Рецензии — стр. 2

Как по-разному все-таки книги приходят в наш виш-лист, в наш дом, в нашу жизнь... Иной раз соблазнишься однозначно высокой оценкой книги у друзей, в другом случае зацепит описание книги на интернет-сайте, продающем эти самые книги, бывает, что и сказанный вскользь и между делом совет друга оказывается решающим фактором, читать или нет произведение незнакомого тебе автора... В этот раз перечисленные факторы особой роли здесь почти не сыграли. Бесповоротно и безнадежно влюбилась в обложку издания, живо напомнившей взрослой мне точно такую же книжную девочку, тянущуюся к книгам и к знаниям, как и мальчик с обложки. Девочку, ставшую давно уже взрослой, самой выбирающей, что читать, и уже дотягивающейся до книг в силу ее немаленького роста. Девочку, не растерявшую с годами очарованности книгами и чтением. Девочку с ее любовью к новым неизведанным книжным мирам и неизвестным авторам...

О Жауме Кабре почти ничего не слышала, совершенно не в курсе его биографии, оценки друзей в ленте на его книги весьма противоречивы и часто полярны. Потому и ожиданий, наверно, к роману не было - мне просто хотелось красивой истории (в этом и состоит, к слову, прелесть не-ожидания: тебя никогда не разочарует прочитанное).

Начало, впрочем, меня разочаровывало: красивая история проявлялась, словно фотографический снимок, не сразу, не сразу вырисовывался тот тончайший узор, задуманный автором. Читаемое, несмотря на восхитительный, бесподобный слог автора, казалось мне, читателю уже подготовленному и закаленному (и не такой литературой, а куда более сложной), полной непонятицей. Что только не творил автор с сюжетом! В какие века только не бросал, причем без предупреждения, не деликатно, а резко, не объясняя поначалу и толики происходящего на страницах романа. Хотелось бросить, чем продолжать читать что-то красивое, но до ужаса сбивчивое, сумбурное, непонятное. Как соотносятся между собой описываемые Кабре персонажи? Для чего он нам рассказывает сейчас так подробно об этом, а о том - умалчивает, почему из двадцатого мы попадаем в пятнадцатый век, где затерялась между ними ниточка-связь? Принцип "умри, но дочитай до конца" я не исповедую, но здесь отчего-то захотелось дать книге шанс, и не зря. К середине романа - такого объемного и глубокого - мозаичный сюжетный узор, собираемый по кусочкам-эпизодам предыдущих глав книги, наконец-то стал получаться, стал зримым и даже начал нравиться.

Под печальную и такую пронзительную мелодию скрипки, звучащей всю книгу, проникалась я тяготами судьбы главного героя. Того самого книжного мальчика с обложки (ну до чего же она все-таки чарующая!), Адриа, мальчика с непростой судьбой, родившегося в непростой семье, мальчика, чью жизнь озарит дружба более чем в пять десятков лет и краткий, но не менее важный и значимый миг подлинной любви, мальчика, очарованного с малых лет литературой и музыкой, мальчика, познавшего самые страшные тайны о самых близких, но не утратившего, однако, веры в справедливость и добро.

Только вчерашней ночью... я понял, что родиться в этой семье было непростительной ошибкой. Внезапно мне открылось, что я всегда был одинок, что никогда не мог рассчитывать ни на родителей, ни на Бога, чтобы переложить на их плечи ответственность за свои проблемы. С возрастом, размышляя о жизни или принимая решения, я привык опираться, словно на костыли, на смутные представления, почерпнутые из разных книг. Однако вчера – во вторник, ночью, – пережидая дождь... я пришел к выводу, что эта ноша только моя. И все успехи, равно как и ошибки, мои, и только мои. И отвечаю за них – я. Мне потребовалось шестьдесят лет, чтобы осознать это.

А читателю, чтобы осознать подобное, понадобится 832 страницы. Долгим будет этот путь, но, разумеется, небесконечным. Восемьсот с лишним страниц пролетят незаметно, окунут в древность, относительное настоящее и современное, напомнят о войне, притеснениях евреев, жестокостях нацистов, поведают о гениальности мастеров, создававших исстари музыкальные инструменты, но главное - покажут, что любовь и дружба - не выдумка фантастов. Можно пережить с другом почти век и остаться такими же близкими людьми, можно не растерять романтических чувств и в разлуке с любимой, можно кардинальным образом переменить собственные жизненные принципы, отречься от чего-то важного и значимого в прошлом, чтобы позаботиться о важном в настоящем...

Две главные сюжетные линии книги - дружбы главного героя с Бернатом и любви к Саре - и были моими основными путеводными нитями по царству романа Кабре. Отзывчивость, милосердие, любовь к ближнему, жажда справедливости обычно не в чести, но только не на страницах данной книги. Герои живые, настоящие, со своими ошибками (часто неисправимыми), и вместе с тем многому у них хотелось поучиться. Быть принципиальными, как Сара, любить искусство и культуру так, как его любит Адриа, быть настоящим другом, как Бернат. Смело, почти не раздумывая, уходить по велению сердца, вычеркивая из жизни тех, кто разочаровал, так же легко менять собственные решения, если знаешь, что когда-то жестоко ошибался в людях и был во многом неправ, никогда не сожалеть о случившемся и, напротив, всегда благодарить судьбу за неожиданно подаренные моменты счастья и всегда помнить о них, ушедших в небытие времени, уметь видеть в тяжелом прошлом искорки счастья...

Нежная и трогательная романтическая линия порою заставляла меня прослезиться: ну какой же жестокой и несправедливой все же может быть судьба!.. Дружба, протянутая сквозь года, скорее восхищала и часто удивляла: люди и их поступки бывают непоследовательны, противоречивы, непонятны - здесь много такого, чему я не могла найти объяснения. "Как он вообще мог так поступить?" - вопрошала наивно я, забывая о том, что люди не одномерны, многое в нас намешано...

Страшное прошлое второй мировой ужасало, здесь ведь, думается, почти нет места вымыслу писателя, оно действительно все так и происходило, оттого больнее было читать страницы, посвященные сороковым годам...

Попутно обращала я внимание и на вспомогательные темы, затронутые писателем (вряд ли назовешь их главными, хотя как знать?): размышления о зле и добре, искусстве и литературе, тема непосредственного писательства и литкритики, тема болезней, разрушающих разум, необыкновенны хороши, они заставляют думать (а соглашаться с автором по поводу той или иной мысли - дело сугубо личное).

Я не боюсь смерти. Она меня злит. Смерть раздражает, но не пугает. Когда ты есть, смерти нет. Когда есть смерть, нет тебя. Бояться ее - пустая трата времени.

Отдельно бы я выделила тему страданий. Автор довольно четко проводит границу между страданиями реальными и просто блажью, говоря устами одного из героев про другого персонажа: ему просто нравится страдать ("И вместо того чтобы быть счастливым, играя в оркестре, он всегда находил повод быть несчастным"). Жестокие слова, согласитесь? И вместе с тем сколько же в них житейской правды... Мы действительно порою сами не замечаем собственного счастья, стремимся к недостижимому, не ценим имеющееся, забывая про него, а нужно ценить каждый миг своей жизни - другого может у судьбы для тебя в запасе не оказаться...

Жутко и горько было читать про то, как болезнь отнимает едва ли не самое дорогое - способность мыслить, это ведь именно то, что и делает нас людьми. Не менее обидно было и читать про предательство близкого человека.

Героев понимала и не понимала одновременно, принимая за аксиому присущую им импульсивность поступков, но не присущую мне. А потому способность кого-то вот так, в мгновение, не раздумывая, принимать судьбоносные решения меня обескураживала и восхищала...

Я следила всю книгу за приключениями одной скрипки и одного ученого. На одном из поворотов судьбы их пути пересекутся, чтобы потом, возможно, пойти в противоположные стороны. Дружба не станет помехой любви, любовь не сотрет из памяти прошлое, однажды став этим самым прошлым. Жизнь подарит много удивительных встреч, странных совпадений, грустных и радостных моментов - полноводная, богатая на впечатления жизнь скромного книжного мальчика со скрипкой станет захватывающей историей из книги Кабре. Автор из незнакомого превратится - нет, не в любимого, пока еще рано о том говорить - в достойного того, чтобы читать его и дальше, виш-лист пополнится новыми книжечками ( Жауме Кабре - Ваша честь , Жауме Кабре - Голоса Памано , Жауме Кабре - Тень евнуха ), а в сердце мечтательной книжной девочки поселится новая прекрасная история дружбы и любви...

И бонусом - несколько особо впечатливших меня цитат из этого замечательного романа:

Искусство необъяснимо. Это проявление любви художника к человечеству.

В искусстве - личное спасение, но в нем не может быть спасения для человечества.

Настоящее искусство рождается из разочарования. Счастье бесплодно.

Книга, которая недостойна того, чтобы ее перечитали, тем более не заслуживает того, чтобы ее вообще читали.

«Дары Смерти» особенно ясно показали, насколько взрослыми стали книги о ГП. Такой вывод невольно напрашивается после прочтения эпизода, в котором миссис Уизли видит, как ведьма Беллатрикс Лестрейндж пытается убить Джинни заклятием смерти. «РУКИ ПРОЧЬ ОТ МОЕЙ ДОЧЕРИ, СУКА!» - кричит она. Пожалуй, это самая шокирующая «сука» во всей современной литературе.
Стивен Кинг «Министерство Магии Дж.К. Роулинг»

Для начала хочется сделать две вещи: порадоваться, что минусы отменили, и настоятельно отсоветовать всем, кому книга понравилась, читать все нижеследующее, тем более, что до конца вряд ли кто-нибудь доберется... Но высказаться, знаете ли, хочется. Рецензия Стивена Кинга вызывает у меня глубокое недоумение и надежду на тончайший сарказм, но в одном он прав: герои повзрослели. Годы идут, разжижение мозга у Гарри Поттера прогрессирует, в связи с чем не могу не выразить Ро респект за один из конгениальных проблесков самоиронии: «Гарри сбросил мантию-невидимку и взобрался на постамент, чтобы прочесть надпись: «Ума палата дороже злата». - Так что ты, похоже, беднее последнего нищего, дурак безмозглый, - насмешливо прокаркал хрипловатый голос». В качестве альтернативы слабоумию можно предположить крайнюю степень самонадеянности, иначе не объяснить тот факт, что Гарри продолжает упиваться монопольным правом на выкрикивание имени Волан-де-Морта на каждом углу, прекрасно зная, что это привлекает Пожирателей смерти. И пусть за это отвечает кто-нибудь другой. Пусть из-за этого будут пытать Гермиону, пусть его длинный язык убьет преданного Добби, все это для него вполне приемлемая плата за возможность лишний раз покрасоваться перед друзьями. Впрочем, в этой книге Гарри много думает, чувствует, страдает, читает нотации и даже блещет дедукцией. Ах да, еще он часто орет и изредка веселится (вспомните, как ему захотелось рассмеяться, вообразив изломанное тело мертвого Грюма с судорожно вращающимся глазом). Гермиона тоже повзрослела. Из умной, рассудительной девочки она превратилась в форменную истеричку, с писками и визгами прорыдавшую всю книгу напролет. Больше чем Гермиона утомляет разве что упоминание болящего шрама Гарри, своей частотой переходящее все мыслимые и немыслимые пределы. Рон Уизли, по большому счету, персонаж лишний. В этой книге его необходимость обусловлена двумя эпизодами: скандал в лесу, когда он ушел, громко хлопнув дверью, и эпилог. В остальном, Гарри с Гермионой составляли настолько симпатичный тандем, что возвращение Рона ничего кроме недоумения не вызвало. Хотя, надо отдать ему должное, в этой книге он тупил куда меньше самого Гарри.

