущее лучезарным не выглядит. Всеобщая компьютеризация достигла таких пределов, что учащиеся потеряли способность говорить друг с другом: сидят бок о бок и переписываются теми самыми SMS-ками. Учителя, спохватившись, решают проблему дедовским способом: лепят в журнал бесконечные двойки за устные ответы. Не знаю, чем провинились педагоги перед А. Жвалевским и Е. Пастернак, но и в минувшем, и в грядущем соавторы из Беларуси считают своим долгом изображать их монстрами, лишёнными представлений об этике. Ладно кулич, его кто-нибудь ретивый мог воспринять как угрозу общественному спокойствию, но устная речь... Навык диалога, эмпатия, культура взаимодействия не восстанавливается оттого, что ввели устные экзамены.
Обе проблемы благополучно разрешаются, и под занавес звучат слова отца:
А я ему [сыну] всё время говорю, что незачем путешествовать. Время всегда хорошее! Мы-то с тобой это точно знаем.

Неужели путешествовать незачем? Неужели любое время хорошее: и грозовой девятнадцатый год, и кровавый тридцать седьмой, и сороковые-роковые? Есть такая пословица: кому война, кому мать родна. Не хочу быть голословной, поэтому процитирую интервью писателей:

А. Жвалевский: А я считаю, что книга о том, что и тогда было хорошо, и сейчас хорошо.
Е. Пастернак: Она так и называется.

Вспомним Некрасова. Великий печальник земли русской подсказывает нам важный вопрос, который во "Времени" незатейливо обойдён: "Кому именно хорошо?" В общем, мои чувства удачно выразил кто-то из школьников-рецензентов конкурса "Книгуру". Синтаксис и пунктуацию сохраняю со всем уважением:

Ещё один автор, который пишет прикольно, но во всем ВРЕТ!!!!!