Пожалуй, главной интригой «Даров» было огромное количество смертей, анонсированное еще до ее выхода. Кто же умрет, кто? – гадали миллионы читателей, и я вместе с ними. Увы и ах, Роулинг перебила всю свою пеструю массовку, не убив ни одного из центральных персонажей. То, что у нее не хватит духу убить Гарри Поттера, думаю, ни у кого сомнений не вызывало, но остальные? Рон? Гермиона? Джинни? Драко? МакГонагалл? Да тот же Хагрид… Ну хоть кто-нибудь! Да, она убила Фреда Уизли, хотя, имхо, стоило бы убить Джорджа – все равно он остался без уха. За это аплодирую стоя; близнецы Уизли со своими кондитерскими извращениями (я уже молчу про их названия – продукты остервенелого словоблудия) давно уже заслужили какой-нибудь печальной участи. Кто еще? Люпин. Честно говоря, в пылу битвы я что-то прощелкал его гибель и весьма удивился, когда он был призван воскрешающим камнем. Эта смерть вызвала те же эмоции, что и смерть Сириуса в «Ордене Феникса» - ни-ка-ких. Все это – китайские болванчики без лиц, характеров и прочих половых признаков, имеющие ценность лишь для самого Поттера; ни одного из них не было жаль. Чуть не забыл про Снейпа! Я уже давно смирился с его гибелью, слухи о которой муссировавались еще до выхода книги, но эпизод с Нагайной возмутил до глубины души. Нужно было очень постараться, чтобы настолько бездарно убить такого примечательного во всех отношениях персонажа. А вот идея его любви к Лили с вытекающим из нее двойственным отношением к Гарри – имхо, лучшее, что придумала Ро для этой книги.

Волан-де-Морт. Честное слово, я уже очень давно не встречал такого маникенообразного и, будем откровенны, глупого злодея. Это не персонаж – нет, это имя, которое все семь книг без конца мусолят, это пугало, которым все без конца стращают друг друга, не больше. Даже попытка разобраться в его мотивах, заглянув в детство и юность, напоминает параграф из какой-нибудь книги серии «Популярная психология». Стремления Ро поведать читателю о его мыслях выглядят довольно странно и неуместно, как если бы она начала рассказывать о мыслях, скажем, портрета Моны Лизы или стула... Кроме того, ВДМ символизирует все то, что мне в этой книге не понравилось – жирная красная линия между черным и белым. Зло у Роулинг изображено хитрым, но глупым, а добро – отчаянно благородным. Белоснежно белое и чернильно черное, конечно, очень красивая морально-этическая концепция, увы, мертворожденная. Впрочем, нет, был один эпизод с Питером, но это не тенденция. С первых страниц, на которых описана тусовка Пожирателей Смерти, Роулинг так пыжится внушить читателю отвращение, что от этих потуг и в самом деле становится противно…

Преподаватели впечатлили. Мне всегда было интересно увидеть всех этих многомудрых теоретиков в бою; Волан-де-Морт - Волан-де-Мортом, а они тоже не лыком шиты, думал я, зададут перца – мало не покажется. Не показалось. МакГонагалл повела в бой… парты. Бросилась с криком «за мерлиновы трусы!» в самую гущу сражения во главе своей деревянной армии. Треллани внушила Пожирателям Смерти ужас полной сумочкой гадальных шаров, которыми мочила всех без жалости и сожалений. Стебль швыряла на головы мерзавцам выращенные в теплицах образчики местной флоры. Сложно вообразить более нелепую сцену решающей битвы. Но круче всех зажгла наша святая троица: вокруг мечутся авады с кедаврами, а они лупят всех направо и налево своими «оглушающими заклятьями». Нет слов. Здесь Ро явно решила и рыбку съесть, и на люстре покачаться – и запихнуть своих любимых героев в сердце противостояния, и не замарать их ручки убийствами и непростительными чарами. Уже тогда стало ясно, что Гарри уничтожит Волан де Морта не авадой, как я думал с самого начала (да, это было бы по-взрослому), а каким-нибудь экзотическим способом, чтобы не заляпать свой белый фрак. Кстати, Пожирателей тоже нельзя упрекнуть в отсутствии благородства: прежде чем выстрелить в Гарри каким-нибудь страшным заклятием, они все время орут «ПОТТЕР!!», чтобы у того была возможность вовремя их оглушить.

Помимо прочего хотелось бы посетовать на предсказуемость сюжета, прямо вытекающую из примитивности авторского мышления. Если не считать всей эти ГП-ВДМ канители с выяснением, у кого палочка длиннее, и пояснений развязки, в которых сам черт палочку сломит, интриги получились до ужаса примитивными, причем как мелкие (личность вора из видения Гарри или содержимое снитча), так и к более крупные. Как же мне понравились эпизоды из воспоминаний Снейпа, в которых Дамблдор говорит, что Гарри должен умереть ради избавления человечества от ВДМ! Я прямо зауважал Ро. В первые минуты я и в самом деле клюнул, попавшись в довольно детскую ловушку образа нового Дамблдора, который упорно создавался на протяжении всей книги.
«- Я шпионил ради вас, лгал ради вас, подвергал себя смертельной опасности ради вас. И думал, что делаю все это для того, чтобы сохранить жизнь сыну Лили. А теперь вы говорите мне, что растили его как свинью для убоя...
- Это прямо-таки трогательно, Северус, - серьезно сказал Дамблдор».
Самая роскошная цитата книги! Однако по зрелому размышлению стало очевидно, что Роулинг просто физически не потянет сложный вопрос двух зол, и уж тем более не решится дать на него такой ответ, тем более устами Дамлдора. Разумеется, все это часть очередного «плана Дамблдора» (а у него всегда есть отличный план!), и если Гарри это видит, значит, Альбус хотел, чтобы он увидел именно это. Вот сейчас он посмотрит и пойдет в лес в очередной раз выносить читателю мозг своими горькими разочарованиями, душевными страданиями и высокой жертвенностью. Меня прямо-таки умилила мысль Гарри «то, что Дамблдор молчал насчет общих для них мест и общего опыта, было равносильно лжи». Ложь – это еще мягко сказано, это как минимум предательство, пощечина и плевок в лицо. Молчал он про общий опыт и места, подумать только, негодяй какой... Кстати, мне совершенно не понравились сюсюканья Дамблдора на тему того, что Гарри – гораздо лучше его самого. Неприятно думать, что на старости лет верховный чародей Визенгамота впал в маразм. Впрочем, и сама Роулинг ближе к концу стала заговариваться. В одном и том же диалоге с ВДМ дважды звучит «- Ты смеешь... - Да, смею!» Видимо, автору эта фраза показалась очень колоритной, странно, что она не озвучила ее еще раз для пущего эффекта.

Отдельно хочется отметить «прекрасный» перевод. Портьеры задергиваются со стуком, по воздуху летают ошметки рвоты, Гарри говорит «между двумя ложками», словно в фильме «Пила» герои заглядывают друг другу в мозг (и «закрывают» его) и прочая, прочая... А ведь переводчик всего-навсего не сумел хоть как-нибудь облагородить, мягко говоря, незамысловатый слог учительницы английского языка, которая считает совершенно необходимым сообщать читателю, успела ли Гермиона донести ложку до рта, прежде чем поделиться с друзьями своими умными мыслями; которая искренне верит, что если что-то выбросить, а кто-то это подберет – это называется «украсть» и которая вместе со своим героем страдает разжижением мозга, выдавая фразы в духе «Гарри ни в чем не был уверен и все же не сомневался…» Да, в этом весь Гарри. А уж к чему и зачем грузить читателя сентенциями а-ля «…заставив его язык завернуться назад и лишив Гарри возможности произнести хоть слово. Впрочем, прежде чем он успел засунуть палец в рот, чтобы расправить язык, тот развернулся сам собой» вкупе со своими кулинарными фантазиями (я про блевальные батончики и прочая) и вовсе за гранью моего понимания.

Говоря о сюжете в целом, не могу не отметить, что он напомнил мне «Принца-полукровку», в котором всю книгу, за исключением пары глав в финале, не происходило ровным счетом ничего, кроме выяснения отношений на почве того, кто с кем целуется. Так и здесь: сотни страниц переливания из пустого в порожнее с крохотными вкраплениями хороших эпизодов ради нескольких десятков чего-то достойного в самом конце. Самое большое недоумение у меня вызвали абсолютно лишние эпизоды на природе. Очевидно, Ро пыталась подражать классической фэнтези, в которой герои пересекают полмира ради выполнения своей сверхзадачи, я уже молчу об откровенном закосе под «Властелина колец», ведь даже Кольцо (медальон), носимое на цепочке, изматывающее своего обладателя и внушающее злые мысли, присутствует. Разница лишь в том, что как бы ни пыталась Ро создать впечатление некоего путешествия, по факту – никуда они не путешествовали, а просто прятались. Им и идти-то никуда не надо было, они ведь могли трансгрессировать… Или взять всю эту историю с Дарами, придуманную исключительно ради красивого жеста в финале... В общем, остается только порадоваться, что Джоан Роулинг закрыла последнюю Дверь, оставив за ней неразгаданную загадку и запах горелых трусов, витающий в воздухе. Надеюсь, что ее угрозы о том, что она напишет еще пару книг о Гарри Поттере, останутся пустыми угрозами.

Предложение оценивать человека не по словам, а по делам давно превратилось в трюизм. Вроде как это важно, но время, в котором мы живем – это эпоха лоска. Умеешь болтать и очаровывать - ты в тренде, если не умеешь – то извини, любить тебя, скорее всего, не будут. Ну потому что «любить» - это тоже трюизм, просто слово.

Уве – человек с невыносимым характером, классический мизантроп. По крайней мере, люди, которые с ним близко не знакомы, видят его таким. Почему? Да потому что в представлении Уве, если человек - дурак, то не стоит притворяться, что он умный. Если у человека руки-крюки, то тоже нужно говорить об этом откровенно, иначе будет только хуже. Если же человек - бездельник или «белый воротничок», то лучше ему совсем на глаза старика не попадаться - такого о себе услышит…

Все забыли о том, что такое труд, совесть и постоянство. Понадевали белых рубашек и давай пальцами по «отпадам» водить в «энтэрнетах» шастать. «Так жить нельзя», – думает Уве. И коты эти, что за животные! Он с удовольствием дал бы по подсрачнику каждому шелудивому гаду …

Вот только этот престарелый ворчун один из немногих, кто пытается жить по справедливости. Он учит дураков, как поступать правильно. Помогает неумехам сделать работу. И всегда приходит на помощь. Потому что, кроме него, никто ничего правильно сделать не сможет, потому что руки нынче у всех из ж… Ему пришлось даже приютить одного бездомного котяру, хотя возиться с этим огрызком Уве не хотелось....

Помните свою крикливую соседку тетю Клаву. Ей на днях 75ть стукнуло. Чуть что, она клянёт и материт тебя на чем свет, бубнит и ругается, но всегда присмотрит за квартирой, проследит, чтобы в подъезде никто не нагадил, напоит вкусным чаем. Все к ней идут за помощью и советом. И она помогает. В то время как вежливые и улыбчивые учтиво остаются в стороне.

Редко так бывает, что читая какой-нибудь роман, всё время находишься на эмоциональном краю. Будучи совсем несентиментальным человеком, читая, то и дело я боролась с подступающими слезами. Ноль слащавости, ноль слов о высоких материях, ноль дискуссий о морали. Есть одинокий человек, история его жизни. Этого достаточно.

Есть ещё фильм про Уве и кота… Тоже хороший. Вот же Швеция!... Страна крайностей: либо маньяки с извращенцами, либо Уве с муми-троллями. Никакого постоянства !;)

P.S. Конечно, оно обидно, когда тебя при любом удобном случае называют идиотом. А с другой стороны, смотря, кто назовет…

Я плакал в троллейбусе.
Я плакал, когда пылесосил.
Когда жарил свинину в винном соусе и гулял на Чистопрудном бульваре.
Плакал в подушку.
Кажется, «я выплакал слишком много слез» для своего возраста и пола. Раньше мне было неловко плакать, но потом мне как-то открылось, что пушкинская строчка «над вымыслом слезами обольюсь» касается литературы, и стало легко. Слезы, пролитые над книжкой, не сентиментальность, а намек на то, что есть душа, решил я. И хоть не все ученые согласны с этой гипотезой, я перестал стыдиться. Просто разложил в задние карманы всех своих штанов по носовому платку.

В троллейбусе и на Чистопрудном бульваре я плакал, слушая роман Евгения Водолазкина «Лавр». И тут совершенно невозможно остаться с сухими глазами, потому что роман о милосердии. О сострадании и любви к человеку. По сути, «Лавр» – агиографическая литература. Житие. А еще точнее, это история жизни русского средневекового врача, целителя, четыре основные этапа которой рассказаны в виде разных по жанру житий.
Перед нами: святой,
юродивый,
странник,
пустынник.
«Отцы пустынники и жены непорочны!»

Действие происходит в районе 7000 года от сотворения мира, конец XV века от рождества Христова. Все ждут конца света, который так и не наступает. Но автор хочет нам сказать, что события романа разворачиваются вне времени, ведь только тела заперты в конкретной эпохе, а любовь, Бог и наша бессмертная душа существуют в вечности. Герои «Лавра» имеют возможность видеть прошлое и будущее, слышать друг друга на расстоянии. И эта идея вневременности, метафора голоса на расстоянии, мне кажется самой интересной. И вот в каком ключе.
Ведь перед нами не производственный роман о средневековых врачах. Это роман о русской святости. Источником вдохновения автору послужили совершенно конкретные русские жития. И заслуга Водолазкина, доктора наук, специалиста по древнерусской литературе, в том, что он напоминает нам, какая она, эта необычная русская святость.
Как свидетель чудес,
приносит нам забытые рассказы
и диковинные древности.

В самом деле, знаем ли мы древнерусскую литературу? Боюсь, далеко не все могут вспомнить «Му-му» Тургенева. А литература Древней Руси – воспринимается чем-то соседствующем с наскальной живописью. Но дело в том, что, несмотря на разрывы и революции, в русском историческом сознании наблюдается преемственность, и принципиальные черты политического идеала, яркие исторические переживания далекой древности и большие идеи, возникшие столетия назад, – никуда не делись. Они продолжают жить в нас. И подобная информация, запечатленная в национальном сознании, имеет особенность воспроизводиться на каждом новом историческом этапе.
Эту идею высказывал философ Г.П. Федотов. Он говорил, что такую преемственность невозможно выразить единой идеологической формулой. Пока народ жив, всякие определения остаются неполными и неточными. Но ни одна из существующих черт народа не исчезает. Некоторые из них могут терять в истории доминирующее значение, но это не значит, что они не оказывают влияния на будущее.

То есть, читая древнерусскую литературу, всматриваясь в поведение житийных героев, изучая характер русской святости, мы можем лучше понять себя. Услышать этот голос на расстоянии. И, может быть, я извел столько носовых платков потому, что чувствовал родство. Чувствовал себя не просто изолированным индивидом, идущем по весенней Москве 2014 года с наушниками в ушах, а частью большого рода, воплощенным этапом исторического движения моего народа. Сотню лет назад здесь шел Борис (и также зацветала сирень), через сотню лет пройдет Борис. А я – тот Борис, который идет здесь сейчас. Сознание рода дает точку опоры в жизни. Я вспоминал Флоренского, который говорил, что род стремится к выражению своей идеи в истории, а перед отдельным человеком стоит задача сохранения культурных и общественных ценностей. Тот далекий Борис нес ответственность передо мной за «достояние рода», а мне нужно нести ответственность перед Борисом из будущего. А я даже «Войну и мир» не дочитал.

Роман Водолазкина не лишен недостатков: излишних физиологических подробностей, непрописанных персонажей. В нем фальшивая концовка. Но все это можно простить за тот диалог с предками, который Водолазкин нам организовал. За возможность почувствовать связь со своим народом и историей. За ощущение опоры в этой холодной Москве. И в этой жаркой Москве.

"Всю жизнь мы пытаемся защитить тех, кого любим. Но этого мало. Мы не можем их защитить".

Динамичная и напряженная, невероятно увлекательная и невероятно страшная книга. Это не детектив, не фантастика, не мистика с ужасами. Нет. Это жизнь. Обыкновенная жизнь, где каждый сам за себя, реальность, которая страшнее вымысла. От нее не спрячешься, не укроешься. Она настигает и поглощает тебя черной пустотой. Мир, в котором нет больше справедливости, нет человечности, нет любви. Есть право сильного (кто сильнее, богаче, могущественнее, многочисленнее, тот и прав. Без разговоров), "ни любви, ни тоски, ни жалости"...), есть лицемерие (когда за своего ребенка готовы перегрызть глотку, а чужой пусть погибает...), есть наивность и розовые очки, которые тоже когда-то приходится снимать. Лучше раньше, чем поздно. Тогда не будет напрасных надежд и ожиданий, что полиция тебя защитит (как же...), что все делается в мире по закону (еще одна ложь), что правда когда-нибудь восторжествует...

"...ни одна живая душа не научила их, что, когда девушка говорит "нет", это означает "НЕТ". И проблема с этим проклятым городом не в том, что парень изнасиловал девушку, а в том, что все делают вид, будто он этого не делал. И теперь все остальные парни будут считать, что то, что он сделал, - нормально.
Потому что всем наплевать".

Необычайный накал произведению придает, пожалуй, еще и то, что все оно посвящено теме спорта. Мир спорта жесток, как любят повторять практически все герои книги. Но нет. Это не спорт жесток. Это люди стали бездушными и жестокими друг к другу. Легко притвориться равнодушным, легко пройти мимо (тем более, если это не касается тебя лично). Вмешиваться - зачем? себе дороже...

"Так вот зачем ты пришел? Поговорить об этом? Мужики, твою мать! Вы сами никогда ни в чем не виноваты, да? Когда же вы признаете, что не "хоккей" воспитывает этих мальчишек, а ВЫ. Повсюду, всю жизнь я встречаю мужиков, которые несут всякую чушь, чтобы оправдать собственные провалы. "Религия развязывает войны", "Оружие убивает людей". Все это точно такая же чушь!"

"В этом мире в одиночку ничего не добьешься..." - горькие слова, конечно, и обидные, но ведь правда же...Вся книга очень горькая; о том, как рушатся чьи-то жизни, чьи-то мечты, чья-то дружба и чья-то любовь...

Очень хрупким оказалось все в этом мире....И поэтому так важнее сберечь то, что пока еще осталось...

5/5, тяжелый роман, но мне кажется, очень необходимый в наше время. Он показывает истинное лицо нашего общества, слышать правду часто неприятно, но ведь это первый шаг к тому, чтобы исправиться и стать лучше...

- Мы можем уехать...
- Нет...Потому что этот проклятый город - и мой тоже...

Сопутствующее влияние: Скука, Досада, Грусть, Перигной в Апогее, Апогей в Бомбее

Это первая часть рецензии, в которой ее автор недоумевает, постоянно на что-то сетует, в общем-то, даже негодует, а на плите шкворчит яичница. С помидорками.

Конечно же, я не мог пройти мимо такой книги. 28 лет, девушка, Букеровская премия, Новая Зеландия – такое бывает раз в жизни, как не заметить. «Самое большое произведение, которое выиграло Букер», «Самая молодая писательница, которая выиграла Букер». Ну, ладно, хорошо, давайте посмотрим. 28 лет и Новая Зеландия с точки зрения литературы – это уже беда и резусная несовместимость. Девушка – это тоже беда, но есть исключения. Букеровская премия? Букеровская премия 2013 года была нарочито женской (4 из 6 номинантов – дамы) и слабоконкурентной (Хилари Мэнтел тот год пропускала). В 2014, например, была только одна девушка, в 2015 – две. В общем, это точно не «самое яркое событие за всю историю награды», о чем говорит обложка. Обложка врет, недаром она так называется, чертова лгунья.

Ну ладно, Бог с ним. Давайте откроем книгу. Ах, ну да, конечно. Знаете, меня всегда беспокоило, когда первые 15 страниц книги занимают всевозможные хвалебные рецензии, начиная с New York Times, заканчивая Балтиморским Комсомольцем. Мне условно понятен смысл, зачем это делается, но меня это все равно беспокоит. Во-первых, я постоянно ожидаю увидеть там какой-либо спойлер от глубокомысленного критического ума. Что, критики этим не грешат, что ли? А во-вторых, ну уберите вы это в конец. Человек, который начал читать книгу, не отложит ее по причине, что на первых страницах ее не хвалят критики. Большинство книг с этим прекрасно уживается. Но нет, надо обвешать первые страницы регалиями, пускай читатель проникнется пиететом. Бесполезная и странная практика.

Ну а дальше, как метко выразилось издание The Wall Street Journal «Светила» не имеют себе равных по масштабности и размаху» - вот уж где правда. В этой книге примерно 19 000 страниц, 620 героев и все это сплетено вместе невероятно, нет, не так, НЕВЕРОЯТНО сложной астрономической схемой, которая условно на сюжет не влияет, но вся ИДЕЯ держится на ней. Тут, конечно же, сложно поспорить, что задумка 28летней новозеландки хороша и исключительно интересна. Но, Элеанора, моя новозеландская киви, зачем такой объем? Все равно, что кольцо подарить не в коробочке, а в многотонном сухогрузе. Я и не знал, что в Новой Зеландии, такой зеленой и красивой, так ценят обстоятельность. The Independent говорит, что «вы проглотите это в один присест», так вот, мне это даже в рот не поместилось. Но подождите, это же новаторский детектив..

Это вторая часть рецензии, в которой ее автор объясняет, почему он не проникся книгой, почему даже не пытался, а также исследует суть ложного синдрома Пастернака и глубину вкуса яичницы.

Это никакой не детектив. Новаторский – сколько угодно, но это не детектив. А если это и детектив, то очень плохо настроенный, как сказал бы Юрий Лоза. Очень скучная первая половина, в которой ничего не происходит, и вторая половина, где что-то происходит, но без каких-либо сногсшибательных твистов и сюжетных пируэтов. Есть одна зимбабвийская писательница, у которой пьющая девушка в поезде каталась – так вот там больше детектива, чем здесь. Такое ощущение, что Диккенс проспорил друзьям, и ему пришлось писать детектив, причем с похмелья и с большой неохоты. Конечно, в конечном итоге все покровы срываются, звезды сходятся, философия сочится, но все это совсем без огонька. Это совсем не old fashioned детектив в духе Агаты Кристи, как могло кому-то показаться, у тетушки Агаты всегда герои искрились харизмой, а тут все 652 героя не вызывают ни симпатии, ничего. И да, Daily Telegraph, если хочешь позвать 28летнюю новозеландку выпить парочку коктейлей, то не надо нам рассказывать про «искрометный юмор». Его здесь нет.

Как-то раз я рассказывал вам про синдром Пастернака (это когда обласканное и любимое многими критиками и читателями произведение вызывает необъяснимое отторжение и непонимание), так вот, после прочтения первых 6 000 страниц (примерно), я был уверен, что это как раз тот случай. Когда Джоконда улыбается всем, но не тебе. Какие были признаки? Книга очень плохо читалась, вызывала непреодолимую скуку, все герои вызывали легкий метеоризм. И еще эти А Цю и А Су, такие похожие и такие одинаковые. Но, пробираясь все дальше и дальше, примерно на 8 000 странице я понял, что это не классический Пастернак, во всяком случае, точно не типичный. Это ложный Пастернак, также известный как редкий атипичный синдром Пастернака.

Редкий – потому что, это точно не плохая книга. Я не смог найти в ней ничего хорошего, но у меня просто не было сил искать что-то хорошее (кроме фотографий Каттон в интернете). Это тот случай, когда книга очень плохо классифицируется по каким-либо признакам – она не знает к какому жанру себя отнести, она одновременно старомодная и новаторская, она просто-напросто огромная и трудночитаемая. Именно поэтому синдром атипичный – при обычном Пастернаке ты точно знаешь, что прикасаешься к чистому золоту, просто руки у тебя грязные, а здесь золотишко просто запрятано в горную породу. Кому-то наверняка было приятно с киркой пробиваться к удовольствию, а мне было просто скучно. Тут я соглашусь с Sunday Express, что все это больше похоже на «интеллектуальную деконструкцию и занятную попытку литературного чревовещания» - грубо говоря, вычурно и непонятно.

Но, конечно, всегда есть вариант, что я толстолобый, и без чувства юмора, и ничего не понял, и вообще ревную Каттон к Донне Тартт. Оставлю эту мысль в созвездии Скорпиона для вас.

Ваш СoffeeT

"Когда мы все умрем, никого не останется, кроме смерти, да и ее дни будут сочтены.
Она пойдет по дороге, а вокруг пусто, никого нет. Что ей тогда делать?
Вот она и спросит: «Где все?» Так всё и будет…"
Кормак Маккарти

Чего я боюсь больше всего на свете?
Я боюсь потерять свою семью и своих друзей.
Я боюсь, что у меня не будет стен, которые защитят от дождя, ветра, холода, стен, которые я могу называть своим домом.
Я боюсь, что каждый человек, которого я встречу, будет желать моей смерти.
Я боюсь, что на моих глазах близкие будут умирать от голода, а я ничем не смогу им помочь.
Я боюсь, что могу увидеть то, как люди превращаются в зверей, и никто не в силах этому помешать.
Я боюсь, что то место, где я буду искать приюта и спасения, окажется мифом.
Я боюсь, что из всех цветов и оттенков, единственным останется серый - серый океан, серое небо, серые деревья, серые люди.
Я боюсь, что единственное, что останется на земле – это отчаяние, осознание, что куда бы ты ни пошел, ты все равно обречен.
Я боюсь, что в мире не останется места для НАДЕЖДЫ.

Если вы боитесь того же, то не читайте эту книгу. ВСЕ ВАШИ страхи ждут вас здесь.

Останется только одно:

Мучила, мучила и наконец настал конец этому безумию!!! Пойду умоюсь и смою всю ту грязь, что влилась в мою голову. Мерзкий герой, гнусные поступки, тупые диалоги. Буквально с первых строк поняла, что через книгу буду продираться, не понравился ни слог автора, ни рваные предложения, ни скучность повествования.
Папаша, пустоголов и пустобрех, решил вспомнить о своем сыне и взять его в поездку, показать свое место работы-киностудию. Тут и начинается наше приключение, прибрежные кафе, официанточки, флирт (и не только), мутные знакомые и знакомства. В какой-то момент папаше сносит крышу, и из списка действующих лиц произведения можно поочередно вычеркивать одного за другим, т.к. все отправляются по воле нашего горе-папаши к праотцам.
Например сцена, как отец с сыном решили навестить дедушку:
– Не надо, папа! Не бей его! Пожалуйста! – взмолился я.
Когда дедушка выпрямился, рот у него был разбит в кровь. Он выплюнул выбитый зуб, и отец загнал его ногой под плинтус.
– Из его рта никогда ничего путного не выходило, – бросил он
От выстрела дедушку вместе со стулом отбросило на пять метров назад

Мерзко? И такого добра тут вагон!
Такое путешествие мальчик запомнит на всю жизнь, в чем мы и убедимся в последних главах книги. Ребенок уже не ребенок, а взрослый дядя, но видимо из болота воспоминаний ему не выбраться.
Я очень люблю жанр триллер и драма, но это было слишком…
Есть один плюс, это произведение нельзя отнести к разряду «прочитал и забыл». Я точно не забуду!!!)

Записывать свои впечатления от этого романа - всё равно что гной выдавливать. И делать больно, и смотреть противно. Он - один сплошной нарыв, боль, невроз, комплексы и травмы. И я точно не стала бы ничего о нем говорить, не будь он прекрасен, как какой-нибудь врач-красавчик. Смотришь на него, и знаешь, что делать больно - это его работа, но это правильная боль, та, которая дарит исцеление, а красивая внешность - приятный бонус.

Давайте представим, что мы на сеансе психоанализа с главными персонажами этой истории.

Джеймс Ли.
Я американский китаец, но я так и не стал частью этой страны. Всю свою жизнь я чувствовал себя инородным телом, всю жизнь я был чужаком и диковинкой. Всю жизнь, пока не встретил Мэрилин, я был одинок. Она стала моим светом, воздухом, жизнью, смыслом. Она стала для меня всем. Даже спустя годы я не мог поверить, что эта девушка выбрала меня. Я всегда боялся, что однажды она одумается, прозреет и исчезнет из моей жизни. У нас уже было двое детей, когда это произошло.

Мэрилин Ли (жена Джеймса).
Впервые я увидела его в университете. Он читал курс про ковбоев. Такой серьезный и опрятный, со смешным вихром на макушке. Через 10 минут студенты стали выходить из аудитории, а под конец осталось всего несколько человек. Мне было так стыдно, как будто это случилось по моей вине. Через неделю я отказалась от его курса. Через две мы стали любовниками. У нас были большие мечты и большие планы. Мы оба были молоды и полны сил, мы хотели заниматься наукой. У меня хорошо получалось и были все шансы добиться в этой жизни чего-то большего, чем умение готовить яйца шестью способами. Я видела как мать посвятила свою жизнь этим “достижениям” и я была готова на всё, чтобы не стать такой, как она. Все складывалось очень удачно. А потом я поняла, что беременна.

Мать Мэрилин.
Моя девочка всегда была не такой как все. Ее всегда интересовала наука, она обогнала свое время. Ей всегда было тесно в стенах дома, она мечтала вырваться, мечтала стать врачом. Я так радовалась, когда она поступила в университет. Я надеялась, что там она встретит достойного мужчину и создат прекрасную семью, которой не было у меня. Её выбор стал для меня страшным ударом. Она просто не представляла и не хотела представлять и думать о всех последствиях своего опрометчивого решения.

Нэт Ли (старший сын Мэрилин и Джеймса).
Я помню, когда жизнь в нашей разделилась на до и после. Об этом разломе мы потом никогда не говорили, но и никогда о нем не забывали. Мы вообще о многом не говорили. Каждый отмалчивался за своей дверью. У каждого годами в душе копился осадок, превращаясь вонючее болото обид. Моя сестра поневоле стала центром нашей семьи. И эта навязанная ноша была слишком тяжела для нее. Я это понимал. Я пытался помочь, поддержать Лидию, но желание вырваться из родительского дома было сильнее всего на свете. Я мечтал уехать и оставить их всех в прошлом.

Лидия Ли (средняя дочь Мэрилин и Джеймса).
Однажды наша мама пропала. Мне тогда было 5 лет. Это было настоящее откровение, что человек, которого ты любишь вдруг может исчезнуть, как будто его и не было никогда. Папа был сломлен. Его хватало только на работу и покупку в магазине арахисового масла и хлопьев. В те одинокие месяцы брат влюбился в звезды, космос стал его мечтой. А я мечтала о маме. Я поклялась, что буду делать всё, что она захочет, только бы она вернулась домой.

Ханна Ли (младшая дочь Мэрилин и Джеймса).
В нашем доме я чувствую себя невидимкой. Я вижу боль каждого, но ничем не могу им помочь. Я видела улыбку Лидии в тот вечер и мне стало страшно. Почему её больше никто не заметил? Возможно, тогда всё могло сложиться иначе.

Это история началась в тот день, когда Лидия Ли умерла.

Книге, которая вскрывает семейные недуги, трудно остаться оригинальной. Да, она будет бить по тем же болевым точкам, что и сотни других книг до нее, и тут важна форма подачи. Селеста Инг облекла свой роман в те слова, которые находят кратчайший путь к сердцу читателя. Перед нами история одной американской семьи в тисках предрассудков 70-х годов. Межрасовое неприятие и агрессия, зачатки феминизма, детские психологические травмы, в общем, полное комбо, которое нанесет читателю серьезный урон. Персонажи этой истории, как говорится, узнали что такое "нервный срыв" до того, как это стало мейнстримом.

«Соблазнять жертву своими сладкими речами — фирменный почерк всех демонов».
Я сегодня закончил читать самую отвратительную книгу в своей жизни. Хуже неё никогда и ничего не читал. Нет, серьёзно. Просто не понимаю, как пасквиль Гузель Яхиной «Зулейха открывает глаза» мог вообще получить какую-то государственную премию, а потом ещё и экранизацию которую скоро продемонстрируют по «Первому» каналу телевидения.
Извините, я буду ругаться, по-другому эту мазню просто описать не возможно. Автор (писательницей у меня назвать её даже язык не поднимается) достойный продолжатель дела русофобов Солженицына и Улицкой. Как можно охарактеризовать творящееся под обложкой? Да пожалуй – «адский ад в Аду».
Посудите сами нам рассказывают историю бедной татарской женщины которая живёт в кошмаре 20-х годов XX века. С мужем отношения натянутые, с тёщей ужасные. Старуха ненавидит свою сноху, травит её дочерей (своих внуков) ни на секунду не сомневаясь в своих поступках. Да и с чего бы, ведь в молодости она сама скормила своих детей сыну и мужу из-за разразившегося голода. Угадайте кто в нём виноват? Конечно Советская власть.
Мужа Зулейхи как кулака убивают на месте (без суда и следствия естественно, не в государстве жили в банде), а женщину, как и многих других, беременную, высылают в Сибирь. По дороге с татарами происходит настоящий трэш. Всё спят вповалку с домашним скотом, гадят под себя, мрут от голода, да ещё и большевики, чтобы унизить мусульман занимаются сексом прямо в мечетях на глазах правоверных. Да, я забыл, потом ещё почти все депортированные тонут на старой барже. Выжившие тридцать человек выбрасывают на берег реки Ангары, где они вынуждены выживать, как умеют. А умеют они не очень. Зулейха превращается в охотницу, кормит выживших, заводит роман с убийцей своего мужа, по совместительству начальника лагеря. Родившийся сын героини попадает в любящие объятия и круг заботы московских опальных профессоров по счастливой случайности выживших после крушения баржи. Старички обучают парня живописи, медицине и иностранным языкам.
Спустя какое-то время в сожителе героини вдруг просыпается совесть и он изредка, выходя из запоя (ну он же русский, значит пьёт горькую) жалеет о содеянном. Когда Москва просит разоблачит в ведомственном ему учреждении какой-нибудь заговор, он категорически отказывается, из-за чего теряет работу. Присылают нового начальника - зверя и морального урода и тогда-то начинается настоящая вакханалия.
В общем, книга ни с исторической, ни с эстетической точки зрения, не способна доставить какое-либо удовольствие. Здесь нет ни слова правды, всё исключительно вымазано чёрной краской. Все вокруг твари, уроды и трусы (особенно представители власти). Вот только бедная Зулейха одна в белом и преодолевает беды с высоко поднятой головой.
Зачем такое писать и кто это читает? И ведь знаете, читают, да ещё как. Книга в бестселлерах ходит. Почему? А почему фламинго розовые? Видно по той же самой причине.
Молодёжь исходит соплями, жалеет Зулейху, ругает Советы, потом на уроках истории старшеклассники рассказывают мне о страшной судьбе бедных татар. Серьёзно. Мне, который в детстве прожил на одной площадке с такими депортированными, дружил с внуками участников событий, а наши деды работали на одном заводе и получили от страны ордена Ленина, почёт и уважение.
Хотел поругать автора, но думаю, не буду, ведь Гузель Яхина оказывается любимая писательница Дмитрия Медведева. Страшно блин.
А если серьёзно, я просто не понимаю, зачем мы такое смотрим и читаем. Всё написано не слишком литературным языком, но мы то с вами знаем, что дело не в форме, а в содержании. Плюнь посильнее в прошлое и премия, награда и реклама тебе обеспечены. Неужели нам мало посыпать себя пеплом голову, и мы решили вылить на макушку ведро отборного дерьма под аплодисменты наших недоброжелателей.

Я под стеклом. Я на витрине
Смотрю в окно в дождливый час
И день, и ночь от той картины
Не отвожу стеклянных глаз

Все проходят мимо, а одна девчушка
Говорит: Какая грустная игрушка!
Папа, подари Папа, подари
Папа, подари мне куклу

vitas "Кукла"

Будущее, в котором всё оказывается легко заменимым: искусственные друзья и подруги для подростков (ИД и ИП соответственно), на небе - искусственные птицы, в лабораториях - роботы, заменяющие умерших людей, полностью их повторяющие, чтобы родственникам было не так грустно. Мир приглаженный, обтекаемый, пластиковый - здесь уже все решили за вас, тем более если вы к тому же и не человек...

Речь в книге пойдет от лица Клары - той самой ИП. Какая же это шикарная возможность представлена нам автором - увидеть мир глазами куклы с чувствами, как у человека...Желание, чтобы тебя заметили и выбрали (а в магазине, где тысячи таких кукол - это не так-то и легко, не всем выпадает шанс покрасоваться на витрине и насладиться солнышком), оценили по достоинству, желание сделать жизнь выбравшего тебя подростка чуть лучше, чем была до - вот какая гамма переживаний обуревает наблюдательную Клару. Однако и этот совершенный, казалось, бы мир не лишен своих недостатков - здесь по-прежнему погибают дети. Когда-то погибла сестренка Джози, чудная девочка Сал, теперь, видимо, пришла очередь самой Джози. Кларе предстоит не только скрасить последние часы угасающей девушки, но и еще кое-что потруднее...

Трогательная линия любви двух подростков - Рика и Джози - еще дна чудесная тема книги. Знать, что твоя девушка скоро умрет - нет, это просто невозможно спокойно читать...

И возвращаясь к теме будущего, столь ярко показанной автором. Проблемы детей начались ведь не только от катастрофического загрязнения воздуха, а еще от вмешательства в генный порядок. Генное модифицирование (в романе оно называется - форсирование), с одной стороны, действительно предоставляет уникальные шансы многим: стать первым, стать лучшим, поступить в престижный университет. Но вот только на деле оно зачастую влечет за собой и серьезные проблемы со здоровьем. Так что лучше в этом мире: остаться собой, жить скромно или же сыграть в рулетку, где на кону успешное будущее или смерть - это, конечно, как повезет...

Страшная, душещипательная, мелодраматичная книга, в которой удивительным образом сплелись и фантастичное, и реальное, чтобы продемонстрировать нам красоту жизни...

"Но часы-то все равно остаются, правда? Сначала один, потом другой, и, когда ты кое-как проживаешь один, тут же, бог ты мой, начинается следующий..."

"А как замечательно было бы просто исчезнуть. Как замечательно было бы навсегда перестать волноваться, сражаться, терпеть поражения..."

Осень, похоже, наилучшее время года для чтения подобных меланхолических книг, по крайней мере, сейчас, когда за окном сумрачно, прохладно, сыро, тоски они не вызывают...

С творчеством Майкла Каннингема знакома по его прекрасному роману Майкл Каннингем - Дом на краю света (описать ЛГБТ-отношения непошло, а деликатно - это отдельный талант, и у автора он точно есть). С творчеством Вирджинии Вулф тоже знакома не понаслышке. Очень впечатлили меня в свое время ее книги: Вирджиния Вулф - Орландо и Вирджиния Вулф - Миссис Дэллоуэй . А вот о трагической судьбе писательницы я и не догадывалась...

Кажется, причем здесь Вулф, когда роман за авторством Каннингема? Все гениальное, как всегда, просто: перед нами художественная биография британской писательницы (при этом она будет здесь не единственной главной героиней). Думаю, нескоро избавлюсь я от этого яркого образа, начинающего книгу: тело женщины, плывущее по реке...

Три героини, три женщины (даже четыре - Смерть тоже неистово напрашивается в подруги, мелькая тенью, нашептывая на ухо тихие обещания вечного покоя и избавления от всяческих бед и житейских треволнений), упорно пытающиеся жить, победить скуку, найти себя и смысл жизни: в профессии, в отношениях с людьми, внутри себя.

Вообще говоря, книгу, в которой центральной, сюжетообразующей темой будет самоубийство и мечты о нем, очень трудно назвать жизнеутверждающей, однако, как ни странно, это так. Она ведь действительно по-своему учит ценить краткий миг жизни - когда перед глазами так и манит эта заветная для героев черта, поневоле станешь зорким буквально ко всему. Шелест листьев, мягкость ткани, блеск отражений - мельчайшие детали пытается подметить мозг - подметить и полюбить, впитать, чтобы навечно, и там, за последней чертой, помнить, если больше ничего не будет. Когда же перед тобой необъятные просторы жизни, вряд ли уж так сильно это все ценишь...

Она учит быть благодарными и никогда не стыдиться собственного выбора, каким бы он ни был. Порою это действительно наилучший для уставшего, обессиленного, измученного и разочаровавшегося во всем человеке, не желающего причинять страдания близким (не понимающего, правда, при этом, что страданий с уходом человека станет больше...)

Отчасти могла понять Вирджинию - очень ярко автор живописал ту боль, что она испытывала ежедневно, эти настойчивые, изматывающие голоса, звучащие в голосе, галлюцинации, изможденность тела и духа - она просто устала жить, это был вполне осознанный шаг, на что явно указывает предсмертная записка:

"Я больше не в силах бороться. Я знаю, что порчу тебе жизнь, что без меня ты мог бы работать. И ты сможешь, я уверена. Видишь, я даже не могу подобрать нужных слов. Я не могу читать. Я просто хочу, чтобы ты знал — за всё счастье в моей жизни я обязана тебе. Ты был безмерно терпелив со мной и невероятно добр. Все это знают. Если кто-нибудь и мог бы спасти меня, это был бы ты. Всё ушло. Всё оставило меня, кроме уверенности в твоей доброте. Я просто не могу больше портить твою жизнь. Я не думаю, что в этом мире кто-то был бы счастливеe, чем были мы. Вирджиния".

Голос здравомыслящего человека, не вижу я в том никаких признаков безумия... Прекрасно понимаю, что тема добровольного ухода из жизни довольна провокационна по своей сути, но все равно на стороне героини - не от хорошей жизни человек решается на этот страшный, бесповоротный шаг. Так и вижу ее бестелесным ангелом, улетающим после смерти туда, где не будет этой пронизывающей боли.

А вот другую героиню, Лору Браун, понять мне было куда сложнее: счастливая замужняя женщина, жена, мать очаровательного малыша, ждущая второго ребенка. Но когда-то, видимо, что-то надломилось в ней, заставив поверить в собственную никчемность и беспомощность. Стремление к идеалу - во всем и везде - погубившее Вулф, отчаянно требует новой крови. Спусковым механизмом к подобному побуждению стала книжечка Вирджинии - вот таким причудливым образом сплетаются иногда судьбы читателей и писателей. Определенным образом повлияла книга Вулф и на судьбу третьей героини, Клариссы - всю жизнь ей отравляла мысль о несостоявшейся любви с человеком, который дал ей когда-то забавное прозвище "Миссис Дэллоуэй" (по имени героини романа Вулф)...

Трудно, кажется, найти в мире этой книги счастливых людей, хотя они, безусловно, здесь есть: та же Вирджиния всегда отдавала всю себя работе и писанию книг и безумно любила то, чем занималась... Лора Браун все же нашла себя, путем ошибок, часто непоправимых, Кларисса сумела наконец понять, что нет в жизни сослагательного наклонения "а что было бы, если...". Все сложилось так, как сложилось, как должно было сложиться, к наилучшему результату для всех - порою прошлое действительно стоит оставить в покое, оно тоже должно нести радость, а не грусть.

Финал книги несказанно удивил и переплетением судеб героев меж собой, и непосредственной - трагической - концовкой. В романе, где все столько говорят о смерти, кто-то должен был все же умереть (помимо Вирджинии).

4,5, очаровал меня не только сюжет и посыл романа (сила духа иногда в том, чтобы просто уйти), но и великолепный в стилистическом отношении слог, которым он написан. Погрузиться в эту грустную, по-своему волшебную историю было очень увлекательным делом - до того нежно выписаны автором перипетии жизни его героинь, у них тоже есть чему поучиться...

"Катилась жизнь под откос стремительно и неостановимо. И лишь огрубение души, какой-то, пусть слабенький, но панцирь на ней не давал совсем отчаяться, свалиться и умереть. Да, может, и хорошо бы вот так умереть, как древние греки или былинные русские богатыри, но не получалось. Приходилось мучиться дальше и дальше, и неизвестно зачем..."

До романа, написанного в 2009 году, добралась только сейчас, в 2023-м, спустя почти пятнадцать лет после его создания. И столь продолжительный перерыв в знакомстве с ключевым литературным событием России конца нулевых неслучаен. Долгое время сознательно обходила стороной современную русскую прозу, написанную в жанре реализма, считая ее чересчур мрачной и безысходной. О романе Сенчина, конечно, прекрасно знала все эти годы. Знала - и не решалась подступиться к этому великолепному во всех отношениях произведению. Прочитай я его раньше, возможно, не поняла бы и половины, не оценила бы по достоинству всей глубины и красоты книги.

"…Потом, когда уже ничего нельзя было вернуть, изменить, она часто задумывалась, пытаясь определить, в какой момент началось это, не внешнее (внешне началось давно, с ареста Дениса), а внутреннее, сползание на дно жизни; когда моральные нити стали рваться одна за другой и недопустимое ранее стало допустимо и в итоге допустимо стало все?.."

Роман действительно тяжело читается. С моральной, вернее, психологической точки зрения непросто окунаться в этот беспросветный мир, где люди борются за выживание и раз за разом проигрывают судьбе.

Читаешь и беспрестанно думаешь про себя: за что им это все? А к концу чтения складывается удивительно цельная картинка: отчужденность в семье главных героев, нежелание понять другого человека (хотя бы встать на его место), холодность и безразличие к чужим бедам, а главное, предательство самое себя, когда не веришь в собственные силы, предпочитая по жизни легкий, а не правильный путь, когда смиряешься с судьбой, хотя на руках еще все карты...

Несколько раз автор вроде бы давал надежду (и героям, и читателям, переживающим за персонажей), что все налаживается, и раз за разом рушил эти призрачные мечты, так что к концу чтения и финал - неимоверно жестокий и страшный - уже не кажется неожиданностью.

Без сомнения, книга эта запомнится мне надолго не только описанными в ней ужасами, но еще и потрясающей атмосферой деревенского жития. Мне - жительнице городка-миллионника с рождения - это в книгах на данную тематику всегда особенно ценно.

Понятное дело, автор далек от идиллического описания маленьких городов, деревень, сел, но и до откровенной чернухи в своем произведении он не скатывается, хотя грань очень тонка. Люди выживают здесь как могут, и не нам их судить. Каждый выбирает свой путь сам, а если упустил свой шанс - нечего жаловаться.

С неприглядной точки зрения здесь показаны скорее бывшие городские жители, так и не сумевшие "прирасти" к новому месту.

5/5. Отличный роман, который тем не менее советовать кому бы то ни было не решусь. Это страшная книга, до которой нужно "дорасти" в духовном плане, в плане жизненного опыта, чтобы суметь не осуждать героев, а хотя бы попытаться их понять...

"Лучшее - враг хорошего" - вот какая мысль беспрестанно вертелась у меня в сознании, когда я читала книгу, вернее, ее первую треть. "Вот как можно разбрасываться такими отличными сюжетами, мешая одно с другим - жанры, темы", - наивно думала я, пока не добралась до экватора романа. И вот там замысел автора наконец-то раскрылся мне во всей красе.

Да, здесь чересчур много всего и от своих первоначальных слов я вовсе не отказываюсь: триллер, ужасы, мистика, этнические мотивы, приключения, путешествия, какая-то невероятная прорва героев, где уж тут всех запомнить и отличить - читать это сложно, честно, ведь не знаешь абсолютно, на чем здесь стоит сконцентрироваться. Начало же книги совершенно сбивает с толку: нас мало того что сразу же погружают в гущу событий, так еще и отсылают в какое-то неведомое прошлое. Странноватое при этом возникает ощущение, словно читаешь вторую книгу какого-то неизвестного тебе цикла - ну мало ли, перепутал, и такое в жизни случается. Но нет, просто вИдение автором своего замысла куда глубже и многообразнее имеющихся выразительных особенностей (я имею в виду стиль, язык и проч.)

А замысел и посыл симмонсовского произведения (но я поняла это уже, разумеется, после прочтения всей книги) был на поверку-то довольно простым и логичным: показать читателю красоту и ценность жизни. Жизнь может быть совершенно невыносимой, даже ужасной, полной многочисленных лишений, страданий, потерь (и настоящая книга тому яркое и неоспоримое доказательство, ведь некоторые герои начинают мечтать о смерти, дабы прекратить эту бесконечную череду ужаса), но кто же может оспорить ее красоту и мудрость? И чтобы продемонстрировать нам всю полноту жизни, вмещающую в себя и радости, и горести, и верность, и предательство, автору и понадобился такой увесистый кирпичик) Будто бы сам проживаешь это необыкновенное, смертельно опасное арктическое путешествие вместе с героями: капитанами Франклином и Крозье, эскимоской Безмолвной, лейтенантом Ирвингом, матросом Мэнсоном, доктором Гудсиром и сотней других, отправившихся в этот, для многих последний поход...

Это было по-настоящему жуткое чтение (кровожадное чудовище, которое преследует экипаж на протяжении всей книги, - что может быть страшнее?), это было захватывающе и напряженно, когда гадаешь, кто же останется все-таки в живых и останется ли? Все беды, кажется, свалились на этот злополучный экипаж: цинга, страшный зверь, потом начинаются и мятежи, когда свои убивают своих же - голова кругом. И вместе с тем роман получился даже мотивирующим - глядя на испытания героев, трудно не поддаться вот этому импульсу, который неизменно ведет нас и героев к цели и заставляет не опускать руки, несмотря ни на что...

Мы все, наверное, догадываемся, что, если рассказать историю Гарри Поттера без вмешательства волшебства, вероятнее всего получится нечто среднее между хардкорной версией "Оливера Твиста" (в работном доме имени Святого Брутуса худенького очкастого мальчика в честь знакомства смывают, допустим, лицом в туалет, а лорд Волдеморт бледнеет лицом и жопой перед безучастной жестокостью какого-нибудь Бамбла-бидля) и сводками криминальных хроник. Нетрудно понять, что добряка мистера Браунлоу и цветущую огромным сердцем сестричку Рози в сюжет за шкирку притаскивает сердобольный Диккенс, чтобы хоть как-то отсрочить действие на жизнь бесконечных сайксов и фейгинов, которые в любую книгу могут без приглашения пролезть из реального мира. Еще проще понять размах волшебной палочки миссис Роулинг, когда она в одну секунду превращает сироту-задротика из затрудненного жизнью подростка в могучего колдуняку, который и мир спасет, и в менеджера не превратится.

Но, как оказалось, не всегда возможно догадаться, что же случится с осиротевшими гарри или оливером, если их автор будет по возможности обходиться без уличной магии, а включит мальчику жизнь помощнее, в которой, как известно, бывает и плохое и очень плохое, но редко - без нашего полного в том участия.

Тринадцатилетний Тео Декер остается полусиротой после теракта в музее, где он навеки застывает между до и после, между ошметков голландских мастеров, окончательно умерших натюрмортов и вполне бывших живыми частей человеческих тел. Его мать, идеально прекрасная женщина, с первых же страниц упорхнет в ноосферу, густо населенную викторианскими матерями-ангелами, которые с течением литературного времени хоть и перестали глядеть на своих детей с медальонов через завесу проливаемых теми слез, но, как и, допустим, Лили Поттер для мальчика Гарри, не превратились от этого в нечто менее золотистое и покойное, оставшись для них олицетворением навеки утраченной версии детства. Оглушенный взрывом, пылью, переломанной надвое жизнью и разговором с умирающим стариком, которого он еще минуту назад видел целым и не на слишком причудливо согнутых ногах, Тео выбирается из музея по темным дымным проходам с картиной в руках, маленькой почти картонкой, покрытой сполохами пушистого желтого и палевого - работой голландского мастера Кареля Фабрициуса "Щегол" (1654), которая потом всю жизнь будет волочиться за ним неизбывным чувством вины.

Отсюда перед Тео развернется почти диккенсовская дорога, лишенная правда викторианского заразительного румянца больших приключений, когда куриный бульон творит чудеса, а очистительная лихорадка и впрямь приносит очищение. Тео поочередно будет таскать в душе вместе с кражей картины то раскольниковское пост-лизаветинское окровавленное самоощущение, то сонечкин драдедамовый платочек - ровно по тем же причинам, что и герои достоевского: когда жизнь так невыносима, да хоть и бы и старушку убить, что ли, да хоть бы и о душе задуматься, разве что у Тео всё вместо мыслей о душе постепенно покроется викодиновым флером и неосуществимой любовью к рыжеволосой Пиппе, которая вежливой, морфиновой Эстеллой будет проноситься по сюжету всякий раз, когда жизнь Тео будет совершать новый виток. Из полуантиквариатной атмосферы приемной семьи с крабовыми канапе и прохладно-платиновой миссис Барбур, живущей будто бы на удаленке, Тео предстоит попасть на окраины Вегаса, где нет ничего, кроме песка, недостроенных домов по бросовым ценам и нового друга Тео на всю жизнь, который всю дорогу будет казаться читателю Ловким Плутом, чтобы в самом конце вдруг сбросить лохмотья и предстать перед нами Духом Рождества. Борис Павликовский, возможно, единственный русский во всей современной англоязычной литературе, который ни разу не произносит na zdorovye, зато идеально употребляет выражения вроде "I was v gavno as usual" и весь как будто немножко вылезает из банки со сгущенной русской литературой: когда из темной как деготь русской души на поверхность вдруг вываривается здоровая философия: в жизни, как известно, не бывает ничего ни до черноты плохого, ни до белизны хорошего, а потому, снимай платочек, милый, зачехли топор, да давай-ка уже выпьем и поедим - не себя самих.

К концу романа жизнь и история Тео, отчаянно не-волшебного "Поттера", как зовет его Борис, достигает какого-то недиккенсовского, а скорее роулинг-стайл пружинного напряжения, когда кажется, что вот-вот, и достоевский возьмет верх, и прольется читательская кровушка, и покатятся головы, потому что тошно жить на свете пионеру Декеру, который и ни от кого не ушел, а весь пророс наружу внутренней елкой и необдуманными поступками, и, кажется, что уже ничего не спасет его от себя самого, кроме как с размаху головой на эшафот, как вдруг вступает Диккенс. И невероятный, сворачивающий кишки сюжетный заворот (а сюжет там есть, и еще какой - мисс Тартт не просто заставляет Тео сорок лет жрать с пола песок пустыни в ожидании того, пока туда закатится манна небесная, нет, там будет все: от трудов и дней черного рынка по сбыту антиквариата до, знаете, ли обращения с оружием) вдруг развязывается в рождество, c явлением настоящих ангелов и плотным завтраком. И потом наступают и слезы, и очищение, и блины с икрой, и Диккенс хоть и не начинает, но выигрывает.

И тогда я встретила тебя.
Другого воображаемого друга, сиявшего, как бриллиант в куче тряпья.
Каков был шанс, скажи?

Люблю, когда просто - о сложном. О философском - своими словами, с наглядными примерами и живыми подсказками. Вот и здесь, в книжке с замысловатым названием - не сразу и поймёшь, о чём тут пойдёт всё-таки речь - автор в довольно лёгкой, непринуждённой манере, как мне показалось, рассказывает читателю о свободе воли, не зависящей ни от судьбы, ни от обстоятельств, ни от других людей, ни от знаков свыше (привет любимому со времен далёкой юности Пауло Коэльо:) Мы сами всегда вольны выбирать следующее действие или же и вовсе вправе избрать бездействие, если оно отвечает нашей внутренней потребности. Мы выбираем, в кого влюбляться, мимо кого пройти стороной, не удостоив ни взглядом, ни улыбкой. Мы и только мы решаем, кем нам быть, или же какими мы быть точно не хотим. Бесчисленное количество раз мы можем поменять профессию, место работы, место жительства. Мы выбираем друзей, любовников, приятелей. Судьба лишь подталкивает нас к выбору, но выбор - за нами. Судьбу удобно ругать, особенно если выбор вдруг оказался неудачен. Агентов судьбы - творцов совпадений - ругать вообще проще простого. А вы попробуйте сами рассчитать всевозможные варианты предполагаемых событий, построить их в перспективе так, чтобы переход из точки А в точку Б был практически незаметен, легко, естественен и точен. Только вот кто сказал, что в пресловутой точке Б весело, прикольно или, на худой конец, полезно? Да и сам путь-путешествие может быть не менее увлекателен, чем долгожданное прибытие...

Они рассчитают траекторию, построят схемы, чуть ли не за руку приведут вас к идеальному - с их точки зрения, разумеется, варианту. Вот только здорово ли, когда за тебя принимают решения? За тебя кто-то решил, что композитор из тебя лучше, чем бухгалтер: привет, увольнение, здравствуйте, ноты, но тебя, как всегда, не спросили...

Знаете, книга о двух концах. Очарованная вначале фантастической задумкой произведения (еще бы: сделать так, чтобы кто-то понял свое истинное предназначение или нашел свою любовь - у этих ангелов-творцов выходных не бывает, а задания всегда самые разнообразные, что просто диву даешься, как так все можно подстроить и рассчитать?!), совсем не заметила, как проехала эту тонкую грань, когда помощь становится навязываем собственной воли.

К важным решениям не нужно никого подталкивать. Нужно позволить - хотя бы раз! - событиям случаться, незапланированным, радостным, не очень, естественным и настоящим, позволить идти жизни своим чередом, не пытаться повернуть реки вспять, находить красоту в хаосе, а не только в логических заключениях.

Любителям всего фантастически-причудливого книга, вероятно, запомнится неожиданным сюжетом. Для романтиков в душе автор приберег и красивую любовную линию: творцам совпадений ничто человеческое. как выяснится, не чуждо. Опять же - с тонким философским привкусом. Вместе с Блумом, думаю, будет приятно порассуждать на темы принятия себя и других, проецирования на людей собственных ожиданий, свободы выражения чувств и вообще сути подлинной любви. К концу книга становится необыкновенно душещипательной. Готовы ли вы увидеть душу другого, без прикрас, и полюбить исключительно ее и за нее, без внешней картинки-образа? Готовы ли понять и принять его таким, какой есть? Готовы приоткрыть дверцу в чужой, такой богатый и удивительный внутренний мир?

Они никогда не любили меня, эти мужчины.

Желание, может быть. Жажда – определенно. Необходимость – без сомнения. Но на этом все заканчивалось. Нельзя любить кого-то, кто делает и говорит все, что ты хочешь, кто воплощает любые твои тайные мысли. Я была всего лишь проводником, так о какой любви может идти речь

Динамичная, яркая, стремительная, забавная, трогательная, бесконечно милая. Для кого-то, возможно, чересчур простая. Написано и правда просто, без изысков, но сколько же здесь глубины, поводов для раздумий, улыбок и светлой грусти. Теплая и уютная. Фантастика, в которую веришь, в которой хочется жить. Герои, с которыми хочется познакомиться. И дело жизни, которому бы с удовольствием поучилась. Расчеты и предсказания - совсем не мое, но до чего же интересно рассказывает об этом автор!

В семейных сагах, как в никаких других книгах, писателями всегда очень зримо и точно отображается ход времени. Вот и в этом прекрасном романе настоящее едва поспевает за будущим. Не успевая толком насладиться счастливыми минутами того, что есть, мы устремляемся к тому, чему еще суждено прийти...

Настоящее рассыпается на сотни, тысячи, миллионы разноцветных фрагментов, уносится вдаль разлетающимися осенними листьями и остроугольными снежинками, чтобы потом, через много-много лет, переродиться заново и предстать в виде неподкупного прошлого. В том прошедшем - обрывки мыслей, сожаления (о несказанном, пере- или недолюбленном), ошибки юности, молодости, да, пожалуй, и зрелости.

В том минувшем мы более искрении, хотя и более наивны, наши мечты более яркие и амбициозные, кажется, что и горы можно свернуть (знать бы только: для чего?) Правда, за давностью лет все видится не так и не тем. Не верьте обманчивым призракам. пришедшим из отжитого. Глупо сожалеть о том, как все сложилось (или не сложилось): выпади шанс начать все сначала - прожил бы точно так же...

О том и книга...История великой многострадальной страны, показанная через призму одной семьи - нескольких поколений Дымовых, которые упорно искали и ищут свой путь, свой смысл жизни. Ошибок совершено множество, но, думается, что путь, как и счастье, - простое, обыкновенное, теплое, человеческое, - они в итоге нашли.

Володя, Валера, Андрей - к каждому из них (удивительное дело, они все такие разные по складу характера) подходит словосочетания из заглавия книги. Каждый стал учителем, в своей сфере.

Володя мечтал заниматься наукой, но наука требовала в те годы не только научной отдачи. В результате он нашел свое призвание в преподавании химии студентам. Валера мечтал лишь о том, чтобы не быть похожим на отца и странным образом сам стал учителем, гуру, духовным наставником. Андрей, талантливый журналист, где-то к своим сорока годам тоже понял, что его дело жизни - вовсе не статьи и обзоры в журналах.

Неисповедимы пути Господни: есть, видимо, у каждого из нас свое предназначение в этом мире, своя миссия, свое дело жизни. Открывается оно не сразу, а постепенно, путем долгих проб, потерь, испытаний, но это стоит того. так может, обретение смыла и цели в жизни - это и есть подлинное счастье?

5/5, красивый и глубокий роман, о жизни, людях, душе. Бесконечная семейная сага заставит о многом задуматься (очень уж яркие примеры и образы героев) и покажет, какой удивительно многогранной и цельной может быть жизнь каждого из нас...

Флешмоб-2011, 22/31, рекомендация LoraG

Я бы так не смогла. Или смогла бы? Если заболеет близкий мне человек или, упаси Господь, мой ребенок, смогла бы я спасти их жизнь ценой жизни другого человека? Несмотря на то, что этого человека создали и вырастили специально, чтобы стать донором? Несмотря на то, что этот человек жил и любил точно так же, как и я, радовался друзьям, солнцу, небу, встрече с морем, плакал от сердечной боли, провожал близких? Смогла бы или нет? Не знаю... И не хочу узнать когда-либо...

Рассказанная абсолютно обыденным языком история Кэти и ее друзей, Томми и Руд. Они росли как обычные дети в закрытой школе. Учились, рисовали картины, играли в школьных спектаклях. Дружили, влюблялись, играли, проказничали. Они знали, что чем-то отличаются от других людей, живущих в большом мире. Со временем они узнали, что их судьба - это донорство. Они были созданы специально для того, чтобы спасти безнадежно больных. И этих детей это не шокирует. Они безропотно готовятся к тому, чтобы сначала стать помощниками и скрасить последний дни своих товарищей, а потом и самим получить вызов на выемку. Пройти одну, две, три, а, если повезет (!!!), четыре выемки, и ЗАВЕРШИТЬ. Для них жизнь заключается в этом и только в этом. Даже если они полюбят и смогут доказать то, что они не биологические роботы, а такие же люди, как и их бесчеловечные создатели - даже это не сможет предоставить им отсрочку.

Весь ужас истории - в той обыденности, которой пронизан рассказ. От нее становится не просто жутко, а мурашки бегать по коже начинают. Как так? Почему этих детей обрекли на такую жизнь? И кто все-таки нелюди - создания или все же создатели?

Очень крутая фантастика. Без всяких зеленых человечков, луноходов, астероидов и космонавтов. И пусть она лучше останется только фантастикой и только на бумаге. А то мало ли до каких высот может дойти генетика...

Хорошим книгам редко везет с аннотациями, и чем лучше книга, тем сложнее отформатировать саму ее суть так, чтобы она влезла в положенные 5-7 строчек, с порога понравилась читателю и при этом не превратилась в стандартно-рвотное каково. («Эта книга о любви, о жизни и о том, каково это…» — примерно так лет пять-шесть назад начинался каждый второй присланный мне книжный пресс-релиз, а каждый первый на этом же и заканчивался.) Но «Маленькому другу» Тартт, как мне кажется, в этом отношении пришлось куда тяжелее, чем прочим хорошим книжкам. Ведь если пытаться описать в трех строках, что там вообще происходит в романе, придерживаясь видимых сюжетных опор, то несведущему читателю легко может примерещиться, что это детектив, ну или на худой конец бойкие приключеньица.

Убили мальчика, девочка расследует – у Тартт в принципе все романы можно описать по этакой схеме (Убили мальчика, мы и убили-с. Маму пришили и картинку сперли.), но это совершенно не значит, что эта схема будет правильной или хотя бы сколько-нибудь верной. И если «Тайную историю» еще можно как-то уложить в голове до whydunit’a, а «Щегла» с натугой свести к кэмповому диккенсовскому сюжету, то с «Маленьким другом» этот фокус не проходит совершенно. Здесь нет детектива, здесь нет сюжета в его традиционном жанрово-фабульном представлении, когда события укладываются в линию, чем-то напоминающую биение сердца на мониторе: актант что-то сделал, актанту что-то сделали – клиффхенгер – актант жестоко пожал плоды своих/чужих действий – клиффхенгер, бип, бип, бип.

Сюжет романа «Маленький друг» заключается отнюдь не в том, что вот здесь убили мальчика, а вот здесь его сестра пытается найти убийцу, а между этими двумя событиями лежат какие-то картинки и разговоры, которые все это как-то объединяют в одну читабельную схему. Сюжет романа «Маленький друг» — это отнюдь не ровная линия, разбавленная взлетами и падениями сюжетного ритма. Это, если угодно, много-много отдельных нитей, которые с каждой новой страницей романа постепенно стягиваются в один клубок, в центре которого оказывается одинокий книжный ребенок – заносчивая, высокомерная, страшно недолюбленная девочка Гарриет. Гарриет смерть брата сама по себе – отдельно от общей атмосферы — совершенно не важна, любое событие могло стать катализатором того, что с ней случилось дальше, а случается с ней самое страшное, что может случиться с бесприютным ребенком – взросление.

Гарриет растет в довольно многолюдной семье, которую навеки разломала и раскидала огромнейшая трагедия – смерть ребенка. Семья и до этого была склонна к мифологизации окружающего мира, бесконечные тетки, дядьки, бабки и двоюродные кузены словно бы так и застыли в девятнадцатом веке, в пост-апокалиптическом мире, случившемся после того, как их победили янки – янки с резкими голосами и дурными манерами. Несмотря на то, что действие происходит в середине семидесятых годов двадцатого века, порой в романе наступает отчетливое ощущение несгибаемого века девятнадцатого: оттуда пахнет ветивером, которым прокладывали белье в сундуках, стоят на каминных полках потемневшие фотоснимки, все, включая детей, прекрасно помнит, что за натюрморт рисовала тетушка Либби, когда в начале века училась в академии художеств для приличных девиц, и все-все-все беспрестанно об этом разговаривают. Стоит чему-то случиться, как старшие Кливы, будто пауки, ухватывают информацию и цепко оплетают ее дымкой воспоминаний, превращая ее в симпатичные временные кокончики: завтра для них не существует, потому что они всегда живут в идеальном, золотом, пахнущем ветивером вчерашнем дне.

И вот в таком мире вырастает девочка Гарриет. Ее отец – неприятный, вспыльчивый мужик, явный предшественник Ларри Декера – живет с любовницей в другом городе, поддерживая видимость семейной жизни исключительно ради престарелых родственниц. Ее мать десятый год сидит на транквилизаторах и, сказать по правде, умерла ровно в тот день, когда погиб ее старший сын. Старшая сестра, единственный свидетель произошедшей катастрофы, оказалась так этим травмирована, что провалилась в какую-то экзистенциальную топь, по большей части состоящую из снов и грез. Гарриет – живая, бойкая и очень любопытная девочка – по сути осталась одна на свете. Она никого не любит, потому что любить ей в общем-то и некого. Во всей книге у Гарриет есть два человека, к которым она чувствует неумелую, невыразимую, незнакомую ей любовь – их домработница Ида и ее старшая двоюродная бабка Либби, но дальнейшая, взрослая жизнь, уж простите за спойлер, заберет у нее и их.

Гарриет взрослеет, взрослеть при этом совершенно не умея. Не то чтобы кто-то это вообще умел, но Гарриет в реальной жизни никогда и не жила, она росла в мире, который за нее придумали и рассказали тетки – с вымышленным старшим братом, с рассказами о былом величии дома Кливов, с всеми этим охами и ритуальным оплакиванием сервизов с бубенцами, ковров, люстр, лепнины и стрелы, которой пытались убить прадедушку. И когда наступает неизбежный момент выкукливания из этого мира, выхода из темного полусонного дома на свет, Гарриет начинает паниковать. Она не знает, как жить, у нее нет цели в жизни, она хочет быть Жанной д’Арк и Гудини, а вокруг нее цветет нажористая половозрелость сверстниц, ее собственное тело вот-вот ее предаст, девочки вырастают и не становятся Гудини, они, к ужасу Гарриет, становятся женами, балеринами или медсестрами, но потом все равно женами. И тогда Гарриет, в попытках навеки остаться в идеальном, рассказанном для нее мире, выдумывает себе такую же, имеющую мало отношения к реальности цель – найти убийцу брата. С тех пор, как погиб Робин прошло двенадцать лет. Когда он умер, Гарриет было полгода. Расследование зашло в тупик – да и по правде сказать, у Тартт в романе несколько раз легонько так проступает намек, что это и убийством-то не было.

И вот отсюда начинается один из самых страшных и прекрасных романов взросления, который только можно было придумать – большой-большой рассказ о том, как Гарриет пыталась всеми силами вцепиться в книгу, в историю, в сюжет, чтобы навсегда остаться в своих двенадцати годах и ни разу, ни разу не встретиться взглядом с ужасающим пониманием того, что настоящая жизнь никакого сюжета не имеет. Настоящая жизнь, притопленная, правда, в разноцветных наркотических приходах, разворачивается практически рядом с Гарриет – в семействе Рэтлиффов – с нищетой, насилием и кучей родственников, которым до тебя (в отличие от родных Гарриет) до тебя ой как есть дело. И собственно все вот эти разные, разнооформленные ниточки сюжета под конец и спутываются в единый клубок ровно в том самом месте, когда два этих мира сшибаются и Гарриет неминуемо взрослеет.

Это, конечно, роман о смерти, но никак не о смерти Робина. Он о мучительном, бессюжетном умирании внутреннего ребенка, а это, может быть, и еще страшнее.

"Поправки" - главный роман всея Америки начала нулевых, написанный интеллектуалом средних лет стал культовым по одной простой причине. У них нет Толстого.

У нас Толстой есть, поэтому жанр "семейная сага" в её классическом значении знаком всем, кто пробовал ходить в школу. Кому в школе нравилось - тот наверняка знаком и с другим образчиком этого жанра (который, впрочем, не злоупотреблял объемом - господином Достоевским). А те, кто после окончания школы забрел в гуманитарный ВУЗ, тот, возможно, даже что-то слышал о двух британцах - Голсуорси и Джойсе, которые написали две очень длинные книжки, которые каждый считающий себя интеллектуалом джентльмен прочитает за стаканчиком 18-летнего односолодового МакАланна лет через 35.. Вне зависимости от того, сколько ему лет на этот момент.

Но в 2001 году Америка наконец-то встала с коленок. Америка получила шанс наконец-то восхититься кем-то из своих, кто взял вот так и исписал буквами почти что 900 страниц. И тут важно сказать о двух важных вещах, чтобы было все еще яснее:

1) Американцы боятся больших объемов. Мы все в курсе - это стремительно развивающаяся страна, где нет места чему-то монотонному и скучному. Ты снимаешь кино? Взорви все и вся за полтора часа иначе зритель заскучает. Ты поешь в микрофон приятные песни? У тебя есть 3, максимум 4 минуты, потом слушатель включит другую радиостанцию, при этом

2) Американцы обожают большие объемы. Большие груди, большие гамбургеры, "Титаник". Те смельчаки, которые осмелились бросить вызов американской натуре стали богачами и успешными парнями. Это все утрировано, конечно.. Но американцы реально обожают Толстого и Достоевского. При чем, ни какой-то там Брет Истон Эллис, который пихает цитаты и отсылки к Dostoevskomu почти в каждом романе, а даже рядовые жители звездно-полосатой страны, которые раскупали "Войну и Мир" с такой скоростью, что она стала абсолютным бестселлером (!!!). Ровно, как и "Анна Каренина", "Преступление и Наказание" и так далее. Это все к тому, что

Джонатан Франзен - народный герой. Его рецепт оказался скандально прост. Это как джин и тоник, испортить такой коктейль более чем сложно. Так вот, записывайте:

Франзен взял Толстого; он взял его, простите, объем, он взял его "семейность", огромное количество героев, огромное количество сюжетных линий, героев, которые все одновременно являются главными (это 3/4 тоника Schweppes со вкусом имбирного эля)
и смешал его с Тургеневым, у которого взял главное - проблему "отцов и детей" (это джин Cadenhead’s Old Raj Gin крепостью 55° с содержанием небольшого количества шафрана) и
PROFIT!

Постойте, не забудьте налить воды, тьфу ты, положить льда, и как следует встряхнуть, что сделал бармен, тьфу ты, писатель Франзен. И все, с таким рецептом коктейль не может быть плох.

Читать всем, новая классика по старым рецептам.

Ваш CoffeeT

"Знаешь, что мне захотелось сделать, Михаил? Обойти весь дом и постучать в каждую дверь: к Рут и к Хани, к Кацам и к Разиэлям – и сказать им: «Жители Обывательска, проснитесь! Бросьте свой покер! Прекратите трястись над своими детьми! Забудьте про свои жалкие измены, на которые вас толкает не страсть, а пустота вашей жизни! Поднимите задницу с кресла перед телевизором и пошлите подальше финансового консультанта, который советует вам взять кредит и купить еще одну квартиру точно в таком же доме, расположенном точно в таком же пригороде. Избавьтесь от сонного морока, нехватки веры, нежелания шевелиться и равнодушия. Оставьте свое помешательство на отпуске, новом автомобиле, новых бытовых приборах. Перестаньте таскать детей по дополнительным занятиям. Рядом с вами происходят серьезные события, а вы дрыхнете».

Не устану никогда повторять (и пусть даже это покажется кому-то наивным), что книги должны учить нас только хорошему и делать окружающий мир лучше, должны нести свет и добро. А если уж это никак не получается (у автора и его героев), то поступать хотя бы от противного - рассказывать, как поступать не нужно. Именно таким произведением для меня и стал роман от современного израильского прозаика, Эшколя Нево (р. 1971), с творчеством которого до прочтения данной книги знакома совсем не была. Зато у себя на родине он известен многим: как писатель, что вполне естественно, как преподаватель литературного мастерства во многих высших израильских учебных заведениях, в том числе и собственной литературной мастерской, наконец, как внук одного из бывших премьер-министров страны.

Не назову свое знакомство с его творчеством в высшей степени удачным, хотя и разочарованием для меня оно тоже не стало. Оно действительно стало слепком современной литературы, говорящей открыто и громко, без заискиваний с читателем, о недостатках, подчас забывая о достоинствах. Концентрация на плохом вместо того, чтобы заметить и что-то хорошее: в мире, в людях, в ситуациях. Эгоизм, возведенный на пьедестал. Мне плохо - сделаю плохо кому-то другому. Инфантилизм, желание получить все и сразу и упорное нежелание встать на место окружающих, чтобы хоть раз посмотреть на мир чужими глазами и попытаться понять чужую точку зрения. Непонятная зацикленность лишь на своих переживаниях. Вот по итогу сумма моих ощущений от довольно неоднозначного сборника историй Нево. Да, настоящая книга представляет собой именно сборник, рассказы в котором лишь номинально связаны местом действия и чуть-чуть героями, а название нас не обманывает. Три этажа израильского дома, три семьи, море проблем...

Нево затрагивает в своей книге многие из человеческих проблем, рассматривая сквозь призму писательского внимательного взгляда и отношения между супругами, и между родителями с детьми, и отношения человека с самим собой. Запретных тем для писателя как будто и не существует вовсе. Предельная откровенность тем и языка, правда, может несколько смутить чересчур чувствительного читателя. К примеру, когда речь в одной из историй сборника пойдет о сексуальных отношениях 40-летнего мужчины со школьницей, отвернуться не получится. И Нево не то чтобы хочет шокировать этим нас с вами - согласитесь, трудно шокировать чем-то подобным читателя в двадцать первом-то веке! - он лишь показывает: вот, мол, бывает и так, и не нам судить, что правильно, а что - нет. С точкой зрения автора согласна зачастую не была, мне господствующие поныне моральные постулаты, напротив, кажутся более чем определенными и незыблемыми, но вполне уважаю, как всегда, и чужую точку зрения.

Душераздирающей была и вторая история из "Трех этажей". Одиночество в браке - вещь тоже случающаяся, когда ни один из супругов не хочет слышать другого. Грустно это было читать, как всегда о любви, проходящей точку невозврата.

Под занавес книги - меланхолия о разорванных связях с собственными детьми, когда люди не умеют прощать...

4/5 Вся книга как затянутое серыми тучами осеннее небо, без проблесков солнца и счастья. Под настроение - может быть, у меня же оно с Нево совпало в этот раз не очень. Хотелось больше выводов, более определенных и четко очерченных концовок, морали от автора. Но, к сожалению, все перечисленное точно не про него. Израильский автор лишь задает темы, векторы для обсуждений, а выводы делать нам. Три чемодана с обложки оказались для меня невероятно тяжелыми...

Верите ли вы в энергетических вампиров? Свекрови и тёщи не считаются (хоть в это и трудно поверить, но такая форма женской дедовщины ещё не вампиризм). Одна моя знакомая маникюрша, через руки которой каждый день проходило множество дамских пальчиков, жаловалась мне, что после некоторых клиенток может ходить буквально только по стеночке. Говорят, такие вампиры забирают энергию неосознанно, походя, потому что могут. Но есть и те, кто делает это сознательно, делает страшно и эффективно. Книга Вагнер как раз о таком случае. Это даже не вампир, это энергетический людоед, каннибал, паучиха, высасывающая силы, радость, жизнь, оставляя от человека чуть живую пустую оболочку. Это драма о том, как однажды у одной из ее жертв, у какого-то её корма сдали нервы и он убил гадину.

Девять друзей и один чужак Оскар - их гид и временный хранитель очага - приехали на отдых в горы. Они должны были повести обычную неделю богатых русских туристов в заснеженном, чистеньком европейском раю с шашлыками на морозе и вискариком у камина, но что-то пошло не так. Стены старой виллы, измученной, изнасилованной за долгие годы своей жизни толпами туристов, видели и слышали многое. И эти чужаки сразу им не понравились. Опыт подсказывал, что с ними всё будет непросто. Уже на следующее утро расклад изменился - восемь друзей, Оскар и один труп.

Кто это сделал? Чтобы найти ответ на этот вопрос каждому из присутствующих придется вывернуться наизнанку - больно, противно, унизительно. И как в любой приличной компании давних друзей мотив для убийства найдется у каждого. Дружба - это лишь самоутверждение за чужой счет или бегство от одиночества. То, что в детстве кажется нам самородком, с годами обтирается, тускнеет, и вместо золота остается обычный камень. Бытовое оружие ближнего боя и быстрого поражения. Хранят его чаще всего за пазухой, и бросают в тех, кого слишком хорошо знают. Знают все слабости, все болевые точки, потому что по глупой и наивной юности мы сами щедро ими делимся в надежде найти понимание и поддержку. Мы сами даем в руки этот снаряд и рисуем себе на сердце мишень. Мечтой о крепкой, настоящей дружбе я болела довольно долго, лет так до 25, верила в нее, как ребенок в Деда Мороза. Я помню тот день, когда выздоровела раз и навсегда, когда наконец-то избавилась от своих инфантильных иллюзий. Я могу вспомнить много обид и разочарований, но все они среднестатистические, обычные, как у всех. Компании друзей из романа Яны Вагнер не повезло по-крупному.

Это талантливая психологическая драма в антураже герметичного детектива с почтительными поклонами в сторону Стругацких, Агаты Кристи и Стивена Кинга. Но при этом со своим ярким, четким стилем. И я очень благодарна «Редакции Елены Шубиной», что они не изуродовали обложку безвкусными ярлыками типа “Новая Патриция Хайсмит”, или “В лучших традициях Агаты Кристи”, или “Королева современного психологического детектива” и прочей рекламной дешевкой. Вагнер сама по себе, её книга выше банальных сравнений. И я очень рада, что у нас есть такие авторы, которые заставляют мои нервы волноваться, сердце замирать, щеки гореть, а глаза слезиться.

Если за год вы можете себе позволить прочитать только одну книгу, прочтите эту. Есть авторы, которые «случайно сочинили новый роман, расписывая ручку», есть многостаночники, издающие по несколько книг в год, а есть Донна Тартт, по старательно прописанному роману раз в десять лет. Стоит прочитать все три и запастись терпением. Безусловно, есть шедевры, сработанные за вечер, но любимые миллионами: мир давно заполонил поп-арт и кляксоватый Уорхолл, но при этом не перестал цениться мрачнеющий Рембрандт и картины старых мастеров. На полках с книжными бестселлерами в магазинах регулярно обновляется листва, рукотворные чудеса маркетологов шантарамят оттенками и растворяются в вечности, отправляя читателей в сказку о потерянном времени. Почему-то с «Братьями Карамазовыми» и «Приключениями Оливера Твиста» всё было иначе. Может, вернуться к полке «классика» и не покидать уже родные берега? Заново разбираться в табели о рангах, перенимать дореволюционную манеру речи, как будто и не было ХХ века, как будто живём не во второе десятилетие века ХХI? Хорошая новость в том, что остались мастера, которые делают штучные вещи; и та ручная работа, которая у них получается, примиряет с эпохой одноразовой посуды и литературы. И чувствуется, что американка Донна Тартт с русской литературой знакома не понаслышке, не для красного словца упомянет «Идиота», не раз и не два заговорит на «русские темы». Очерчивая круг вхожих в историю, в этот корпус нестареющих, она и сама там. И не нужно десятков живописных полотен, достаточно одного такого эпичного полотна, как «Щегол». Роман взросления, история одного мальчишки и его картины. Мальчишки, привязанного к небольшой старинной картине, как маленький щегол на ней – к жёрдочке. Заякорённый на травмирующем событии из детства, цепляющийся за прошлое. Выросший из прошлого и оставшийся в нём. Мальчик, которому прошлое было так важно и понятно, мальчик, который среди старинных вещей чувствовал себя как дома, что стал антикваром. Прямо посреди небоскрёбного Нью-Йорка времён сотовых телефонов и интернета. Когда говорят «это хорошая книга» не стоит подразумевать «там все герои хорошие», вспомните хорошую книгу «Преступление и наказание» и попробуйте найти там хорошего и доброго, а также героя, желательно на белом коне. Здесь будут ситуации, вызывающие в памяти «Брат-2», «Жмурки» и «Ромовый дневник», будет чистейший Диккенс и богатейший словарный запас, почти Набоков. Отдельное спасибо стоит сказать переводчику: Анастасия Завозова добротно сделала свою работу, с таким тщанием и вниманием к мельчайшим деталям трудятся, пожалуй, только реставраторы над старинными полотнами. Один крохотный пример: подросток говорит про отца «иногда с ним было норм», вот это самое «норм» - именно то, как говорят современные подростки. И так – с каждой фразой. Здесь каждое предложение как праздник: «То было Саргассово море квартиры, куда стекались изгнанные из тщательно обставленных парадных комнат предметы». Это роман, созданный, чтобы к нему возвращались. Возвращались в магазин-под-магазином, где редкие лучики света собираются в золотистые лужицы на обеденных столах, румяня красное дерево. Из-за тусклого света и опилок на полу кажется, будто попал на конюшню, а вокруг не буфеты, а высоченные лошади стоят, пофыркивая от древесной пыли. Здесь можно разглядеть одушевлённость в хорошей мебели, а в самом заблудшем герое – хорошего человека. «Картина была настоящей, я это знал, знал - даже в темноте. Выпуклые жёлтые полосы краски на крыле, пёрышки прочерчены рукояткой кисти. В верхнем левом краю - царапина, раньше её там не было, крохотный дефектик, миллиметра два, но в остальном - состояние идеальное. Я переменился, а картина - нет. Я глядел, как лентами на неё ложится свет, и меня вдруг замутило от собственной жизни, которая по сравнению с картиной вдруг показалась мне бесцельным скоротечным выбросом энергии, шипением биологических помех, таким же хаотичным, как мелькающие за окнами огни фонарей».

П.С. В блоге (ссылка здесь) я добавила несколько фотографий: кого бы из актёров позвала на главные роли, будь я кастинг-директором.